Запас столичности

Скреплены печатями учебные и бухгалтерские ведомости и на последнем листе зачетки – долгожданные слова: «Направлена на работу в…»

И вот они едут. И везут с собой книги, гитары и все то, что дал институт за эти пять лет. Они везут с собой чертежи и стихи, конспекты любимых преподавателей и опыт, полученный в студенческих кружках. Совсем скоро их мечты о настоящей большой работе начнут превращаться в конкретные, зримые, нужные дела. А пока стучат вагонные колеса, ревут авиационные двигатели, и молодые специалисты, прижавшись к окну или иллюминатору, уже предчувствуют эту радостную метаморфозу.

Но вот, наконец, они на месте, там, где их так ждали.

…Петров сидит в просторной комнате редакции, заваленной бумагами. Телефонные гудки ежеминутно отвлекают его, потом он с прежним упорством зарывается в рукописи. Большие очки делают его худое лицо… Однако хватит. Памятуя о таком понятии как журналистская этика, не буду дальше рисовать портрет газетчика Георгия Николаевича Петрова и его нелегкие производственные будни. Расскажу о Гоше Петрове – молодом специалисте.

… - Куда?

- Надолго?

- Один?

МГУ гудел восклицаниями и вопросами. МГУ вальсировал и распевал песни. МГУ плакал и захлебывался смехом. Он прощался со своими студентами. И они прощались со своим университетом. Георгий хорошо помнит и ту вечернюю Москву, и платформу старого Ярославского вокзала, и поезд. Его друзья остались, он уезжал. Не за туманом… не за мечтами, не за дорогами, пропахшими тайгой. Он покидал столицу, несмотря на заманчивые предложения знакомых, предвидя, кажется, все возможные и невозможные препятствия в будущем. Он увлекался английским языком и фотографией. Он играл в пьесах Островского и Олби и вообще был одним из активистов «ДУСТа» (так в шутку называли ребята свой добровольный университетский студенческий театр). Он не думал, конечно, о том, что его интеллектуальный багаж поможет в далеком северном поселке раскрыть кому-нибудь глаза на мир. Он не думал так, потому что знал – везде сейчас есть библиотеки и сцены. Но он все-таки не сомневался в том, что и в часы досуга сможет приносить людям пользу…

- Что вы! – удивились учителя местной школы. – Какой английский? Да вы не удержите ребят после уроков, поверьте нам, старикам. И, усмехнувшись, добавили:

- Здесь, молодой человек, не столица…

Фотокружок тоже оказался ненужным. То есть явных противников этого дела не было. Сказали так: созывайте, мол, своих фотографов на здоровье, а бачки, пленки там разные извольте купить на собственные рубли.

К руководителю Северо-Енисейской «драмы» он не пошел сам.

Получилось так, что, с одной стороны, вроде бы и конфликта не было никакого, но, с другой стороны, и планов и желаний, возникших в Москве и окрепших в дороге, тоже уже не было.

Конечно, как коммунист, как член районного комитета комсомола (к этому времени он уже являлся таковым), как журналист, наконец, должен был Георгий Петров отстаивать свои личные мечты. И он сам понимал это. Но равнодушие породило в нем ответное равнодушие, а с этим он уже ничего не мог поделать.
Уже пришла зима. Густым туманом опустились на поселок морозы. Снега завалили брусничники и все стежки-дорожки перемели. Покрылся льдом единственный в общежитии молодых специалистов умывальник – собственность пятидесяти жильцов.
Как-то вечером заглянул к ребятам на огонек Дмитрий Степанович Борченко, новый директор Северо-Енисейского рудника. Ходил по комнатам, смотрел на давно отсыревшие стены и все удивлялся, как можно здесь жить?

