1-я история Барта Дженкинса. Цена свободы

      Го­ворят, у ры­жих нет ду­ши. Что ж, по­хоже, что в мо­ём слу­чае это прав­да, хоть и на­поло­вину…
      К со­жале­нию, я не мо­гу пох­вастать­ся от­менной па­мятью, но не­кото­рые ве­щи я про­дол­жаю пом­нить спус­тя мно­гие го­ды. Со­бытия, ко­торые я не мо­гу за­быть. Ко­неч­но, ка­кие-то де­тали со вре­менем вы­мыва­ют­ся из па­мяти, но об­щая кар­ти­на ос­та­ёт­ся та­кой же яр­кой и чёт­кой, слов­но это бы­ло вче­ра.

      С то­го дня прош­ло уже око­ло сем­надца­ти лет, но до сих пор от од­но­го лишь вос­по­мина­ния о нём у ме­ня уча­ща­ет­ся пульс, а ли­цо на­чина­ет го­реть, слов­но в не­го сно­ва уда­ря­ет вол­на су­хого и об­жи­га­юще­го пус­тынно­го вет­ра.
      Очень жаль, что я не за­пом­нил да­ту. Те­перь, ког­да прош­ло столь­ко лет, её уже, на­вер­ное, не вос­ста­новить. Я точ­но пом­ню, что это не был день мо­его рож­де­ния, но был ли это "обыч­ный" день или нет — не пом­ню. Для ме­ня са­мого — бе­зус­ловно, был. Но лишь до то­го мо­мен­та, как я зас­нул. С тех пор мне ста­ли снить­ся кош­ма­ры. Не те скром­ные стра­шил­ки, что час­то снят­ся де­тям и взрос­лым, зас­тавляя их из­не­жен­ный мозг да­вать ко­ман­ду прос­нуть­ся в хо­лод­ном по­ту. Нет, им я бы, по­жалуй, да­же об­ра­довал­ся: не­боль­шая до­за ад­ре­нали­на мне всег­да нра­вилась. Но то, что те­перь вре­мя от вре­мени ви­жу я… Не уве­рен, что для это­го во­об­ще су­щес­тву­ют сло­ва.
      До то­го дня мои сны бы­ли как буд­то вы­белен­ны­ми и выс­ветлен­ны­ми, и прос­нувшись по­ут­ру, я уже не мог вспом­нить, что ви­дел ночью. В них бы­ло ма­ло зву­ков, ма­ло кра­сок… ма­ло са­мой жиз­ни. Слов­но не­об­ра­ботан­ные ху­дож­ни­ком ка­ран­дашные наб­роски нас­то­яще­го сна. В ту ночь всё из­ме­нилось.
      Впер­вые за всю свою жизнь я ощу­тил во сне за­пах. Не са­мый при­ят­ный, но пер­вые ми­нуты сво­его сна я упи­вал­ся са­мим фак­том на­личия обо­няния. Там, где я ока­зал­ся, нес­терпи­мо пах­ло смесью ка­мен­ной и кос­тной пы­ли. Как в па­ле­он­то­логи­чес­ком му­зее, но в сот­ни раз силь­нее. Сна­чала это был лишь за­пах, раз­но­сящий­ся в пус­то­те, не име­ющей на­чала и кон­ца, той са­мой, ко­торую мы име­ем обык­но­вение ок­ра­шивать в чёр­ный цвет. Я па­рил в ней, ли­шён­ный ощу­щения фи­зичес­ко­го при­сутс­твия, и был не­веро­ят­но до­волен сво­им по­ложе­ни­ем, нес­мотря на сму­ща­ющий за­пах, на­вевав­ший мыс­ли о тлен­ности все­го су­щего и ме­ня в том чис­ле. А за­тем я от­крыл гла­за, и вмес­те со зре­ни­ем об­рёл собс­твен­ное те­ло.
