Живая мертвая

  Злоба обладает сокрушительной силой и проникает через любую стену.
     Виилма Лууле
    
     Римма лениво собирала разбросанные по комнате вещи: брюки, смятую в комок шелковую блузу, кружевное белье, ремешок с изящной пряжкой. Когда-то это была ее комната… В пылу страсти Руслан срывал с нее одежду и просто отшвыривал. Черные гладкие волосы спутались. Разыскивая расческу, Римма прошла мимо зеркальной двери шкафа-купе и взглянула на отражение. Закатные блики играли на золотистой, чуть влажной еще коже. Она была так расслаблена и воздушна после секса, что хотелось потянуться, лениво изогнуться, как кошке после беспечного дневного сна, выгнуть спину, дотянуться руками до хрустальных лепестков люстры на потолке. Нега захлестывало тело, но голова болела, заставляя морщить невозмутимое ухоженное личико. И все из-за визга Насти.
    
     Как же не во время пришла подруга. И теперь, по всей вероятности, стала бывшей подругой. Ха-ха, неприятная оплошность случилась в расписании. Да, к черту! Римме Руслан был нужен только для повышения по работе. Настя может оставить его себе со всеми садистскими наклонностями, о которых еще не знает. И чего так кричать? Ну, застукала с другой, что с того?
     Настя рыдала у входной двери, растирая по веснушкам истерические слезы, и ругалась так, как только могла себе позволить интеллигентка двадцати пяти лет, воспитанная в лучших традициях некогда чопорного Лондона.
     - Какая же ты сука! – утираясь рукавом атласной блузки, всхлипывала Настя. Красные, распухшие глаза с ненавистью следили за Риммой. – И это после того, как я вытащила тебя из общажного болота? Детдомовские уроды! Все вы уроды, в конечном итоге! А я…
     Настя оглянулась в поиске защиты, быстро встала за кожаным креслом и снова с ненавистью уставилась в черные, искрящиеся смехом, глаза Риммы.
     – Я не верила! Думала, что не важно, кто и как появился на свет – все достойны лучшей жизни! Кем бы ты была без меня?! Полотеркой?! Шлюха!!!
    
     В Римме не было ни сожаления о своем поступке, ни благодарности за то, что когда-то Настя предложила пожить у нее, и не брала за это денег. Потом помогла устроиться на сортировку почты вместо уборки офиса. Ни прибавки, ни важности, зато тихо и чисто, и мужчины стали ее замечать. Заметил и Настин парень, Риммин начальник, Руслан...
     Больше Римма в ней не нуждалась. Теперь у нее была нормальная работа и своя, выданная государством, квартира. Верные шаги на пути к мечте. Пускай не в центре, пускай – не такая шикарная, но пригодная для жилья. А уж остального Римма и сама добьется. Она – не бесхребетная слизнячка!
     Наивная откровенность подруги раздражала Римму, как пенка на варенье, которая пахнет вкусно, на вид – приятная и мягкая, а на самом деле – дрянь. Из-за Насти Римма не чувствовала себя свободной. Приходилось улыбаться, уделять ей внимание, чтобы не потерять хорошее расположение и комфортное жилье, пока Римма собирала денег на ремонт своего. На самом деле, Римма ненавидела Настю всей душой. Всю ее! Начиная от безмятежной улыбки и заканчивая заботливым: «Все в порядке?» Этот милый и бескорыстный примитив был настолько мерзок, что Римме иногда казалось, что у нее аллергия от Насти. Хотелось выхаркнуть всю скопившуюся слизь и размазать по безупречно накрашенному лицу подружки. Но, привыкнув сдерживаться и скрывать эмоции, Римма всегда оставалась в выигрыше, как при игре в преферанс. Сказывалась многолетняя тренировка.
    
