Северная ведьма кн. 2. Гл. 29. Ведьма

 
  У крыльца, под тусклым фонарем, переминается с ноги на ногу стройный жеребец дикой гнедой масти под черным новеньким седлом. Женщина в брезентовой куртке, в подвернутых джинсах поверх сапожек, шея обмотана шарфом, или большим куском материи, закрывающим лицо до самых глаз, в шляпе «стетсон» с ремешком под подбородком, сдвинутой на затылок, поправляет постромки, запускает под них ладонь, подтягивает подбрюшный ремешок. Затем легко вскакивает в седло.

 Выбившаяся из-под шляпы прядь волос женщины, и гнедая масть жеребца удивительно перекликаются оттенками в свете фонаря. Всадница поправляет поводья и оборачивается на веранду. Там, в сумраке, у колонны  стоит женщина в темном. В тени полей шляпы всадницы блестят белки смеющихся глаз. Они обменялись с женщиной жестом «анджали», и всадница, легким движением ног, направляет коня к воротам. Сбоку идет, держа жеребца за подбородный ремень, мужчина.

-   Варюшенько, не отвыкла? Вижу, вижу. Ты когда последний то раз в седле была?
-   Последний? - всадница хитро сверкает глазами, - давно, Берко, ой давно. Еще у родителей на ферме. Это уж годков тридцать тому…

   Берко, а это именно Берко, оставил ремешок и направился к закрытым воротам. Но всадница, погладив холку жеребца, взяла на себя поводья, и резко отпустив их, движением корпуса и ногами, привстав на стременах, направила жеребца в сторону. Конь с короткого разбега перемахнул через невысокую жердь плетня и, взяв аллюр, сразу перешел на размашистый полевой галоп. Берко, так и не открыв ворота, с легкой улыбкой следил за удаляющейся всадницей, невольно любовался её посадкой, с чуть отпущенными поводьями и покачиванием откинутым корпусом. Жеребец, чувствую уверенного всадника шел классическим полевым галопом с красивым подвисанием. Стук копыт быстро стих, всадница будто растаяла в утренней мгле.

  Собственно, утро еще не вступило в свои права. Небо на востоке только начало светлеть, звезды меркнуть, а в степи клочковатой серой полосой от края до края горизонта угадывался туман. Над всей степью еще властвовала ночная тишина. Скоро проснутся истинные вечные хозяева этих мест и над зелеными просторами сначала робко, затем все громче послышатся их голоса. И заполнят эфир трели, свист и пересвист, стрекотание и просто шуршание спешащих по неотложным делам проснувшихся обитателей. И возобновится от дремотной ночи жизнь от глубин земли, с червячками и жучками, до подоблачных высот с парящими степными орлами. А пока над степью тяжелым пологом лежала ночь.

   Варя прикрыла глаза от восторга. Она летела над полем. И стоило сгуститься вокруг туману, ей показалось, что стук копыт вначале стал глуше, а скоро и вовсе затих. Всадница приложила руку к мускулистой напряженной шее коня и мысленно сказала «скачи, скачи в чисто поле, скачи за звездой путеводной, лети над полями лугами, неси меня туда, где ждут меня, где глаз зоркий, ухо чуткое, где мысль с мудростью встречается, а сон явью кажется». Полностью отпустила повод и опустила с лица шарф,  не открывая глаз, подставила щеки ласковой влажной прохладе. И конь услышал её, чуть сбросил скорость, не меняя галоп, всхрапнул и пошел уверенно, будто зная в утреннем тумане верный путь.
 
   Варвара давно планировала посетить Берко в его  степной обители. Она мечтала скакать по степи, подниматься на курганы могильников, разгадывать тайны спрятанных в высоких травах выбеленных временем скелетов, разговаривать с хранителями древних памятников старины менгирами и каменными бабами. Её давно привлекали эти края, что-то родное посылало ей сигналы, тревожило отдаленные уголки памяти. Вот и сейчас, уткнув подбородок в узлы шейного платка, она задумалась, унеслась мысленно во времена, обыденной памятью не хранимые.

