Большой рассказ, про Женьку Иванова

Рассказ
Пожилой высокий Семен, прозванный «Профессором», и молодой, на голову ниже, Жека-«татарин», прозванный за знание языка той деревни, где они остановились, хотя он не был татарином и деревня была совсем не татарская, а марийская, - сидели на берегу около костра на толстом бревне-обрубке.
Семен, которому до пенсии оставалось немного, худощавый на лицо и беззубый, но, в связи с ростом, был широк в плечах и на вид здоровый мужик, был достаточно пьян. Он давно бы уже пошел спать, но в кармане у него была ещё чекушка, которую непременно надо было выпить. Жека был значительно моложе, именно он «бегал»-ходил в местный деревенский магазин и купил эту лишнюю чекушку для Семёна, и что-то он приболел, кутался в свою куртку-пуховик и тянул руки к костру. Ему было лет 30, не более, а при свете костра, он, бледный, с грустной улыбкой на болезненном лице, казался мальчишкой.
- Что-ж ты всё болеешь, - сказал Семён. – Вот оно и полезно будет, давай стаканчики… - предложил он, доставая из внутреннего кармана чекушку. Налили в пластиковые одноразовые стаканы, выпили.
- Да вот. Нет у меня иммунитета. Весь убили врачи. Я тут, осенью, в больнице, вообще, ветрянкой – детской болезнью заразился. А началось с лихорадки мышиной. В сады-огороды ездил, картошку убирать, а хранить её в подполье. Залез туда, а там мыши дохлые на досках, постеленных в квадратных закромах. Ну не будешь же на мышей картошку сыпать. Я взял веник и совок, подмел и почистил короба. И надышался пылью от мышиных какашек. На другой день температура 40 и выше…, и тошнило с кровью, туман в глазах – возили по больницам на скорых. То в одну с отравлением, а кровь взяли, определили, и увезли в инфекционное закрытое отделение городской больницы, - рассказывал Жека, поправляя дрова в костре.
- Лихорадка – это, как в Африке? Умирают же от неё? – спросил Семён.
- Там при мне двое умерло. И у меня бред начался было, лихорадочный: я по коридору прогулялся и на столбы натыкался лбом и падал, видения что-ли были. И понос кровавый. Нам пенициллин кололи. И уже по рассказам узнал, после, что в соседней палате старушка умерла. Она сама просила ей укол пеницилина поставить, ей другой антибиотик кололи, слабенький, типа – амбициллин или что там. Врач рискнул и укол антибиотика убил старуху. А еще от лихорадки этой умер один спортсмен. Накаченный был, здоровый в смысле мышц. Он с температурой под 40 ходил, надеясь на свой организм и в больницу не обращался долго, а привезли его в бреду и уже не смогли помочь врачи, умер. Вот там мне и убили весь иммунитет, обновили мне весь организм. Клизмы ставили 2 дня подряд и утром и вечером. И кололи всякие антибиотики, убивая бактерии в крови, во всем организме. А тут медичка – медсестра приходила: у неё дома дочка маленькая болела ветрянкой. И медичка принесла бактерии ветрянки – они мне и попались. Я весь в красных точках был и лицо и спина и ноги. Спину мне сначала по точкам зеленкой мазали. А потом, другая медсестра, которая мазала, говорит: «что я время трачу на каждую точку, измажу сейчас спину всю – все равно не видно». И как кисточкой стала махать и красить спину зеленкой, – улыбаясь рассказал Жека.
Под горой-спуском светлела поверхность речного льда, покрытого снегом, до самых островов, выделяющихся темными пятнами на фоне широкой разлившейся глади водохранилища. Сюда, в зону затопления Чебоксарской ГЭС приезжали рыбаки на выходные с ночевкой. На заводе выделяли машину – военный фургон, ГАЗ-57, двух-мостовый. В фургоне была устроена печь-буржуйка, с трубой в окно, и с собой рыбаки брали торфобрикеты, которыми топили печку.
 В пятницу ночью рабочие завода собирались у проходной. Тянулись с ящиками и бурами по тихим улицам городской окраины. Когда Женя узнал, по объявлению в цеху, что организуется поездка на рыбалку, он тоже пришел. Тут он познакомился с завсегдатаями, с Семёном и другими рыбаками.
С Семёном они быстро подружились и ходили по льду вместе, по местам одному Семёну известным, между островов. Выходили и на основное русло Волги, на яму семиметровой глубины, где зимой держался судак, и где Женьке повезло, с его неумением и неимением блесен, поймать, на единственную большую и тяжелую блесну (поскольку на сильном течении легкую блесну поднимало), двух судачков до килограмма весом.
Новое увлечение зимней рыбалкой и новый друг, пожилой умудренный Семён Карлович Помыткин, помогли Женьке обрести в жизни некую уверенность, которую он совсем было потерял. Поначалу, в школьные годы, Женя ещё чего-то ждал и о чем-то мечтал. Но дальнейшие жизненные неудачи и даже страдания, лишили его последних надежд: жизнь была беспросветно серой и блекло однообразной. Это, наверное, трагедия всех молодых (многих), когда смысл жизни утрачивается, когда жизнь приносит одни разочарования.


Часть 2.

