Радость любви

Сегодня на классическом танце Мария Львовна отыгралась на нас по полной программе! Ей в учительской кто-то испортил настроение, и она ворвалась в класс, как на поле боя!
          – Крейслер! – махнула её рука нашей аккомпаниаторше, и та подобострастно ударила по клавишам.

     «Радость любви» разлилась по учебному залу и понесла всю нашу массовку за собой.

      Вы не представляете, как старалась первая пара: Ариша с Пашей Великомученко! Ариша, вообще, очень старательная и в любом танце оттачивала движения до совершенства, а, глядя на неё, и серенький Паша старался не ударить в грязь лицом. Моя бабушка наверняка бы всплеснула руками: «Боже мой, какая прелесть!»
   Прелесть-то она прелесть, но мы с Димкой Венгерцевым шли второй парой, и я прекрасно видела Пашкин тыл…
          – Он кошку неудачно пнул… – давился от смеха мой партнёр, стараясь при этом не сбиться с ритма.
А тут ещё какая-то расфуфыренная мадам заявилась. Поправила причёску, уселась у стеночки и уставилась на нас во все глаза.
При этом почему-то Мария Львовна как с цепи сорвалась! Не знаю, что на неё нашло, но я её в таком состоянии никогда не видела!
           – Великомученко! У тебя что, ноги отнялись?! – перекрикивала она музыку.
А когда заметила многочисленные дыры на его трико, то и вовсе пришла в ярость:
           – Немедленно переодеваться! – её палец с золотым перстнем указывал на дверь:
– Во-он!
     «Радость любви» оборвалась.
Все остановились, а Паша принялся выворачиваться на девяносто градусов, с ужасом рассматривая своё драное на заднице трико. Почему-то дыры были только сзади, словно кто-то нарочно продырявил гвоздиком интересное место.
           – Это мартовский кошак на него напал! – всё не мог успокоиться Венгерцев и вполголоса ржал.
Остальные мальчишки тоже было захихикали, но чёрные глаза нашей классной мучительницы ударили по ним энергетической молнией.
Интересно, как она со своим мужем управляется? Так же, как с нами? Тогда жаль его! Ей бы Зевс подошёл в мужья! Ей бы с ним да в полёт валькирий!

        Когда Великомученко с виноватой улыбкой скрылся за дверью, оставшаяся без партнёра Ариша присела на скамейку рядом с незнакомой мадам.
Музыка снова проснулась.

Как же мне нравилась эта мелодия! Когда-то я могла слушать её с утра до вечера. Она звучала в моей голове часами.

         – Осепян, что за подскоки?! – снова нарушила гармонию всбесившаяся танцмейстер. – Ты что, трепак выдаёшь на посиделках?!
А сидевшая у стеночки мадам при этом что-то записала в блокнот.
         – Дефилируем!... Дефилируем!... Променад! – с ненавистью уставилась Мария Львовна  уже на нас с Венгерцевым. Ведь мы к несчастью теперь оказались ведущей парой.
       Вероятно, она была чем-то до смерти напугана и скрывала своё чувство агрессией. А этот её страх телепатически передавался нам. Мы плавно двигались к центру зала, не сводя глаз с таинственной мадам на скамейке. От волнения у меня начало сводить судорогой правую ступню, но я держалась изо всех сил… К счастью, теперь мы с Венгерцевым оказались позади всех. Нас невольно прикрывали остальные пары.

          – Всё! Теперь прочёс! – чуть успокоился наш Наполеон в юбке. – И мы пошли двумя колоннами параллельно друг другу.
Мадам снова что-то чиркнула в блокноте.

    А вскоре вернулся Пашка в новом трико и виновато застыл у скамейки, где сидела Ариша и начальственная мадам.
          – Великомученко! – грозно прозвучало над нашими головами. – В расход!
  Нет вы не подумайте ничего такого! Расход – это когда первая пара из колонны доходит до головы зала и возвращается в хвост по правой стороне круга.
     Пашка ловко влился в танец и повёл бледную, как стена, Аришу за собой.
Быть может, всё бы закончилось хорошо, если бы не споткнулась Катька! Она так подвернула ногу, что потащилась в изолятор. Я ей сто раз говорила: «Не покупай эту дешёвку «SANSHA»! Это худшие из пуантов! Вот и вышло себе дороже!
Можете поверить, что после этого началось настоящее извержение вулкана!
Не хочу описывать подробности, тем более, что Катя просила меня не разглашать это на весь мир. Могу сказать только одно, звонок на перемену, это – наивысшее из всех благ! Он был избавлением от рабства – разверзнувшимися перед нами спасительными волнами! Подписанием пакта о капитуляции! Он был, был…
     Но больше не звучала в голове «Радость любви»! Она мне перестала нравиться. Совсем!