Ирония судьбы. Век 19

Знаком я с чудесами, что случаются иногда на петербургских улочках. В темное время суток, когда свет фонарей уже не так ярок, как с наступлением заката, и ты не держишь в кармане увесистую монету, чтобы заплатить за бричку и идешь в своё поместье пешком, случается иногда событие странное или вовсе, какая-то чертовщина. На балу рассказывала мне пожилая графиня, о том, что близ Лештукова моста видят каждую ночь даму в синем платье и роскошном меховом одеянии. Случилось ей погибнуть от рук мужа своего, игрока, то и дело проигрывавшего в преферанс по ночам и убившего жену свою в нервном припадке. А один знатный князь доносил, что случалось ему видеть возле решетки Летнего сада утопленника-студента, бросившегося в Неву год назад.
История же, произошедшая со мной, носила, несомненно, оттенок таинственный, но в то же время абсурдный. В декабре позвал меня к себе на именины знатный мой приятель, граф Евгений Петрович Гусев. Помимо своих государственных дел, любил он собирать интересные экземпляры для своей коллекции экипажей, и я, вспомнив о своем южном путешествии, не пренебрег желанием вручить графу карету с убранством по-настоящему богатым. Как оказалось позже, подарок был принят именинником с великим удовольствием. После официоза гости принялись за карточные забавы. Граф послал своего слугу в погреб за вином, купленным во время итальянской поездки. Вино оказалось столь сладким и крепким, что мною с трудом было принято решение на время отказаться от игорных занятий и удалиться в гостиную. Шли минуты, и сон все больше овладевал мной.
Довелось мне проснуться посреди оживленного перекрестка, уже давно рассвело. Я, с трудом открыв глаза, обратил внимание на знакомый мне интерьер. «Что же это, я в своей карете?» - прозвучал голос в моей неокрепшей от сна голове. И вправду, это был подарок старому приятелю. Я, постучав в стекло, обратил на себя внимание кучера, дабы узнать, в какую даль нас занесло. На что был получен ясный ответ - «мы на Садовой, и подъезжаем к вашему поместью, сударь». Действительно, моя улица! Должно быть, граф, сам, будучи пьяным, распорядился доставить гостей по домам. Что ж, тем лучше, подумал я. Однако, с момента нашей окончательной остановки, начали происходить странности. Не узнал я своего родового дуба, показался он мне слишком молодым, а затем и вовсе не дубом, не узнал садовника, отрастившего бороду почти по пояс. В остальном же, все вполне походило на родовое гнездо.
Дабы не будить слуг, я отворил дверь собственным ключом и вошел в дом. Уже в сенях услышал я странный шорох, доносившийся из гостиной. Краем глаза заглянул в комнату, и в углу увидел... нет, должно быть, мне показалось, - женский силуэт! Таинственная незнакомка в синем платье за время моего отсутствия проникла в дом, но зачем же? Как вдруг я вспомнил - черное платье, история князя, Лештуков мост! В мой дом пробрался призрак! Схватив первый попавшийся под руку предмет, коим оказался топор, висящий на гвозде, я тихо стал подкрадываться к смутному женскому очертанию... Вдруг призрак оглянулся, и весь дом услышал оглушительный женский крик. Я, опешив со страху, уронил топор себе на ногу. Так значит это не призрак, а вор, проникший в поместье, чтобы наживиться моим состоянием? Но, предупредим читателя, что и этот вариант был ложен.
Как выяснилось позже, предыдущий вечер выдался на редкость веселым. Одним из гостей графа Гусева стал молодой дворянин Петр Степановский, который после визита на именины должен был ехать на сватовство в Москву к дочери известного в наших кругах князя Константинова. Но, проигравшись в карты и страшась больших долгов, дворянин выскочил в окно, взял экипаж и был таков. Рассудок гостей, помутненный вином, постановил, что Степановским отныне являюсь я. Насильно я был отправлен своим же экипажем в Москву, где поутру ожидали меня в поместье князя на Садовой, носящей то же имя, что и моя улица. Однако читатель даже не подозревает результат этого предприятия. Спустя пять месяцев я перебрался в Москву, и теперь проживаю здесь, по-прежнему на Садовой улице, и супружество мое новое приучает к новой жизни, совсем не похожей на петербургскую.