Семен Карлович взглянул на небо. На очистившийся от туч небосклон высыпали звезды, их было так же много, как в годы его юности. Вокруг звезд, вглубь неба проглядывала такая же чернота космоса, но чего-то недоставало. В юности и звезды были совсем не такие и небо было чуточку не такое, светлее что-ли. В летние ночи, действительно, черноты космической бывает не видно, но это не то, что сейчас чувствовал, проживший долгую жизнь Семен Карлович.
- Эт-то ты не так думаешь! – сказал он и усмехнулся, пьяной улыбкой выразив скепсис. – Привыкнешь! Ты еще молодой, глупый, молоко на губах не обсохло, и кажется тебе по глупости, что «несчастный я человек»! А время всё лечит, и всё образуется, сам поймешь потом, что живем мы хорошо: дай Бог каждому такой жизни. Вот и я пять раз умирал, калечился, а всё нипочем! –
Выпитое спиртное, (а чекушку они уже допили, еще раз разлив остаток по стаканам), привело Семёна в сонливое состояние. Но молодого Женьку (как он посчитал) спиртное совсем «не взяло»; и наоборот, устроившись в фургоне-вагончике на своем месте в углу, он начал «философски» размышлять о своей жизни. Вот тут, то-ли во сне (а он уснул мертвецки, как говорят, - «вырубился») ему представились яркие картины из его прожитых дней, месяцев, лет…, - то-ли подсознание возвращало ему забытые картины жизни.
______________________
Началось всё с воспоминания о 8 классе школы, когда они готовились к экзаменам вместе со Славой Зайцевым, соседом, он жил в доме напротив.
Уже в апреле учителя начали говорить о подготовке к экзаменам. А в мае месяце проводились уроки-консультации. Ученикам дали список экзаменационных билетов и на консультациях ученики записывали ответы на билеты. Полный список ответов на билеты записал Слава Зайцев. А Женька в мае пропустил школу – он заболел. Заболел воспалением легких. По дурости мальчишеской полез купаться 15 мая, «открывая сезон».
Май в тот год выдался неожиданно-теплым, как летом, но вода-то была холодной, недавно в апреле лед сошел, и муть от талых вод неслась по течению. Они пришли на городской пляж с одноклассниками в теплый день, когда солнце в зените палило и грело по летнему. И чтобы «не отстать» от других, «показать себя», Женька тоже полез в воду. Всем другим, а купались человек 5, - ничего, только Женька заболел на другой же день, и школу пришлось пропустить.
И поэтому он обратился к Славе. Тот приходил к Женьке домой с тетрадкой ответов на билеты, и они пытались учить даты по истории России, прочитывая, и спрашивая друг друга. А между занятиями они слушали записи на магнитофоне. В те времена было модно собирать пластинки, а ещё переписывать друг у друга с магнитофонных кассет песни «Битлз» и Высоцкого и другие. У Женьки было много разных записей, что и было интересно Славе Зайцеву.
Всё шло той ранней юношеской порой – хорошо и счастливо, Женьке обещали купить гитару. Потому что у Славика была маленькая гитара, с которой он выходил во двор и ребята собирались на лавочке у подъезда и пели «дворовые» песни. Слава учил и Женьку играть на гитаре, через это всё они тогда крепко подружились.
________________ __________
В один миг пролетели воспоминания в уме Женьки. Но для него (его сознания) это воспоминание было долгим. Он будто заново пережил события своего прошлого: и экзамены, подготовку к ним, и дружбу с замечательным Славой Зайцевым, который играл на гитаре и пел «дворовые» песни. И теплый май, и пляж с желтым песком, купание в холодной воде…. А закончилось всё гибелью друга, Слава Зайцев погиб в те же дни экзаменов школьных, так и не сдав последний устный экзамен по истории, к которому они готовились.
_____________________
Времени свободного у учеников 8 класса оставалось с избытком: занятия в школе это всего 2 урока консультации, и уже после 10-ти часов утра они были свободны. А поэтому – бегали на стройку, через дорогу от их двора. Там строился автобусный парк, и огромная площадь была завалена кучами песка. В этом песке, как в песчаной пустыне с барханами, ребята играли в индейцев. Со стройки они приносили и доски и палки. Старшие, как Женька и Славик, были «вождями племен»: они строили «вигвамы», рыли в песке «пещеры-землянки». А песок всё подвозили и подвозили грузовики-самосвалы и наваливали кучу за кучей, - надо было покрыть всю площадь до ангаров, метров 300 – 500.
И в тот день они пошли с «мелкими» пацанами к своим «вигвамам». У самых ангаров на новую кучу песка пытался вывалить еще подъехавший самосвал. Он пятился задом, подъезжая к старой куче и желая наехать на песок, чтобы свой вывалить повыше на кучу. Тут Слава решил перебежать с одной стороны машины, где пассажирское сиденье, на другую. Водитель не смотрел в зеркало на той стороне, он смотрел только в свое зеркало заднего вида, со стороны водительского сиденья. Чтобы заехать на песчаный склон и не буксовать, водитель добавил газ, и машина поехала быстрее. Всё так совпало, что Слава упал, споткнувшись о проволоку, которая торчала из песка: стройка же, и мусора много, его и засыпали песком. Упал Слава Зайцев прямо под задние колеса.
Всё произошло на глазах Женьки, он крикнул: «Стой, стой!» - Славик бежит и падает под колеса, а машина ускоряет ход, водитель газ добавил…. Слышен был хруст костей грудной клетки, когда Женька подбежал ближе, желая спасти Славика, - и он увидел кровь и кишки и внутренности, выдавленные колесами. Машина остановилась, и искорёженное тело оказалось под ней, между передними и задними колесами. Выскочил и шофер, услышавший громкий крик Женьки. И, ужаснувшись картине происшедшего, шофер схватился руками за свою голову и сел на песок что-то бормоча. Голова и руки лежали под машиной, ноги, приподнятые от вдавленности в песок, торчали наружу, а между ними в крови зияли внутренности раздавленного тела.
__________________
От ужаса этой картины воспоминаний очнулся Женька от сна своего. Он видимо крикнул во время сна – «Стой!» - да так, что его услышали все другие рыбаки. «Чего там: «стой!», вставай уже давай!» - сказал ему кто-то. Было утро и многие уже собрались идти на рыбалку. На печке «варился» чайник и уже шипел-свистел собираясь закипеть. Рыбаки готовились пить кофе. Заглянул в фургон и Семен Карлович, позвать Женьку. Он уже вскипятил чайник на костре на улице и Женька поспешно вышел за ним к костру. Уже стояли рыбацкие ящики и рядом лежали собранные буры.
- Пойдем-ка мы за белой рыбой, за острова направо, там в протоке между островами сорожка должна быть, - сказал, как решил, Семён. Женьке оставалось только согласиться. Выпили они свое кофе, закусили бутербродами и пошли по льду к островам, до которых с километр – полтора надо было пройти.