   Как-то незаметно, рядом почувствовала сначала едва заметно, но через какие-то мгновения всё сильнее - движение. Будто плыл, летел, скакал рядом кто-то, присутствие кого было уже физически ощутимо и крайне необходимо. И стало ясно, что случилась эта прогулка именно для этой встречи. «Благодарю тебя, мы приехали» Варя обняла коня за шею, и тот постепенно сбавил темп и остановился, тяжело дыша. Спрыгнула на землю, не оглядываясь по сторонам, даже потупив взгляд, ослабила ремни, подпруги, забросила повод на седло и похлопала коня по крупу. «Отдыхай». Туман не ослабевал, казалось, что время остановилось с того момента, как она отъехала от усадьбы Берко.

 Было так же темно и тихо. Сцепила руки под подбородком, склонив голову, села прямо на траву, на землю, вытянула ноги и, откинувшись назад, легла ему на колени. Она уже всё понимала и всё же удивилась: «Ты зачем здесь? Ты меня искал?». Он знакомым движением запустил пальцы в её волосы и разбросал их у себя по ногам. Потом раздвинув колени, приподнял её и прижал к себе, обнял её грудь и уткнулся носом в её волосы. Ощущение близости и страсти были так сильны и нежны, как бывают только во сне. Ничего не принесет большего наслаждения, чем такие простые объятия, такая близость во сне.
 
«Что это?».
«Это всего лишь сон, Витя».
«Сон? Как жаль».
«Почему ты здесь, Витя? Что тебя тревожит?»
«Я вдруг почувствовал, что старею, Варя».

«Ах, какая беда! Ты ошибаешься…,  как знакомо пахнет волчья шкура на твоих плечах, воин! А как хороши ножны твоего меча. Их даже не портит вот этот рубец. Ты помнишь, когда это случилось?»
«Волчья шкура? Ножны?...»
  Виктор с удивлением оглядывал себя.
«Ох, вот в чем дело! Теперь – да. Теперь я всё вспомнил. И еще, я знаю, что часть от шкуры волка, что на моих плечах, завязана у тебя на поясе. А ты помнишь? Нас уже благословили родители, и воевода подарил мне этот мечь…».
«А потом… тебя… убили».

   Она прижалась затылком к его груди и положила свои горячие ладони на его руки.
«Я погиб в бою. Я долго чувствовал металл под сердцем. Он был горячим и мешал дышать. А потом стало легко».
«Вот и остался твой дух воина в этих степях, вот, почему меня так тянуло в эти места. Здесь мы были вместе, здесь первый раз полюбили друг друга. И нас обоих тянуло сюда».

   Говорили они тихо, с большими паузами, наслаждаясь близостью.
«Да. Я тоже это здесь чувствовал. Не мог понять причину. Видимо, я это забыл окончательно. Произошло чудо».

«А я думаю, что это работа Берко. Я помню…, он очень удивился, что я тогда нашла тебя. Теперь я понимаю, что он уже многие годы знает о тебе все. Он намекал мне на то

, что ты был воином. Да, он говорил так».
   Он еще сильнее прижал её к себе, ворошил носом её волосы, дышал когда-то забытой ею.
«Ты знаешь, что я сейчас вспомнил? Меня звали Витольд. А тебя так же, как и сейчас – Варвара. И ты была необыкновенно красивая. Необыкновенно! Я страдал от любви. Я боялся тебя потерять».
  Варя уперлась локтями в его колени и повернулась к нему. Их лица оказались рядом.

«О-о!»
   У Виктора сердце готово было вырваться из груди. Руки сжали плечи девушки. В его руках была смуглая красавица с соболиными бровями, густой гривой распущенных волос цвета темного ореха. Свободная рубашка заправлена в  выбеленную понёву, а грудь покрыта монистами, с причудливыми фигурками и дисками.

«Успокойся, Витольд, ты проснешься, и мы исчезнем. Лучше поцелуй меня».
   Поцелуй во сне! Вначале это головокружительная нежность, потом сумасшедший, восторженный полет. И желание, чтобы это никогда не заканчивалось. Можно предположить, что в следующей жизни это и будет высшим соитием любящих душ. Поцелуй действительно длится бесконечно долго, так долго, что он вспоминает окончательно вкус её губ и запах тела, дрожь её ресниц на своих щеках и пальцы у себя на затылке.



