Про благодарность

  Вряд ли всё могло закончиться как-то ещё. В конце концов все знали, на что шли. Мы убивали других людей ради добычи. Теперь другие люди собираются убить нас. Ради правосудия, наверно. Хотя нет, вот тот парень с копьём имеет какое-то особо зверское выражение лица. Такое чувство, что вот прямо сейчас он всадил это копьё в одного из моих товарищей несколько из иных соображений. Кажется, я припоминаю. Кажется, мы убили его семью. Некрасивое дело. Ребята иногда забываются. Да и как не забыться? Нервная у нас профессия. Ум за разум порой заходит. И как-то отпускает это с детства воспитанное отношение к женщинам. А иногда даже к детям. Думаю, мы шибко виноваты перед этим парнем. Вон как у него пена брызжет, как он зверски скалится, когда убивает очередного моего коллегу.

  Мы стоим в шеренгу на опушке леса, и ни для кого из нас нет надежды. Свихнувшийся от горя солдат имперской армии колет нас острой железякой одного за другим. Слава богу, нас почти сотня, я где-то ближе к концу, и у меня есть ещё немного времени поглазеть вокруг, насладиться жизнью.

  Сказать, что мне страшно - ничего не сказать. Такого страха я не испытывал никогда. И чего ещё можно бояться в жизни, если не вон того парня с копьём? Но ничего, вроде стою, держусь. Рядом со мной один обмочился, всё хочет на колени упасть - солдаты не позволяют. Пинают его чувствительно, вздёргивают обратно за волосы. Стоять должен так, чтобы мстителю с перекошенной рожей было удобно его копьём пырнуть. Видимо он заслужил всех нас лично отправить на тот свет. Просился, наверно, на эту роль. Наверно сослуживцы ему сочувствуют. Убивался по семье, видимо, сильно. Я бы тоже убивался. Жена красивая была. Сын, дочь. Старики чьи-то. Может его, может её. Я хорошо помню тот дом, ту деревню. Почему-то. Вспомнилось. И его, в крови лежащего на пороге. Я думал, убил его. Нет, оказалось. Оглушил только. Он видать после того в армию и пошёл наниматься. Хотел нам отомстить. Ну и хвала богам. Так даже как-то лучше. Уж пусть меня он пырнёт. Хоть за дело. А не какой-то левый солдафон, которого я знать не знаю, и которому ничего плохого не сделал.

  Вот он всё ближе и ближе. Иногда не с первого раза в сердце бьёт. Иногда сначала в живот тыкает, прокрутит там разок. Слюной брызгает, орёт что-то. Бедняга. Жалко его. Порешит нас всех, а как дальше то жить будет? Его же не отпустит. Так и будет дальше всех крошить направо и налево, вряд ли когда успокоится. Искалечили мы парня. А он молодой ещё. Лучше бы я тогда его добил. Хотя, кто знает, как лучше? Боги только. Они и делают по своему разумению.

  Как же страшно, чёрт его дери. Самому бы удержать свой мочевой пузырь. А какой лес за нами! Я его не вижу, но слышу. И запах чувствую. С рождения любил лес. Когда деревья смыкаются над головой, и солнце сквозь ветви. Там можно прятаться от кого угодно, и быть самому себе хозяином. Зверья можно не опасаться - человек всегда хитрее и умнее. И прокорм всегда можно себе добыть, если знать как. А уж я-то знаю. Меня и ребята уважают за то, что я с лесом в близких отношениях. Всё чую, всё вижу, всё знаю. Найду что угодно, а сам спрячусь так, что ввек не сыщешь. То есть уважали, да... За мной ещё тринадцать. Передо мной четверо живых стоит (как же мало!), остальные лежат уже.

  Четверо было. Раз, и трое уже. А какая погода прекрасная! Гулял бы и гулял. Может, зря я ввязался во всё это лиходейство? Ничего, может, прожили бы как-нибудь и так? Ну да, обирают, ну да, притесняют... Зато копьём в животе никто не проворачивал. Хоть и плохо жили, голодно, но голод не так сильно крутит, как стальной наконечник. Хотя что теперь думать? Сделанного не воротишь. Лучше уж не буду тратить последнюю минутку на бессмысленные сожаления.

  А какой вид передо мной! За кучками солдат, наблюдающими за тем, как этот свихнувшийся маньяк ложит нас одного за другим, раскинулось широкое поле. Летний ветер колышет высокую траву. Вон пролетел какой-то жучок. А над полем небо. Голубое-голубое. Пара небольших облачков. Ох, как же здорово! И солнце яркое. Такое тёплое-тёплое. Я бы даже улыбнулся, если бы тот парень, который через одного от меня, не орал бы так в своей предсмертной агонии.