Часть 3

Пока шли они к левым островам, Семен вез свой рыбацкий ящик на лыжах, приделанных к нему за веревочку, это новый такой продается, Женька видел в рыболовном магазине. А у самого Женьки ящик был простой, на длинном ремне через плечо. Не зря Семена «профессором» прозвали, он начал рассказывать Женьке рыбацкие премудрости
- Вот смотри. Места эти зовут «полигоном». Есть правый «полигон» и слева, за островом, тоже «полигон», - показывал он рукой и туда и сюда в стороны.
– Кто-то говорил мне, так я слышал, что будто бы тут полигон от воинской части был, и поэтому так назвали, - усмехнулся Семён.
- Но всё не так. А всё совсем иначе: между островами, которые раньше, до затопления от Чувашской ГЭС, были сопками и возвышенностями, и достаточно крутым спуском сегодняшним – ровные поверхности. Рыбаки проверяли, и где ни бури на этой площади, - везде одинаковая глубина. Полтора, два метра, редко где найдешь яму метра на три глубиной. Так что дно тут ровное, как стол – чисто «полигон» ровный. А между островов протоки есть, где течение сносит груз-мормышку. Только за островами обнаруживается «свал» дна, это выход к основному руслу. Но за островами и течение сильное. А чтобы до русла дойти, до основного, надо от островов отойти на 500 – 700 метров, а то и с километр. Вот там и ямы будут, и судак будет и прочие лещи и густера. А рыба простенькая: окунишки и сорожка все заходят в протоки и на «полигоны». Ведь там и трава и коряги да пеньки гниют на дне. Так что идем мы всё правильно, между островов – рассказывал Семен.
И еще много полезной информации рассказал он молодому Женьке, делился опытом любительского рыболовства.
Небольшой морозец прихватывал нос и щеки до красноты. Из пасмурного неба, сплошь серого от туч, сыпал снежок мелкой крошкой, а порывы ветра образовывали в широком поле, между берегом и островами, змейки и легкие текучие струйки позёмки. Без капюшона идти было нельзя. И только когда они зашли за первый неширокий длинный остров, поросший деревьями, ветер стих, и можно было скинуть капюшон и оглядеть окрестности. Они встали, остановились между двух островов, в протоке шириной 150-200 метров и тут решили пробурить первые лунки. Так началась их рыбалка. Она вначале состояла в поиске рыбы. Они шли вперед и бурили всё новые дырки-лунки во льду. В каждой новой лунке вылавливались окунишки: сразу, первые, пара-тройка крупненькие, а потом шла мелочь. Лунки бросали, оставляли, искали рыбу под торчащими изо льда деревьями-корягами вмерзшими в лед. А «профессор» Семён всё продолжал свои «консультации», поучения, передачу опыта.
________________
После тех выходных, Женька подружился с Семёном Карловичем. У Женьки появился интерес в жизни, увлечение, хобби. Он даже вступил в «Общество рыболовов и охотников», получил рыболовный билет (без права на охоту), уплатив взносы.
Билет давал некоторые преимущества рыбачить и ловить рыбу больше, нежели простой любитель рыболов. По закону о рыболовстве, по постановлениям правительственным, разрешалось иметь 3 крючка в воде одновременно и в день 3 килограмма рыбы вылавливать, а с билетом Общества можно было иметь до 5 крючков и 5 килограммов рыбы ловить. На водоемах и зимой ходили, ездили на снегоходах инспекторы рыбнадзора.
К этому  увлечению Женька отнесся очень серьезно. Он и раньше ходил в библиотеку, в читальный зал, но читал только фантастику и журналы разные просматривал. А тут он нашел в отделе сельскохозяйственном книги про любительское рыболовство. Он прочитал их во множестве и узнал много хитростей рыбацких. Сам начал мастерить дома мормышки и другие приспособления для удочек, вычитав инструкции и руководства мастеров, которые писали о рыбалке свои книги. О рыбе же, о местах её обитания и повадках написан огромный труд Сабанеева: Рыбы России. Это как энциклопедия для рыбаков. Женька приобрел эту книгу, и она стала его настольной книгой, которую он всегда перечитывал.

 Часть 4

Не случайно сказано, что всё «серьёзно». «Случайностей в жизни не бывает», - как часто повторял ему друг и наставник Семен Карлович. С той самой первой рыбалки, как они подружились, и стал ему наставником его друг. Он стал прислушиваться к мудрости пожилого своего друга.
Женя Иванов, давно стал серьезным, и что бы он ни делал, ко всему относился серьёзно. Это произошло после ужасной смерти и похорон школьного друга – Славы Зайцева.
Слава Зайцев жил с матерью, без отца. Как «мать одиночка» она получила квартиру в новом панельном доме в новом микрорайоне, их небольшой городок разрастался стремительно. И работала мать Славы штукатуром-маляром в одном строй-тресте, что и отец Жени Иванова, который был бригадиром и получил квартиру в том же доме, который сам и строил.
В строй-тресте были разные управления – СУ по номерам. И если мать Славы Зайцева работала в СУ-№3, где отделочные работы в приоритете были, то отец Жени Иванова работал «на нулях», возводил фундаменты, в ССУ – 8: специальное строительное управление. Кроме фундаментов, бригада отца Жени проводила водопровод и канализацию во вновь построенные дома. Рабочие-строители не подключали к общей городской сети водопроводы, этим занималось управление водоканала, а только прокладывали новую ветку, подводя её к общим сетям. Женя часто ходил на работу к отцу и много видел, как строили фундаменты, устанавливая блоки «фески» и плиты перекрытия, как рыли траншеи, в которые укладывали трубы, и как выкладывались колодцы, в которых ставились задвижки водопроводных труб.
Семья Жени Иванова, отец в основном, были знакомы с матерью Славика Зайцева, погибшего под колесами самосвала. И конечно, они приняли участие в организации похорон и поминок. Мать Славы, Вера, была подавлена горем. Она плакала день и ночь. И родни у неё никакой не было, ведь она была детдомовской. Сын для неё был единственной отрадой, ради чего она жила. Потому и горе для неё было безмерным.
Вот тогда, во время похорон, Женя узнал, увидел, каким бывает людское горе: он видел слезы матери, потерявшей последнюю радость и надежду, родного сына. Он видел её крики до истерики и день и ночь её плачь.
Они всей семьей были в квартире Славы и успокаивали его мать. Она громко ревела и билась на кровати: «О-о-о! горе мне, горе! Жизнь моя мне незачем!». А то замолкала, и тупо уставившись в потолок, не реагировала на окружающее. Приходили соседи и подруги, знакомые, успокоить Веру в горе своем (психологов тогда не было, бабушки и пожилые женщины служили успокоителями, и вызывали скорую помощь, ставили успокоительный укол). Но и за гробом в ритуальное бюро ездили Женя с отцом, и поминки устраивала Женина мать с соседками, за продуктами Женя бегал в магазин.
Вот тогда Женя узнал о душе и загробном мире, из разговоров пожилых, и о христианском обряде погребения, читали в доме молитвы и псалтырь какие-то женщины в черном специально приглашенные. На кладбище, он впервые увидел попа (священника), оказалось, что и его мать и мама Славика и соседки были верующие. Об этом Женя раньше никогда не задумывался, и о религии в их семье разговоров никаких не было. Он узнал, что и его крестили в городской Церкви, которую взорвали и развалили в Хрущевские времена, на следующий год, после того, как успели его крестить. С тех пор в городе не было Церквей, ближайшая была в пригородном поселке, в двух километрах от городка. А из большого городского Храма сделали завод-фабрику, снесли все купола, а здания приспособили под цеха.
С детства Женю учили другому, научному: эволюции, и что души не бывает и нет её, что всё это мифы и пережитки прошлого, от пещерных людей. И только после похорон он стал перечитывать книги, полюбил чтение и записался в читальный зал библиотеки. Вероятно, нужен был стресс: переживание ужасной смерти, вид раздавленного тела и крики и плачь матери, и молитвы за упокой, - чтобы Женя «взялся за ум». И он перестал играть в детские, юношеские игры с пацанами во дворе, хотя раньше был во многом зачинщик.



