Река, байдарка, саксофон

                (Отрывок из документального романа «МОЁ СЕРДЦЕ – САКСОФОН»)





Сведущие люди называют Латвию маленькой Швейцарией. Думаю, не без основания.

Хотя, у многих наша небольшая страна ассоциируется только с Ригой и ещё парой-тройкой городов: Даугавпилс, Лиепая, Вентспилс...

Но это всего лишь малая часть того, что называется Латвией. Есть ещё удивительные реки, голубые озёра и величественные хвойные леса. Захватывающие своей красотой ландшафты Сигулды. Взморье с ласковым песком, готовым стать причудливым замком или скульптурой. Изящные, строгие скверы и парки в городских лабиринтах. Каждый Латвийский  уголок несёт свою атмосферу, историю, характер...

Даугава, самая большая река Латвии, оставила во мне противоречивые чувства. Она величава и красива, но при встрече с человеческой глупостью сурова и непредсказуема.

Два молодых парня – я и мой друг – плывём в лодке. Я предупреждаю:

- Гена, с борта не прыгай, здесь большие камни, можно разбиться...

Сам тут же становлюсь на нос лодки и на глазах у изумлённого приятеля ныряю вниз головой. Тупой удар, искры, мрак... и глубокий пролом черепа в двух местах. Очнулся после операции.

Потом Гена в красках описывал мой бзик:

- Смотрю, взгромоздился на нос лодки. Думаю: а чего это он? Прыгать же нельзя… ну ни хрена себе – сиганул! Смотрю на воду, а тебя нет. Минуту нет, две… в голове одна мысль: жопа! Ещё минута, и вижу: вынесло на середину реки спиной кверху. Догнал на лодке, еле-еле вытащил – тяжёлый, зараза, и весь в крови. На берегу перевязал голову майкой, сверху рубашкой, уложил на травку, а сам бегом к дороге. Остановил какой-то бусик, мы с водилой тебя закинули – и в больничку. А там глянули – и сходу на операцию. Ну и юмор у вас, батенька!

- Да я просто предупредить хотел, что прыгать нельзя...

- Считай, что это у тебя получилось. А сам-то зачем в воду бросился?

- А фиг его знает...

Вот так красавица Даугава стала моей крестницей в процессе обретения ума.
Потом мне часто приходилось бывать на её берегах и любоваться закатом. Один раз даже попытался высказать ей свою признательность:

- Спасибо тебе, родная, за жизнь. Если бы не твоё милосердие, я бы не встретил свою жену. У меня не было бы ни дочери, ни сына. И саксофон бы мой молчал. Ты великодушна, красавица Даугава. Многим ты спасла жизнь, и многих упокоила. Твои берега помнят и смех, и плач, воздыхания влюблённых и стоны убиенных. Ты омывала тела грешников и самоуверенных нечестивцев. Твои величественные воды хранят вековые тайны латышского народа. Будь благословенна, красавица, да хранит тебя Природа-Матушка...

Моё бормотание вызвало интерес у одинокого рыбака, спрятавшегося в кустах с бутылкой водки и бутербродами. Удочка, как неоспоримый вещдок, сиротливо стояла на посту, подпёртая рогатиной. Издали этот шлагбаум давал понять: место застолблено, у нас всё серьёзно, так что, валите, ребята. В своём проникновенном монологе я этого знака не заметил и оказался слишком близко к зоне отчуждения. Обеспокоенный хозяин территории подал голос:

- Э, парень, ты чего? Вчера перебрал, или сегодня не дотянул? А может, глюки? Обкурился, что ли? – любопытничал мужик со стаканчиком в одной руке и смачным куском докторской колбасы на тонком ломтике белого хлеба в другой. В ногах стояла открытая бутылка водки, рядом рюкзак, из которого выглядывала нетронутая головка ещё одного «пузырька»...

«Ба, да это настоящая рыбалка! Оснастка – что надо!» – подумал я, и тут же поспешил успокоить потревоженные кусты:

- Да нет, это я с умным человеком разговариваю. Роль учу. Актёр я, завтра спектакль.

Кусты многозначительно крякнули и выпустили из лёгких воздух:

- Ух, злая, собака!

И тут же, чавкая, дали визу в «Шенгенскую зону»:

- Ты, парень, того, не обращай на меня внимание. Я, это, рыбак здесь. Занимаюсь ловлей. А сейчас у меня санитарный час. Карантин на минуточку, чтобы смазать свою удочку...

И кустарник вдруг загоготал басом на собственный каламбур:

- Га-га-га-га-га-а!
 
Противоположный берег подхватил эстафету, и эхо кругами понеслось над чистой гладью реки:

- А-а-а-а-а-а! – словно давая понять: ребята, не увлекайтесь!