      То, что от­кры­лось мо­ему взо­ру, бы­ло ло­гич­ным, но всё рав­но не же­лало ук­ла­дыва­ет­ся в мо­ём на­чища­ющем об­ре­тать фи­зичес­кую фор­му соз­на­нии. Я сто­ял под па­лящим сол­нцем пос­ре­ди бес­край­не­го из­вес­тня­ково­го пла­то, рав­но­мер­но пок­ры­того кос­тя­ми. Че­лове­чес­ки­ми кос­тя­ми. Эта ка­мен­ная пус­ты­ня прос­ти­ралась нас­коль­ко мне хва­тало ви­димос­ти, и мрач­ное од­но­об­ра­зие пей­за­жа тре­вожи­ло ме­ня. Ка­мень и кос­ти, кос­ти и ка­мень, от са­мого го­ризон­та до ме­ня, и от ме­ня до дру­гого го­ризон­та. Слов­но я ока­зал­ся на свал­ке са­мой жиз­ни в мес­те, на­ходя­щем­ся вне вре­мени. И что-то под­ска­зыва­ло мне, что очу­тил­ся я здесь нес­прос­та. Су­хой ве­тер, го­рячий нас­толь­ко, слов­но он был на­пол­нен жа­ром пре­ис­подней, ис­су­шал мою ко­жу и зас­тавлял гла­за сле­зить­ся, мед­ленно прев­ра­щая ме­ня в ти­пич­но­го пред­ста­вите­ля это­го скле­па под от­кры­тым не­бом.
      Не знаю, как дол­го я пре­давал­ся по­доб­ным мрач­ным нас­тро­ени­ям, но со­вер­шенно не­ожи­дан­но ме­ня ок­ликнул по­вели­тель­ный муж­ской го­лос. Ок­ликнул не в пря­мом смыс­ле это­го сло­ва, по­тому что он проз­ву­чал у ме­ня в го­лове. Я не ска­зал, но в том мес­те, ку­да ме­ня при­нёс мой сон, не бы­ло слыш­но ни еди­ного зву­ка, и да­же ког­да я слу­чай­но нас­ту­пил на чей-то че­реп, вмес­то ожи­да­емо­го хрус­та я ус­лы­шал… ти­шину. Слов­но кто-то за­лил мои уши вос­ком, что­бы я не от­вле­кал­ся на бес­по­лез­ный слух в этом бе­лом ми­ре, раз­го­рячён­ном ды­хани­ем смер­ти.
      Проз­ву­чав­шие в го­лове рез­кие сло­ва зас­та­вили ме­ня обер­нуть­ся, и я уви­дел пе­ред со­бой вы­сокую фи­гуру в чёр­ном пла­ще. Оде­яние пол­ностью скры­вало его от ме­ня, я не ви­дел его ли­ца, но чувс­тво­вал на се­бе его прис­таль­ный взгляд. Он ждал по­вино­вения, и я не мог про­тивить­ся: его во­ля бы­ла не­со­из­ме­римо твёр­же мо­ей.
      Он при­казал мне вы­рыть в кам­не яму, бо­лее все­го на­поми­на­ющую мо­гилу, и я стал рыть. У ме­ня не бы­ло ни еди­ного инс­тру­мен­та, ни кир­ки, ни да­же ло­паты, а ког­да я поп­ро­бовал ис­поль­зо­вать кос­ти, они, вы­вет­ренные ты­сяче­лет­ни­ми вет­ра­ми, толь­ко ло­мались и ре­зали мне ру­ки. И тог­да я стал рыть яму го­лыми ру­ками, сди­рая паль­цы в кровь и обаг­ряя ей бе­лос­нежный ка­мень, в ко­торый мне пред­сто­яло уг­лу­бить­ся на нес­коль­ко мет­ров. Хо­телось кри­чать, но что есть крик в ми­ре, ли­шён­ном зву­ка?.. И я про­дол­жал ко­пать мол­ча, не да­вая се­бе ни ми­нуты, ни се­кун­ды от­ды­ха. Да­же мыс­ли по­кину­ли ме­ня. А он сто­ял и смот­рел, как я мед­ленно опус­ка­юсь всё ни­же уров­ня зем­ли, а он воз­вы­ша­ет­ся на­до мной всё силь­нее.
