Начало пути. Главы из книги. История циркача...

Святая кровь героев всех противоборствующих сторон, так щедро пролитая в нашу вечную и много-страдальную землю, есть лучший залог крепости и могущества возрождающейся страны.
Ю. Пилсудский



 Люди любят вспоминать исторические события, в которых они участвовали. В воспоминаниях самое ценное — правда. Голая, жестокая, но только правда. Ее можно скрывать долго, но нельзя скрывать бесконечно. Некоторые думают: полезная ложь лучше бесполезной правды. Опасное заблуждение!

Я не очень-то доверяю людям, которые говорят и пишут красиво, но в то же время я противник плоских фраз, тусклых истин. Что такое факты истории? Всего лишь перечень совершившихся событий. Они сухи, хуже — они мертвы, как мертва еловая ветка с праздничной елки в марте. Но вот ветка попадает в полосу солнечного света и начинает переливаться, как радуга. Так сверкают и сухие факты истории в литературных произведениях. Пусть я не писатель, но сохранив правду времени в воспоминаниях, я заставляю сиять их всей своей сутью.

Мое рождение в 1886 году как рождение первенца в благополучной семье служащего одного из лучших магазинов Варшавы, было обставлено в соответствии с традициями столично-местечкового мещанства. Подарки, горячие поздравления, пожелания от сослуживцев отца и более сдержанные  поздравления от родственников и знакомых матери.

Все объяснялось достаточно просто – родители матери, мелкие шляхтичи, Развадовские, не имевшие постоянного дохода, обремененные долгами и тремя дочерьми, вынуждены были принять предложение бойкого молодого человека франтоватого вида. Молодой человек получал 24 рубля каждую неделю, что составляло почти половину месячного жалования такого милого сердцу родителей невесты небогатого армейского подпоручика, и имел крепкий тыл в виде своего папаши, моего деда, имевшего свой дом и небольшую торговлю скобяными изделиями.

Когда-то, приехав в Варшаву из Австро-Венгерской империи, а Варшава уже тогда в конце позапрошлого столетия была шумным и многолюдным городом, дед был неплохим часовым мастером, но  быстро понял, что хотя мастер это хорошо и престижно и все соседи по кварталу его уважают и при встрече первыми приподнимают шляпу, но на лишнюю кружку пива с порцией сосисок при трех родившихся детях и постоянно недовольной жене, лучше зарабатывать так популярной среди родственников жены профессией торговца.

Постепенно торговля расширялась, и к моменту женитьбы старшего сына Александра, моего отца, он имел крепкий кирпичный двухэтажный дом с магазином на первом этаже на улице Святого Креста, одной из центральных улиц Варшавы, приличную сумму в банке и подагру от постоянного употребления пива и слишком жирной свинины.

Недалеко от дома, всего в двух кварталах, проходила одна из самых красивых улиц города Маршалковская, протянувшаяся на несколько верст, застроенная многоэтажными домами. Вечером Маршалковская превращалась в оживленное место гуляний. При блеске многочисленных огней, освещающих роскошные витрины магазинов, многочисленных кафешантанов, тянулась беспрерывная лента фланирующей публики, а посреди улицы мчались бесконечной чередой экипажи, конки, омнибусы.
 
По вечерам здесь любила проводить время и молодая супружеская пара – моей отец с матерью. Мама, урожденная Развадовская Софья Константиновна, была завзятой театралкой, вместе с сестрами старалась побывать на каждой театральной премьере. А варшавские театры были одни из лучших в российской империи.

Несмотря на скромный достаток в семье, Софья получила неплохое образование, свободно говорила на польском, русском и французском, была воспитана на лучших образцах художественной литературы, она всеми силами старалась привить детям любовь к чтению и преуспела в этом. Я рано начал читать … Книгами, с которых началось мое образование, были русские книги. Спустя многие годы, когда я находился в ссылке, оторванный от семьи, друзей, книги помогли мне пережить трудное и страшное время и, вспоминая мать, я вспоминал ее с глубокой благодарностью.

Однако семейная идиллия продолжалась не слишком долго ; дела у отца пошатнулись, его перевели в филиал магазина в предместье Варшавы ; Прагу. Доходы семьи упали. В 1889 году родился еще один ребенок – Лиза, и то благополучие, которое существовало в семье, начало исчезать. Отец стал нервным, раздражительным, атмосфера в доме накалялась.

Откуда-то появились многочисленные тетушки и кузины матери, которые постоянно настраивали ее против отца и давали понять, что отец загубил ее жизнь. Неудачи отца повлияли на дела  бравого «австрияка»; деда, и тот отказал ему в помощи. Не выдержав столько ударов судьбы, отец в 1890 году разводится с матерью, и спустя некоторое время с семьей двоюродного брата матери, Брониславом Мозырским, переведенным служить в метрополию, мы переезжаем в Москву.

