Обман и предательство

          Вспоминаю один случай, произошедший со мной в шестом классе.
          Я учился в общеобразовательной школе No 23 города Подольска, которая располагалась по соседству с моим домом. Из моего окна можно было смотреть в окна моего класса и наоборот.
          Это продолжалось пять лет, до окончания восьми классов, после чего я расплачиваюсь за блаженство учиться рядом с домом всю оставшуюся жизнь: с 1970 года - из Подольска, а с 1978 - из Бутово, я мотаюсь в центр Москвы, постоянно размышляя о своей несчастной судьбе. Самое обидное, что эти мои мытарства никак не будут зачтены мне в плюс при определении будущей моей жизни.
          Прозвенел звонок с перемены. Следующий урок русского языка.
          Пришла Алла Александровна, наша классная руководительница, притащила стопку наших тетрадей после проверки диктанта.
          Имя «Алла Александровна» звучало в нашем произношении как «Алсанна», почти «Осанна», что, как вы знаете, в переводе с иврита означает - спаси, мы молим!
          Хорошая была учительница: и красивая, и добрая, и умная, и строгая! Короче - то, что надо. Единственное, что было для меня странно, так это её фамилия - Шпота.
          Каждый раз, после диктанта, после контрольной работы, Алсанна раздавала тетрадки со словами "Ребята, поставьте полученные оценки в дневники, а я пройду по рядам и распишусь".
          Наступал момент лотереи.
          Я всегда любил и люблю такие моменты. Когда клюёт рыба, всегда интересно, какая она там. Из-за интриги момента, я даже готов копать картошку:  сколько и какого размера она, моя картошечка? То же самое с тетрадками.
          Наконец я открываю тетрадь и несколько расстраиваюсь: улов оказался не очень крупным - два балла!
          Мне совсем некстати было ставить двойку в дневник, и без неё было тошно.
          Я толкнул впередисидящую девочку и тихонечко прошептал:
          - Тань, спрячь у себя мой дневник.
          Мы практиковали такие вещи, якобы забывали дома дневники, а учителя, прекрасно зная все наши изобретения, часто просили показать свой портфель или парту, устраивая, так сказать, обыск.
          Соседка спереди, по фамилии Пугачева, повернулась и тихо ответила:
          - Не спрячу!
          Думать о том, что Пугачева – гадина, было некогда, так как Алсанна неотвратимо приближалась.
          Я сунул кому-то еще свой дневник.
          Наконец Алсанна подходит ко мне.
          Я, глядя в глаза Аллушке честным и непорочным взором, говорю:
          - Алсанна, я забыл дневник дома.
          И тут, словно дубина упала с потолка на мою голову, я слышу:
          - Должников, как тебе не стыдно? Ты только что меня просил спрятать твой дневник!
          Я не видел своего лица, не знаю, какой цвет исходил от моей физии, но очень хорошо помню побледневшую Алсанну, которая после секундного замешательства, сказала мне:
          - Ничего страшного, завтра принеси.
          После урока я не стал выяснять отношения с соседкой. До конца восьмого класса она для меня просто перестала существовать и фамилию «Пугачева», да простит меня Пугачев и Пугачева, я не люблю.
          Кстати, а как надо относиться к моему поступку и поступку одноклассницы? Я же врун, а она честная, так ведь?
          Вечером я пошёл в музыкальную школу, со скрипочкой, как полагается.
          Дорога моя проходила через лесопарк, разделяющий мой дом от музыкалки.
          Вот иду я и вдруг вижу вдалеке, за деревьями, Алсанну с дочкой. Гуляют.
          Я, как преступник, спрятался для начала за кустом, а потом двинул кружным путем, прячась за деревьями, не упуская из поля зрения Аллушку.
          Алсанна была поглощена своей хорошенькой дочкой, и ей было не до меня. Я даже разозлился на себя, на свои прятки.
          Так, незамеченным, я пробрался в музыкальную школу.
          На следующий день, после урока русского языка, я подошел к Алсанне и положил на стол дневник.
          Обратите внимание: Алсанна ни словом, ни полсловом не напоминала мне о вчерашнем. Этим я хочу отметить не свою такую, как бы сказать, особенность, а Аллушкину замечательность, ее понимание тяжести пережитого мною разоблачения.
          До сих пор не могу забыть радость в ее глазах и слова:
          - Игорёк, я знаю, ты честный мальчик. Просто больше так не поступай и тогда тебе не придется прятаться за деревьями и кустами!
          Я был сражен! Я точно помню, что мне захотелось поплакать.
          Она расписалась напротив моей двойки, взяла мою руку в свои, чуточку ее пожала и ласково сказала:
          - Беги, отдыхай.