Тогда и решил Дмитрий Степанович внести перемены. В самом центре поселка дом молодых специалистов на сто два места задумал построить. А пока суд да дело, буфет в старом общежитии взялся организовать. «До столовой ходить ребятам далеко, и потому неплохо бы рано утром накормить их, скажем, шницелем и горячим кофе», – так думал Борченко. Но прошел месяц и другой, и пятый, а все осталось по-прежнему. Санэпидстанция отказалась принимать компромиссные решения, и буфет остался вечным проектом. И новоселья в этом году не будут ребята праздновать. Потому что, хоть и заготовлены на строительство дома все нужные материалы, строить его, оказывается, некому. А посему Георгий Петров, выпускник факультета журналистики МГУ, как и десятки его товарищей, ходит все той же старой дорогой на самый край поселка, где всегда ждут неуютные холодные общежитские комнаты.

Той же дорогой ходит и почтальон, которые приносит Георгию письма от однокурсников.

«Я – в «Литературке», – сообщает один из них. – А как ты оказался в Северо-Енисейске? И что ты там делаешь? Сообщи…»

Сейчас, когда почти год прошел после нашего последнего вечера, могу тебе сказать, что в университете было легче. Странное дело, когда учился, книги читал, встречался с интересными людьми, было о чем поговорить. А сейчас встретишь кого-нибудь – молчишь. Работа с утра до вечера проходит на первых скоростях. Устал…»

«В Москве сейчас стоит лондонская осень: тепло и сыро, – рассказывает другое письмо. – Из окна отдела Центрального телевидения на Пятницкой, где я сейчас устроен, виден университет. Когда мне бывает грустно, я смотрю и вспоминаю, вспоминаю… А вот сейчас его не видно – туман. Жду с нетерпением, когда он развеется. Но знаю, легче все равно не будет. Начнется день, люди набьются в отделы, машина завертится, и я вместе с ней. Раньше, бывало, отзанимался положенное – и вся Москва у твоих ног. Сейчас – люди, бумаги, суета. Ни в театр не могу вырваться, ни на выставки…»

Когда Георгий отвечает друзьям, весь потерянный оптимизм его восстанавливается. Надо так написать, чтобы они знали – здесь, в Северо-Енисейске, некогда вглядываться в туманную даль, здесь интересных дел невпроворот. И вообще, живет он, бывший студент Петров, отлично и предлагает брать с него пример.

Напишет Георгий такие ответы, опустит конверты в почтовый ящик, и опять возвращается неуверенность, мысли невеселые на ум приходят. Вспоминаются строчки из послания куратора их студенческой группы, заместителя редактора «Учительской газеты»: «Я тебе, дорогой, определенно говорю: не падай духом. В большую печать успеешь еще попасть. В районке – вся жизнь! Я считаю, каждому не мешает эта школа…»

Но Георгий и не доказывал обратного! Из столицы рвался он именно на такую работу. Другое дело – резкое несоответствие между требованиями, которые предъявляет поселок молодому специалисту, и тем мизерным вниманием, которое ему уделяет. Вот что волнует сегодня Георгия Петрова. И мало сказать волнует – мучает!

После этих, в общем-то, невеселых фактов, признаюсь, очень хотелось увидеть нечто положительное во всех отношениях. Но желания не сбывались. А тревожных записей в блокноте становилось все больше.

В Тейских механических мастерских познакомились мы со Станиславом Григоровским, старшим механиком. И уже через пять минут после рукопожатия он засыпал меня бумагами, которые убедительнее всяких слов говорили о неблагополучной обстановке на производстве.

У каждой бумаги была солидная и до удивления непонятная история. Взять хотя бы докладную, адресованную главному энергетику Северо-Енисейского рудника Б.И. Дорогину. Сообщалось в ней о том, что из-за отсутствия реактивов невозможно провести анализ кислорода на содержание в нем примесей.

Напоминалось, что риску подвергается также поселковая больница, которая получает кислород из мастерских. Восьмого апреля Григоровский отправил эту докладную в райцентр и стал ждать дефицитный товар. Но реактивы не пришли ни в апреле, ни в мае, ни в июне. Наступило девятнадцатое июля, и старший механик, не выдержав, поехал в Северо-Енисейск. Главный энергетик оказался в отпуске. Заместитель его слышал о докладной впервые, но пообещал помочь.