С тех пор я об отце практически ничего не знал. Совершено случайно, уже гастролируя с цирками по необъятной Российской империи, в 1913 году,  приехав в Варшаву, от знакомых матери я узнал, что у отца уже другая семья.
Через два года мать вторично вышла замуж за служащего крупной шведской торговой компании Александра Сергеевича Бродского, которого по иронии судьбы, так же, как и ее первого мужа, звали Александр. От этого брака родились еще двое детей – Сергей в 1892 году и Николай в 1899 г. Поэтому мы все  четверо были по отчеству Александровичи.

Впоследствии хорошие, близкие отношения сохранились с сестрой Лизой  и братом Николаем, которые жили в Москве. Оба брата окончили Московский государственный университет: Сергей – юридический факультет, а Николай – филологический. Сергей всю жизнь проработал в Москве адвокатом, а судьба Николая сложилась по-иному.

 Став видным советским дипломатом, писателем (псевдоним Н. Равич), он принял активное участие в революционном движении. Участвовал в гражданской войне, защищая Советскую власть, затем работал в Средней Азии, Турции, Иране, Афганистане. Встречался и работал с известнейшими людьми того бурного времени: Ф. Дзержинским, Н. Бухариным, В. Куйбышевым. В его книге «Портреты современников»  он рассказывает о своих впечатлениях от общения с выдающимися государственными деятелями, известными писателями и учеными, с которыми он был связан не только творческими, но и дружескими связями.

Эти портреты – живые и выразительные зарисовки людей, какими он их знал и видел. Таковы встречи с Наркомом А.В. Луначарским, академиком, лауреатом Нобелевской премии Л.Д. Ландау, писателями А.Н. Толстым, К.И. Чуковским, кинорежиссером В.И. Пудовкиным и  многими другими. Последний снял по сценарию Н. Равича известный  исторический фильм «Суворов» (1941 г.), где в главной роли блестяще выступил популярный артист кино и Московского драматического театра Н.П. Черкасов.

Свое знакомство с А.Н. Толстым Николай описывал так: «В 1935 году в Гагре мы с Алексеем Николаевичем отправились пить чай с розовым вареньем  к Курбану – была тогда такая персидская чайная. Толстой начал рассказывать и изображать в лицах сцену из будущей своей трилогии о Петре I. И вдруг все исчезло – Гагра, шум прибоя, беседка, в которой мы сидели. Появилась низкая палата в Кремле, бояре в шубах, потные лица, всклокоченные бороды, спор о том, чей род древнее… Алексей Толстой все это видел с такой колдующей остротой, что, когда он описал высокую шапку, упавшую в споре на пол, мне захотелось её поднять».

Николай много рассказывал о своих встречах со знаменитым физиком Л.Д. Ландау. Они познакомились на Рижском взморье в 1955 году. Человек этот был худ, высок, несколько сутул, с всклоченными волосами и удивительными, как бы горящими глазами. Одет он был в безрукавку с открытым воротом, белые летние брюки и сандалии на босу ногу. Мне говорил брат: «Нельзя было быть знакомым с этим человеком и не любить его».

Что же привлекало людей в этом человеке? Необыкновенная простота, человечность и естественность. Он говорил то, что думал и чувствовал. Иногда, вероятно, и ошибался. Но Ландау всегда оставался самим собой. Никакие звания, ученые степени и награды не могли его изменить. Как будто на него не влиял и возраст. Он не был похож ни на кого другого и всегда оставался самим собой.

Это знакомство продолжалось вплоть до ухода Ландау из жизни в 1968 г. Были шесть долгих лет тяжелой болезни после трагической автоаварии, в течение которых тяжело больной человек, прикованный к постели, живо интересовался важнейшими проблемами физики, читал научные журналы, общался со многими людьми. Как вспоминал Николай, это был самый человеколюбивый, самый живой человек, которого он встречал в жизни.

Рассказывая о Николае, я хочу подчеркнуть, какой это был замечательный, высокообразованный и интересный человек. Его исторические романы «Суворов», «Две столицы», «Повесть о великом поморе» и многие другие получили широкую известность и переиздавались много раз. Он был не только писателем, но и хорошим публицистом. Значительное место в его творчестве занимали очерки о зарубежных странах. Еще в двадцатые и тридцатые годы в журналах «Красная новь», «30 дней», «Огонек» появились путевые заметки об Афганистане, Турции, Персии и других странах.

После Второй мировой войны наибольшее внимание Николая привлекали страны Европы. Он неоднократно бывал в Чехословакии, Германии, Польше, Австрии. Его очерки печатались в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Москва» и других.
Забежав в этом отступлении на несколько десятилетий вперед и оттуда оценивая прошедшие годы, мы и представить не могли, какие события и судьбы нам уготованы в этом бурном и жестоком времени: две революции, три войны, взлеты, падения, крушения идеалов. Какой писатель-фантаст мог придумать такой сюжет?

