Угрюм-аквариум

                Подарок Михаилу Соколову, радио Свобода
     - Выдышь, - шептал Ибрагим-Оглы, раздвигая хвоистые наслоения, кривя лицо и озирая острым глазом тайгу, - выдышь, грызуны.
     Прохор Петрович, торопливо прожевывая вяленый сапог, снятый с заблудившегося тунгуса и мастерски приготовленный Филькой Шкворнем, смотрел во все глаза и не видел, наверное, оттого, что смотрел на папаху черкеса, смотрел и мучительно размышлял о странной иронии судьбы : надо же, сын дедушки Данилы, разбойника, купец и пьяница Петр, а внук, стало быть, сам Прохор, будущий золотопромышленник, эксплуататор и буржуй, по мнению инженера Протасова, и в то же время - надежда будущей Россиии, русский Рокфеллер, а Илья Сохатых, тот вообще называл Прохора отцом русской демократии, перепутав, по своему обыкновению, демократию и проституцию. К ним подполз Шкворень, здоровенный, бородатый людоед-каторжник, громко пыхтя и выжигая надоедливый гнус, тонко звенящий под сенью крон, привольно выросших на лоне природы самых разных древесных стволов, густым перегаром денатурата. Тронул Прохора за плечо.
     - Прохор Петрович, кажись, того.
     - А ? - вскрикнул Прохор. - Чего того ?
     - Нету золотишка тут, - почесал бороду Филька, - обманула карта-то.
     Ибрагим-Оглы зарычал, распрямился, похрустывая суставами, вытащил кинжал, многозначительно посмотрел на него и снова уткнулся заросшим лицом в колючие заросли, выискивая неуловимых грызунов, злоумышленно шмыгающих под землей, всем своим видом, топорщащимися усами, деловитым шуршанием, пренебрежительным попискиванием, злобными подергиваниями ужасающих хвостиков, выказывающих несогласие с окружающей таежной действительностью, где даже медведь - ни хрена не прокурор.
     - Какая карта ?
     Филька потряс головой.
     - То исть как, какая ?
     - Ну да, какая ? - быстро заходил по поляне Прохор.
     Шкворень сел по-турецки и задумался.
     - Совсем ты меня запутал, Прохор Петрович, -добродушно улыбаясь важно промолвил, наконец, разбойник. - Мы тут как оказались ?
     - Родились, - моментально ответил Прохор, прыгнул к костру, снял закопченный котелок с уварившейся портупеей лейтенанта Чупрынникова, попробовал, заурчал довольно.
     - Нет, - покачал шапкой густых с проседью волос Шкворень, - я с каторги бежал и наткнулся в чащобе на вас, а родился я в Тамбовской. Вроде, - неуверенно добавил он, задумался, вспоминая. - Или в Орловской.
     - Ибрагим ! - крикнул Прохор. - Ты как на каторге очутился ?
     - Цх ! - подошел к ним черкес. - Это не каторга. Это - почетная обязанность.
     Он сел к костру, вынул из под еловой лапы волосы мертвой шаманки, пожевал их задумчиво, насыщая утомленный долгими блужданиями по сопкам организм, запил кирпичным чаем. Рыгнул довольно. Засмеялся, вспомнив дела давно минувших лет.
     - Моего деда его дед, -он кивнул на Прохора, - на каторгу упичужил. Поэтому я его и люблю.
     - Странная логика, - проснувшийся Илья Сохатых высунул голову из под юбки Анфисы, где он мирно похрапывал последние два года, - это все равно, как если меня будет озвучивать Банионис, а не наоборот. - Он чихнул, закурил душистую папиросу из запасов сбежавшего на Запад студента Образцова, поскреб голову. Задумался. - Впрочем, ничего странного, если учесть, что я одет, как лорд из Америки. - Он покосился на свой крепдешиновый фрак. - Хотя и родился я в станице Кущевской.
     - Так ты казак ? - с ненавистью проговорил Шкворень и потянулся за топором.
     - Нет, - засмеялась Анфиса, - цапок.
     - Это что за нация ? - хмуро поинтересовался Прохор. - Снова вегетарианцы, что ль ? - Он начал злиться, вспомнив Нину и ее каверзные подковырки. - Или сыроеды какие ?
     - Да хрен знает, - надевая рюкзак, ответила Анфиса, - вот казак - это чё, кто знает, никто, просто слово такое, - она бормотала, ловко прилаживая лямки, - слов много на свете. Есть слова вкусные, - Анфиса раскрыла серые глаза, - самогон, х...й, винтовка. Есть совсем непонятные : права человека, например. - Она попрыгала, проверяя ладно ли пристроен рюкзак. Рюкзак сидел, как влитой. - А есть мутные, стремные : дауншифтер, парадигма, журналист.
     - Ну это просто. - Илья Сохатых доедал волосы шаманки, попутно собирая в сак разбросанные по поляне вещицы. - Дауншифтер значит - пиз...ц, парадигма - ху...ня всякая, а журналисты в Америке.
     Ибрагим-Оглы встал на четвереньки, приготовившись принять на себя  путешественников по тайге. Они подходили к нему сбоку, весело переговариваясь.
     - А скоро нам слова вообще не будут нужны, - усаживаясь сказал Прохор, вынул подзорную трубу и оглядел пространство.
     - Не скажи, - заспорил Шкворень, толстым задом вминая голову Ибрагима в хвою, - даже у рыб есть свой язык. Рыбий.
     - Какая разница. - Илья Сохатых уже сидел на спине черкеса. - Вот сейчас у нас есть слова, а толку ?
     - Точно, - поддакнула Анфиса, - говорим-говорим, а друг-друга не понимаем.
     - Это оттого, - заржал Ибрагим, отправляясь в путь, - что ненавидим тайгу эту сраную, джунгли долбаные. Думали, с каторги убежали, - приговаривал он, набирая скорость, - ан нет, шалишь, кругом та же каторга.
     Хруст веток стих в отдалении и к костру выползли тунгусы, хоронившиеся в чащобе, и грызуны, вылезшие из-под хвои. Сели у костра и запели.
     - Хезболла, хезболла...
     Ну, и так далее.