-   Виктор, повернись на бок. Ты стонешь. Что-то приснилось? Поспи, еще рано. Ты поздно лег.
   Его бережно укрывают одеялом. Сердце колотится и готово выпрыгнуть из груди.


 
   Он всё же вернулся во влажную, теплую ночь. Где она? Где Варя? Неужели он уже не попадет в тот же сон. А он так много хотел ей сказать. Кто это сидит? Варя? Ты здесь? Грубо сколоченный стол у степного колодца, женщина в брезентовой куртке и шляпе на ремешке, заброшенной за спину. Сидит к нему спиной на лавке. «Садись», не поворачиваясь, протянула руку. «Я уже не надеялась».

«Но здесь Наташа. Она меня только что укрыла. Я ведь сплю».
«О, мужчины!»
Варя положила голову на плечо севшему рядом Виктору.
«Наташи здесь нет. Её просто не может здесь быть. Она в другом…, одним словом, её здесь нет. Признаюсь, что я так и не поняла, чего больше в вашей реакции в таких случаях: заботы о благополучии семьи, или обычной мужской трусости».
«Варя, это жестоко. В том, что происходит, нет моей подлости или трусости. Я не могу разделить вас на более или менее любимого человека. Это выше моих сил. И потом мне кажется, что мы повторяемся. Мы уже говорили с тобой об этом. Прекратим это».

«Тебе нет необходимости разделять нас. Жизнь уже все поставила на свои места. Для меня Наташа, как сестра. Родная сестра. Герман нас называет матерями. Цени это. О ней я забочусь, и буду заботиться так же, как и обо всей твоей семье».
«Да, мне кажется, что я это заметил»,
«Ты не все видишь».
«Меня всё время мучает вопрос – кто ты? Ты можешь мне на него ответить?».
«До конца, конечно, не смогу. И не потому, что мне это кем-то запрещено. Нет. Просто, для того, чтобы ты это понял, тебе придется пересмотреть многие устоявшиеся в человеческой среде каноны. Просто отбросить и начать все с чистой строки. На это надо много времени».
«Вот как?»

   Виктор опустил голову, задумался.
«Ты бессмертна?».
«Да». Хотя…, смотря что ты имеешь в виду».
 «А я?»
   Голова Вари так же лежала у Виктора на плече, но он почувствовал, что она улыбнулась.
«Мы все бессмертны. Только по разному. Ты крестился?».
«Да. Меня отец Вениамин крестил».
«Ну, чтож. Я покажу тебе кое-что».

   Она подняла голову с его плеча, и он невольно повернулся, глянул на неё. И вздрогнул. Слишком много в эту ночь для него открывалось. Теперь перед ним сидела пожилая, гордой осанки женщина, с лицом, красоту которого не изменило время, а в глазах с покоем соседствовала мудрость. Теперь на ней наброшен был черный капюшон, под которым серебряной лентой сверкала седая прядь волос. Что-то неуловимое связывало лицо этой женщины с лицом Вари. А главное, что поразило Виктора – это та самая безграничная укрывающая доброта и любовь, что излучали не только глаза, но все лицо. Так же на него смотрела Мать в ту памятную ночь у Каменной Бабы.

 Но Варя и та Женщина, это разные сущности. Виктор молчал. Он уже начал привыкать к череде чудес, происходящих вокруг него. А Варя вытянула перед ним руку с повернутой к нему ладонью, будто зеркало в ней было. И в ней, как в зеркале, действительно, Виктор  увидел лицо. В первый момент он ничего не понял, не рассмотрел ничего, кроме лица седого старца. Белоснежные, с серебром волосы  гладко зачесаны назад и лежат волнами на плечах. Лоб пересекает глубокий шрам, рассекающий правую бровь и делавший впалой щеку. Кругло подстриженная борода, такая же белая, с темными подусниками не скрывает шрам. Плотно сжатые губы и взгляд оттуда, издалека. Будто старик, в свою очередь, рассматривает Виктора. «Это я?» спросил спокойно. Варвара кивнула. Она уже вернулась в прежний образ, тот, в котором она прискакала в степь. А Виктор Павлович, как это бывает во сне, просто не понимал и не ощущал, в чем он был одет, он просто во что-то кутался. Все эти перевоплощения отодвинули его от Варвары, нарушили ту близость, что вначале соединяла их, сближала. И теперь они просто разговаривали.