Отступление.
Как раз в восьмом классе школы появился учебник – «Человек, анатомия, физиология, гигиена», которую Женя перечитал и чуть-ли не выучил. Но понятия в ней о человеке, никак не вязались с обрядами и молитвами, которые он увидел и узнал во время похорон. Тогда ему дали книги религиозные, которые были почти запретные и в которых он прочитал несколько иное.
1) Из религиозных книг:
Жизнь человека на земле ограничена двумя датами: днем рождения и днем смерти. С первым днем мы входим в бытие этого видимого мира, а со днем смерти покидаем этот мир и переходим в иное существование – загробную жизнь….
В момент завершения жизни на земле, в момент исхода из этого мира в мир иной и умирающий и его родственники исполнены чувством скорби и печали, так как мы отделяемся от своих милых и дорогих, как и они от нас.
Оба чувства – и радость в час рождения, и скорбь в час исхода в мир иной, - по Святому Писанию, вполне естественны и нормальны. Только крайние проявления этих чувств не одобряются Святым Писанием: Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды (1 Фес. 4, 13), - пишет святой апостол Павел солунским христианам в отношении умерших родственников. Не запрещается скорбь, потому что она естественна (и Христос плакал о Лазаре), но запрещается крайность – скорбь безнадежная – как это было у язычников, которые не знали о воскресении из мертвых и не верили в него. Для них смерть была окончательной утратой, расставанием навеки.
Для христиан все не так, потому что они знают о Воскресении Христовом и о Всеобщем Воскресении в последний день во время Второго Пришествия Христа; знают, что вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем (там же, 4, 17).
Христиане, веруя по Святому Писанию, что тела наши суть храм живущего в нас Святого Духа (1 Кор. 6, 19), и что по смерти наше тело готовится воскреснуть прославленно и нетленно, чтобы соединиться с бессмертной душой, всегда своих умерших хоронили с почестями. Перед погребением их омывали и облачали в красивую одежду, полагали во гроб и покрывали белым покрывалом.
Молитвы, Апостол и Евангелие, читаемые на отпевании, исполнены утешительных слов о воскресении мертвых и будущей жизни.
Смерть и погребение, кроме церковного правила сопровождаются множеством обрядов разных народных обычаев. Среди тех, которые благословляет Церковь: подаяние милостыни (поэтому дают поминальщикам и вещь и пищу, - платок и конфеты, например). А также поминальная трапеза, первым блюдом которого кутья (зерно сваренное (каша) и мед). И добрые дела в память об умершем – всё это было распространено еще в первохристианские времена. Так гласят и Апостольские правила: «Дайте от имущества умершего нищим на помин его души» (правило 8, 42). Особенно об этом говорил святой Иоанн Златоуст: «Если хочешь почтить представленного, сделай это, творя милостыню и добрые дела».
2) О чем учили в школе, научный подход.
Что такое смерть? Ответ на этот вопрос ищут биологи и богословы, философы и физики, художники и поэты и каждый человек в отдельности.
Понять смерть до конца человек не в силах, но он может сформировать свои представления о ней.
С точки зрения религий – умирает лишь тело, а душа бессмертна, и потому смерть – не конец, а только рубеж, после которого душа переходит в иной мир.
С точки зрения биологии – смерть – это полное прекращение жизненных процессов организма. Когда вследствие болезни, травмы или старости жизненно важные органы (сердце, легкие, а затем, мозг) перестают функционировать. Часто смерть связывают с остановкой сердца: останавливается сердце – прекращается кровообращение – клетки лишаются кислорода и погибают. Первыми погибают клетки мозга; клетки корней волос и ногтей продолжают еще жить долгое время после смерти организма (поэтому волосы растут у покойников).
Всё вроде бы просто и наглядно. И есть еще объяснения.
С точки зрения физики, например, что более научно: организм – это сложная система, упорядоченная структура, вопреки физическим законам (притяжения и других) стремящаяся поддержать свою упорядоченность с помощью энергетической подпитки извне. Энергию организм берет с помощью обмена веществ, который происходит в клетках. Но срок жизни самих клеток маленький. При каждом последующем делении в новых клетках накапливаются отклонения, приводящие к нежизнеспособности их. Таким образом, клетки во всем организме стареют и умирают. Когда умирает большое количество клеток, обмен веществ уменьшается и прекращается. Если организм лишается подпитки энергией – материя приходит в равновесие с окружающей средой.
Этот процесс жизни организма можно сравнить с кипением чайника, пока под ним горит огонь. Когда огонь гаснет, кипяток остывает до температуры окружающей среды – приходит с ней в равновесие.
По всей науке – смерть неизбежна.
Но смерть и необходима. Если бы люди перестали умирать, им пришлось бы отказаться от размножения, чтобы не было перенаселения планеты. Одни и те же люди, живущие бессмертно, влачили бы полностью лишенное смысла существование. Смерть вносит разнообразие в жизнь. Поколения сменятся, и каждое поколение вносит свою лепту в развитие цивилизации, в генетическое разнообразие мира.
И к тому же: осознание конечности бытия своего придает особенный смысл жизни человека. Понимая, что жизнь коротка, заставляет дорожить каждым её мгновением, заставляет стремиться к созиданию, чтобы оставить свой след на земле. Мысли о смерти заставляют по-другому смотреть на прожитые дни своей жизни и исправить свои прежние ошибки, чтобы жить в будущем по-другому.
Животные не способны к абстрактному мышлению и поэтому не ведают страха смерти – им знаком только инстинкт самосохранения, - считает наука. Человек начинает бояться смерти, как только осознает её неизбежность. Этот страх от неизвестности – никто достоверно не знает, что нас ждет за гробом.
И это важный фактор жизни – Страх смерти. Он дополняет природный инстинкт самосохранения и является важнейшим для человечества, считает наука о Человеке.
Люди лишенные страха перед смертью – опасны для общества. Это фанатики религиозные, например, террористы смертники, маньяки. Они не ценят свою жизнь на земле, мечтая жить в призрачном другом мире. И потому не ценят и жизнь чужую – для лишенного страха всё возможно и убийство.