      Ког­да яма бы­ла го­това, я хо­тел спро­сить, что мне де­лать даль­ше, но он опе­редил ме­ня, не дав да­же сфор­му­лиро­вать воп­рос в го­лове. Он при­казал мне за­жечь огонь в уг­лубле­нии в од­ной из стен мо­ей ка­мен­ной мо­гилы, на­поми­на­ющем ка­мин без ды­мохо­да. Я от­ве­тил, что не знаю, как это де­ла­ет­ся, и он ска­зал, что хоть во­ля моя и нес­равни­мо сла­бее его собс­твен­ной, кое-что я всё же мо­гу. Я дол­жен был зас­та­вить ка­мень вспых­нуть.
      И тог­да я по­нял, как мне за­жечь огонь. Мои ру­ки ещё не ус­пе­ли за­жить пос­ле дол­гих ча­сов выс­кре­бания и вы­дал­бли­вания цель­но­го кам­ня, и я про­лил нем­но­го сво­ей кро­ви в ни­шу, а за­тем от­полз на се­реди­ну ямы. Сос­ре­дото­чив все ос­тавши­еся у ме­ня си­лы на этой бу­рова­той стре­митель­но гус­те­ющей лу­жице, я зак­рыл гла­за и пред­ста­вил се­бе не­боль­шое спо­кой­ное пла­мя све­чи. По­пытал­ся вспом­нить, как оно ко­леб­лется при ма­лей­шем ду­нове­нии, как пах­нет го­рячий воск, как он оп­лы­ва­ет и те­чёт, встре­тив­шись с пер­вы­ми язы­ками это­го пла­мени, и как чер­не­ет и съ­еда­ет­ся в ог­не фи­тиль.
      Как толь­ко я пол­ностью ви­зу­али­зиро­вал все эти об­ра­зы, тем­пе­рату­ра в мо­ей яме на­чала стре­митель­но рас­ти. Я от­крыл гла­за и уви­дел, что моя кровь, раз­ли­тая в ни­ше, по­лыха­ет бе­лым ог­нём, поч­ти сли­ва­ющим­ся с кам­нем, а фи­гура в пла­ще те­перь сто­ит уже не за мо­ей спи­ной, как преж­де, а не­пос­редс­твен­но над этой ни­шей. Од­на­ко пла­мя сно­ва при­тяги­ва­ет мой взгляд, и я за­мечаю, что в нём смут­но вид­ны пля­шущие че­лове­чес­кие очер­та­ния, слов­но в этом ос­ле­питель­ном пла­мени сам Ши­ва тан­цу­ет свой Та­нец Раз­ру­шения, унич­то­жая мир, что­бы сно­ва воз­ро­дить его. И всё это на мо­их гла­зах, лишь для ме­ня од­но­го в ми­ре, где я – единс­твен­ное жи­вое су­щес­тво.
      Он сно­ва пред­восхи­ща­ет мои не­выс­ка­зан­ные мыс­ли и под­твержда­ет, что имен­но так сей­час выг­ля­дит моя ду­ша. Я про­дол­жаю лю­бовать­ся её ог­ненным тан­цем, а он про­дол­жа­ет го­ворить, про­никая в моё по­дат­ли­вое соз­на­ние. Он объ­яс­нил, что этот та­нец – дей­стви­тель­но Та­нец Раз­ру­шения, и, ес­ли его не прек­ра­тить, я сам раз­ру­шу се­бя из­нутри, моя дес­трук­тивная ду­ша выж­жет дан­ное ей те­ло и в ито­ге по­гиб­нет вмес­те с ним. Пля­шущее пла­мя раз­ве­ет­ся вет­ром по этой пус­ты­не, а те­ло ста­нет од­ним из мно­гих, ле­жащих здесь. Ес­ли же этот та­нец прек­ра­тить, мне не бу­дет гро­зить столь ско­рая и скор­бная кон­чи­на, но я ос­та­нусь без ду­ши. И ес­ли я сог­ла­сен на та­кой шаг, то он го­тов по­мочь, но я дол­жен наз­вать це­ну сво­ей ду­ши. То, что я хо­чу вза­мен.
