Наказание

Антонина, шустрого вида старушка без возраста, подоткнула седую прядь волос под платок и, усаживаясь на лавку, оперлась спиной на свежевыкрашенный забор.
- Эх, дура, ты, Верка. Сын твой давно о тебе позабыл. Когда он в нашу глухомань последний раз езживал?
- Давно, - вздохнула Вера.

Разогнав невидимые складки на кофте, она провела сухими мозолистыми ладонями по грубой ткани юбки и еще раз вздохнула.
- Ну, и чего ж теперь будешь делать? – почти радостно спросила Антонина, наблюдая за журавлиным клином, который парил в небе в поисках лучшего места на Земле.
- Как это что? Виноград уродился в этом году знатный, надо бочки подготовить. А там капуста, груша, яблочки… Витенька приедет, будет чем его угостить, с собой дать.
Она замолчала, неотрывно смотря голубым с белесой поволокой глазами на разбитую дорогу, на которой очень хотелось увидеть сына, спешащего к ней.
- Да, жди! – взмахнула руками Антонина. - Сколько ты уже наготовила? Лет пять только меняешь содержимое бочек, а его нет, как нет! Небось, не дорого купить у себя под боком. Вон как город ихний расстроили. Про нас тут совсем позабыли. И забрать нас некому, и доглядеть…
- Я сама никуда не хочу. - Вера отмахнулась от назойливой мухи над головой. – Сыну нелегко, на работе устает, а еще двое детей, сама знаешь…
- И почему у тебя один ребенок? Сколько я тебя уговаривала, помнишь? – Антонина засияла от воспоминаний. – Ах, как за тобой Николай ухаживал! Жаль, на меня не глядел. - Наклонившись к земле, она сорвала ромашку и, закрыв глаза, втянула носом пыльцу. – Вот было бы сейчас что вспомнить! Да и детей, может, нарожала бы.

Антонина, предаваясь немногочисленным приятным картинкам прошлого, несколько минут молчала.
Невесомая латунь берез шуршала, подгоняемая ветерком. Деревня, некогда заполненная работящими взрослыми и шумной детворой, оставалась таковой лишь в памяти живущих в ней стариков. Осиротевшие домики закрылись от птиц буйно растущим сорняком. На берегу обмелевшей реки вместо шума и смеха купающейся ребятни изредка раздавался утино-гусиный гомон.

Шепча под нос про любовь, Антонина оторвала от ромашки лепесток, второй, третий… Когда от цветка осталась лишь желтая серединка, прижала стебелек к груди и буркнула:
- Ты ж своим Ванькой больная была, куда тебе до остальных было? И даже после его смерти тебе никто не был нужен. Сколько сил на единственного Витьку потратила, сколько по больницам помоталась с этой аллергией. Деревенские дети, как дети, а твой - будто за всех вместе взятых краснел своей крапивницей. И в огороде одна, и в доме одна, и всю жизнь одна. Выкормила, выучила, и где он? Днями напролет всматриваешься в пыль на дороге, а его как не было, так и не будет.

Соседки, жадно чмокая каждую сплетню, из-за отсутствия оных, выплевывали шелуху собственных невзгод, где часто упоминался и сын Веры. О том, что он, редко прибегая первый десяток лет после свадьбы и переезда, вот уже много лет не показывался на глаза.

Сердце Веры, преисполненное любовью к сыну, всегда оправдывало его. Соседки, осуждая своих неблагодарных детей, позабывших дорогу к отчему дому, злились, что Вера их не поддерживает. Призывая проучить сына, отомстить ему за покинутую мать, охотно делились способами, как вернее это сделать. Для Веры все казалось настолько глупым, что при первых словах о возмездии уходила, чтоб не слышать бреда озлобленных старух.

Но с годами согласие с соседками крепло узлами на стареющих суставах, причиняя боль.
- Что же я могу поделать? – прошептала Вера.
- А ты окуни его в золу, - не мигая, уставилась на нее Антонина, - да, так, чтоб всю жизнь помнил…


Свеча догорала на старом столе, покрытом когда-то белоснежной скатертью. Черная зола, заботливо принесенная накануне Антониной, горкой лежала на голубом одеяле, слишком маленьком, чтобы укрыть взрослого. Память Веры заботливо подбрасывало картинки: вот Витя ругает мать, что она не хочет с ним никуда ехать; а вот – сухой, короткий разговор «привет, как дела, мне пора»; и слезы, когда он не сообщил о рождении второго внука. Нет, сообщил, конечно, но гораздо позже.
Розовый луч украдкой лизнул небеса - рассвет начинал свое шествие по горизонту.
Вера вынесла одеяло с золой и положила возле березы, когда-то посаженной сыном. В детстве он любил свою березоньку и не дал спилить, когда хотели освободить двор. Дерево словно наполняло сына энергией, и аллергия мало-помалу сошла на нет.

Теперь береза поможет наказать своего хозяина. Слова проклятья были круглыми широкими буквами записаны на листке школьной тетради: "Пусть вернется тебе мое страдание, зло, мне причиненное, проклинаю тебя, род весь твой, жизнь твою!"

Вера тяжело опустилась на колени. Кровь стучала в висках, мысли, цепляясь крючками жалости, царапали душу. Она приведет сына в чувство! Он узнает, каково это – жить в ожидании! Беды обрушатся на его голову!!! Тогда он вспомнит мать, которая жизнь положила, чтобы поднять его на ступеньку выше, чем стояла сама…
- Пусть вернется тебе... - Вера схватилась за голову, вспоминая треклятые слова и, закрыв лицо руками, молитвенно прошептала: -... вся любовь моя… вечная... счастлив будь, сокровище мое...