 Часть 5

И вновь, неслучайно сказано было слово – «наставник». Случайностей, как водится, не бывает. Новых, молодых рабочих на заводе «прикрепляли» к «старым» и опытным (и возраст тут не имел значения), чтобы передавали опыт и практические знания в производстве. Наставничество было развито в советское время везде, в производстве и не только.
И Семён Карлович обратился к начальнику цеха, и Женю перевели на его участок в инструментальном цехе №11. Они освободили стол-верстак рядом с Семёновским. Подвинуться согласился активист-коммунист, слесарь 6-го (наивысшего) разряда Валентин Григорьевич. И так, среди двух старых рабочих, началась рабочая жизнь молодого слесаря-инструментальщика Жени Иванова.
Наставники всегда подскажут. В каждой работе есть свои маленькие хитрости и свои трудности, которые известны уже старым мастерам: как легче их, трудности, преодолеть, они уже знают и могут подсказать.
Вначале, представим себе огромный цех: высоко сверху видны были железные балки, перекрестия перекрытий, поддерживающие крышу. К балкам крепились рельсы, по которым ходили тельферы, для перевозки грузов. Огромные стеклянные стены-окна по всей левой стороне цеха ясно освещали его. И вдоль этих окон тянулся ряд верстаков-столов с тисками на каждом из них. А посередине стояли станки токарей в два ряда, и в конце токарного ряда высокие (выше токарных в 2 раза) станки фрезерные и сверлильные – это считался заготовительный участок.
Правая сторона цеха состояла из дверей в подсобные помещения. Тут же была лестница на второй этаж подсобных помещений, где был зал – красный уголок с библиотекой в нем для технической литературы. Наверху же был кабинет начальника цеха со стеклянной стеной – он мог видеть всё, что в цеху творится. А в цеху шла работа: кто-то тянул, передвигал тяжелые болванки, на крюке подвешенные на тросах заготовки, к своему верстаку. Работали токаря, фрезеровщики включали свои станки и со скрипом и визгом пилили металлические болванки. За верстаками работали напильниками, вытачивая детали слесаря.
Сама профессия инструментальщика говорит за себя: эти слесаря делают инструменты. Инструменты бывают маленькие, небольшие, такие, на которых учился в «Техническом училище» (техникуме) Женя Иванов. Ученики начинали с изготовления молотка, самого распространенного инструмента, - вытачивали его из болванки-заготовки. Потом делали более сложный инструмент – плоскогубцы. И даже пытались, к концу обучения, на практике, изготовить измерительный инструмент – штангенциркуль.
И слесарь-инструментальщик должен уметь работать на многих станках. Ведь нужно просверлить отверстие – работа на сверлильном станке, расточить отверстие до большого овала в том же молотке, например, как в учебном пособии, а это работа на фрезерном станке. А еще их обучали работе на фрезерном станке с числовым программным управлением (ЧПУ), чтобы сделать нарезку насечек на линейке штангенциркуля. Ведь тут нужна была точность, до микрона. И все доводили до определенной точности при помощи шлифования бор-машинкой с насадками. Так что, слесарь-инструментальщик профессия серьезная и многоплановая.
И наставники Жени Иванова были мастера своего дела. А изготавливали они инструменты для больших станков: для прессов – пресс-формы, и формы для штампов в 50 тонн.
Слесарю давалась папка чертежей готового штампа или пресс-формы. И тут надо было разобрать чертежи. Раздать заготовщикам, чтобы нарезали из железа, из болванок, нужного размера заготовки деталей. А потом чертежи фрезеровщикам и токарям – подогнать детали под размер с допуском. Сам слесарь должен подточить, подогнать, отшлифовать и собрать пресс-форму. Тут надо было, и точить напильником, оставляя допуск на закалку поверхности: ибо после нагрева и закалки металлические детали изменят свой размер. (Не зря учил Женя Иванов – знаменитый «сопромат»).
Эти пресс-формы ставились на большие станки и выливались пластмассовые детали, например, расчески те же. Выливались детали и из алюминия, а штампы вырубали детали из листового железа.
Мастер, коммунист – Валентин Григорьевич, часто не доверял ни токарям, ни фрезеровщикам. В цеху, специально (для слесарей), было много свободных станков: 3 токарных и 2 фрезерных. Тогда круглые детали Валентин Григорьевич точил сам, «выталкиватели», например. Он вставал за токарный станок, одевал очки и точил, как заправский токарь, и точил в более точный размер, нужный ему, до миллиметра, до микрона, измеряя не штангелем, а микрометром. Так же умело он владел и станком фрезерным, вытачивая углубления в деталях с точностью до микрона.
Работа Жене Иванову нравилась с внешнего вида её, с созерцания, - когда он смотрел, как ловко работает Валентин Григорьевич. И когда он собрал пресс-форму, у Жени на глазах, видно было как он искренне радовался: что пуансон и матрица подходили друг ко другу по направляющим штырям их соединяющим, а поднимая пуансон вручную (помочь поднять он пригласил Женю), - внизу, в матрице, выскакивали выталкиватели на пружинах. И все это сопровождалось радостью и веселыми шутками-прибаутками. А деталь, которую должны были отливать на этой пресс-форме, была важная и нужная, для военной промышленности. И завод был военный, номерной, внешне с мирским простеньким названием. Все, однако, знали что это завод № такой-то, а не простой, там, заводик промышленных товаров.
Как сюда попал Женя Иванов, и почему… - он рассказал своему наставнику Семёну Карловичу постепенно, в период общения.
Работа начиналась с 8-ми утра, и уже с 7-ми часов люди тянулись к проходным завода вереницей. Пропуск сдавался в турникетах охране и у каждого был свой номер. А в 10 часов был большой перерыв на полчаса, в это время работали буфеты на территории, у многих цехов, на каждые три цеха по буфету. В них продавались кофе, чай, булочки и бутерброды разные. Это был посредственный «перекур». Кроме обеда с двенадцати тридцати до часу тридцати. И рабочий день был до семнадцати тридцати. И во время «перекуров» Женя успевал сбегать за кофе и сигаретами, а потом они сидели на лавочке в садике у входа в цех (около цехов посажены были яблоньки, устроены клумбы с цветами, у некоторых в сквериках и фонтанчики, - всё сами рабочие делали во время субботников). Беседы шли не только на производственную тему, хотя тут же и наставляли Женю оба наставника, учили, как сделать необходимые работы, (к кому лучше из токарей обратиться, как отправить на закалку детали в кузнечный цех и т. д.).
Женя с полным доверием мог рассказывать о своих жизненных проблемах, и услышать правильные слова и советы от наставников.

