Как хоронили татьяну

                Как похоронили Татьяну


Чуть свет в Натальину горницу забарабанили. Поднялась, набросив пуховый платок, открыла створку окна. На завалинке стояла неприбранная спросонку Елена. Лицо сразу осунувшееся, было мокро от слез.
- Ой, Татьяна, померла, - проговорила соседка. - Пожалуйста, придите, помочь с похоронами, - со стоном вымолвила она и заревела в голос. Ноги Натальи как к месту приросли, всю жизнь она знала эту Татьяну, безответную соседку, вдову, уже давно похоронившую пьяницу-мужа, в одиночестве оставшейся в своих ветхих стенах…
Вот и ещё одна ровесница покинула, ушла из этого мира.
- Да много ли мне-то осталось, - горько подумала Наталья. Но теперь не до раздумий. Уж если помирает, в деревне человек - это печаль не только для его родни. Помочь в похоронах, поклониться праху считает своим долгом каждый. Набрала Наталья в глубокую чашку свежих яичек, насыпала лучшей муки в полотняный мешочек, положила щедрый кусок масла, и, одевшись в тёмное, пошла почитать по покойнице, да и похлопотать о похоронах. К вечеру третьего дня в доме Татьяны уже собрались не только сельские, но и приехавшие из Челябинска и Оренбурга родственники. Полна изба народу. То одна соседка, то вторая тихонько толкали Наталью локтями, указывая в угол горницы. Та подняла заплаканные глаза, и её бледные щёки сразу вспыхнули от стыда и гнева. Обтянутые джинсами, худосочные городские племянницы сердито шипели друг на друга. У дверцы распахнутого шифоньера донёсся шёпот:
- Обычно ведь под бельё кладут! Тяжёлым взглядом смерила Наталья девиц, подойдя, спросила:
- Что кладут-то, чего шарите?
- Деньги, разумеется, - без тени смущения ответила одна.
- Да тётка ваша Татьяна, мне ещё в прошлом году отдала, чуяла, что ей недолго осталось. И записку тоже, там и завещано: оренбургским - 600 рублей, челябинским - 400 рублей.
- Это почему же мне меньше! - Визгнула челябинская.
- Чего базар развели?! – перекрыл перепалку племянниц бас вошедшего в комнату двоюродного брата покойной.
- Куда машинку стиральную дели, хапуги!
- Я продала, - заносчиво выпалила челябинская.
- Я тебя дам «продала»! - Вернуть! - Я здесь хозяин! - Племянницы, струхнув, юркнули в спальню, но и оттуда вскоре разнеслись голоса.
- Моя, отдай!
- Ни за что не отдам!
Там шёл делёж подушек с тёткиной кровати. Дошла очередь до отрезов из шифоньера. Тут уж крики стали громче, а пошли такие, какие в книгах заменяют многоточиями. Старушка, читавшая над покойницей, сбилась и вместо молитвы, забормотала: «Господи, хоть бы не подрались! Господи, хоть бы не подрались!» Заскрипела входная дверь, в комнату вошли два степенных колхозника, обратились к двоюродному брату Татьяны:
- Ты что ли Демид будешь?
- Ну я, - гордо ответил тот.
- Так, что же ты думаешь. Покойница ещё неделю в избе лежать будет? Хоронить пора.
- Я не против, нужно то хороните, «тыканьем» буркнул Демид, и ещё раз повторил:
- Надо, так хороните. И взялись за скорбное дело чужие люди. На кладбище Татьяну отвезли, поплакали, засыпали землёй и все ей честь по чести исполнили. Приезжая родня, сославшись на плохую погоду и слабость нервов, осталось в доме. И занялась дележом тряпок. Теперь уже без свидетелей…
 Так вот и похоронили безответную старушку посторонние люди, с сочувствием и со слезами распрощались. А родные, делили наследство.
Какая жадность к чужому добру! И ни капли сожаления, что ушёл из жизни родной человек!