  Вот и до соседа моего добрался бедолага. Ох, как зажглись его глаза! А-а... Это же как раз мой сосед играл с его дочуркой. А может сестрёнкой? Впрочем, теперь не важно. Её уже нет. И соседу осталось не долго. Этот с копьём тоже долго не протянет, судя по всему. Такие долго не живут.

  Вот он тыкает своим оружием соседу между ног. Ох, как не хорошо. Надеюсь, что со мной он такого вытворять не станет. Я то никого из его родственников не трогал. Только его шибанул, да и то не на смерть. Ну добей уже его, добей! Не могу я больше слышать эти крики. Давай уже, принимайся за меня! Это я всё мысленно говорю, конечно. Так то от страха рот не открывается, свело всё в чёрту, весь в холодном поту. Ох, что-то там будет...

  Смотрю на соседа. Вижу, как жизнь уходит из его глаз. Куда она уходит? Был человек - и нету. Зачем был? Что сделал? Надо ли оно было кому? Хоть для себя хорошо ли прожил? Чёрти-что получается. Невесёлые ответы. Жил он явно паршиво. Да и человечишко был так себе. Ничего хорошего никому не сделал. Умер вот. А что, если бы дольше прожил? Ещё десть лет? Двадцать? Что, хорошо кому-то было бы? А я?

  Вот представил я, что было бы, если бы меня сейчас не убили. Жил бы я так же? Если бы не стоял в этой шеренге, а скрылся бы куда-нибудь, не позволил себя изловить, то да, пожалуй. Как ещё жить то? Но теперь, чую, что не получится. Зачем я лез? Куда? Кому от этого хорошо? Мне? Что я получил? Волю? И где теперь моя воля? Богатство? И на кой оно мне сейчас? А ведь этот момент всё равно рано или поздно настал бы. Не с копьём, так с болезнью. Огнём, водой, зверем, старостью - костлявая всё одно достанет рано или поздно. И зачем же мы всё это творили, если сейчас от этого никакого проку? Зазря людей губили раньше срока, не давали подготовиться толком, как этот парень с копьём совсем не хочет дать подготовиться к смерти нам с соседом. Если так, то чего томить то?

  Завтра, через год, или сейчас. Велика ли разница? Что я, успею накопить побольше? Ещё сто тысяч миль наезжу по лесам? И чего? А ничего. Может понять успею чего? Разобраться? А чего тут разбираться? Вот я. И вот я сейчас кончусь. А всё, что со мной было, рассыплется прахом. Так уж заведено. Вот уже бедолага с безумными глазами переводит на меня взгляд. Вот он уже заносит копьё для удара. В сердце метит. Ну хорошо. Не узнал, может. А может узнал, но не выделяет из остальных. Какая разница? Никакой.

  Ох, как всё замедлилось. Столько всего успел передумать за это утро. Интересно в общем-то получилось. Так жил-жил. Ни о чём не ведал. А тут помирать - и сразу такое богатство впечатлений и красок. Жил бы дальше - не изведал бы. Даже какую-то благодарность к этому парню чувствую. Если бы не он, так и жил бы дальше, как в тумане, в суете бессмысленной. Бегал бы туда-сюда, творил бы зазряшное. А так последние минуты... Как сказать то? Проснулся, вроде как. Пожил чуть по-настоящему.

  Вот сейчас всё вижу, всё понимаю. Чувствую, слышу, чую всё вокруг. Какой же шикарный мир! Как же его много!

  Вот копьё уже входит в мою грудь. Ничего пока не чувствую. Ещё есть мгновение. Смотрю ему в глаза. А там за пеленой безумия, боли, отчаяния безбрежным океаном плещется жизнь! И всё ею наполнено. И сам я часть этой жизни, сливаюсь с ней, как капля с морем. И мой лишённый разума убийца - такая же его капля. И товарищи ещё живые, и уже мёртвые - все там. Солдаты на поле, птицы в лесу. Жучок, что недавно пролетел над травой - все есть это море. И я. Исчезаю, сливаюсь, растворяюсь в нём. Но из последних сил на секунду выныриваю обратно на поверхность - туда, где я, пронзённый копьём разбойник, смотрю в глаза своему убийце.

  -Спасибо, - шепчу чуть слышно, и отпускаю. Хвала богам! Какое облегчение. Это была просто игра...