Кофе большого города

Они оба были людьми Города. Большого города. Когда они родились, они, конечно не знали, что есть Нью-Йорк или Мехико. Потом они даже не думали, что смогут там побывать. Потом один побывал в Рио, другая - в Шанхае. Потом в Токио, Риме, Лондоне... потом была совместная Калькутта. И понимание - что они - люди Своего города. Он не был им мал, не был и слишком велик. Он разрастался, иногда это досаждало, ибо не все новостройки были удачными, транспорт и инфраструктура долго запаздывали, возникал дискомфорт привыкания к новому. Потом это становилось привычным. Потом они переезжали в другие районы, меняли места работы, узнавали новые маршруты и новые названия улиц. Появлялись приоритеты - где лучше закупать продукты, куда сходить отдохнуть, где посмотреть кино. И где пить кофе.

Летом их улица опустела. И быстро пообедав, она без всякой цели спустилась в переход, где стала выбирать совсем не нужные "брендовые" очки. Он зашел туда за батарейкой для часов. Он пропустил её вперед. "Ах, нет, спасибо, я ещё ничего не выбрала " - она улыбнулась. Он вдруг взял её сумку, которая всё время сползала с плеча, чтобы она могла примерять сразу двумя руками две пары очков, в то время как третья уже сидела где-то на макушке, а сама она забавно кривлялась перед зеркалом. Она естественно ничего не выбрала, в то время как он, даже с её сумкой в руках,  успел купить батарейку. Потом он повёл глазами в сторону. Она обернулась - метров через пять  было окошечко с каким-то "кофе на бегу". Он  прошли пять шагов и пять минут пили кофе.

На следующий день они, не сговариваясь, снова подошли к этому окошечку и пили кофе уже десять минут. А через неделю они свободно общались на любые темы, знали друг о друге многое и поверяли друг другу всё. Их офисы были через дорогу. У них были разные специальности, но они пересекались в одной области. Странно, что они сами до сих пор ни разу... Каждый любил свою работу, свой город и кофе. У каждого было свое одиночество и каждый, как будто, хотел что-то изменить...

Отношения сложились сразу легкие, без заморочек. Если один не приходил к "кофепоилке" минуты две-три, второй спокойно шёл дальше по своим делам. Они практически не перезванивались, но иногда она приезжала в офис без машины, и тогда вечером они где-нибудь уютно ужинали, и он подвозил её до дома. Но она ни разу не предложила подняться, а он не сделал ни одного намека. Им просто нравилось вместе пить кофе.

А днем они занимались своими делами. И в выходные тоже. Но однажды в середине лета он позвонил и предложил поехать на речку - он иногда рыбачил. Она согласилась без проблем и на берегу делала вид, что тоже может... с удочкой. Потом  они наперегонки чистили двух подлещиков - весь его улов, смеялись и радовались теплу и солнцу. Рыбки были пущены на уху, но они упустили огонь, тот подпалил перекладину, казанок опрокинулся и несостоявшаяся уха залила костерок. Подлещики, запанировавшиеся в золе, их уже не привлекали, настроение вдруг испортилось, и они поехали в город. Её дом был ближе, она вышла первая.

Потом она неожиданно сменила редакцию, а его офис перебрался "на выселки", распустив сотрудников работать в удалёнке, благо технологии позволяли. Они больше не пили вместе кофе на бегу. Но в начале золотой осени он позвонил и пригласил на пикник, предупредив, что с ночевкой в палатке. Она согласно кивнула, и через два часа они как прежде легко и весело болтали в машине. И каждый думал, что зря потерял другого из вида. Погода была прекрасная. Сосны на высоком берегу залива шумели лишь макушками, под ногами был еще почти тёплый песок, присыпанный сухой хвоей, палатка удобно пристроилась под пологом перелеска, а с видом на залив был натянут тент, под которым развернулась пикниковая кухня. Но... неожиданный порыв ветра сорвал тент, вскоре полетели и более тяжелые предметы. Хорошо, не успели развести огонь. Пока они собирали и прятали вещи в палатку, хлынул ливень. Оба промокли враз, палатка в какой-то момент не выдержала, стала проседать, завалила их. Стало ясно, что погода не наладится и надо уезжать. Кое-как собравшись, они уехали.

Он быстро заболевал и тяжело болел. И к моменту въезда в город он уже еле сидел за рулём. Она захотела предложить ему свой уход - ну куда он в таком виде один - но получилось неубедительно, он резко помотал головой и поехал к себе. Она тоже простыла. И сидя дома - каждый у себя - они как будто в температурном напряжении - что-то такое стали припоминать... дежавю...

