Серый друг

 Если мир обернется против тебя,
    Лава магмы прольется, Землю губя,
    Верный если продаст, сотрясется закон,
    Будет рваться душа, норовя выйти вон,
    Я приду, чтоб сказать: «Мою дочку - не тронь!»
    Я приду… На себя чтобы вызвать огонь.
   
    Лизавета усадила свою трёхлетнюю сестренку на большой круглый стол.
    - Смотри, не слезь, а то волки сожрут, как беспомощную козу.
    Она выключила свет и вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь. Комната погрузилась в темноту.
    Таня крепко обняла ноги и прижалась лбом к коленям; мягкие кудри рассыплись по рукам, будто защищая её. Девочка спрятала лицо и тихо сопела. Плакать нельзя. Лизавета услышит и ещё побьёт.
    Малышке казалось, что она сидит на маленьком плоту, затерявшемся посредине моря, где-то далеко-далеко, над самой большой глубиной. В прохладной комнате она дрожала от страха; казалось, что это плот шатался, и волны толкали его всё дальше и дальше.
    Волки обычно появлялись со стороны отцовской спальни. Из густой темени дверного проёма шли в её сторону. Ни разу ещё не забирались на стол, а тихо нарезали круги вокруг него и рычали друг на друга. Деревянные полы под мощными лапами никогда не скрипели, но оттого было ещё страшнее. От волков исходил запах, будто те только что вылезли из воды. Тане казалось, что сейчас разломится стена, и она окажется в лесу, под дождём. Там, откуда и приходили эти звери.
    У Тани шея затекла от напряжения, и девочка подняла голову. Рычание прекратилось. Лунный свет, просеянный через тюлевые оконные занавески, серо-желтыми пылинками оседал на крупного волка, сидевшего в паре метров от неё. В полумраке его глаза горели, как два зеленых огонька, а светлые пятна на морде и шее поблескивали серебром.
    - Папа… я хочу к тебе, - устало прошептала Таня.
    Зеленые кружочки мигнули раз, два - и исчезли. Комната наполнилась теплом, будто только сейчас закрыли все окна и двери, вытолкав зиму наружу. Таня чувствовала себя маленьким хрупким птенчиком в гнезде, покинутом родителями. С грустными мыслями она улеглась на стол, свернулась калачиком и задремала, зажав обе ладони коленями.
    Ей снился дом. Он стоял на самой окраине посёлка, под горой, уходящей в море. Чтобы выбраться на дорогу, ведущую в центр посёлка, надо было подняться по ступенькам за домом. Трасса отрезала гору от спуска к морю.
    И опять снился худой волчонок. Тот самый, что встретился на сосновой горе. Хромой на одну лапу, с разодранным в кровь боком, он выл и поскуливал, как соседский щенок, когда Лизавета кидала в того камнями. Тане хотелось обнять волчонка, но она так его боялась, что не могла подойти. Наконец жалость к щенку пересилила страх. На секунду закрыв глаза, набираясь храбрости, Таня подбежала к нему, взяла на руки и крепко прижала к себе. Она отнесла щенка домой, уложив на старое одеяло в сарае. Ей казалось, что пока она рядом, щенок будет жить. Она долго сидела рядом с ним, поглаживая через старую кофту, которой укрыла волчонка. До самой ночи. Пока тот не перестал дышать. Таня всю ночь проплакала, а наутро, когда она пришла за волчонком, чтобы похоронить, тот исчез.
    ***
     Высокий крепкий мужчина в камуфляже бежал вверх по горе, осматривая базу – заданный квадрат двенадцать километров по периметру со сверхсекретными объектами, которые поручили охранять его группе. Теперь он мог с закрытыми глазами пройти по любой тропе от точки до точки. Полтора года постоянных дождей и снегов. Случайные люди не забредали, а от неслучайных - задача: закрыть все входы и выходы.
    Как же надоел этот дождь! Мужчина облокотился о ствол вековой сосны и вытер пот со лба влажным рукавом. Резкий щелчок и мгновенная боль в спине заставили мужчину спрятаться за камнем.
