***

                АННА СОХРИНА


М У Ж С К А Я    П А М Я Т Ь





       Нет , все-таки, мужская память имеет свои принципиальные отличия,она совершенно  другая,
 чем у нас- женщин. И поэтому об одном и том же событии  прошлого мы  рассказываем совсем разные истории.
      Впервые  я задумалась об этом , когда мой муж, благодаря глобальной паутине  , обнаружил  на одном из социальных сайтов свою бывшую однокурссницу и первую любовь Линочку Сандлер. Линочка   тридцать лет назад эмигрировала   в Канаду, а в настоящее время преподавала в университете и благополучно проживала в собственном  доме рядом   с детьми и внуками. Вполне  успешная и сложившаяся судьба...
     После эмоциональной и бурной переписки и обмена новостями – а их, поверьте, немало накопилось за три десятка лет ,когда они потеряли друг друга  из виду, после всех этих радостных выяснений кто с кем и  у кого что и как –  Линочка прислала  другу  юности  свою фотографию.
       На фоне  голубого бассейна  на террасе,  увитой алыми розами , сидела упитанная, круглолицая  матрона в окружении внуков.
      С  моим мужем случился  шок.
     -И  это Линочка?!...-  бегал он по квартире  весь вечер  в страшном волнении , вновь и вновь вглядываясь в фотографию -  Но, этого не может быть!
- А что ? –удивлялась я. –Симпатичная женщина, ухоженная, ну, чуть полновата...  по возрасту.
- Да что ты понимаешь! -кричал  муж , горестно вздымая руки к небу. –Симпатичная!Это же был ангел! Тростиночка с тонкой таллией и длинными ногами! А  глаза фиалкового цвета, а рыжие кудри! Ты же , ты же никогда ее  не видела...
       И такая печаль была в его голосе...
- Дорогой мой ,  ей уже 58 , а не  22, что ж ты хочешь, спустя столько лет...
- Что я хочу? – замер  мой муж, потерянно глядя на меня. Он машинально тер заросший щетиной подбородок. –Сам не знаю...
  -   А ты сам?-рассердилась я.-  Посмотри внимательно  в зеркало и сравни с фотографией сорокалетней давности...
    Муж надулся,  сник и  пошел  смотреть телевизор. Весь день он находился в подавленном, молчаливом состоянии.
    Мужчины - странный народ, им почему-то кажется, что их первая ,трогательная любовь не стареет, не изменяется  и не подвержена ,как все, неумолимому бегу  времени. Законсервировавшись где-то в  глубинах  памяти, отпечатавшись  в глубинах их вселенной, она не стареет, не покрывается  сеточками морщин ,не оплывает   жировыми складками, а  остается, как в   юности -  тонкой,нежной,  с фиалковыми глазами...
    Спустя 25 лет на одной из литературных тусовок в Доме Писателя, куда   абсолютно случайно попала, приехав на краткую побывку в Питер, я встретила давнего знакомого. Когда я тридцать  лет назад  была желторотой пигалицей, студенткой факультета журналистики, он возглавлял отдел модного литературного журнала, и казался мне недосягаемым метром, почти небожителем. Сейчас это был пожилой, усталый и небрежно одетый человек. И в тот  день небожителем в глазах большинства была скорей я, залетевшая в элегантных нарядах и с модной стрижкой из благополучного и сытого Запада, на этот заурядный литературный вечер.
     Пожилые писатели, вчерашние властители дум, поразили меня своей  едва прикрытой бедностью и неустроенностью.
    Все поменялось в этом мире. Идеалы , иллюзии  и ценности, в которых так ярко цвела моя юность, бесследно сгинули в черной дыре разверзшегося алчного капитализма. Кому стали нужны в «стране победившего бабла» их  наивные  рассуждения  о вечном?
   Писатели явно с нетерпением ожидали окончания громких , официозных докладов, чтобы подойти к накрытому  столу . И когда ,наконец,была объявлена пауза и все стали хватать пирожки и бутерброды , я поняла, что многие из них были просто голодны.
    -Как же так? –спросила я с горечью приятеля, с которым пришла. –Не думала, что питерские     писатели находятся в столь плачевном состоянии...
     -А что ты хочешь? Пенсии крохотные, а книги больше,  практически, не приносят  прибыли,-энергично жуя, объяснял он.- Ну может десятке самых расскрученных  авторов.. Тиражи не расходятся,все сожрал интернет...
     И в это время меня увидел бывший завотделом.
     -Боже мой, неужели ты! –закричал он  радостно.
Мы  шли с ним по вечерней набережной, освещенной желтыми пятнами резных  питерских фонарей и разговаривали.
      -  А я думала, вы меня давно забыли... Кто я тогда была? Совсем глупенькая девочка.
     -  Ты была красавица...- серьезно сказал он.- Впрочем, почему была, ты и сейчас хороша. Но тогда            –просто ослепительная красавица , глаз не оторвать. Я  даже смотреть на тебя боялся ...
   -А чего ж не подошли и не сказали?-  искренне удивилась  я.
  -  А что ,к тебе можно было подойти?
       Я стала вспоминать себя и свои первые  и наивные шаги на литературном поприще, сделанные в    под руководством этого умного и талантливого человека.