     В кабинете литературы мягкий тихий голос Нэли Петровны озвучивал оценки по сочинению. Невысокая полная женщина, со светлыми тугими кудрями, которые делали ее похожей на пожилого херувимчика, прохаживалась вдоль доски. Половину прожитых шестидесяти лет она провела, обучая и воспитывая детдомовских ребят.
     Взглянув в классный журнал, подозвала Римму к доске.
     - Расскажи, пожалуйста, что ты запомнила из биографии Льва Николаевича.
     Нэля Петровна ободряюще провела по ее руке и села за учительский стол.
     - Родился в августе 1828 года, умер в возрасте восьмидесяти двух лет, - забубнила Римма, - в его роду были князья и бояре, мама умерла, папа тоже, в общем, чем-то похож на меня.
     Классом прокатился смешок.
     - Правильно, - поддержала Нэля Петровна, - что еще запомнила?
     Римма, мучительно вспоминая, кое-как пересказала детство, а когда дошла до литературной деятельности, замолчала.
     - Вижу, ты много знаешь. Но, кажется, когда я рассказывала о творчестве Толстого, ты была занята чем-то поинтереснее, да? – мягко спросила Нэля Петровна.
     Римма ухмыльнулась и кивнула.
     - Да, точно! Мы как раз… в небе журавлей считали, - брякнула она. Не признаваться же, о чем на самом деле думала…
     - Значит, не только ты отвлекалась, садись на место. Давайте я вам еще расскажу про великого писателя.
    
     Нэля Петровна редко ставила плохие оценки за подобный ответ. Мало ли что могло случиться с ребенком во время урока? И рассказывала, и спрашивала, как заботливая мама, а вовсе не как строгий учитель.
     Слушая возмущения коллег, что ученики прогуливают уроки и не учатся, сочувственно поддерживала. Но когда доходила очередь до ее класса, всегда хвалила.
     - Как же, все у вас хорошие! – возмущались коллеги. – Вы только лоботрясов к себе и собрали, со всеми двойками!
     - Не волнуйтесь, - добродушно возражала Нэля Петровна, - мы подтянемся, у нас все будет хорошо.
     Коллегам возразить было нечего. Действительно, большинство детей выравнивалось. Даже второгодники уверенно переходили из класса в класс.
    
    
     Нэля Петровна вышла из кабинета, еле сдерживая слезы от обиды. Не только за своих учеников. Как, вообще, можно навешивать ярлыки на ребенка, которого взрослые, обижали и унижали практически с рождения? Не от большой любви они сюда попали… Как можно отпихивать неугодного ученика только потому, что ты с ним не можешь справиться, добиться, чтобы он понял тебя и то, что ты желаешь ему лучшей участи, чем та, которую определили нерадивые родители?! Как ?!!
     Коллеги посмеивались над ней, хотя дети к Нэле Петровне относились по-родственному тепло, с уважением. Чувствовали любовь и платили любовью. Тем-то она всех и спасала, собирая неугомонных под свое крыло.
    
     …Вдоль стены стояли тощие, коротко остриженные мальчишки шести-семи лет, в застиранных рубашках и майках. Одни скованно закрывали руками трусы и затравленно следили за старшеклассницей, которая, упиваясь властью, прохаживалась вдоль строя испуганных малолеток. Другие, почти без страха, возможно - неосознанно, стояли вальяжно, с вызовом.
     Девица подозвала одного из них. Привыкнув слушаться старших, он шагнул в ее сторону, но остановился. Старшеклассница, не сдерживая злости от того, что урод еще и задуматься решил, налетела на мальчишку, схватила за локоть и с размаху хлестнула ремнем по ногам. Взвизгнув, тот попытался лягнуть ее и вырваться, но удары посыпались по бокам, спине, затылку, и мальчик, смирившись, жалобно заныл. Отшвырнув его в сторону, старшеклассница подозвала другого. Жестоко, вкладывая всю нерастраченную дурную энергию, отлупила и его. Весь строй в разнобой заплакал. Улыбаясь в ответ на вой малышни, она ласково поманила пепельного блондинчика, ее любимца. Он никогда не орал и никогда не подчинялся. Она достаточно показала, что будет за упрямство, и предвкушала предстоящее унижение красавчика. Но блондинчик, супясь, глядел ей в лицо, прошаривал по полу ногой и отступал в сторону, тесня остальных. Он следил за мучительницей и плечом подталкивал к двери одногодок.
     - Римка, ты скоро? – крикнула подруга из-за двери. - Нам еще свою коморку убирать! Давай уже!
    