«Почему мы с тобой встретились? После многих столетий, а возможно и тысячелетий. Для чего? Ты этого захотела? Я ведь забыл о тебе».
   Варя забросила одну ногу на другую и сцепила на колене руки. Смотрела вдаль, в туманную серость. Видимо начинало светать. Молчала. Потом заговорила.
«Скажи, а можешь ты представить жизнь без меня? Без нашей встречи? Вспомни, как все было. Всё, подробно вспомни…, вспомнил? Молчишь? Хорошо. Давай я буду вспоминать и рассуждать. Только это будут мои воспоминания. Тебя касающиеся относительно…»

   Помолчала.
«Мы вот с тобой заглянули в прошлое. Наша это была жизнь, или не наша…, кто сейчас рассудит? Хотя…, видишь, мы вдруг подробности вспомнили. Чувства пробудились. А чувства, их не обманешь. И ты говоришь, что забыл меня. Ну, пусть так. У мужчин это чаще бывает. Это ваша природа. Хотя, несмотря на то, что ты сказал – «забыл», я увидела в твоих глазах при нашей встрече в Мурманске, в дверях кафе, искру в твоих глазах и недоумение. Помнишь кафе? И это была не юношеская любовь с первого взгляда. Нет. Я ведунья. Ведьма. Я знаю, что в глубинах твоей памяти явился мой образ. И ты это на подсознании понял и принял. Все! С этого мгновения ты был в моей власти. А ведь все могло пойти по-другому. И я знаю, как «по-другому».
 
«Ты хочешь сказать «по-другому» – хуже?»
«Не стану я тебя убеждать, что хуже или лучше. Просто перечислю то, чего не случилось бы. Не было бы Германа, не было бы такого карьерного роста, и не было бы Натальи. Для тебя. Да! Натальи бы не было по простой причине. В то лето ты не оказался бы дома, у тебя бы не было отпуска. Складывай обстоятельства, складывай. Лены, дочки не было бы! Дальше – по порядку. У тебя ведь чудесное воображение…., а теперь скажу главное, самое, возможно главное, но! для меня. У меня бы уже никогда не было тебя. Это, я чувствовала, была последняя возможность. Не было бы Германа! А вот этого не – могло – не – быть! Герман – звено. Необходимое звено в закономерном развитии целого. Он должен был прийти – мой сын, твой и мой. После твоей первой смерти начался процесс исправления».

   Виктор Павлович слушал потрясенный. Он никогда еще не чувствовал себя таким маленьким и мало что значащим.
« Не думай так! Не смей!» … «Оглянись, внимательно проанализируй свою жизнь. Я очень долго тебя искала. Ты яркое отражение своего времени. А это очень важно. Ты каждый раз, возрождаясь, проживал достойную жизнь, граничащую с подвигом. Только ты мог стать отцом Германа. И он это понимает. Ты сам сейчас закладываешь камень в основание возрождающейся истории твоего народа. Мы гордимся тобой».
«Прекрати успокаивать меня. В этом нет необходимости.»
«Милый мой, ты обиделся?»
   На колени Виктору Павловичу легла голова женщины. Она сама опустилась перед ним на колени. Как приятно было гладить её волосы, запускать пальцы в их густые, будто живые, тугие волны.
«Я хотел бы забыть этот разговор. И эту встречу. Ты меня понимаешь?»
   Женщина подняла голову.

«Так и будет. Даже если бы ты не попросил. Этого нельзя знать человеку».
«Хорошо. Но поскольку разговор продолжается, удовлетвори мое любопытство».
«С удовольствием. Тем более, что я знаю твою просьбу».
   Варя не вставала с коленей. Было ли ей так удобно, или это были причуды сна Виктора Павловича, но говорила она, глядя на него снизу вверх.
«Ты хочешь знать, какую роль я сыграла в жизни твоих друзей? Так ведь?»
   Видимо Виктор Павлович кивнул.

