Дом в сто окон

На новом месте
Переезд я проворонила. Он случился еще зимой, вскоре после того, как к нам с бабушкой пришла по сахарным снегам ошеломительная весть: «Квартиру дают». В новом доме на пять этажей. Это ж сколько народу там жить будет – сто? На всей нашей улице столько не наберется! Дверей и окон небось – пропасть… Я зажмурилась и вообразила сплошной стеклянный блеск до неба, и как мы будем жить там среди стольких людей… Но мне сказали: «А ты с нами не едешь. Ты – после, когда учебный год кончится. А пока с бабушкой живи». Я плакала, но меня все равно не взяли.

Вот так и вышло, что новый дом я позже всех увидела. Оказалось, все, как я думала: в нем и стен почти нет, и крыши не видно – одни окна.
– Ух ты! – говорю, – А где наши?
Мне показали три крайних на первом этаже.
– Эти? – горестно спросила я. – И зачем тогда вообще было переезжать? Зачем жить в доме из пяти этажей на первом?
– Глупости! – сказали мне. – Зато ходить далеко не надо.
Взрослые всегда так. Им лишь бы поближе. У них сумки тяжелые.

А квартира хорошая – три комнаты. Только кухня мала – бабушкин курятник и тот больше. Новый стол туда влез, а стулья – нет. Я удивляюсь: «А сидеть как же?»
– Зачем, – смеются, – сидеть? Стоя больше влезет, – а сами табуретки купили.
Зато – ванная! Белая, скользкая, и такая большая, хоть живи там. Я обрадовалась: «Тут и спать наверное можно».
– Что ты, – говорят взрослые, – теснотища ужасная, не повернуться.
Я покрутилась:
– Да вот же, полно места!
–Ага, – говорят, – полно… Ты, на соседа нашего Борю посмотри.

Я посмотрела: сосед как сосед, только хромает немножко и шишка у него на лбу. Когда он на лавочке курил, я рядом села:
– Дядя Боря, – говорю, – отчего у вас шишка?
– В ванной, – отвечает, – поскользнулся…
– …И упал? – сочувственно спрашиваю я.
– Куда упал? – ворчит сосед, – Куда там можно упасть? Ноги разъехались – задом своротил умывальник, а лбом дверь высадил!
– Почему? – не поняла я.
– Потому! – сердится он, – Какой дурак решил, что в ванной человеку нужно меньше места, чем на кладбище?!
Тут из окна его жена Руфа высунулась:
– Боря,– говорит, – чему ты учишь ребенка?
– Да ладно, – успокаиваю я. – у меня все равно так не выйдет. Я-то еще не скоро вырасту.

Пролог к большой дружбе
В квартире по соседству живет Мишка – невысокий белобрысый отчаянный парень. Он любит громко свистеть, швыряться камнями и еще – справедливость. Пришел ко мне и говорит: «Давай мстить девчонкам с пятого. У них все – и высота, и балконы, а у нас ничего. Несправедливо!»

Я согласилась, несправедливо конечно. И вообще, эти «пятиэтажницы» – Элька и Ирка – противные. Элька обзывает  нас с Мишкой «мальками» и в игру не принимает. А Ирка-задавака  врет, что у нее с балкона Оку видно.
– Докажи, – просили мы с Мишкой, – пусти нас посмотреть.
– Вот еще! – фыркала Ирка, – Натопчете, а у нас ковры.
– Брешешь, раз доказать не можешь, – кричали мы. – Вруша тетя Хрюша!
Ирка бесилась от злости и караулила нас на балконе – норовила облить сверху.

Мишка обрадовался, что я с ним заодно. Приходи, говорит, за дом под черемуху.
После обеда я помчалась в условленное место. За домом на клочке асфальта Элька с Иркой прыгали в классики.
– Эй, ты куда? – крикнула мне Ирка.
– Планы против тебя строить! – не удержалась я. В ответ она показала мне язык.

План у Мишки был такой: закидать «пятиэтажниц» репьями.
– Так не больно же, – простодушно возразила я.
– Ничего, – усмехнулся Мишка, – зато, если в волосья попадет – нипочем не выдергать!
Мы нарвали репьев и слепили из них комки. Мишка швырнул разик, покачал головой: «Не пойдет, легкие слишком», и, присев на корточки стал думать, ероша белобрысые вихры.

– Может, камушек внутрь и репьями облепить? – предложила я.
– Во башка! – обрадовался Мишка и треснул меня по спине. Дело пошло. Утяжеленные снаряды летали здорово. Мы сделали штук пять.
– Мало, – оглядев наш арсенал, сказал Мишка. – Еще тащи…
Ближние лопухи мы уже ощипали, но чуть в сторонке были заросли побольше и погуще.

Пока я ныряла там, набивая карманы колючими репейными головками, Мишка раздвинул ветки черемухи, прицелился и... Снаряд впился Ирке между лопатками, застряв в вязаной кофте. На беду дылда Элька заметила бросок и сиганула к черемухе.
Против двух больших девчонок у Мишки шансов не было. Пока я выпутывалась из лопухов, пока бежала, «пятиэтажницы» чинили расправу: заломив Мишке руки за спину, пихали репейные комья ему в штаны – он пыхтел и лягался.