Часть 6
 
Из рассказов Жени Иванова.
После экзаменов в 8 классе не всех перевели, взяли, в 9 (девятый) класс школы. Явных двоечников, дотянув до тройки, не брали для продолжения образования в школе. Так и его одноклассников-друзей не взяли. Гена Бобиков, например, - мальчишка шпанистый, был другом Женькиным. Он голубятник был, и курил и матерился и плохо учился. И еще другие-некоторые одноклассники ушли из школы, в 9 (девятом) классе их уже не было. А продолжили они образование, поступив в ПТУ – там обучали рабочим профессиям: учили на плотников, штукатуров, каменщиков, и заодно, давали среднее образование. В ПТУ учились, после восьмого класса три года.
У Жени было плохо с математикой, но сдал он экзамен, тогда, успешно, и с общими оценками, все четверки, он перешел-таки, был принят в 9-й класс школы.
Полюбив чтение, любовь к литературе у Жени сказалась в том, что он сам стал записывать свои истории. Он хорошо писал сочинения, и его выбрали в редколлегию школьной стенгазеты. Учительница по лит-ре, Марь-Ванна, посоветовала Жене сходить в Дом Пионеров, в литературный кружок (клуб). И Женя пошел. А случилось это, потому что относительно молодой учительнице по лит-ре нравились стихи и она их читала в классе на уроках наизусть с большими чувствами: читая Есенина, например, она краснела на словах – «унесу я пьяную до утра в кусты». А Женя для стенгазеты тоже сочинял короткие стихотворения, по теме которую в газете освещали. Так, вначале, он прослыл «поэтом» среди одноклассников и во всей школе. И потом все узнали больше, - что он «писатель» и ходит в лит-кружок во Дворце Пионеров, где проводились встречи (мастер-классы) с писателями. Узнали про Женю и во дворе его, потому что его стихи напечатали в местной республиканской газете, на праздник 9-е мая, День Победы, как молодого начинающего автора-школьника.
И это событие, некоторым образом отделило Женю от всех сообществ и групп ребят сверстников. К нему стали относиться отстраненно-уважительно. У Жени появилось время, возможность, ходить в библиотеку в читальный зал и не прослыть «ботаником» среди ребят: когда его спрашивали, - куда он пошел после школы? – он говорил, что в Читальный зал, в библиотеку. И все «с пониманием» кивали головой и произносили: «а-а-а! писатель!» - с уважением провожая его.
«Авторитет» Писателя, в те времена, был очень высокий. Женя уже не бегал во дворе, не играл в дворовый футбол: он, в лучшем случае, стоял на краю импровизированного футбольного поля, и ребята даже были рады, что «писатель» наблюдает за их игрой. Женя присутствовал и при играх в домино или в карты, «в козла», где играют вчетвером, во дворе за столиком в беседке, и тоже, к его присутствию уважительно относились старшие ребята, даже старались при нем меньше материться.
А всего-то, что он сделал: писал статьи о жизни школы в стенгазету, - о проведенных мероприятиях, о походе в центральный «Большой» театр всем классом, о походе на речку, в лесок-рощу на урок биологии-ботаники младших классов….
И главное: его стихи печатали в центральной печати несколько раз. А это было уже что-то!
Учиться лучше Женя, однако, не стал. По-прежнему ему не давалась математика. И окончил он школу не с лучшими оценками. По той же литературе – четверка, до пятерки не дотянул. И тройки по физике и математике, везде эти формулы с цифрами.
_________________
А после школы теплым летом он, вдруг, (по безрассудности юношеской), забросил все свои ранние увлечения и пришел к другу голубятнику, к Гене Бобикову. Там он познакомился и «связался», как говорят, с другими людьми. На голубятне собиралась безрассудная компания: тут курили, тут играли в карты на деньги, тут пили вино…. Они ходили на речку купаться, хулиганили не по-детски: воровали на пляже вещи – часы, фотоаппараты и если попадись – кошельки. Многие из той компании уже были судимы по малолетке, а потом, впоследствии, и Гену Бобикова тоже посадили в тюрьму за грабеж.
К счастью, Женя в тот день болел и лег в больницу: он всегда болел «чирьями». И это была какая-то хроническая заболеваемость такая. И в раннем детстве у него выскакивали чирьи на заднице, на спине и на ногах. Они разрастались до гнойных язв. И лечили его тогда, в дошкольный период, народными средствами в деревне у бабушки: припарками и настоями и мазями из трав, парили в бане особыми травяными вениками. Но ничего, особо, не помогло, - едва он простужался, опять где-то выскакивал чирей. Только заживет в одном месте, через некоторое время, вдруг, выскочит и образуется новый чирей на шее сбоку….
Так было в Жениной жизни всё время. После долгих пляжных купаний, эти чирьи его одолели столь сильно, что их выскочило около 10-ти штук – и его положили в инфекционное отделение городской больницы.
А он подавал документы, по совету и по просьбе отца, в строительный техникум. Готовиться к вступительным экзаменам ему не хотелось. А были и билеты для устных и письменных, по математике. Но лето! И он гулял. Обманывал родителей: говорил, что готовится, якобы, учит, а сам, пока родители на работе, шел на голубятню или шел воровать яблоки, еще не спелые в июле…. Потом и больница отняла время. Так что сдавать вступительные экзамены в Техникум он пришел совсем неподготовленный вначале августа.
Первый экзамен по литературе и русскому языку, - надо было написать сочинение, а темы по школьной программе. И написал он сочинение хорошо: 5 – по литературе и 4 – за грамоту, чем порадовал родителей. Но через два дня – шла математика, и тут: 4 задания в билете, - он сел готовиться и решать задачи. Первые два задания Женя еще как-то попытался решить и написал удовлетворительно для себя. А вот третьим был пример-уравнение с «логарифмами» - что это такое? – он явно не понимал. А еще пример в четвертом вопросе билета с «производным»! – если логарифмы не знал, то производные и подавно.
Он сдал билет учителям из приемной комиссии и спросил, как быстрее забрать документы. Ему объяснили. Вышел он из здания Техникума, конечно, расстроенный и пошел домой пешком. В руках были все документы, а проходил он мимо здания, в котором были мастерские. На окнах, на уровне земли, сквозь решетку видны были верстаки с тисками. Дойдя до угла, Женя увидел у входа щит с объявлением: «Объявляется прием», и принимают только со средним образованием. Это было Техническое училище от завода №-такой-то, как узнал Женя, когда вошел в мастерские. Ему сказали, где находится само училище, неподалеку, и он пошел со всеми документами. А там не сдавали приемные экзамены, но было собеседование и надо было заполнить анкету.
Собеседование он прошел и анкету заполнил, но так и не понял – хорошее он представление о себе оставил, и возьмут ли его в училище. Оказалось, нужно ждать результаты в течение месяца, а то и двух, анкеты отправляют в Москву и решают совсем не здесь, завод под номером, военный и есть там секретные цеха. Ого!
Вот с таким результатом он появился перед родителями. Ругали его, конечно, все и отец и мать, и бабушка приехавшая, как будто нарочно. Но документы были отданы…, и было у отца, а тем более у бабушки большое сомнение – примут ли его туда, на секретное производство военное. Тут и узнал Женька еще одну тайну, как и то, что он был крещен, до восьмого класса не знал, так и теперь. Его деда с бабушкой выслали со Псковской земли, где было свое огромное хозяйство. Стали все ждать и ждали долго. А в октябре ему пришло известие из военкомата: в армию надо было готовиться идти. Он сходил в военкомат. И там его направили на обучение в ДОСААФ, в группу подготовки перед армией. Стал Женя заниматься в ДОСААФе, учиться на радиста. В тот год он ничего не узнал: приняли ли его в училище или нет. Он пошел служить в Армию, а документы остались в Техническом училище от военного завода.
____________
Отступление от темы. Личность и общество.
Формирование человеческого характера во многом зависит от того, в какой группе общества он воспитан.
Формальными группами являются объединения людей в рамках официальных организаций, например предприятий или школ. Это может быть и рабочий коллектив, и школьный класс.
А неформальные группы возникают сами собой на базе общих интересов людей. И эти группы в разной степени влияют на становление личности человека.
Представьте, что некоего Женю Иванова родители заставили ходить в музыкальную школу. Однако Женя разделяет мнение мальчишек во дворе, что музыка – это «занятие для девочек» и гораздо более важно научиться забивать голы, играя в футбол. И музыкальный класс и дворовые мальчишки – это две малые группы для Жени. Но взгляды его одноклассников по музыкальной школе ему чужды, а позиция приятелей со двора близка и понятна. И поэтому Женя хотел бы быть таким же, как ребята во дворе. Для него, как и для них, один Пеле – стоит сто Моцартов. И когда в музыкальной школе его будут упрекать, что он не знает Бетховена, Жене это безразлично, потому что во дворе из его приятелей никто Бетховена не знает, может знают по именованию, но что он написал и прочее им неизвестно и ненужно. А вот стыдно будет сказать своим приятелям, что он не видел матч чемпионата мира по телику, потому что занимался музыкой.
То есть группа, в которой он находит образцы для подражания, мнение которой и нормы поведения которой он разделяет – это референтная его группа, по определению психологии.
Но определение группы приемлемой себе еще не главное. Каждый член группы занимает в ней свое место и имеет в ней свой статус, степень влияния на других или авторитет.
Статус (влияние) не всегда совпадает с официальной позицией, занимаемой в группе. В школьном классе, как в группе одноклассников, староста класса далеко не всегда пользуется должным уважением. Иногда слово озорника-хулигана с задней парты бывает очень веским и решает спор.
Реальный в жизни статус человека из группы может не совпадать с внутренней установкой, то есть с тем, как себе этот человек представляет свое положение. Одни люди переоценивают свое влияние, свой статус и попадают в конфликтные ситуации.
Важна роль человека в своей группе правильно понятая. Роль в группе может быть навязанная, - всегда есть роль шута, и есть роль «козла отпущения», которую человек терпит, не желая уходить отделяться от группы, ведь в крутых жизненных ситуациях группа его защитит.
Чем больше общего у членов малой группы, тем она более сплоченная. Отношения между членами группы называются межличностными. И весь фон отношений в группе, в эмоциональном и нравственном плане – называют психологическим климатом группы. Правила поведения, принятые в группе, называют групповыми нормами.
Коллектив – это сплоченная группа людей, в которой хороший психологический климат, развитые деловые и личные отношения, четко распределены обязанности. В коллективе есть лидер, которого все уважают, и каждый участник имеет возможность развиваться как личность.
______________________
Женя Иванов рано «отбился от коллектива», как говорят. Он своим «писательством» был в отдалении от всех групп подростков во дворе. А во Дворце Пионеров тоже не включался в работу коллектива писательского кружка. Все его воспитание было самостоятельное и одинокое. Он один бродил по городу, любил прогулки, один ездил на велосипеде на рыбалку. Там нет-нет поговорит с рыбаками встреченными, но остается все же один. Друзей у него из-за этого и не было. Армия сломала его характер, временно. Он должен был входить в группу военнослужащих: свою роту, свой десяток солдат с которыми спал в одной казарме. И это отдельная история.

