Учитель слушает

(Владиславу Михайловичу Эпштейну посвящается).

Он сидит на своём месте у рояля и слушает ученика, играющего за другим инструментом только что выученное наизусть произведение. В большие окна класса льётся мягкий солнечный свет, из соседних классов доносятся звуки произведений различных времён и стилей. «Хорошо бы, если после ремонта изоляцию улучшили бы, да нет, скорее всего, ещё хуже будет» - на секунду отвлекается он и тут же, спохватившись, снова смотрит на студента.

Тот работает изо всех своих мощных сил. И физических, и душевных. Ведь он впервые принёс на урок эту вещь, так что, пока,  это его самостоятельная работа.

Учитель улыбается, но так, что эту улыбку никто не видит. Он вспоминает начало своей работы, когда подобное исполнение наполняло его непреодолимым ужасом и чувством полнейшей собственной беспомощности.

 Ведь это не просто выученное наизусть произведение, в котором ничего нет, кроме нот, и которое, обычно, свойственно  малоспособным студентам. С теми, хоть и достаточно возни, но, в конечном счёте, в них можно вложить многое – и интересную трактовку, и, даже, кое-что ещё. Нужно только терпение. Это всё равно, что писать акварелью на чистом листе. А здесь!?

Да, здесь много чего есть – и душевные порывы, и убеждённая трактовка, и, безусловно, некоторое мастерство в области техники. И, что самое главное, масса энтузиазма. Да, этого не занимать. И пусть студент временами останавливается,  забыв текст. Вспомнив, он продолжает с ещё большим напором.

Педагог слушает. Он не останавливает игру ученика, чтобы сразу начать работу по существу. Во-первых, он устал. Даже, можно сказать, безумно устал. Кроме того, у него с раннего утра не было крошки во рту. Уже прошли три студента, которым он отдал, кажется, всего себя. Этот – четвёртый. Господи, что он сделал, всё-таки, с Фантазией? Всё перевёрнуто вверх тормашками, перемешано, брошено в котёл и там кипятится. Темпы, динамика, образы – всё наоборот! Где уж говорить о стиле… Действительно, здесь – одни силы душевные, физические, разрушительные, не оставляющие от произведения камень на камне, попросту, стирающие его в порошок. Страшные силы! Видно, что этот убеждённый разрушитель каких-либо традиций выстрадал эту свою концепцию и теперь находится наверху блаженства, считая, что совершает переворот в исполнительском искусстве. Как он, в сущности, беспомощен сейчас, этот, едва оперившийся петушок.

Учитель опять незаметно улыбается. Он слушает дальше. Пускай студент выскажется полностью, чтобы у него не осталось ощущения, что к нему отнеслись без внимания, не поняли с первой ноты. Да и самому педагогу интересно, что будет дальше. Хотя, в сущности, и так всё ясно. Сколько таких прошло через его руки! Теперь они, известные музыканты, и не вспоминают о подобных эпизодах своей юности. Да и сам он, по-видимому, в своё время, был немногим лучше.

Да, другой педагог отменил бы эту вещь, и дело с концом, куда бы спокойнее. Заменить более простой, а то и, вообще, чем-нибудь, что студент уже проходил в училище. В этом, на самом деле,  нет ничего зазорного, ведь здесь он пройдёт пьесу на новом уровне. Правда, придётся бороться со старыми заученными ошибками и прежними, не очень зрелыми, навыками.

Учитель представляет себе, сколько предстоит работы и вспоминает о положенных двух  академических часах в неделю. Полтора обычных часа на студента. Он опять тихонько улыбается. Глубокий вздох, надо набраться силы и терпения, сбросить усталость. На первый раз достаточно, возможно, и двух-трёх часов, конечно астрономических, благо, этот – сегодня последний. А дальше видно будет. Завтра студент снова придёт, уже домой (ведь классы не дают больше того, что положено по расписанию), тогда и начнётся настоящая работа над каждой деталью, над каждой мелочью, в общем, по существу. А сегодня надо только, чтобы ученик в корне изменил свою установку, своё отношение к пьесе, чтобы он перестроился психологически, чтобы понял, что к чему, и принял бы это. Пока будет вполне достаточно. За ночь оно уложится, остальное потом, начиная с завтрашнего дня.

Педагог смотрит в окно на идущее к закату солнце. Сходить в буфет, или уж после, дома? Ладно,  как-нибудь потом, не стоит отвлекаться, ведь предстоит большая битва, о которой не подозревает ни сам студент, ни окружающие – сидящие в классе слушатели из числа студентов, аспирантов, просто интересующихся его занятиями  - таких всегда хватает. Предстоит битва за произведение, а, в конечном счёте, за музыканта, которая ведётся беспрерывно в течение всех лет преподавания. И ему не терпится начать  эту битву.

