Глава 11. Алексей и Глафира. 1906

Алексей возвращался из плена. Под мерный стук колес поезда, он думал о Глафире.  Ее черные глаза прожигали насквозь его сердце. Ее ладная фигура стояла перед глазами, а бархатный голос звучал в ушах, вытесняя из памяти ужасы страшной и бессмысленной войны. Ведь как это бывает в жизни, вдруг  после короткой и единственной встречи западает тебе человек в сердце и ты несешь  это чувство через всю жизнь.

 А за окном поезда мелькали величественные горы и густые хвойные леса. Еще сутки пути и они подъедут к Байкалу, а там и Глафирин городок неподалеку.

Затем он вспоминал родной дом, в котором  не был почти два года. Скоро посевная, перед глазами вставало вспаханное поле, подернутое утренней дымкой тумана. И сердце болело от этих воспоминаний:

- Как там мать и батя, сестра и братишка Алексей кореец? У него уже подрастает маленькая дочурка Христиночка. А я все еще холостой.    Конечно, мне повезло, что я живой и невредимый возвращаюсь домой из плена. Зачем была эта война? Столько народу полегло на ней.- Думал Алексей, вспоминая кровавые битвы, голодных и обездоленных солдат, заливающих горе водкой. Неразбериху и беспорядок во всем.

Но что-то изменилось вокруг, на станциях появились стачечные комитеты, которые следили за порядком и не давали офицерам издеваться над солдатами. Он вспомнил, что на вокзале среди железнодорожных расписаний на видном месте висела телеграмма из Иркутска, в которой говорилось,  что «войска иркутского гарнизона перешли на сторону народа».

В залах вокзала везде было оживление, лица смотрели светло и празднично. Вошел радостно взволнованный рабочий, с черными от мазута  руками, и крикнул на всю залу:
– Товарищи! Делегаты вести привезли: в России в шестнадцати губерниях войска перешли на сторону народа!

Проезжая различные города, можно было видеть людей, маршировавших с красными флагами.

Недалеко от Алексея сидела небольшая группа трезвых солдат, что было редкостью в дороге, они что-то оживленно обсуждали. Алексей прислушался. Один держал в руках потрепанный клочек бумаги, видимо, письмо и что-то зачитывал остальным:

-Слушайте, что мне батя из Москвы пишет. Мы пошли к царю, чтобы попросить у него милости и дать нам жизнь нормальную, мы шли с детьми и женами и несли в руках иконы. А он нас встретил пулями. Солдаты стреляли в нас, в женщин, детей. Не счесть сколько миру положили там насмерть.
 
- Что делается! - Подхватили солдаты.

- Мы тут за царя гибнем, а он в Москве наших родных расстреливает.
 
- Верно, что делается! - Подумал Алексей:

- Мы, мужики, всю страну кормим и хлебом, и мясом, а нас убивать. За что? Ведь перед богом мы все равны.

Алексей снова прислушался к разговору:

- Надо власть народу забирать, - продолжал тот солдат, что читал письмо.

- А что народ будет делать с этой властью?- Возразил ему кто-то.

- Народ же грамоту не разумеет и не знает, как управлять государством.

- Ничего научится! - Прозвучал оптимистичный голос.

В другом углу пьяные солдаты пели на мотив гимна:

"Боже, царя возьми!
Нам он не нужен!
В лоб японцами контужен!"

Мысли Алексея снова переключились на дом и на Глафиру. Он открыл свой вещевой мешок и стал перебирать подарки, что  купил на те скудные средства, что получали солдаты в плену. Фигурки из слоновой кости для сестры Настюхи.   Красочный веер для матери, японскую деревянную обувь гэта, для отца. И самый дорогой подарок - длинное с красивой вышивкой шелковое кимоно для Глафиры. Алексей провел рукой по нежной ткани кимоно, мысленно касаясь Глафиры и задумался:

- А ждет ли она меня?- Засомневался он.

 Пасмурным апрельским  утром Алексей сошел на станции Верхнеудинск, на окраине которого проживала Глафира. Он развернул листочек с планом, приложенным к ее письму,  по которому он мог найти Глафирин дом.  Затем вышел на привокзальную площадь, чтобы оглядеться и спросить у местных дорогу.

Вдали у края площади Алексей увидел длинный деревянный помост, на котором было поставлено четыре столба с виселицами, на них висели четыре человека с мешками надетыми на головы, их тела раскачивались на ветру.

Неприятные предчуствия охватили его. Он спросил мужика, проезжавшего мимо  на телеге:

- Милчеловек, скажи мне, пожалуйста, за что этих мужиков повесили?

- Супротив царя пошли, хотели царскую власть разрушить. Да их тут много таких было, свои комитеты организовали, с красными флагами по улицам ходили,
кричали:

- Всю власть народу! Вот и докричались. А эти были самые что ни на есть активные. Ну, генерал Ранненкампф приказал, а ротмистр Клейф исполнил.

Алексей направился к дому Глафиры, уточняя по пути дорогу. Дом, в котором она жила, был большой, добротный, видно было, что хозяева его строили на века.

Он постучал в ворота, за воротами раздался злобный лай и рычание большого пса.

- Кто там? - Прокричал женский голос.

- Я к Глафире, Алексеем меня кличут.

- Ну, входи, Алексей, - ответила пожилая женщина, открывая ворота, - сказывала мне про тебя Глафира.

- Глафира, выдь, тут до тебя солдатик пришел! - Прокричала она в окно.

На крыльцо выскочила Глафира. В первый момент Алексей не узнал ее в черном платке, похудевшую и с темными кругами под глазами. Она с рыданиями бросилась Алексею на шею.