Часть 7

Городской призывной пункт военкомата находился рядом с домом. И Женя пошел туда с мамой. Отец уходил на работу рано, в 7 часов утра. А маме на работу надо было к 9-ти часам, вот она и пошла провожать Женю в Армию. На дорогу собрали в рюкзак продукты и трусы-носки, зубную щетку-мыло, предметы первой необходимости. Маме сказали, чтобы она дала сыну денег: «примерно 50 рублей на дорогу дайте» - сказал кто-то из офицеров.
Из всех городских призывных пунктов собрали призывников в Центральном Республиканском военкомате. Там были казармы для отдыха, где призывники могли и ночевать, ожидая отправки в часть.
Мама думала – что всё, сына отправили в Армию. Но на следующий день он приходит домой, и немного пьяный. С ребятами, которых оставили, не взяли в армию и отпустили по домам, они «отметили» свое знакомство и то, что их не «забрали». Это был первый призыв в октябре. Оставили тех, кто подал документы на поступление в вузы и техникумы, а тех, у кого плохие отметки в аттестатах, наоборот, взяли: ибо они будут «болтаться», никуда не поступят, как сказал военком.
Но через неделю пришла повестка. Дней через 10 приехали другие «покупатели», призывные офицеры из других воинских частей и был организован второй призыв. В повестке из военкомата значилось: прийти на призывной пункт к 8-ми часам, при себе иметь то-то и то-то. И Женя Иванов пошел один: «взрослый уже, чё его провожать» - решила мама.
Так, все-таки, его забрали в Армию и увезли на далекую от его дома Украину. Во Львове он проходил «учебку», обучение. А направлен был в часть под городок Овруч, в БАО, в батальон аэродромного обслуживания.
Служба проходила, как обычно в советской армии: прошел он все стадии «дедовщины»: был и «черпаком» и «полудедом» и прочее. И вот, в последний год службы, когда готовились провожать на дембель весенний призыв: клеили и оформляли «дембелям» их дембельские альбомы, в апреле, - случилась катастрофа Чернобыльской АЭС.
Первыми задействовали в «ликвидации» аварии, конечно, армию (приказы не обсуждаются). И был задействован и их аэродром, близкий к Чернобылю. Самолеты улетали в зону заражения…. А принимали их назад, облученные, обслуживающий персонал БАО, и Женя тут участвовал непосредственно. Вот тогда он получил огромную дозу облучения.
Была среди их солдат «хитрость» на случай учений, хитрость с противогазом. Когда их заставляли бегать кросс при полной выкладке, во время учений, и когда объявлялась «газовая атака» и надо было бежать в противогазах, тогда солдаты вытаскивали из противогазных коробок все фильтры и клапана. Дышать было тогда легко во время бега, воздух проходил напрямую….
Вот эта «хитрость» и подвела. Чернобыльская трагедия – не была учением, всё было настоящее: взорвался Ядерный реактор Атомной электростанции.
А Женя подходил со своим «модернизированным», переделанным противогазом к облученным самолетам, выполняя процедуры обслуживания, и наглотался, видимо, радиоактивной пыли. Солдатская «смекалка» сыграла злую шутку.
И не дослужил Женя до своего дембеля, до осени, его забрали в больницу с чрезмерной передозировкой облучения. Он заболел лучевой болезнью. Диагноз был неточным, как всегда в нашей медицине и пролежал в госпиталях, как пострадавший в Чернобыльской аварии, долгое время. Его возили и в Подмосковный военный госпиталь. А под конец, и в родном городе, на окраине его, в госпитале он долечивался. Всего, в общей сложности, лечился Женя 3года. Он получил удостоверение «Чернобыльского спасателя», и пособие, деньги от государства, как бы инвалидность. Многие льготы: бесплатный проезд в общественном транспорте и другие.
В темных ранее волосах появилось много седых волос. И похудевшее, осунувшееся лицо его старило. А он был молод, и чувствовал себя молодым – вот и пришел в Техническое училище. Конечно, его взяли с радостью на учебу: Чернобылец, - и это пристало к нему, как кличка, на все время. Учился он среди молоденьких школьников, и сразу приобрел некий «авторитет». Он снова в коллектив учебного класса не вписывался. Он был взрослый – среди детей. И вновь было тоже одиночество, как в школьные годы его «писательского» авторитета. Друзей у него, как не было, так и не появилось. И только на Заводе он нашел старших понимающих и умных наставников и друзей.