     Римма расхохоталась. Как же безмозглы ее подопечные! Никто и не смеет пожаловаться заведующей детдома! А ведь только скажи они хоть слово, каким образом она проверяет чистоту комнаты, ее перевели бы в колонию! Адреналин захлестнул Римму и вылился через ремень на застиранную рубашку любимца. Опустошая себя, она лупила его, что было сил, и вдруг почувствовала настоящее сексуальное возбуждение. Куда более сильное, чем от тисканий с одногодками.
     Нет, не все наказуемо! Теперь Римма это знала точно. Раньше она «проверяла» комнату со стыдом и страхом, будто мастурбировала с незапертой дверью, в постоянном ожидании, что сейчас войдут и застукают. Пристыдят и унизят. Щеки пылали, уши горели, а сердце так сильно билось, что от грохота закладывало в ушах, и головная боль потом несколько часов не давала покоя. Но теперь она словно плыла, опьяненная властью над беззащитной малышней. Она наслаждалась, унижая пацанят, как мастер наслаждается сотворенным полотном. Испытывала настоящее, кристально-чистое и жаркое, как пламя, удовольствие. Дверь скрипнула, и Римма замерла на месте. На пороге стояла Нэля Петровна, и с ужасом глядела на нее.
    
     - Будешь знать, как прятать жрачку! Ты бомжиха, шлюха и пьянь, как твоя дохлая мамаша!
     Тонкое покрывало, которое набросили на Римму, не могло защитить ни от гогота с руганью, ни от болезненных пинков по всему телу. Ее били такие же, как она - никому не нужные детдомовские уроды. Воспитателям до этого не было дела – отмечали юбилей завхоза. Даже Нэля Петровна, единственный человек, который заботился о Римме, не давал, по возможности, в обиду и подкармливал. У Риммы всегда была заначка сладостей - пара карамелек или печенюх. А сейчас ее попросту не было рядом.
     Что могла сделать восьмилетняя девчонка против двенадцати озлобленных подростков? Устав кричать, она только мычала от ударов и вдруг, резко дернувшись, обмякла. Она чуть не вскрикнула от удара чем-то твердым по ноге, чуть выше щиколотки. Лодыжку запекло огнем, покатились теплые капли, но Римма не шевелилась. Сжав зубы, она ждала, что мучители заметят ее неподвижность и безмолвие. Решила притвориться мертвой от безысходности. Вскоре избиение прекратилось. Раздался шепот и удивленные вскрики: «Епт! Кровь! Забили до смерти!» Это вызвало слабую улыбку на вспотевшем лице Риммы, а потом она отключилась по-настоящему.
    
     Убедившись, что схема работает, Рима еще несколько раз притворно теряла сознание. От нее быстро отстали. Видимо, побоялись, что когда-нибудь окончательно добьют слабачку, или не интересно было издеваться без сопротивления, но Римму оставили в покое. Вскоре, на память об издевательствах остался только серповидный шрам возле косточки, над ступней.
    
     О, как прекрасно она понимала своих мучителей сейчас! Римма открыла для себя новое чувство. Круче, чем отобрать заколку у ровесницы, чем унизить нюню, приятнее, чем побить ревущего сопляка - это сломать такого упертого, как ее пепельно-блондинистый любимчик. Раздавить морально, стереть упрямый взгляд, вырвать полный ужаса крик, мольбу: «Не надо!» Чтобы только при одном ее виде он прятался в шкафу, забивался под кровать, а она его медленно искала, как кошка охотница – мышь, и нашла…
     Конечно, пришлось еще раз «притвориться мертвой», чтобы задурить мозги наивной училке, убедить ее, что все произошло случайно, что нужно сохранить ее тайну. За эту роль Римме полагался Оскар, а останавливаться она не собиралась. Просто теперь действовала осторожнее и хитрее. Ходила на какие-то дурацкие кружки по рукоделию. Терпела долгие промывания мозгов и скучные чтения книжек на дополнительных занятиях по литературе у Нэли Петровны. Малышей тиранила с оглядкой, по одному, и только тогда, когда точно знала, что никто не увидит. А если уж совсем становилось невмоготу – ловила на пустыре щенка…
    