    «Нашли…» - подумал он.
    В груди всё горело, будто ошпарили кипятком. Голова закружилась. Сердце громко застучало, замедляя ритм. Перед лицом мелькнула морда молодого волчонка, блестящего серебром в лучах заходящего солнца. Закрыв глаза, мужчина втянул пропитанный хвоей воздух, насколько позволяла боль, и выдохнул на пса, отдавая ему свою душу.
    ***
    После вечернего сеанса Роман провожал Лизавету из кинотеатра домой. Всего на два года старше, Лизавете он казался надёжным, гораздо мудрее многих её знакомых. Вежливый, культурный, уверенный в себе, в отличие от её одногодок.
    - Ты такая милая, - поглаживая её ладони, сказал Роман. - Я всегда удивлялся, что ты хорошо учишься, при этом всем в классе помогать успеваешь. Наверное, родные в тебе души не чают.
    Лизавета остановилась, закрыла лицо руками и заплакала. Роман, не ожидая такой реакции на комплименты, подвел её к лавочке, усадил и утешающе погладил по спине.
    - Я так устала, - вырвалось у Лизаветы, - эти постоянные уроки, чтобы в универ поступить на бюджет… А дом, что отец отгрохал?! И зачем такой огромный на четверых? – её плечи тряслись от рыданий.
    Он так внимательно слушал её, наклонив голову и вглядываясь в лицо, что Лизавета, почувствовав поддержку, глубоко вздохнула успокаиваясь.
    - На троих, - уточнила она. - А эта Танька, - она не могла подобрать слова, как назвать сестру. – Вредина, куда-то убежит, а я ищу потом. С ума сойти можно!
    Лизавета рассказывала и рассказывала, обретя в Романе то, чего ей так не хватало. Слухи о его сомнительной репутации показались обыкновенными домыслами завистниц. С ней он совершенно другой. Хороший.
    ***
    - Одевайся, в садик пора, - Лизавета кинула Тане колготки, - как же ты мне надоела! Нервы треплешь, сама ничего найти не можешь!
    Таня молча натянула колготы, флисовые штанишки, надела кофту и подошла к столу, где сестра приготовила чай и бутерброды. Кружка оказалась такой горячей, что Таня непроизвольно разжала пальцы, и та упала, залив пол кипятком.
    - Ой, - отпрыгнула Таня, облившись.
    В больших карих глазах стояли слезы: вот-вот расплачется.
    - Это какой-то дурдом! – заорала Лизавета, подбежав к ней. – Ну, что теперь делать? Времени нет! Сколько раз говорила не хватать горячее?!
    Лизавета стала стаскивать с девочки разом колготы и брюки. Таня схватилась за её плечо, чтобы не упасть. Но та злилась и, ругаясь на чём свет стоит, нетерпеливо дернула за штанину. Таня упала и заревела.
    Лизавета было занесла руку, чтоб отшлепать дурёху, из спальни раздался тихий, еле различимый рокот. Девочки замерли. Воздух вокруг них задрожал.
    Таня, всхлипывая, глядела в проём, на зелёные точки.
    Лизавета притихла, ушла в себя и весь день не обращала на сестру никакого внимания. А вечером неожиданно вернулся отец.
    Откуда он узнал, что делала Лизавета, Таня так и не поняла. Сестра с отцом ругались уже долгое время. Тане был невыносим оглушительный голос отца и нервные оправдания Лизаветы. Вбежав в комнату, она увидела отца, угрожающе надвигающегося на сестру, бросилась к нему и вцепилась в штанину, буквально повиснув на ней.
    - Пожалуйста, папа, не надо, - лепетала Таня.
    Но отец отцепил Таню и легонько вытолкнул в другую комнату.
    - Нет, папа! Не надо!
    Таня бросилась обратно, но тот громко хлопнул дверью перед ней.
    ***
    Штукатурка посыпалась с потолка, отец озлобленно глянул на Лизавету.
    - Ты не имеешь права так обращаться с сестрой. Ты понимаешь, что она маленькая?! Я отлупить тебя боюсь, иначе до смерти забью.