      Я без ко­леба­ний сог­ла­сил­ся на его пред­ло­жение, но ска­зал, что по­ка не мо­гу наз­вать свою це­ну, по­тому что не хо­чу ни­чего. Тог­да он от­ве­тил, что я бу­ду во­лен поп­ро­сить всё, что угод­но, кро­ме воз­вра­щения изъ­ятой ду­ши, в лю­бой мо­мент, ког­да соч­ту нуж­ным, и как толь­ко я оз­ву­чу своё же­лание, ус­тно или мыс­ленно, сдел­ка бу­дет счи­тать­ся сос­то­яв­шей­ся, а он – сво­бод­ным от обя­затель­ств пе­редо мной. Я ска­зал, что сог­ла­сен и по­думаю, и в тот же миг огонь, го­рев­ший пе­редо мной, по­гас, и я сно­ва про­валил­ся в бес­ко­неч­ную пус­то­ту, в ко­торой на­чинал­ся мой сон.

      Не знаю, как дол­го я ски­тал­ся в пус­то­те, но прос­нувшись на сле­ду­ющий день (ес­ли ве­рить ут­ренним га­зетам, но­вос­тям и лю­дям вок­руг), я по­чувс­тво­вал се­бя стар­ше са­мого вре­мени. Я, тог­да ещё де­сяти­лет­ний маль­чиш­ка. Пос­мотрев на се­бя в зер­ка­ло, я по­нял, что сон, уви­ден­ный мной этой ночью, не был прос­тым сном, ка­кие снят­ся де­тям мо­его воз­раста: вмес­то сво­его при­выч­но­го от­ра­жения я уви­дел пол­ностью се­дого ре­бён­ка, в не­до­уме­нии вы­пучи­ва­юще­го гла­за. С тех пор я стал ре­гуляр­но кра­сить­ся обратно в рыжий, чтобы не быть похожим на альбиноса.
      Кро­ме то­го, я не за­был о том, что так и не наз­вал свою це­ну. Я не хо­тел ме­нять ду­шу на ма­тери­аль­ные или дру­гие цен­ности и ре­шил для се­бя, что пов­ре­меню с оз­ву­чива­ни­ем же­лания до тех пор, по­ка не пой­му, че­го же я на са­мом де­ле хо­чу от жиз­ни. Сто­ит ли го­ворить, что я до сих пор не на­шёл то­го, что бы­ло бы срав­ни­мо по сво­ей цен­ности с тем смер­тель­ным для ме­ня, но не­во­об­ра­зимо прек­расным пла­менем?
      Од­на­ко, тот факт, что я уже сем­надцать лет не мо­гу ос­во­бодить его от взя­тых на се­бя обя­затель­ств, обер­нулся для ме­ня ре­гуляр­ны­ми встре­чами с ним. Он при­ходит ко мне во снах и уг­ро­жа­ет, тре­буя наз­вать це­ну его сво­боды и ри­суя мне са­мые страш­ные сце­ны Ада, ко­торые мне пред­сто­ит уз­реть в слу­чае, ес­ли я не ос­во­божу его. Каж­дую ночь он пы­та­ет­ся за­пугать ме­ня, но я уже дав­но не бо­юсь. С тех са­мых пор, как моя собс­твен­ная кровь вспых­ну­ла ос­ле­питель­ным бе­лым пла­менем в ал­та­ре вы­рытой мо­ими ру­ками мо­гилы в ми­ре смер­ти и ти­шины. Я уже был в Аду, и не спе­шу сно­ва ту­да воз­вра­щать­ся. А наз­вать свою це­ну я всег­да ус­пею.

      Го­ворят, у ры­жих нет ду­ши. Что ж, по­хоже, что в мо­ём слу­чае это прав­да, хоть и на­поло­вину…


24 I 2016