    
     -- Нэля Петровна, глядите, что мы нашли в интернете!
     Дети подозвали ее к ноутбуку.
     – Это какой-то кошмар!
     Девушка, в раскатанной до подбородка черной шапочке с прорезями для глаз, нежно гладила маленького белого кролика. Она провела ладонью по шерстке, потом поцеловала в нос, еще немного понежила зверька, а потом взяла его за лапы и с размаху ударила о стену. Раздался мерзкий хруст и жалобный крик, Нэле Петровне показалось, что сердце остановилось.
     - Ужасно… Садизм! Зачем вы это смотрите?!
     Она разогнала воспитанников. А когда все разошлись, включила видео еще раз. Что-то в девушке показалось ей знакомым. Подавляя позывы к рвоте, она стала пересматривать. Девушка швырнула полумертвого кролика на пол и принялась топтать ногами в босоножках. Наслаждаясь его мучениями, она протыкала каблуками сперва шевелящуюся, а затем неподвижную тушку. Кровь заляпала паркет и идеальный педикюр на пальцах. Зверек превратился в грязную тряпку. Кровавую тушку приблизили, видимо, чтобы любители подобного получили истинное наслаждение, и Нэля Петровна вскрикнула. На забрызганной кровью лодыжке она увидела серповидный фиолетовый шрам. Некоторое время женщина молча сжимала и разжимала дрожащие руки, пытаясь унять рыдания. Сколько времени она потратила на эту девочку, пытаясь вниманием и теплым отношением подавить склонность к насилию, заменить стремлением к учебе, творчеством… Не получилось…
    
     Римма прохаживалась по актовому залу детдома, стертом из памяти бурной новой жизнью. В нем проходили выступления, проводились утренники и показывались театральные сценки.
     Через несколько минут ее пригласили в небольшую учебную комнату, где мальчики и девочки сидели за партами и с помощью клея и ножниц творили бумажные поделки.
     Римма застыла у двери, не решаясь зайти дальше. За столом кудрявый белокурый мальчик старательно клеил кораблик из листка картона. Еще в первый свой визит она увидела в нем того, давнишнего любимчика, блондина. Тогда ей так и не удалось поселить в мальчишке страх. Не успела - поступила в ПТУ, уехала. Зато теперь она его нашла. Вернее, подобрала максимально похожего. С таким же упрямым взглядом и непослушной светлой челкой. Предоставила сотню справок, фотографии жилья, скоро можно будет неторопливо, с наслаждением воплощать задуманное много лет назад. Но, на этот раз, ее власть будет полной…
    
    
     Римма в нетерпении чуть ли не ерзала на стуле перед столом заведующей детдома. Вот оно! Случилось! Сейчас ей разрешат забрать блондинчика к себе навеки вечные!
     -- К сожалению, не смотря на ваши поручительства и достойный заработок, мы вынуждены отказать в усыновлении, - заведующая детдома поправила очки на носу.
     С засаленными волосами, собранными в пучок, одетая в вязаный костюм с нелепым бантом, она посмотрела на Римму и неуверенно потупилась.
     Римма чуть не подскочила, не веря ушам. Как давно она мечтала о собственном, беззащитном подопечном! Целый год добивалась разрешения усыновить детдомовца! Столько труда было вложено! Сколько лет терпела корову Настю! Сколько раз раздвинула ноги перед ее тупым Русланчиком! Да, конечно было и удовольствие, но чаще - упорный труд! Пройти все инстанции, собрать ворох бумаг и документов, подтверждающих правдивость этих бумаг! И теперь – ей отказывает какая-то сальная серая мышь?! «Ненави-и-ижу, как же я всех ненавижу!»
     Римма медленно забрала документы и, выходя, нарочито аккуратно прикрыла за собой дверь.
    
     Нэля Петровна пила чай с заведующей.
     -- Спасибо, что прислушались ко мне, - сказала Нэля Петровна с благодарностью, - малышу тут будет гораздо спокойнее, чем у нее… Я только недавно увидала ее имя в списках желающих взять ребенка. Сперва сомневалась, потому что теперь у нее другая фамилия, но когда увидела… Спасибо.
    
     Сдерживаясь из последних сил, Римма торопливо вышла на улицу.. Резко вдохнув налитый осенней прохладой воздух, закашлялась. Туман закутал день сырым бархатом, стер время и пространство, и стало непонятно, еще полдень, или уже вечер. Римма яростно давила палые листья платформами синих туфлей, наступала прямо в лужи, разбрызгивая грязную воду. В чем она прокололась? И когда? Римма пыталась успокоить себя - ведь есть и другие детские дома, другие дети, среди которых она найдет своего блондинчика, но то, что все старания пошли прахом – давило к земле, мешая мыслить связно.
     «Просто надо еще раз притвориться мертвой, - думала она, вышагивая по сырому холодному городу. - Залечь на дно, затаиться, избавиться от старых знакомых. А потом – попробовать снова».