- Что случилось? Говори скорей! - Забеспокоился он.

- Они вчера убили моего отца.

- Как убили? За что?

- Они повесили его вчера на привокзальной площади вместе с другими. - Алексей все понял.

- Собирайся, я приехал за тобой, - сказал он решительно.

- Куда же я поеду? А тятя? Он там висит на площади, тело его не отдают, чтобы похоронить. Говорят, что преступников закопают, как собак, в поле, без отпевания. Глафира продолжала рыдать.

- Девка, давай-ка проводи мужика в дом, отца слезами не вернешь Надо думать, как похоронить его по христиански. Да познакомь меня с Алексеем-то. Варвара я - мать Глафиры. Присаживайся к столу, Алексей. Пообедаем, да помянем мужа моего Василия.

Налила всем Варвара понемногу водки в стаканы, выпили, закусили, помянули добрым словом Василия.

- Вот что я думаю, - продолжала Варвара. Надо нам как-то снять тело Василия и предать его земле, а уж потом мы его отпоем в церкви. Ведь греха на нем нет.  Для людей он все делал. Но вот как забрать тело? Их там четверо висит и какое Василия?

Ночи сейчас темные безлунные. Место казни не охраняется. Позову-ка я еще двух мужиков-друзей Василия, думаю помогут. Завтра встанем с утра пораньше и пойдем подальше в лес копать могилы. А уж ночью подъедем на телеге, постараемся побыстрее снять мужиков с виселицы, увезем их в лес и захороним.

Все надо делать быстро, чтобы вернуться домой, ко времени, т.е. до рассвета. А ты, Алексей, сразу забирай Глафиру и уезжайте, пока не дознались, кто все это сделал.

На следующее утро человек 10 мужиков собралось около дома Глафиры, они на двух телегах отправились в лес искать укромный угол, где можно похоронить своих родственников, выкопали четыре могилы и стали ждать пока стемнеет.

Заехали со стороны боковой улицы, которая выходила как раз к виселице. Темно было хоть выколи глаз. Один из мужиков, Данила, который хорошо лазал по деревьям, залазил на столб, обрезал веревку, двое снизу принимали тело и бегом несли в телегу. Погрузив два тела на первую телегу, трое мужиков повезли их в лес хоронить, затем проделали то же самое со следующими двумя телами. Наконец, все были захоронены, а могилы замаскировали травой и ветками.

  Мужики выехали из леса и разошлись в разные стороны, только двое уехали на своих телегах. Едва они успели добраться до дома, уже рассвело, и  полицейские на лошадях начали объезжать улицы в поисках виновников. Добрались и до дома Варвары. Стали проверять, где же Глафира?

- Так за ней приехал солдат-жених и увез ее в Томск еще на прошлой неделе - ответила Варвара.

А в это время Данила вез Глафиру и Алексея к поезду на соседнюю станцию, проезжая мимо небольшой церкви, Алексей попросил Данилу остановиться.

- Ну, с Богом, Данила! Мы сойдем здесь, нам надо зайти в церковь!

Данила придержал лошадь, и молодая пара с небольшим багажом сошла и направилась в церковь.

- Нам надо обвенчаться, Глафира, - сказал Алексей, - Тогда ты будешь мужняя жена и под моей защитой.

Слезы потекли из глаз Глафиры, смывая пережитые потрясения последних дней. Она ничего не сказала, а только оперлась на руку Алексея, он крепко обнял и поцеловал ее впервые за все время их знакомства.

Переступив порог церкви, перекрестившись, пара оставила свои вещи недалеко от входа, и подошли к батюшке:

- Нам надо исповедоваться, батюшка, - попросил Алексей.

- Хорошо, дети мои, - ответил священник.

Алексей и Глафира поочереди прошли обряд исповеди, посвятив батюшку во все свои греховные дела. Батюшка отпустил им грехи. После чего Алексей попросил священника обвенчать их.

- А кольца-то у вас есть? Ведь кольцо - это символ неразрушимости брачного союза.

Глафира сняла серебрянное колечко с пальца и подала батюшке.

- Хорошо, у невесты как раз должно быть серебрянное кольцо, а у жениха золотое. Золотое кольцо символизирует солнце, которому уподобляется жених в браке,  серебрянное кольцо-это символ луны, которой уподобляется невеста.

У Алексея  кольца не было.

- В нашей лавочке можо купить кольцо. - Предложил священник, но увидев смущение на лице солдата, добавил:

- Там есть и позолоченные кольца, они совсем дешевые.

Алексей купил позолоченное кольцо. А Глафира сменила черный платок на кремовый с золотыми разводами.

- Вам нужны свидетели для венчания. - Снова отметил батюшка.

Свидетелей у Алексея с Глафирой не было.

Тогда отец Серафим подозвал женщину, что убирала церковь и сказал ей:

- Прасковья, эти люди только что исповедовались мне, они сказали, что любят друг друга, будешь у них свидетельницей при венчании.

- Хорошо , батюшка, - ответила Прасковья.

- Да позови звонаря Григория, он будет вторым свидетелем. 

Началось венчание.

Сначала отец Серафим рпассказал о небесной высоте христиаского  брака, о его прочности, потому что он соответствует тому идеалу, который был вложен в него Богом.

Потом пошел торжественный обряд венчания. И вот кольца одеты на пальцы Алексея и Глафиры. Теперь они муж и жена. Просветленные и счастливые они вернулись на станцию, где  благополучно сели на поезд и через пару дней уже доехали до Томска.

А полицейские арестовали несколько человек, показавшихся им подозрительными, продержали их пару дней в кутузке и, ничего вразумительного не добившись, отпустили.