Он позвонил дней через десять. Явно переминался с ноги на ногу, что-то проговорил сбивчиво, она не расслышала. Потом вдруг пригласил составить ему пару на "приём" по поводу помолвки старшей дочери от первого брака. Девочка "уходила в замуж" сразу со школьной скамьи. Избранник был одноклассником, родители со всех сторон решили не возражать - сами когда-то так же, пусть учатся. Она удивилась, но опять согласилась. Компания ближайших его  родственников была душевна и весела, её спокойно и тепло приняли, ей показалось с ними очень комфортно. Но ушла она раньше остальных, по английски - всё же им было о чём поговорить более тесным кругом.
Еще через пару дней он сообщил, что назначен день подачи заявления, дочь страшно волнуется даже по этому поводу и хочет, чтобы папа был рядом... а папа хочет, чтобы рядом была она. И вообще, почему бы им тоже... Долгое молчание с её стороны. Это такое предложение от  него? Или она просто не поняла? Или ей вдруг тоже захотелось, ещё раз? И она согласилась - вновь, не вспомнив, сколько предыдущих попыток "совместно чего-нибудь сделать" провалилось. Просто спросила, вместо ответа:  "А где жить будем?" "Не знаю" - протянул он - "Придумаем что-нибудь".
Увы, провалилась и эта попытка. В назначенный день, взяв отгул на работе, она никуда не пошла. И в тот момент, когда он уже нетерпеливо поглядывал на часы, она позвонила: "Извини, не надо меня ждать". Большой город, любимая работа, а тут сразу надо стать женой... и куда-то переезжать... или уступить немного своего пространства. И свободы.

... И вот сейчас, когда прошло больше года, и ни один не вспоминал о другом, они вместе летели в кювет, на каком-то триста тридцать девятом километре областной дороги, в мокром слякотном январе, в грязно-серых сумерках вместе с тремя десятками пассажиров рейсового автобуса, у которого лопнуло колесо. И выбираясь, и помогая другим выбраться через разбитое дежурное окно, еще толком не осознав, что произошло, под крики испуганных, только что мирно дремавших пассажиров, они столкнулись... или узнали голоса... или увидели... друг друга.

Как могло случиться, что оба ехали "общегражданским" способом - не на редакционной машине (сломалась, не смогли заменить) - она, не в офисной передвижной студии - он (корректировал  программу после сбоя на сервере)? Мероприятие было значимым, ожидался массовый сбор всех заинтересованных сторон - небольшой, недавно еще любительский, фестиваль каких-то зимних полуспортивных покатушек разросся до международных масштабов; собирались закладывать камень в фундамент будущего новомодного зимнего курорта. Поэтому - ей писать и наводить глянец, а ему - устраивать феерию цвето-светопредставления. Они не видели друг друга в салоне. Она, видимо, пришла раньше и сразу завернулась в дорожный плед - спать, потом сложно будет, а личико нужно... Он думал только о своём кофре с ноутбуком и программой шоу - оборудование отправили раньше - и не смотрел по сторонам.
Теперь они сидели на большом поваленном стволе, которых много по кюветам дорог местного значения. ГИБДД уже работала, троих тяжелых увезли, остальные ждали транспорта, что заберёт и их. Они сидели, перетягивая друг у друга ее дорожный, абсолютно промокший плед, спина к спине, но наклонившись каждый в свою сторону, потому что оба пытались держаться за сучки, кору, что-нибудь, чтобы не шатало, чтобы больше не лететь никуда, не падать, не биться - страх подступил с задержкой, которой хватило на первые минуты поставарийной неразберихи, когда нужна была собранность, способность мыслить и действовать. Сейчас она понимала, что получила сотрясение (головокружение, тошнота, озноб), он тёр руку и проверял, двигаются ли пальцы (не перелом ли). Праздник явно пройдёт без них, но они смогли - каждый еще успел вспомнить о работе - куда-то позвонить, договориться - может, не всё сорвется...

Опасности взрыва автобуса не было, пострадавшим кто-то развел костёр, чтобы не слишком замёрзли в ожидании дальнейшей помощи. И в призрачном тепле этого костра они оба погрузились в дрожащую дремоту, из которой всплыли воспоминания. Дежавю... Однажды они уже сидели... нет, стояли, спина к спине, нет спиной друг к другу, с разных сторон дерева, хватались за кору, ветки, за что-нибудь, чтобы не упасть, чтобы не захлестнуло... Калькутта... сад при отеле (выходить дальше было нельзя), позднее свидание, на которое она опоздала, потому что никак не могла переправить в редакцию свой первый самостоятельный зарубежный репортаж. А он запутался в тёмных дорожках, как в незнакомых декорациях, потому что целый день монтировал свои для выставочной эстрады и сначала подошёл не к тому дереву... И вот они стояли так, и каждый боялся себя выдать, хоть и чувствовал присутствие другого, и чувствовал - предчувствовал... и не решился. Калькутта тоже большой город, и там они тоже выполняли свою работу и не должны были... не могли отвлекаться.

Подъехавший наконец автобус забрал их обратно в Питер. Пять часов смутного сознания, обнявшись на смежных креслах, ни произнеся ни слова. В городе они вызвали такси. Оба понимали - надо бы в ближайшую травму. Но одновременно назвали водителю адрес... каждый - свой. И оправившись, они снова жили в большом городе, бегали по его-своим делам, выполняли его-свою работу и пили его-свой кофе. Порознь. И большой город больше не сделал им подарка встречи. Больше они не виделись.