Нет, здесь не будет ожесточённых споров о том, что традиции так просто не ломаются, они складывались десятилетиями, и не такими студентами, а большими мастерами. Не будет доказываться, что и с мнением композитора неплохо бы посчитаться.  К таким дебатам, если педагог захотел бы в них вступить, студент готов, и, даже, жаждет постоять за свои убеждения. Учитель не будет и подавлять ученика своим авторитетом, навязывая ему то, что было бы правильным и, даже, необходимым, хотя это было бы совсем просто. Он не будет и  ругать студента, высмеивать его, доказывая, как то, что он по-своему выстрадал и воплотил, беспомощно и безвкусно. Это поймёт и сам студент, но позже, когда вместо того, что звучит в данный момент, родится другое, сильное, мощное, артистичное исполнение  с безукоризненным вкусом и истинным вдохновением.

А сейчас важно не убить эти силы неосторожным словом, пусть их воплощение пока и является шокирующим. Ведь без них невозможно будет и то, иное исполнение. Важно суметь их направить по нужному пути, а для этого необходим, прежде всего, такт, ну, и, конечно, опыт. Никакого разбора недостатков, указаний на ошибки всякого рода. Это мало что даёт. Студент либо сам их сознаёт, но не в состоянии с ними справиться, либо считает их достоинствами, и будет биться за них ни на жизнь, а насмерть. Нет, учитель, наоборот, похвалит студента за хорошо выученный текст, за все достоинства исполнения, даже за те, которых пока нет. И ни слова критики.

А потом подсядет рядом, чтобы быть ближе к ученику и скажет, что необходимо поработать над некоторыми мелочами. Они, конечно, погоды не делают, но желательно, чтобы исполнение было совершенно во всех деталях. И начнёт работу, якобы, с мелочей, и будут они совместно думать, пробовать разные варианты. Возможно, он тоже сядет за второй рояль и покажет, как исполняют  то или иное место великие мастера, как можно было бы исполнить ещё по-другому, покажет, только покажет, какая трактовка близка лично ему.  Попутно расскажет о стиле, о других произведениях, написанных в этом направлении, об истоках самого направления.  Расскажет кое-что и о традициях  исполнения в целом, как они приходят, как развиваются, и как всё это связано с особенностями того времени, когда они зарождались. Невзначай будет высказано личное мнение самого педагога о том, чем являются для него, как исполнителя, желания композитора, какими способами композитор оставляет в нотах свои пожелания, направленные в будущее,  к неизвестному для него,  исполнителю.

Ученик будет слушать, как заворожённый, они всегда так слушают, считая эрудицию, приобретённую с годами, чем-то недосягаемым. Они не могут представить, что когда-нибудь сами будут знать не меньше, да и сейчас уже кое-что знают. Студент, направляемый и поощряемый педагогом, включившись в творческий поиск, возможно, тоже предложит новые варианты исполнения, которые вызовут восхищение педагога,  и, в конечном счёте, сам остановится на самом правильном и близком именно ему. И он не заметит, как, к концу дня, в корне поменяется его представление об исполнении этой Фантазии. И он будет считать, что сам нашёл  именно то, что надо, а это – главное для педагога. И педагог будет его хвалить за творческие идеи, и, в конце занятий, скажет, что теперь, для наиболее полного воплощения этих замечательных идей, надо завтра прийти к нему домой, чтобы поработать над технологией.

Может, конечно, будет не совсем так, а как-нибудь иначе, учитель ещё не знает, как именно - всё будет видно в ходе урока. Ведь преподавание  -  дело творческое, здесь  многое зависит от реакции ученика, от его восприятия новых сведений, от желания сотрудничать. Но педагог  уверен, что у этого  студента всё получится замечательно и, безусловно, скоро. Ведь он – мальчик талантливый, а, значит, и беспокоиться, особенно, нечего. Хотя, с середнячками куда проще – вложил что-то своё и пустил на эстраду. А потом у них снова ничего собственного. А у этого опыт сегодняшнего, как и последующих уроков,  останется, возможно, на долгие годы. И когда-нибудь он сам поймёт сущность музыки так же, как и педагог, а, может,  и ещё глубже, и, что важнее всего, сможет самостоятельно воплотить её в своём исполнении. Ведь пока это только начало первого курса, впереди годы постижения мудрости.

Студент закончил играть и ждёт разбора. Педагог не помнит ни о голоде, ни об усталости. Он ощущает только прилив новых сил и вдохновения.

- Саша, вы молодец! – начинает он – Я никогда не думал, что у вас всё получится, особенно, это место - и педагог наигрывает сложнейшую часть произведения.  - Мне понравилось и ваше воодушевление, и технические приёмы. Нет, Фантазия у  вас выйдет замечательно, можно сказать, уже вышла. Вы хорошо охватили её в целом, а это самое главное. Только, мне кажется…  некоторые детали…  надо бы над ними подумать, их совсем немного…


Июнь 1981.