В своё время я познакомился со многими Латвийскими реками. Они всё ещё хранят в своих водах трагические истории и проказы нашей необузданной молодости.
 
Вента навсегда унесла с собой душу нашей компании, спортсменку, комсомолку, активистку и красавицу – Марину. Перевернувшись на байде, она головой застряла между камнями. Спасти не удалось.

На Лиелупе бедой обернулся наш мальчишник. Изрядно приняв на грудь, решили искупаться голышом в ночной реке. Будущего мужа, у которого свадьба намечалась через три дня, нашего друга Женьку, рассёк пополам винт проходившего теплохода.

Гауя в ночь на Лиго забрала моего однокашника Руслана. Злую шутку сыграло коварное двойное дно, и найти его так и не удалось. Для родителей сын навечно пропал без вести. Они ждали чуда до последнего. Первой к сыну отправилась мама, через год решил воссоединиться с семьёй отец. Теперь они вместе.

Я не обвиняю Латвийских водных красавиц. Просто искренне прошу прощения за безрассудство и нашу легкомысленную молодость...



Салаца. Чудесная «домашняя» река. Мы с женой спускались по ней на байдарке бесчисленное количество раз. Главное условие нашего заплыва – саксофоны. Ни одна студия звукозаписи не способна подать этот инструмент так, как он звучит в русле её берегов.
 
Сканяс калнс (или Поющая гора) – жемчужина Салацы. Ласточкины гнёзда её берегового склона дают эффект преломления звука. Мы подплываем и начинаем играть. Наложение звуков разной высоты рождает интересную гармонию. Кажется, что звучит группа саксофонов. И на этом фоне я начинаю рисовать мелодию...

Время словно остановилось. Сказочная звуковая феерия поднимается по спирали всё выше и выше, и вдруг мощным аккордом обрушивается вниз, на воду. А склон даёт новый импульс, и саксофон летит над берегом, преломляясь в звук электронного инструмента, и уже сам Космос становится творцом в формировании волшебного шедевра. Буйство звуков и неуёмность фантазии захватывает нас в плен музыкальной магии. Последняя нота в пианиссимо медленно уплывает вдаль по водной глади реки, а мы, заколдованные, оказываемся в плену у тишины. Но и она вдруг взрывается – с берега несутся аплодисменты и крики «браво!»...

Надо же, пока играли, подъехал автобус с людьми и машина с новобрачными. Свадьба! Играем для молодых „Love Story”. Течение медленно уносит нас от волшебного склона, но мы играем, отдавшись на милость Салацы, а музыка уплывает вниз по реке, опережая нас на много километров...

Как-то раз, спускаясь по реке, мы едва не прозевали порог. Спохватились в последний момент и чуть-чуть не вписались в язык течения. Раздался характерный скрежет по днищу. Зацепили камень, словно по лезвию бритвы прошлись. Вода начинает заливать наше судёнышко. Изо всех сил гребём к берегу. Успеваем причалить. Груз, а главное – саксофоны, не пострадали. Лодку залатал, тёплый ветер и солнышко нас обсушили, а плыть дальше не хочется. Решили разбить палатку и переночевать. Полянка маленькая, но уютная. Даже кострище с рогатинами есть.

Ночь окутала нас полнолунием, тишиной и звёздами. Серебристые лучи ночного светила пробивались сквозь графику замерших крон. Руки сами потянулись к саксофону. Мелодия родилась с первых звуков и тут же стала набирать силу. В резонанс вступало всё – вода, лес, гора на другом берегу, небо. Всё звучало, изменяя пространство. Ожившая графика ветвей стала танцем, языки пламени костра плясали ему в такт. На наших глазах оживала волшебная звуковая иллюзия.

Жена притихла мышонком с круглыми глазами и блаженной улыбкой. Она боялась пошевелиться, боялась спугнуть ночное волшебство. А звуковые волны вибрировали, пронизывали иголками тело. Казалось, что в звуках музыки слились Земля, Вселенная и мы. Всё стало единым.

Я закончил играть, и нас накрыло тишиной. Такое чувство, что над головой стеклянный колпак. Никто не стрекочет, не ухает, не шуршит, не попискивает. И только мы, два психа у костра, сидим спина к спине, пялимся в  ночное небо и тихо мурлычем незамысловатую мелодию...

И мы таки дождались. Колпак вдруг стал увеличительным стеклом, небо приблизилось к нам вплотную, и началось необыкновенное звёздное шоу! Не дыша, не отрывая глаз от небесных светил, ложимся навзничь. Какое буйство красок! Какие взлёты и падения! Впервые в жизни мы видели настоящий танец звёзд, да ещё в объёме всего небесного пространства.

