Неисповедимы пути Господни. Armenian Home. Продолж

   Я сказала, что смогла, но было это нелегко. Тяжело было поднимать тяжелых бабуль, мыть их, менять памперсы. Даже кормить с ложечки было трудно. Я ухаживала за четырьмя бабулями, трех из которых надо было с ложки кормить, в солярии. Рассаживала я их вокруг стола и кормила, как детишек, ложечкой: дам одной, следом - другой. И еще надо было следить, чтобы они не нашкодили: не успеешь, могут йогурт вылить в суп, например.

   Расскажу немного о наших бабульках и дедульках. У каждого из них была своя жизнь, вполне благополучная и даже успешная. Затем многие стали жертвой резни 1915 года, потеряли родных и близких, скитались по миру, пока не оказались в Америке. Сегодня они - отцы и матери обеспеченных детей, бабушки и дедушки взрослых внуков.

   Давайте познакомимся с некоторыми из жильцов Армянского Дома.
   Вирджиния - бывшая учительница - когда - то жила в Париже с мужем и двумя детьми. Сейчас она ничего не помнит, ходит весь день и что - то быстро - быстро говорит, жестикулируя руками. У нее мания надевать на себя  по 3 - 4 платья. Время года при этом не имеет значения: летом она может натянуть на себя шерстяное платье, сверху - сарафан и теплый жакет. Приходилось ее уговаривать, чтобы переодеть, т.к. она упорствовала:
 - Нет, нет, нет! Солнце падает на меня, платье просвечивает, видно мое тело. Стыдно, я не могу!
   Вирджиния  должна была ходить в памперсах, но - если не уследишь - она их срывала и мочилась на ходу. Ее надо было мыть чаще других, но как она этого не любила! А уговорить ее купаться это - что - то невероятное!
 - Нет, нет, я не имею привычки купаться, - говорила она, морщась.
 - Хорошо, давайте только зайдем в ванную, вы посмотрите, какой я вам шампунь купила, какой замечательный гель для тела. А еще лосьон, с запахом манго. Выкупаетесь, смажем тело. Вы будете чистенькая, свежая, - уговаривала я ее.

   С трудом уговаривала Вирджинию пройти в ванную, где ждала другая работница с маленьким ковшиком воды. Когда мы входили, Вирджиния говорила:
 - Уф. как жарко!
 - Хочешь, побрызгаю водой, станет прохладно?
 - Да, да, да.
   В следующее мгновенье женщина лила ей на платье немного воды, а я "возмущалась":
 - Ой, Вирджиния, платье совсем мокрое, давай его поменяем.
   Ей приходилось снять одежду, сесть на подставленный стул и с моей помощью выкупаться.
   
   Вирджиния ела в столовой. Однажды обед ей не понравился и, вернувшись из столовой, она с возмущением сказала:
 - Только тебе говорю, по секрету. Сегодня прием был очень плохо организован. Народу позвали много, а еды было мало. Я осталась голодная. Надо позвонить моему сыну, чтобы он что - нибудь принес.
   Кстати сын ее часто приходил и всегда приносил фрукты и сладости.

   Полной противоположностью Вирджинии была Алиса. Чистенькая, аккуратная, добрая, улыбчивая и очень послушная: время кушать - молча идет, надо купаться - тут же соглашается. К ней приходит сын с женой и ребенком. Как Алиса нежно гладит внука, обнимает невестку и сына! Алиса очень любит дорогие шоколадные конфеты в красочных коробках. Но сама она не ест, ей просто нравится, когда на ее столике лежат такие коробки. Обычно она меня просила:
 - Возьми, умоляю, возьми домой, чай попьешь.
   Конечно, никто из нас ничего не брал у старичков.

   Как - то Алиса, указывая на кровать рядом, сказала:
 - Ложись, отдохни, ты так много работаешь!
   Алиса - жертва геноцида 1915 года, и порой что - то из прошлого всплывает в ее больном воображении. Однажды вечером она шепотом обратилась ко мне:
 - Давай скорее уедем в Америку, я вещи уже собрала. У меня есть золото. Дом я продам, и мы вместе уедем. Надо торопиться, а то турки придут и всех зарежут.

   Другая Алиса весь день неподвижно сидит, сложив молитвенно руки, и плачет или смеется, причитая:
 - Мама, мама, дети, дети ... маленькие дети ...спасите ...помогите...

