Сестры. Эпилог

Прошел год. Свадьбу Ирины и Александра решили не откладывать из-за болезни Николая Сергеевича, поэтому в сентябре, как и предполагалось, справили тихо и без пышности.
Лариса весь этот год безвылазно жила в деревне при больном муже. Время от времени от нее приходили слезные письма с жалобами на несчастную долю, но иногда послания ее были настолько гневные, что Анна Петровна, зная характер дочери, опасалась как бы та что-нибудь не сотворила с собой. Дочь писала, что больше так жить не может и за себя не ручается, если ее не вызволят из этого «плену».
К сожалению, удар с Николаем Сергеевичем случился сильный, он потерял речь и вся левая сторона тела была недвижима. За ним ухаживали его верный слуга Тимофей с женой Степанидой. Они были уже в летах, но справлялись со своими обязанностями очень хорошо. Лариса же появлялась у постели мужа раза два в неделю. Брезгливо взглянув на него, она долго не задерживалась и, уходя, мысленно желала ему «скорее подохнуть».
В тот роковой день она зашла в комнату мужа, когда Тимофей вышел по своим надобностям и немного задержался.
Лариса подошла к мужу и присела на краешек его постели. Николай Сергеевич спал, но от пристального взгляда супруги проснулся.
 
– Здравствуй, дорогой муженек. Вот зашла проверить не окочурился ли ты. Что морщишься? Аль не нравится, что говорю? А мне думаешь нравится в мои-то молодые годы сидеть в деревне и ждать, когда ты меня избавишь от себя? Я может не меньше твоего страдаю. Если бы ты не свалился, я бы с тобою непременно развелась, и вышла бы замуж за Андрея Демидыча. Ха, бровь-то как вскинул! – злорадно вскричала Лариса. – Да, милый, да! За него самого, за Андрея Демидыча. Жена-то его хворая, уж скоро год, как богу душу отдала. А он, голубчик, меня любит и ждет. Дело только за тобой. Другой бы от такого удара умер давно, а тебе ничего не делается, лежишь тут и глазами хлопаешь, – ехидно заметила она.

Прищурив глаза, Лариса задумчиво посмотрела на мужа, затем перевела взгляд на подушку, лежащую под его боком.
– Дорогой, а может тебе помочь надо? И ты отмучаешься, и я свободная буду. Вот возьму сейчас подушку и накрою твою ненавистную рожу. Ага, испугался! Да ты никак плачешь! Ишь, сопли-то распустил.

Лариса начала хохотать, но вдруг осеклась.  Лицо ее исказилось от гнева и ненависти. Трясущимися руками, она вытащила из-под мужа подушку, и положила ему на лицо, навалилась на него всем телом и стала давить до тех пор, пока он не перестал дергаться. В этот момент вошел Тимофей и стал выдирать из ее рук подушку, зовя людей на помощь. Лариса отцепилась и закричала от осознания содеянного. Вдруг перед глазами ее четко отобразились события многолетней давности: кукла сестры с оторванной головой и бледное лицо Ирины, искаженное от ужаса.
Вбежавшие на крик люди, увидели остолбеневшего Тимофея и, обезумевшую Ларису, которая через мгновение потеряла сознание.
Лариса пролежала в горячке неделю. Очнувшись она обвела свою комнату глазами и, увидев Стешу поморщилась. "Что делает здесь эта холопка?" Полежав немного с закрытыми глазами, она встревожилась: "Какой страшный и невероятный сон мне приснился".
Стеша молча вышла из комнаты и через минуту к ней вошли какие-то чужие люди, и Семен Трофимович с Анной Петровной.

Лариса вдруг отчетливо поняла, что это был вовсе не сон, а страшная реальность.
– Я не хотела! Я не хотела его убивать, папа, ты мне веришь? Маменька, родненькая, я не знаю, как это получилось.
Анна Петровна бросилась к дочери, слезы душили ее, и она просто кивала дочери.
Семен Трофимович стоял у порога и скорбно-укоризненно смотрел на Ларису. Сердце его, как бы окаменело от горя.

Родителей Ларисы попросили выйти из помещения пока будет идти допрос.
Судебный следователь и исправник долго и подробно расспрашивали Ларису, потом вызвали слугу Тимофея и его жену. Так же к допросу были привлечены и другие слуги, которые в этот день были в имении. Дознание длилось несколько часов, и пока составляли протокол, прошло еще немало времени. Было уже далеко за полночь, когда все это закончилось. До утра расположились спать на диванах в гостиной и зале. В восемь часов утра Ларису, еле державшуюся на ногах вывели из дома и, посадив в тройку повезли в город.
Семен Трофимович с рыдающей Анной Петровной, и ничего непонимающим Алешей, сели в свою тройку и поехали следом.