    Отец развернул к её лицу крупные, крепкие ладони. Сжал огромные кулаки.
     – Ты хочешь найти им применение?!
    Лизавета, сверкнув голубыми, как лёд, глазами, вызывающе посмотрела на отца.
    - Почему я должна за неё отвечать?! Я сама ещё ребёнок! – она передернула плечами.
    - Тебе пятнадцать, - отец устало опустил руки, не разжимая ладоней. - Мать не виновата, что умерла так рано…
    - Виновата! Она виновата! Не надо было рожать Таньку!
    Лизавета заревела от нервного истощения, пряча лицо в ладонях, и в изнеможении осела на кресло. Отец, глядя на её худенькую фигурку, передёрнулся от осознания, сколько всего навалилось на его дочку, ком подкатился к горлу, сочувствие и сожаление, что ничем не может помочь собственной дочери, переполнило душу. Захотелось схватить её в охапку, укрыть от всех невзгод, уберечь от ошибок.
    - Мне надо вас кормить. Я не могу сейчас бросить работу, - сказал он более мягким тоном.
    - Опять никто не виноват?! –упрекнула Лизавета.
    - Ты хочешь поступить в универ? Знаешь, как это дорого?
    - Иди водителем! Они нормально зарабатывают и каждый вечер дома! -- шмыгая носом, она вытерла лицо рукавом.
    - Вы для меня – всё. Ты знаешь. Просил же помочь мне. Нянька нянькой, но Тане нужна родная душа.
    Он замолчал, думая о том, что дома без него долго не выживут, о том, что ещё не может бросить своих сослуживцев. Они доверяют ему жизни. И дочери совершенно одни. В смятении он подошел к Лизавете и погладил по тёмно-каштановым, блестящим волосам, заплетённым в толстую косу.
    – Ты так похожа на мать, красавица.
   
    Отец вновь уехал в командировку. Дни тянулись, а жизнь Лизаветы, казалось, была как манная каша – густой и с комочками-препятствиями, которые раз за разом приходилось отодвигать со своего пути.
    - Ты не представляешь, как с ней тяжело, меня не слушает, мешает, нервы треплет! - кричала Лизавета отцу в телефон.
    - Всё хорошо, - шептала Таня, - возвращайся скорей.
    ***
    - Ко мне друзья придут, а ты будешь маячить перед глазами. Иди в летнюю кухню. Возьми игрушки, там поиграй.
    - Не хочу, - неожиданно заупрямилась Таня.
    Лизавета оторопела от дерзкого ответа.
    - Да я тебя…. Я тебе... сейчас как дам! – она замахнулась рукой, но остановилась и выпучила глаза, вглядываясь куда-то за Таню. Холодок сосулькой прокатился по её спине, обжигая кожу.
    Тане уже был знаком этот беззвучный рокот.
    - Быстро иди…- не смея кричать, сквозь зубы процедила Лизавета.
    Лизавета весь вечер ощущала на себе пронзительный взгляд, будто за ней следили. Она оборачивалась, но никого не видела.
    Двор был укрыт снежным покрывалом с частыми прорехами. На деревья зима надела белые махровые юбки с разрезами по стволам, а по ветвям просеяла крупинками снег. Стояла морозная тишина, изредка разрываемая шумом машин. И птицы не пели, будто окончательно замерзли.
    Таня долго прислушивалась к музыке, доносящейся с улицы, а потом задремала на старом диване. Сквозь сон она почувствовала что-то горячее рядом с собой, в лицо дохнуло влажным воздухом, как из разбрызгивателя, но в то же время стало тепло и уютно, и Таня провалилась в глубокий сон.
    ***
    Лизавета, выпроводив друзей, повела Романа обратно в дом показать книги, которыми дорожил отец. Она не могла принести редкие книги в школу, боясь, что их повредят.
    - Они у него в спальне, - сказала Лизавета.
    Роман ухмыльнулся.
    - Ну, конечно, - сочно произнес он, - куда же без спальни.
    Лизавета обернулась через плечо.