   Роз Сарьян - некрасивая, полностью потерявшая память женщина, но бесконечно добрая, с исключительным английским.  Она весь день говорит, говорит, потом прерывает себя:
 - Дай я тебя поцелую!
   Я любила общаться с Роз, совершенствовать свой английски.

   Одна из бабуль постоянно укачивала большую куклу и широкими шагами мерила коридор. Она меня очень ревновала ко всем: стоило ей увидеть меня разговаривающей с кем - нибудь, она подходила, хватала меня за руку и оттаскивала. Когда кто - то попытался ее остановить, она зло посмотрела, ничего не сказала, а мне сердито всучила куклу:
 - В конце концов, это мой ребенок или твой?! Не слышишь, ребенок плачет! Возьми, успокой!

   Живет в Армянском Доме мама известного дирижера Лориса Чкнаворяна. Она пожилая, но совершенно нормальная женщина, полностью себя обслуживает, ходит сама в магазин. Она пришла сюда добровольно, в знак протеста: одна из ее дочерей вышла замуж за американца, а не за армянина. И хотя эта дочь со своим американцем часто приходила навещать мать, зять называл ее мамой, приветливо улыбался,  сердитая теща на него даже не смотрела.
   Мне она подарила свою фотографию в молодости с теплой надписью: - "Моей очень любимой Магде."

    Апкар -  высокий, плотный мужчина, очень любящий бананы. Обычно, только сев за стол, он подает знаки - лицом и руками, - чтобы на выходе мы завернули ему бананы. Конечно же, он мог этого не делать, т.к. мы отлично это знали, как знали и то, что Апкар покажет пантомиму. Возмущали всех  дети Апкара: два его сына - военврач и известный архитектор - приходили к отцу часто, но всегда с пустыми руками. Ну, что им стоило принести отцу бананы! Копейки же стоят!

   Хосров - добрый, небольшого роста дедуля, очень плохо видел и узнавал нас по голосам. Помню, он однажды обратился ко мне:
 - Магда, извини меня, ты замужем?
 - Господин Хосров, конечно. У меня дети, внуки.
   Он стал смеяться, тряся головой:
 - А я думал, что тебе 18 лет. Ты так быстро ходишь, и голос у тебя молодой, звонкий... Я тебе по секрету скажу: когда я был молодой, у меня была любимая девушка по имени Магда... Очень красивое имя...

   Бланш - женщина строгая, требовательная, всегда чем - то недовольная - смотрела на окружающих несколько свысока. Однажды я обратилась к ней - "Мадам Бланш...", она, как известная "домомучительница", гордо изрекла: - "Между прочим, мадемуазель". Когда я на кухне сказала, что Бланш мадемуазель, одна из поварих усмехнулась: - "Она работала в Пентагоне среди военных! Кто позволил бы ей остаться "мадемуазель"?!"

   Была у нас мадам Фрексель, бывшая художница Голливуда. Она редко выходила из своей комнаты, обставленной мебелью, привезенной из  дома. Но, когда выходила, это была светская дама - в широкополой шляпе, длинном вечернем платье с накидкой, в длинных перчатках, с веером в руке. У нее были красивые, пепельного цвета волосы и голубые глаза.

   Эта дама, бывало, не желала спускаться в столовую и просила поднять еду в комнату. Конечно же, ее желание выполнялось. Но послать еду можно было не с каждым: женщина, прожив в Америке всю жизнь, ненавидела афроамериканцев. Мне рассказывали, что однажды ланч принесла ей черная нянечка. Что это было! Женщина дико кричала на все три этажа:
 - Убирайся! Убирайся из моей комнаты! Забери свою еду! Убирайся!

   В столовой она сидела за столом одна, не желая никого иметь рядом. Ко мне она благоволила: подарила свою фотографию и даже познакомила с сыном, импозантным блондином.

   Рассказать обо всех - бумаги не хватит.

   Вот здесь - среди русских и болгар, испанцев и американцев, евреев и колумбийцев, черных и белых - в доме, где говорили на восьми языках, - проработала я шесть лет.
   Уже работая в другом месте, я заходила в Армянский Дом проведать бывших коллег и, конечно же, - своих старичков.

   Рассказ о моих дальнейших "хождениях по мукам" впереди.

 P.S. На фото - именинницы.