Обосновавшись в Москве на Чистых прудах, мы зажили размеренной, достаточно обеспеченной жизнью. После рождения младшего брата Николая в 1899 году мы переехали в большую пятикомнатную квартиру на втором этаже дома, занимавшего целый квартал и выходившего другим фасадом на Петровку и Неглинную. Во время известных событий 1917- 1918 гг. в этом доме  располагалась типография, где печатали революционную литературу, в том числе «Известия Военно-революционного комитета». Поэтому с началом революционных и военных действий в Москве в 1917 году наша семья невольно оказалась в центре политических и военных событий, когда сначала юнкера и офицеры, а потом рабочие и революционные солдаты устанавливали власть в Москве. И всем нужны были газеты, журналы и книги. Именно тогда я понял силу печатного слова.

Мы были достаточно хорошо обеспечены, поэтому мать, сама получившая достаточно хорошее образование в Варшаве, настояла, чтобы я, помимо занятий в гимназии, занимался дома вместе с другими детьми еще дополнительно английским   и французским языками. Немецкий был исключен сразу, наверное, как недостойное напоминание о неудачнике отце.

Наша жизнь протекала достаточно спокойно и благополучно, денег в доме хватало, помимо постоянной няньки для младших детей Марфуши, была также приходящая прислуга. Марфуша в нашем доме постепенно стала, как член семьи. Дети подрастали, и она все больше и больше занималась хозяйством вместе с матерью, но так как это занятие для матери всегда было какой-то обязанностью, то с течением времени все домашние дела практически перешли к Марфуше. Все дети ее очень любили. Няня всегда нас защищала, правы мы были или виноваты, она всегда была на нашей стороне, и даже когда нас наказывали, а наказывала нас только мать, она всегда старалась то куском пирога, то просто лаской смягчить наказание.

Марфа Ильинична Рябова, так она писалась по паспорту, была простая деревенская девушка, приехавшая в Москву из Рязанской губернии, к работавшим в Москве сестрам в прислуге уже несколько  месяцев. Позже, когда я ушел из дома и стал гастролировать с различными цирками по всей России, когда попадал в Москву  и приходил к матери, я находил там то давно ушедшее чувство  детства и юности. В немалой степени этому способствовали сестра Лиза и Марфуша, которая прожила в семье до самой смерти матери в 1935 году.

Сестре я всегда был благодарен за ту поддержку, которую она мне оказывала. Хотя Лиза была моложе меня на два года, она всегда умела прийти вовремя на помощь, была гораздо практичнее, чем я. Эту помощь и поддержку я ощущал в течение всей своей жизни, даже в те жестокие времена, когда после заключения и последующей ссылки, не имея права находиться в Москве, я всегда знал, что сестра  приютит, накормит, поможет увидеться с семьей, хотя это было небезопасно и для нее самой, и для ее мужа Владимира, и детей. Чего не могу сказать о брате Николае.
 
Так уж сложилось, как это часто бывает в многодетных семьях, один из детей становится самым дорогим и самым любимым, которому прощается то, что не прощается другим детям. Такая роль досталась Сергею, а с нею и то повышенное чувство исключительности, порою переходящее в эгоизм. Этому немало способствовали воспитание матери и чувство обожания, которое испытывал к Сергею его отец  Александр Сергеевич.

Отношение отчима к нам, старшим детям, стало позже одной из причин моего ухода из дома, чтобы начать самостоятельную жизнь.

Я не могу сказать, что он относился к нам плохо, скорее это было просто невнимание к неродным детям. Закончив с отличием  Московский университет, он несколько лет стажировался за границей в Германии и Швеции. Занимая достаточно высокое положение в шведской торговой фирме, он получал высокое жалование, что позволяло матери практически каждый год один-два месяца проводить за границей. Будучи достаточно образованным человеком, Александр Сергеевич придерживался либеральных взглядов с позиции того времени – начала двадцатого века.

Критиковал самодержавие, ратовал за укрепление земства, любил высказать все это в кругу своих друзей, таких же достаточно обеспеченных, немного барственных московских интеллигентов.

С восторгом приняв февральскую революцию, он достаточно спокойно отнесся к октябрьской, как говорил позже, ничего в ней не поняв. Имея большой опыт во внешнеторговой деятельности, он был принят на работу в один из создававшихся в то время народных комиссариатов (министерств), занимавшихся строительством и закупкой оборудования для вновь строящихся машиностроительных предприятий по выпуску первых советских автомобилей.
Имея большой опыт работы с иностранными компаниями, он получил хороший оклад и возможность пользоваться пайком в спецраспределителе, что по тем временам было немаловажно. Судьба отнеслась к нему почти благосклонно, практически не потревожив и ничего не изменив в его жизни в эти бурные, вихреподобные военные и революционные годы. Скончался он в 1929 году на руках матери после недолгой болезни.

В своем повествовании я немного забежал вперед, чтобы кратко обрисовать, что собой представляла моя семья, какие мои корни, но в дальнейшем буду говорить только о том, что видел сам, в чем участвовал, чем горжусь, а о чем не хочется вспоминать.

Надеюсь, что это будет правдивый рассказ человека, бывшего циркового артиста, участвовавшего в двух войнах, в двух революциях, «рецидивиста», получившего два срока заключения и… реабилитированного как невиновного.
Я представляю, как будет трудно показать на примере судьбы одного человека и горечь поражения, и радость достижения поставленной цели, и решимость преодолевать новые преграды…