«Ты, уже привык к тому, что я соглашаюсь с тем, что меня называют ведьмой. А порой и сама себя так называю. Вот из этого и будем исходить. Я ведунья. Вспомни русские сказки. В них ведьмы, в том числе и Баба Яга, и Василиса Прекрасная, Василиса Премудрая, Марья Моревна, Марья-царевна – они зла-то не творят, они больше советчиками выступают. Помощниками. Вот так и я». 
«В шутку все превращаешь?».

«Да. Шучу»
   Женщина помолчала, глядя прямо в глаза Виктору Павловичу.
«Ну, будь по-твоему. Расскажу. А ты уж сам решай – вмешивалась я в их судьбы, или они их сами плели-вязали. Самая больная, самая горькая история для меня - это Игорь Мячин. Он мне был симпатичен. И его смерть я переживала буквально. Я даже сорвалась, нарушила свои законы – наказала его убийц. Хотя необходимости в этом не было. Они тоже были обречены. Их бы через год с небольшим все равно страшной смерти предали. Но тогда я потеряла над собой контроль. Не уследила. Да. Как горько! Ты знал, что он с Тамарой встретился? Я этому так рада была. Просто, по-бабьи рада была. Вот, только в бизнесе ему нечего делать было. Я вот тебе открою страшную тайну».

   Варвара долго, улыбчиво смотрела в глаза Виктору Павловичу, как бы пытаясь убедиться, что он правильно её поймет.
«Еще одну тайну? Я выдержу?»

«Выдержишь. На мне ведь вполне определенная забота лежит. Мои непосредственные руководители меня обязали этим заниматься. Это я с тобой таким языком разговариваю, чтобы тебе легче меня было понимать. Да? Понимаешь? Так вот, в этот тяжелый для нашего народа период, когда возникла необходимость на практике пройти через такую экономическую структуру, как «свободный рынок», понадобились кадры. Я этим заранее занималась, в те еще, в «наши» годы. Отбором занималась. Ты же понимаешь, что на эти роли будущих финансовых воротил, да и просто деловых людей, на которых ляжет обязанность подъема новой экономики, были готовы далеко не все. Тем более, получившие образование в наших экономических учебных заведениях.

 К этому времени уже поработали над этим вопросом господа Зигмунд Фрейд и праотец соционики Карл Юнг.Да? Слышал о таких? Вот. В связи с таким удачным обстоятельством, нам легче было отбирать из претендентов, на основании шестнадцати психотипов, установленных этими уважаемыми господами, тех, кто нам соответствовал. Так вот. среди соответствующих, преобладали: торговые работники с уголовным прошлыми и без оного, воры в законе, определенная часть партийной номенклатуры, и что замечательно, из последнего поколения комсомольских работников высокого ранга. Вот так! Милый мой. И никаким боком вы, романтики и энтузиасты, бескорыстные труженики с горящими глазами, не могли попасть в эту когорту рациональных жестких аналитиков, ко всему еще отягощенных убийственным пороком – алчностью. Да! Именно этот порок приведет многих из них к огромному богатству».

«Погоди. Но почему ты этому способствовала?»
   У Виктора Павловича не исчезало ощущения шаткости этого промежуточного состояния между сном и явью. Он отдавал себе отчет о том, что спит, что это сон. Но сон необычный. Его надо было «досмотреть и дослушать» до конца. И еще, в какой-то момент он понял, что это его последняя встреча с Варей. А сама обстановка менялась уже по законам сонной нереальности. Менялось лицо Вари, менялось её положение в том пространстве, где они общались. И сам он, то лежал, закутавшись в какой-то полог, толи войлока, толи шкуры, а Варя лежала рядом и говорила прямо ему в лицо, буквально шептала, а он следил за её губами, за выражением её глаз. В эти моменты он слышал её голос и запоминал, сказанное ею, на уровне фраз, тем, слов. А иногда она была где-то рядом, парила на непонятном расстоянии, но все, что она говорило, обретало зримые образы.