Млечный путь, как на ладони. Небесный хореограф работает в полную силу своего таланта. Вот летят две звезды навстречу друг другу. За каждой желтоватый шлейф. Встретились, закружились волчками и тут же разлетелись в разные стороны. А вокруг – разноцветный хоровод. Внезапно танец превращается в догонялки. Летит одна звезда, за ней – другая, сверху – третья, сбоку к ним устремляется четвёртая. И все они разноцветные! Настоящий калейдоскоп. Ещё момент – и всё взрывается фантастическим фейерверком.

Времени не существовало, оно исчезло. Мы оказались во власти ликующего Космоса. Вселенная словно благодарила нас за музыку, и в ответ дарила свою силу, красоту и величие...

Мы были потрясены. Этот необыкновенный звездопад стал для нас откровением. Всё в нашем мире связано со Вселенной! А люди – всего лишь песчинки этого Мироздания...

Плывём дальше.
 
На Салаце есть одно место, где река протекает между большими холмами, и звук получает двойное преломление. Резонируя от одного холма, он даёт саксофону тон для посыла следующей ноты. И опять летит ответ с противоположного берега. Достаточно одного выстроенного аккорда, чтобы фантазия солиста включилась на полную катушку. Гармония формируется небом.
 
Этот фокус я так до конца и не понял. Саксофон даёт звук на один берег, реверберация  с задержкой идёт от другого. Но каким образом он попадает на небо и возвращается оттуда аккордом? Может дело в особенности расположения берегов? Один – высокий, скалистый, а на втором – равнина, которая метров через пятьдесят упирается в скалу. Природная акустическая ловушка расщепляет звук и рождает фантастическую мелодику, которая летит на много километров вниз по реке. Причём, с необъяснимым двойным эффектом: звук стелется по воде и с задержкой опускается с неба. Чистая шиза...

А если музыка звучит ночью, и в звуковую зону попадают случайные люди? Это шок. Ну, какому нормальному человеку придёт в голову, что в два часа ночи какой-то псих плывёт на байдарке и запускает в небо ноты? Тем более, что псих, и его байдарка далеко, и человек их не видит.

Вот представьте себе: ночь, хутор. Проснулся человек, вышел по нужде во двор, а тут на него музыкальная лавина обрушивается. Столбняк полный. Дай бог бедняге свою нужду до места донести. Ведь слышать-то он слышит, но понять не может. Что это? Откуда? Знамение или галлюцинация? А вдруг Ангелы трубят, и конец света наступает? Страшно... и красиво...

Таким нечаянным слушателем оказалась хуторянка Эльза семидесяти лет. Когда-то она пела, поэтому уловила, что звук идёт с реки. Эльза присела на скамейку, что у самой воды – скамейку сделал из бревна большого дерева её заботливый муж – и стала слушать концерт ночного неба. Звук всё усиливался, и в лунном свете старушка увидела силуэт лодки, в которой плыли двое, и один из них играл на каком-то инструменте. Музыка её заворожила, и она медленно двинулась вдоль реки вслед за мелодией. Потом остановилась и долго слушала, как звук уплывал всё дальше и дальше...

Через год мы познакомились. Получилось так, что из-за дождя нам пришлось сделать вынужденную стоянку на том берегу. Пока я занимался палаткой, Нина пошла на хутор за парой сухих полешек для костра. Вернулась и с полешками, и с картошкой, и с настоящим крестьянским хлебом. Она познакомилась с Эльзой и её мужем Карлисом. Когда старички узнали, что мы – виновники прошлогоднего музыкально-небесного чуда, то изъявили желание утром прийти к нам в гости.

И пришли! Впереди, в тёмных стильных брючках, белой блузке и наброшенной на плечи вязаной кофточке, шла Эльза. В руках – сногсшибательный букет. За ней степенно вышагивал Карлис – в костюме, при галстуке и с большой, набитой доверху домашними продуктами, корзиной. Колбаса, сыр, мёд и малиновое варенье! Овощи, масло, свежеиспечённый, ещё тёплый, хлеб и бутыль самодельного ягодного вина! Нет, такое нам и не снилось...

Если бы не сапоги, наших старичков смело можно было принять за городскую пару.

- Мы до пенсии в Риге жили. А на хуторе уже пятнадцать лет, – произнесла старушка, будто угадав мои мысли.

Долго мы общались с этими милыми людьми. Перед прощанием дали концерт для наших, уже ставших родными, зрителей. Надо было видеть их сияющие глаза! У Эльзы от избытка чувств по щекам текли слёзы...
 
Тогда, впервые в жизни, я понял, насколько дороги вот такие минуты общения.
 
Никогда бы не променял наших двух старичков на любой, битком набитый концертный зал...