Часть 8

Они выходили после работы из цеха всегда втроем, поджидая друг друга у выхода: Семён Карлович, Владимир Волков – коммунист и мастер высококлассный, и Женя, их ученик, которого давно приняли за своего.
Центральная улица завода выглядела как улица большого города. И весь завод представлял из себя городок: тут были широкие улицы с двухсторонним движением машин и газонами и тротуарами. Вдоль дороги, на газонах росли высокие деревья: липы и тополя и березы. Были перекрестки со светофорами, повороты в сторону цехов. Была и железная дорога со шлагбаумами, по ней привозили заготовки и увозили готовые изделия. Вокруг высоких, некоторые и в три этажа, цехов были сады и скверы, засаженные кустами шиповника, черноплодной рябины, яблонями и вишнями. На заводе была своя котельная с высокой трубой и своя небольшая ТЭЦ, которая давала эл. ток на весь завод.
Однако наступали трудные времена. Зарплату платили «неестественными» деньгами (по выражению наставника Семёна Карловича): крупными тысячами, по 50 тысяч, по 100 тысяч и даже по полмиллиона.
Конечно, они, новые друзья Жени, обсуждали жизнь внешнюю, а не только заводские производственные проблемы. Вот и началось возрождение Церкви и в то время, вдруг, стало много верующих (верующим был Семён Карлович). В городе открылась «старая-новая» Церковь, здание которой, уцелевшее, передали для восстановления год назад.
Женя больше слушал, набирался ума-разума от пожилых и умных своих друзей.
Волков (так его все звали на заводе) – передовик производства, его портрет красовался на Доске почета перед проходной, - спорил с Семёном, который тоже был не последний специалист, ветеран труда, работающий на заводе с войны, с самого начала завода. Завод этот со всеми станками был эвакуирован в войну из Подмосковья.
Их споры были очень деликатные и интеллигентские, скорее философские, и слушать их для Жени было очень полезно и интересно. К Жене обращались частенько: «спросить мнения молодого», - и он своими ответами лишь подкидывал жар в топку споров-философствования. То одному: «ага, молодые одобряют и знают Заповеди Божии: «не убей…» и прочие. То другому: «ага, зло должно быть наказано по закону государственному, отсюда – «добро должно быть с кулаками», и смертную казнь зря отменили». В то время был мораторий объявлен на смертную казнь.
Но и на заводе дела шли не лучшим образом, как понял Женя из разговоров друзей. Военных заказов становилось всё меньше. И они, слесаря-инструментальщики, видели это. Женя сам изготавливал пресс-форму для выливания из алюминия подставки под сковородку в виде черепахи. Завод начал много выпускать ширпотреба, товары для магазинов хозяйственных, в прямом смысле. Это, как-то принесли для ремонта Семёну Карловичу пресс-форму для мыльницы: погнулись выталкиватели. Оба длинных каленых штыря были погнуты замысловатым зигзагом, что было крайне удивительно для мастеров-профессионалов.
Закалка под 70 единиц, по чертежу, штыри должны были сломаться, как хрупкие грифель карандаша, но никак не погнуться. Их надо было нагреть, чтобы согнуть, нагреть форму саму до красноты и сместить верхнюю часть матрицы (которая из двух частей состоит). Это было очень удивительно для всех слесарей в цеху. И все подходили, и «охали и вздохали» и смеялись даже от души: «вот как загнали пресс, что норму в 10 раз перевыполнили, наверное, что так нагрелся, чтобы эти выталкиватели погнулись»! Пришлось поменять и направляющие крепления, на которых держались обе части матрицы, хотя они не были деформированы. Тем более удивительно было, как согнулись выталкиватели.
______________
Время подходило к Новому году. И на следующий день Волков принес кучу пробок от шампанского, в пакете.
«Я вот сделал свое яблочное вино, из своих яблочек, а на Новый год хочу сделать «шампанское», чтобы стреляла пробка» - сказал он Женьке. И он попросил помочь снабдить пластмассовые пробки оригинальной проволокой. Женя сбегал на заготовительный участок и нашел и отрезал от бухты нужного размера проволоку. А потом они, вооружившись плоскогубцами, гнули и прикрепляли проволоку к пластиковым пробкам.
По окончании работы Волков предложил друзьям на новый год прийти к нему и отведать «шампанское» собственного приготовления, домашнее.
А жил он в своем доме, в частом секторе, сразу за территорией завода. Раньше это была окраина города, а теперь от частного сектора остались две улицы. За ними на расстоянии двух остановок от заводской проходной был построен новый микрорайон, в котором жил Женька.
И дом у Волкова был хороший (сам строил, вернее, перестраивал, - всегда хвалился Волков) деревянный, облицован кирпичом с трех сторон, которые видно с улицы. И сад был ухоженный, и виднелись из снега две теплицы.
Во дворе росла уже высокая елка, но её нарядили игрушками до половины и обвешали гирляндой-подсветкой насколько достали со стремянки.
Вечером пришёл Семен с женой и маленьким сыном, детсадовского возраста, в гости к Волкову, дома у которого были две дочери школьницы и красавица жена, артистка городского театра. Пришёл и Женька, принятый в круг новых друзей. Праздновали они, подняв бокалы, за новый, 199(?) год. Что там ждало их впереди…, но они верили в светлое будущее!
Конец.