Я бросила ненужные теперь запасы сырья и заорала, глядя вверх:
– Гляньте! Гляньте!!
Девчонки ослабили хватку, Мишка вывернулся от них и дал деру.
"Пятиэтажницы" тоже задрали головы.
В небе серебряной стрелкой плыл самолет, чертя ровный белый след.
– Сверхзвуковой летит!
– Балда, – сказала Элька, – сверхзвуковой не разглядишь, он же быстрей звука.
– Почем знаешь? – удивилась я.
– У ней папка на «еродроме» работает, – влезла Ирка и тут же похвастала. – Я когда вырасту – стюардессой буду!
– А ты, Эль? – спросила я.
– Учительницей, наверно, – вздохнула Элька, – как мама.
– Ладно, – выдирая из кофты репьи, сказала Ирка, – пошли еще попрыгаем. Ты с нами?
Прыгали, пока не стало темнеть. Потом Элька сказала:
– Давайте завтра еще сыграем.
И мы с Иркой согласились.

Мишку я нашла сидящим на покатой крыше подвала под нашими окнами и уселась рядом.
Он помолчал, потом дружески двинул меня плечом - это означало: "Как ты их, а?". Я его тоже в ответ пихнула, мол, подумаешь! И тогда он сказал, сосредоточенно глядя на свои облупленные ботинки:
– Ты это… если кто тронет, только скажи, ага?

Любовь и картошка
Подвал наш назначался для хранения велосипедов, лыж и картошки. Внутри он делился на два десятка закутков – по числу квартир в подъезде, снаружи, запирался на висячий замок. Потом ключ от него потеряли, и замок пришлось снять.
В тот день, обнаружив, что на кухне кончилась картошка, я взяла ведро и отправилась за ней в подвал. Окажись на лавочке у дома кто из взрослых, они зажгли бы мне свет, но никого не случилось – время рабочее, да еще жара. Так что я просто оставила дверь на лестницу открытой.

Копаться в остатках вялой проросшей картошки было противно, да и видно плохо. Внезапно дверь бахнула, как пушка, и настала тьма. Подавив липкую панику, я ощупью выбралась из закутка и увидела щелочку света, обозначившую дверь. Может, от ветра захлопнулась, с надеждой подумала я, пробираясь вперед.

Но нет, дверь была заперта снаружи – кто-то просунул палку в железные проушины, где раньше висел замок.
– Эй, – подергав за ручку, громко позвала я, – откройте… – Голос гулом отдался в подземелье, сделалось еще страшнее.
– Сиди тихо, ты, шпионка! – прикрикнули с той стороны. – Мы тебя выследили!
Ну ясно: опять пацаны войнушку затеяли.
– Да я не играю!
Ответом был злорадный гогот. Они мне не верили. Я звала, убеждала, стучала – отбила все кулаки – зря. Мальчишки решили не выпускать меня. Они то убегали, то возвращались, я слышала их голоса, но со мной никто не разговаривал.

За дверью шла чужая яростная игра, жарило солнце, а в подвале стоял холод и мрак, населенный мерзкими тварями – взаправдашними и теми, в которых веришь. Не смотреть в черную глубину, означало позволить им подобраться ближе. Из неведомых щелей дуло. Я села на корточки и натянула сарафан на колени – теплее не стало. Хоть бы кто из соседей вышел… Но никто не шел, как на зло.

Подступил голод, навалилась безнадежность. От скуки я вообразила себя принцессой, заточенной в темнице. Принцессам хорошо, думала я, их спасают принцы, а потом женятся. А меня, наверно, найдут родители. Вечером. Когда с работы придут.

Но так долго ждать не пришлось. На моих врагов напали их враги. И поколотили. Судя по воплям – крепко. Я опять принялась стучать, надеясь, что теперь-то меня выпустят. И точно. Разогнав всех, победитель рывком открыл дверь. Свет ударил в глаза – я отшатнулась, зацепив ногой ведро с картошкой – оно загремело вниз, но я не обернулась. Не могла.

Мальчишка был высокий и темноглазый – как принц, только немножко растрепанный и с царапиной на щеке.
– Ты чего, одна тут? – удивился он.
Я начала было про картошку, но он не дослушал, сорвался с места.
– Эй! – растерянно крикнула я, – Спасибо…
– Да ладно, – на ходу бросил он.
Какой скромный, восхитилась я, и кинулась догонять.
– Тебя хоть как зовут?
– Герка, – сказал он, остановившись. – А тебе зачем?
– Так, просто… – смутилась я. – Ты меня спас.
– И чего? – на свету глаза у него оказались серые, шальные, и губы готовы были разъехаться в усмешке.
– Ну это… – я пыталась удержать его, – можем дружить…
– Не, – презрительно скривился он, – ты ж девчонка.
– А ты дурак! – запальчиво крикнула я и тут же испугалась: ну вот, все испортила.

Герка поглядел на меня странно – насмешливо и в то же время серьезно, ничего не ответил, повернулся и пошел. Внутри у меня все оборвалось и смешалось. Хотелось плакать, от того, что он ушел, и радоваться, что еще увидимся – как же, в одном доме живем! И сердце гремело победно, как барабан. И плечи отчего-то сводило дрожью, хотя двор вокруг плавится в летнем мареве. И надо было идти, подбирать рассыпанную картошку.