Случай с Ларисой наделал много шуму в городе, все с нетерпением ждали суда. Как всегда общество раскололось на два лагеря. Одни осуждали и злорадствовали, другие сочувствовали и жалели ее. Семен Трофимович выписал из Москвы знаменитого адвоката, в надежде, что тот добьется для дочери, если не оправдания, то хотя бы смягчения ее участи. Столичная знаменитость упирала на невменяемое состояние подсудимой в момент покушения, на ее усталость от тяжелой доли, которая выпала на молодую женщину, на чувство безысходности. Но несмотря на пламенную речь адвоката, суд присяжных вынес вердикт – виновна. Ларисе присудили пятнадцать лет каторги.

После объявления приговора Семен Трофимович, схватившись за сердце застонал. Вокруг него засуетились люди, подали ему воды, и Ирина дала ему заблаговременно припасенное лекарство. Она чувствовала, что больное сердце отца может не выдержать такого потрясения. Бедная Анна Петровна, вероятно, выплакавшая все слезы, сидела словно окаменевшая, и ни на что не реагировала.
Через месяц Ларису отправили по этапу к месту каторги, а спустя полгода пришло известие, что она скончалась от воспаления легких, так и не дойдя до назначенного пункта.

За эти долгие полгода произошло еще одно событие, совсем добившее Семена Трофимовича, и без того надорвавшего свое здоровье. В Иркутске после непродолжительной болезни умер его родной дядюшка Константин Сергеевич, оставив все свое состояние по завещанию Василию, который в это время проживал за границей. Он вернулся домой как раз к тому моменту, когда пришло известие о смерти Ларисы.

Семен Трофимович, не выдержав очередного удара, скончался от сердечного приступа в тот же день.
После сорокового дня Василий уехал в Иркутск вступать в свои права наследства, как оказалось, совсем немалого. Он написал Ирине письмо, что отказывается от своей доли по завещанию отца в ее пользу и, по завершению всех дел снова уедет за границу.

Таким образом Ирина с матерью остались единственными наследниками всего состояния семьи Бастрыкиных.
Все эти события повлияли на душевное состояние Анны Петровны. Она стала рассеянной, забывала многие вещи и часто говорила невпопад. Временами она становилась агрессивной и, тогда нападала на Ирину, обвиняя ее во всех произошедших несчастьях. В конце концов Анна Петровна тоже слегла.
 
Месяц, который она пролежала в постели, обернулся адом для Ирины. Мать не давала ей покою ни на минуту. Стоило ей отойти, как Анна Петровна тут же кричала на весь дом и звала ее. Не успевала бедная дочь подойти, как она тут же накидывалась на нее, что та бездельничает.
Перед смертью Анна Петровна отчаянно закричала.
– Лариса, доченька моя любимая, где ты? Подойди к своей маме. Ну что же ты там стоишь у порога? Аль не соскучилась обо мне?

Ирина, видя страдание матери, подошла и села рядом.
– Я здесь, маменька.
– Доченька, где же ты так долго была? Посиди со мной, не уходи. Измучила меня эта бестолковая Ирина, она же всегда такая была. Ты же помнишь?
– Да, маменька, да. Только не волнуйся. Может тебе водички подать?
– Нет, милая, лучше спой мне. Только ты так умеешь.
Ирина тихо запела. Анна Петровна закрыла глаза, улыбнулась, вздохнула в последний раз, и тихо испустила дух.
Ирина, продолжая петь, гладила мать по руке.
«Господи, как же мне горько! Всю жизнь она любила только Ларису и умерла, думая о ней». 
Похоронили Анну Петровну рядом с мужем, как она того и хотела.
 
Через несколько лет, распродав почти все состояние, которое досталось Ирине от родителей, по приглашению Василия они переехали во Францию, где он в то время жил. И уже перед самой войной с немцами в городе прошел слух, что Александр Иванович стал знаменитым архитектором и, что живут они там очень хорошо. А за могилами родителей до конца своих дней ухаживали приемные дети Дарья и Петр, которому достался дом с магазином, согласно оставленному завещанию Семеном Трофимовичем.