Беседа длилась

                Памяти Виталия Маслова

   Каким, когда-то, было знакомство? Не помню. Всё получилось само собой. Будто мы были знакомы всегда. Он был секретарём писательской организации, куда я приходил на встречи в литобъединение. Пили чай. Обсуждали стихи. Говорили о многом. Потом ему пришла идея издать наши книжки. Брошюрки, стихотворений по тридцать… Неброское оформление. Название на белом фоне. Простая бумага. Чтобы всё было дёшево. Тогда, в начале девяностых, издаваться было невозможно. Все перешли на коммерческую основу.

      
   Маслов собрал у нас рукописи. Работать с нами ему было удобней дома. И он пригласил нас к себе.


   В комнате, куда он нас привёл, было солнечно. Стояли в три ряда стеллажи, как в библиотеке. Всё было заставлено книгами. В углу – низенький столик. Кресло. Подальше – диванчик. Видимо, это был рабочий кабинет и комната одновременно, где Виталий Семёнович проводил большую часть своего времени.


   – У меня есть британская энциклопедия, – с гордостью произнёс он.
Потом он усадил нас за столик.

 
   Мы пришли вдвоём. Со мной был сослуживец. Тоже претендент на издание первой книжки.

   Говорили о многом. О славянофильстве. О гражданской войне в Югославии. О Караджиче и о русских добровольцах. Он рассказал о фонде культуры, Мурманское отделение он возглавлял в то время. Говорил о памятнике Кириллу и Мефодию, установки которого добивался. Говорил о том, что нужно праздновать Дни славянской письменности. Ещё говорил о том, что нужно каждый день работать, чтобы ум не застоялся. Я и не подозревал, что в это время он уже страдал от недугов. Потом говорили о его родной Мезени в Архангельской области. Для неё он много сделал в культурном плане. Он писал статьи. Собирал фольклор. Возмущался тем, что появилось много графоманов, которые ни разу не были в Мезенском районе, – а туда же! – пишут, не зная обстановки. Он упомянул о Доме памяти в Сёмже, в родной деревне, который посвящён солдатам XX-го века.


   Потом мы перешли к нашим стихам. На моё удивление, к моему попутчику у Маслова претензий почти не было. Он показал собранные стихи, которые  войдут в книжку. Со мной беседа длилась долго. Я всё старательно записывал, чтобы поправить. Так с тех пор некоторые стихи, которые надо было изменить, остались в том виде, в каком и были.  «Гольфстрим», например, также: «На болотах», «Веточка тальника».


  – Я разбирал стихи, вроде претензий много. А, когда посмотрел, – получилось. Вышел неплохой сборничек, – подытожил он.


   Я с облегчением вздохнул.


   – «Колонки и колодцы» – подойдёт название?
   – ...


   За чаем, он рассказал нам немного о себе. О годах учёбы в мореходке в Ленинграде. О том, как работал радистом много лет на атомном ледоколе «Ленин». О своих книгах. О встрече с Залыгиным, которая произвела на него неизгладимое впечатление. О том, как они прошлись по аллее и всё время молчали.

 
   – Это было святое молчание, – заключил он.


   Тогда Виталий Семёнович был полон оптимизма и творческих планов. Книжки наши ему удалось издать. Он отправил их потом критику и литературоведу Станиславу Золотцеву. И Золотцев упоминал об этом в большой статье. Он затронул и мои стихи. Отметил стихотворение «Колонки и колодцы», «Мотив», где были строчки:

 
Какой мотив простой –
А стихло всё вокруг!
И ивы над рекой
Затосковали вдруг.


   Теперь памятник Кириллу и Мефодию поставлен в городе, отмечаются Дни славянской письменности. Всё, о чём мечтал Виталий Семёнович, осуществилось. У меня осталась, как память, книжка, которую он подарил мне «Проклятой памяти».


   Умер Виталий Семёнович в 2001 году. Для нас это было неожиданностью и большой утратой.