Обыкновенная

Алиса Манки - http://www.proza.ru/avtor/sitara

- Надо рассказ написать по музыке – настроение там, темпоритм…, ещё чтобы слово «ноябрь» обязательно вошло… Никак не идёт. Прямо мозги сломала, хотя чувство есть и ритм вроде как ухватила, а вот чтобы словами описать – ни фига.

Ленка в очередной раз взглянула на меня потерянным щенком, оказавшимся в чужом дворе.

- Вот что ты так смотришь? Если бы я хоть что-то в этом понимала, я бы помогла конечно… -  отозвалась я, чувствуя неловкость и ответственность за ранимую творческую натуру.

- Натолкни меня на что-нибудь, спровоцируй! -  наехала Ленка.

Вот зараза. Я её приютила в такой холод, носочки любимые отдала, к батарейке посадила, а она орёт на меня в моей квартире.

- Хочешь, я тебе сковородкой дам по башке, – сказала я и взяла сковороду в руки.

- Ненормальная… - пробурчала Ленка, - мне эти курсы уже… ну какой я писатель…

Ленка грустила. Видно было, что она сомневается, но ещё надеется.
На меня накатила такая жалость к подруге,  что я стала думать, как же помочь человеку?
Я огляделась  по сторонам.

- А напиши про мои цветы, например, – предложила я.
- Про эти чахлые хвостики? Какая может быть у них история!– поморщилась Ленка.

- Здрасьте, я на помойке их нашла. Они не должны были выжить по всем правилам,  ночью какие морозы ноябрьские… а я им сказки на ночь, и уход лучше чем себе, - защебетала я, пододвигаясь ближе к сковородке, чтоб если что, всё-таки треснуть эту вампиршу по лбу для прозрения и вдохновения.

- Ты что? Им реально сказки читала? – начала выпрямляться Ленка, которая уже успела всей грудью распластаться по кухонному столу.

- Да… - смутилась я.

Вот что я смутилась? Да, читала и сочиняла, зато выжило умирающее растение, лучше любого живого существа отогрелось, когда к нему с любовью и душой.

- Больная, - сказала она и покрутила пальцем у виска.

- Вот и напиши про свою больную подругу, – быстро среагировала я.
Ленка задумалась.

- Про тебя не интересно, ты  обыкновенная.

В этот момент засвистел чайник. Я выставила  любимые чашечки из костяного фарфора с тончайшей росписью нежных фиалок и золотом, улыбаясь сама себе - ну просто эстетика и красота в руках!

- Это же те, наши… – как проснулась Ленка.
- …
- А о нём ничего не слышно?

Я замотала головой.  Уже лет пять я ничего о нём не слышала.

- Хороший дядька был, если бы не он - давно бы разбежались, - грустно вздохнула Ленка, - слушай, а он, кажется, в ноябре ведь пропал?

- Точно! – оживилась я,  - он в ноябре  исчез! Вот про него и напиши.

- Про него не смогу, сложно. Таких людей раз-два…  Да тем более у него тайна была, которую мы так и не разгадали, а выдумывать не хочется. Настроение не передать через текст, когда надуманно слишком.

- Попробуй! Давай вместе попытаемся. Ты музыку свою включай, послушаем, повспоминаем, поболтаем, что-нибудь и придёт в голову,  - завела Ленку я, чувствуя, что это отличная идея.

Она достала телефон и включила Max Richter – November.

Мы молча слушали. За это время я поднималась и опускалась, сжималась и разжималась, тонула и всплывала, и все это время перед моими глазами кружился ветер, от которого мне становилось холодно и грустно. Передо мной пролетели несколько лет, которые я знала Аркадия Тимофеевича...  его невероятно глубокие мудрые глаза, сутулая фигура, тяжелые ботинки - вечно мокрые, его морщинистое лицо как будто посечённое плетью жизни, седые волосы и бородка, старая вязаная шапка и удивительно тёплые мозолистые руки, которые он протягивал мне, чтобы поздороваться. Он непременно должен был поздороваться рука об руку!

- Так люди чувствуют друг друга, - смеялся он простуженной гортанью.

Потом я видела его с балкона, как он бежал с метлой через двор, догоняя улетающую бумажку… Потом он курил, кашлял и вытирал нос платком. Я видела его! Видела! Так ясно и отчётливо, что мне становилось страшно. Я проникала сквозь время, через слои собственной жизни в которой был этот человек… И я чувствовала как много он значил для меня, как много сделал, как много сказал, просто болтая со мной после работы. В какой-то момент мне стало стыдно и совестно за себя… за то, что я никогда не приглашала его в дом, брезговала, боялась, стеснялась его. И только теперь, слушая эту музыку, я вдруг поняла, как много потеряла от глупого страха и душевной близорукости… Это он подарил нам фарфоровые чашечки, когда мы рассорились с Ленкой вдрызг из-за какой-то ерунды… Он видел нашу боль, знал что мы дружим с детского сада и что обе вспыльчивые, с характером… он старался помирить нас, а потом встретил меня у подъезда и протянул коробочку.

- Это вам! Не ссорьтесь с теми,  кто ваш друг. Друзей трудно приобретать, но легко терять. Берегите друг друга, не обижайте. Жизнь - она всё знает про нас,  только мы не знаем, кто когда нас может утешить или посмеяться вместе с нами…

- Хватит, выключай! – закричала я, вытирая слёзы.

Ленка тоже плакала.

- Я его видела… - вопила она, - я его видела! Я проникла в его тайну, придумала… он профессор, у которого погибла жена и дочь, и он наказал себя тем, что уехал в другой город, всё бросил и стал  дворником на старости лет!

Ленка заметалась по кухне, по коридору, выскочила на балкон и заорала.
Я выскочила следом и схватила Ленку за плечи. Нас трясло.

- Теперь я знаю что писать, знаю, - утихала Ленка, ёрзая лбом по моему плечу.

-Тшшш, - похлопывала по спине её я, - тшшш…. Ты обязательно напишешь про него, обязательно… ты молодец у нас, ты талантливая, ты умница…

Ленка всхлипывала, а я утешала. Что поделаешь, мне не дано видеть так глубоко, как ей, у меня талантов нет.
Она права,  я обыкновенная.