    - Да, говорила же тебе. Бережёт, как волк своё логово. Всегда знает, брали их или нет.
    Она потянулась к книгам, которые стояли на небольшой полочке над кроватью. Взяв одну, о древнем оружии, развернулась к Роману и замерла. Высокий, плечистый, тот стоял совсем рядом, загораживая дверь. Прищурившись, смотрел на неё из-под длинной темной челки и ухмылялся.
    Сердце Лизаветы запрыгало, она почувствовала, как её шея и щеки запылали красными маками. Роман наклонился и по-хозяйски повалил её на кровать. Девушка визжала и пыталась вырваться, а он прижимал её всем телом, терпя шлепки по лицу и телу; целовал в губы, не давая той вздохнуть. Но когда ей это удалось, она закричала, что есть мочи. Роман резко отпрянул.
    - Дура что ли?! – возмутился, вытирая укушенную губу.
    Только он это произнес, как что-то невидимое сдернуло его с кровати и откинуло в другую комнату. Роман пролетел, перевернув стулья, и ударился о кресло.
    Из спальни вышел огромный мохнатый серо-белый волк на крупных лапах. Густая шерсть переливалась серебром, на правом боку виднелась черная полоса. Зверь надвигался на Романа, тихо рыча. Остановившись, рыкнул. Громом прокатился звук по дому и ударил в парня. Тот ошарашенно смотрел на пса, страх из груди вырвался наружу криком. Роман сжался, как пружина, выпрыгнул через раскрытое окно во двор и побежал на трассу вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки.
    ***
    Таня проснулась от холода и безумного крика, будто кто-то увидел сразу тысячу привидений. Выйдя из летней кухни, она пошла к дому, поднялась на деревянную веранду и застыла. Так страшно было открывать дверь…
    Лизавета лежала на родительской кровати и горько причитала.
    - Скотина… Все мужики твари!!! – ревела она, уткнувшись в подушку. – И папки вечно нет! И Ромка этот… придурок лагерный… ненавижу!
    Девушка оторвалась от подушки и уставилась на сестру.
    - Танька… Как меня все достали, - жалобно произнесла она и неожиданно облегчённо выдохнула: - Папка…
    Таня оглянулась и увидела отца. Он же должен был приехать только после Нового Года!
    - Как хорошо, что ты вернулся! – она бросилась к нему на шею.
    Обняв, тот крепко прижал её к груди. Она ощущала частое биение его сердца и дрожащие руки. Отец отнёс дочь в другую комнату и усадил на стул.
    - Побудь тут, хорошо?
    Таня кивнула, радостно-восторженно глядя на своего героя, улыбаясь во все шестнадцать молочных зубов.
    - Всё будет хорошо, - сказал он, - всё будет по-другому.
    Он ушел к Лизавете, а Таня слышала за закрытой дверью его успокаивающий бархатный голос.
    На другой день Таня не пошла в садик. Лизавета суетилась по хозяйству, они допоздна разговаривали с отцом обо всем на свете. Таня нарисовала свои любимые фиалки и крокусы. Весной сама посадила их перед домом и теперь точно знала, как те выглядят.
    - Что это за линии у цветов? – поинтересовалась Лизавета. – Усы?
    - Это они так пахнут, - отвлеклась от рисунка Таня, - куда ни пойдёшь, а фиалка тянется к тебе своими пахучими ниточками. Они всегда с тобой. Как друзья. Как Серый, друг мой. Он везде со мной.
    Лизавета улыбнулась и, обняв Таню, проводила взглядом отца.
    Мужчина тихонько вышел из дома и прикрыл дверь.
    - Да, я всегда с тобой… с вами, - прошептал он.
    Сияние и взрывы окрасили небо в разные цвета. Фейерверк заглушал смех двух сестёр, выглянувших в окно полюбоваться пламенными вспышками. Лизавета поставила Таню на подоконник и бережно обняла за ноги.
    - Ещё один Новый Год, - мужчина улыбнулся и обернулся туманным серебристым волком. Тихонько рыкнув, растворился в сумерках.