Он нашел ее в столе Дорогина. Основного пункта назначения – Красноярска – бумага, правда, не достигла, но зато сохранилась очень хорошо. Даже уголки не помялись…

Точно такая же участь постигла и другие докладные, в которых Григоровский убедительно просил проверить манометры. Справедливости ради стоит сказать, что часть приборов проверку в краевом центре прошла, только другая загвоздка случилась – назад, в Тею, не могут они вернуться вот уже почти год. Пользовались старыми, негодными уже в принципе манометрами. Риск велик, но ведь работу не остановишь! Впрочем… За день до нашей встречи со старшим механиком неожиданная комиссия котлонадзора опломбировала кислородную станцию…

- Думаете, я здесь настоящим делом занимаюсь? – спрашивал Станислав с грустью, – ничего подобного. Бумаги пишу, потом их разыскиваю, потом везу из Красноярска деталей всяких столько, сколько руки поднять могут. А ведь ехал сюда с таким желанием! Вот уж, думал, где развернусь, знаниями своими блесну. Заниматься приходится самыми разными мелочами, но только не производством. Про рационализаторскую деятельность лучше не спрашивайте. Мыслей-то много в голове, да только у нас не до нового – старое бы работало. И зачем, спрашивается, диплом инженера ношу?..

В столице Украины, где Станислав заканчивал технический институт, много говорили о Севере, о Сибири. Говорили о том, что объекты там очень важные и что они, конечно же, в первую очередь снабжаются запчастями, нужной техникой.
И он приехал сюда. И теперь спрашивает: «Зачем?»

- На бытовые и природные условия жаловаться не могу, – говорит Станислав. – Квартирой сразу обеспечили. Тайга, река – рядом. И поселок полюбился, не зря, видно, в переводе с тунгусского Тея – значит красавица. В жизни все это, конечно, не последнее дело. Но ведь не ради этого только ехал я сюда! Прежде всего, ехал работать!

Рудник не балует плановыми сроками. Заказы поступают один за другим, и выполнять их надо, прежде всего, быстро, как говорится, любой ценой. Приходится не только ремонтировать, но и делать новые узлы и детали для драг, тракторов, бульдозеров. И чем сложнее задание, тем отчетливей видны производственные беды мастерских: давно устаревшие станки, немеханизированные процессы, отсутствие, наконец, необходимых условий и материалов. А пружина сроков сжимается все сильнее…

- И опять, по-мужицки ухнув, катим мы груженые тележки. И опять тянем последние соки из станков. И опять работаем с непроверенным кислородом. И опять доверяем манометрам, которые в любую минуту могут подвести. Давление в котлах громадное, и если вдруг… Страшно подумать!

Григоровский хмурится. Потом продолжает:

- Захочешь изменить что-нибудь, усовершенствовать – двадцать четыре часа в сутки будешь трудиться в поте лица и все равно ничего не сделаешь. Обязательно какой-нибудь гаечки не хватит.

…Перед отъездом из Северо-Енисейска зашел я еще раз к Петрову.

- А я тебе героиню нашел, – встретил меня Гоша. – Знакомься: Тамара Труфанова, студентка Московского геологоразведочного института, в настоящее время практиканта, в будущем – молодой специалист и житель Северо-Енисейского района.

- Да, ужасно хочу сюда вернуться! – заговорила Тамара. – Папа мой и два брата – геологи. По всей стране ездят. А я еще нигде не была. Вот первый раз увидела город в тайге и влюбилась сразу. Знаю, здесь будет трудно зимой. Гоша говорит, что морозы до шестидесяти доходят. Но ведь я – геолог. Значит, выдержу!

Потом она говорила, как много хочется ей сделать для этого города (да, она все время говорила про город, и мы не поправляли). Потом она извинилась и убежала в клуб.

Вернется ли в этот маленький поселок геологоразведчик Тамара Труфанова? Перерастет ли ее максимализм, ее восторженность в настоящую тоску по Сибири? Допустим, что будет так. Но вот как встретят ее через два года? Что станется с зарядом столичности, не перейдет ли он в вечный запас, не превратится ли в красивую ненужность?

…Тамара ушла. И мы с Гошей долго-долго молчали. Мне показалась, что он думал о том же.

                З. Мильман.
                Северо-Енисейский район.
                «Красноярский комсомолец»
                3 авг. 1974 г.