   –Помните, как приходил редактор отдела поэзии и говорил, -  я насупила брови ,понизила голос и пытаясь передразнить знакомую интонацию произнесла:
-«Дорогая, остерегайся писателей. Писатели -это опасные люди, они не столько думают, как  переспят с женщиной, как  о том, что они об этом напишут.»
- Конечно помню... Ты даже не подозреваешь, как  хорошо я все это помню...
И он стал рассказывать мне о пршлом, причем так четко, как будто перед ним разворачивался полнометражный фильм с  его сюжетными линиями, репликами героев, пейзажными планами  и мизансценами.
    Вот эту мужскую странность  памяти - оставлять детали,  подробности , цвета , запахи, которые давно бы  уже  выветрелись из женской головки под неумолимым бегом все притупляющего времени , я  четко осознала совсем недавно.
  Мы с приятельницей попали на международную конференцию славистов, проходившую в  прелестном курортном  городке Баварии. На конференцию съехались преподаватели русского языка со всего мира.Полдня мы слушали доклады, лекции, участвовали в круглых столах и дискусссиях, а полдня гуляли по чистеньким ,игрушечным немецким улочкам, рассматривая витрины бутиков и наслаждаясь жизнью.
    Душа моя пела. Я так долго жила среди холодного океана  чужой речи,которая превратилась в  привычный раздражающий фон, или среди эмигрантского,полного словесной шелухи говора,  с обилием занесенных из украинских и  молдавских местечек слов, что когда очутилась в водах великолепной, правильной и изысканной литературной речи  знатоков и ценителей «великого и могучего», то просто поплыла в блаженстве. Как когда-то в юности , когда слушала лекции профессуры Питерского университета, прославленных столпов античной , русской и зарубежной литератур.
   Так вот, мы с приятельницей, преподавателем русского языка ,в компании с другими участниками семинара отправились  на экскурсию по памятным местам городка. Экскурсовод ,моложавая интеллигентная дама,   рассказывала  о знаменитых русских, захоронненных на Висбаденском кладбище.
  Рядом с нами стоял Семен Ленц, бывший питерец, а сегодня профессор славистики, одного из  американских унивеситетов.
  -Извините,  кто еще кроме светлейшего книзя похоронен на кладбище? Я не расслышал, - переспросил он.
   Моя приятельница при звуке его голоса   как-то странно замерла, побледнела, а потом подойдя совсем  близко к профессору и внимательно вглядываясь в  его лицо, произнесла:
- Семен, ты?
   Долгая пауза повисла в воздухе.
   Славист недоуменно смотрел на стоящую перед ним шестидесятилетнюю женщину.
-   Простите... Вы... Я не припомню...
-   « Маленькая страна», - произнесла она загадочные слова, пароль их юности.
- Белка ты?!- заорал он счастливо, мгновенно преображаясь, и заключая ее в объятья.- Белочка!   Дорогая!Неужели?..
    Голос –инструмент души, он не стареет. Она узнала его по голосу.
    Моя подруга Белла оказалась первой, главной  и незабываемой любовью американского профессора. В студенческие годы они вместе играли в музыкальном институтском ансамбле «Маленькая страна » , ходили прозрачной питерской ночью по  невским набережным , целовались на скамейках Летнего Сада ...
    Да что там  – то была их яркая и трепетная   юность, в сравнении с которой меркнет все , что приключалось потом.
     И два оставшиеся до конца конференции дня, когда им предстояло разлететься  по разные стороны континента ,в ячейки своей состоявшейся,упорядоченной и регламентированной жизни - седовласый профессор ходил юным и очарованным подростком за  - порядком, будем все-таки честны,  постаревшей  и поблекшей, (поэтому   даже и не узнал сразу)  ,женщиной  и вспоминал, вспоминал, вспоминал...
     Его память сохранила диковинные подробности -  узкий чеканный браслет на ее руке:   
  -  «А ведь точно ,мне  папа из Индии из командировки привез, не у кого таких не было...»
   И кремпленовый, необычайно модный в те годы брючный костюм, на зависть студенческим подружкам, и  каштановый завиток волос  волос над ухом, и цветочный аромат духов «Чарли», которыми она душилась.
   Моя приятельница была поражена... В его внутренней сокровенной памяти Белла осталась той прежней  очаровательной девушкой, которую с трудом сегодня могла припомнить она сама.
   Не то чтобы моя подруга  не могла восстановить в деталях их юношеского романа, конечно  нет, очень даже могла, но совсем по-другому.  Многое вымылось из ее памяти , подобно мелкому песку на морских скалах, оставляющих лишь крупные валуны  событий.
 Она помнила, куда они ходили, что делали, с кем общались.
   Я смотрела на  разворачивающихся на моих глазах роман их памяти и немного завидовала.
   Век женского цветения так недолог....
    И только влюбленная и страстная  мужская память оставляет нас красивыми и молодыми.
   Многое бы отдала, чтобы вот  так  на крыльях  чьей-то   памяти перенестись в свою трепетную юность так,  будто все случилось  вчера.
    И  кто-то  через сорок лет рассказал,как пахли мои духи...