«Тема не простая, Витя. Но я постараюсь объяснить предельно популярным языком и коротко. То, что прохождение нашим народом через эту кровавую баню свободного рынка неминуемо, а значит необходимо – это факт. Иначе на нас будет лежать груз сомнений, что путь выбран неправильно. Такой же, какой мы вынесли из десятилетий строительства утопического строя – коммунизма. До октябрьского переворота мы путь капитализма полностью не прошли. Помешало самодержавие. На тот момент оказавшееся в худшей своей форме. Нам дано время, хоть  и небольшое, пройти непройденный маршрут, но вынести из этого максимум опыта. А теперь о несметных богатствах, которые наживут новоиспеченные нувориши. Все это должно быть под неусыпным контролем. Кстати, этим и занимается наш сын. Совсем скоро ты увидишь, какие неожиданные прорывы в науке, строительстве, обороне произойдут в стране.

 Осведомленные люди и те не смогут сопоставить цифры бюджета с этими достижениями. Вот так. Видишь, мы, говоря о друзьях, затронули проблемы страны. И пожалуйста, не думай, что то, чем ты занимаешься,  менее важно любой из забот, лежащих на плечах каждого из нас. Страна вообще, а такая держава, как наша, не может существовать без истории. Настоящей, правдивой, берущей истоки морали и духовных ценностей из глубины веков. Мы следим за твоим трудом, помогаем тебе. Замечаешь ли ты, какие люди вовремя оказываются рядом с тобой? И чаще всего у них оказываются недостающие для твоих расследований материалы. Замечал? Все будет хорошо, милый мой. Мой воин, мой рыцарь, всегда на все времена желанный мой!».

   Она снова оказалась рядом, лицом к лицу, он даже почувствовал её дыхание, а она провела лёгкой ладонью по его щеке, и он почувствовал, что щеки его покрыты густой волнистой бородой.
«Все, что ты от меня на этот раз услышал, я думаю, ты и сам в той или иной степени сознаешь. Ты забудешь эту нашу с тобой встречу, а разговор наш останется в твоем багаже».
 
«Мне кажется, что ты прощаешься со мной. Это так?».
«Я всегда буду рядом. Всегда, мой воин».
«Я понял. Будем прощаться?».
«Прощаться не хочу».
«Скажи, а что случилось с Корольковыми? Я никогда больше не видел их и ничего не слышал. Ты что-нибудь знаешь о них?»
«Знаю. Они давно не живут вместе. Они официально разошлись. Дети тоже живут отдельно от них. И не общаются».
«Насколько я знаю, они сыграли очень плохую роль в том, что случилось с Игорем?».
«Да. Именно поэтому я упустила из под контроля ситуацию, я считала, что Татьяна благоприятно влияет на их с Игорем бизнес. А получилось так, как получилось».

«Ты встречалась с ней после этих событий?».
«Да. У неё маленький бизнес в Москве. Что-то связано с недвижимостью. Это теперь «риэлторы» называется? На неё смотреть больно было. Жалкое зрелище. Ничего не осталось от прежней Татьяны. Я дала ей понять, что в курсе всего, что произошло. До мелочей. Видимо я была очень резка, она расплакалась и стала уверять меня, что это не она, это её муж Сергей виноват. Я была очень жестока!».
   И тут Виктору Павловичу показалось, что над полем, все еще затянутым туманом, раздался жуткий хохот. Все так же мгновенно прекратилось. Варя сидела на краю колодца, забросив ногу за ногу, и грустно смотрела на Виктора Павловича.
 
«Прости»…. «Я тогда показала ей спящего на скамейке, на набережной Бергена Сергея Михайловича Королькова. В грязной одежде и безобразно пьяного. Бросила ей на стол пачку фотографий и ушла».
«Ты бываешь такая жестокая?».
«Да, Витя. Я ведьма. Северная ведьма»… «А тебе пора. В путь, мой витязь!».
   Виктор Павлович оглянулся по сторонам. Он стоял в непонятном месте, один, было холодно и неуютно.


-   Ты опять раскрылся. Витя, не ешь плотно на ночь. Ты так тяжело спал эту ночь. Вставай, закрой за мной двери. Я ненадолго, в магазин спущусь.
   Виктор Павлович спустил с кровати ноги. Потянулся. Голова была необычно ясная.

Продолжение:

                http://www.proza.ru/2016/01/25/32