Сказы деда Савватея. Сага о деревеньке... Пр. 2

СПИРИДОНИХА

   Надо признать, что в Выселках нет, нет, да и появится мысль в народе женить Платоныча. У кого это не вышло, машут руками, мол и не пытайтесь. А вот особенно настойчивые всё же надежды не теряют. К тому ж есть в Выселках и невеста. Это Спиридонова Зинаида Калистратовна, а в народе - Спиридониха. Живёт она на другом конце деревни. За её избёнкой уж топкие места начинаются. В Заболотье родители её мужа в следующем доме жили за тем, в котором начался пожар тогда, при царе ещё, первыми пострадали, дотла сгорело подворье. Ну вот, коль упомянул про мужа её, расскажу уж теперь всю историю, как слышал.
   Зинаида Калистратовна вдовая уж лет двадцать, бездетная. Долгими зимними вечерами, сидя за вышиванием или вязанием, бабы судачат, да откровенничают обо всём личном. А собирались на такие посиделки у неё, у Спиридонихи, там удобнее. Детей малых нет, пряжу никто не попутает, возню не устроят, да и не надо отвлекаться, чтобы на ведро посадить, сопли утереть, слёзы унять малым - отдохновение и работа с удовольствием.
   Бывало поставит титанчик - бульотку на спитровку, старинный, дорожный такой самоварчик на таганке, доставшийся ей от кого-то из прошлой жизни, попотчует бабонек в малюсеньких чашечках чайком кипрейным с пышками и вареньем из брусники. Чайные традиции знала, это уж точно. А у местных натруженные пальцы не «цапали» такую мелочь, всё ахали, боясь выронить и разбить, корюзлые ладони свои подставляли, подстраховывали. Однако интересно, занимательно было. Выходили от неё женщины довольные:
 - Как у барыни в гостях побывали, когда ба так можно было ранея - та. Дома ждал «обливной» трёхлитровый закопчённый чайник или ведёрный самовар. Но шло время и теперь уж так не сходятся, всё верно пересказано-переслушано друг про друга, да и подслеповатые стали, не до вышивок. Вот в лото играют, да уж в другом доме, к центру ближе, чтобы всем ловко дошкондыбать было. А надо признать Спиридониха сама, в наших местах пришлая, вот и «раскрутили» её бабы на откровенный рассказ о себе. В Выселках её все считают «белой косточкой», интеллигенткой, других кровей. И даже откровения её воспринимают в «пол уха», считая, что много утаивает от людей. Да Бог с ними!
Бабка Зинаиды Калистратовны жила, ещё до отмены крепостного права, в родовом поместье у барыни одной старой, злобной и жестокой. В покоях прислуживала. Постели перетряхивала, постилала, заправляла, проветривала многочисленные комнаты сама, что бы сквозняков не допустить. Барыня страсть как боялась этих самых сквозняков. Только учует дуновение ветерка откуда, завизжит враз, ножками затопочет, ручками, унизанными перстеньками, засучит. Недовольною делается, под розги девок подводит. Уборкой-то занимались другие, комнатные, а уж ей, как рассказывала Зинаида Калистратовна, и ухода за самой барыней с лихвой было. На горшок посадить, подтереть, помыть, кудлы её расчесать, ногти подстричь, это ведь самое неблагодарное дело. Сколько раз получала телесные наказания - этого не перечесть. Тут ведь, как потрафишь. Спутаются в колтун, к примеру, пряди старческих волос, гребешком нечаянно дёрнула - получи по морде! То вода в стакане холодна кажется, то тёплая слишком - по морде! А несварение желудка случится, приходится и в задницу заглядывать и клизму ставить. Да не красней, не красней ты. Это теперь бесправие называется, а раньше - обычное дело, крепостная зависимость. Доктор научил, вот и управлялась девушка. Хошь не хошь, а выполняй!. Налопается стара барыня всякого, что уж в таком-то возрасте и не едят, мясного да изысканного и страдает потом, а с нею и прислуга. Да, кашкой её не соблазнить было, никто и не пытался, боязно и слово-то молвить, не то что своё высказывать или чего-то предлагать. И начинаются тут икоты да отрыжки, да бессонница, известное дело, а бедной девке муки. Приказывает тогда барыня чесать ей пятки для успокоения и мять живот. Вот и чешет и мнёт, пока за окном рассвет не займётся и барыня не захрапит. Тогда падает девушка прямо на коврик у кровати без сил и проваливается в сон. А уж через часок, поди, крик во всё горло, значит горшок фаянсовый тащи, подпёрло. Ох! Страдания всем!
   Когда освободилась она по праву или померла та барыня, уж не помню, замуж, там, в селе вышла, дочь родила. У той судьба другая получилась.
   Служила мать нашей Зинаиды Калистратовны в большом загородном имении, у одной дворянской семьи и должность её - горжетница. В её ведении все меха были. Шубы, шушуны, пальто подбитые мехом куниц и соболей, муфты, причудливые шапочки, капоры и шляпки, палантины, манжеты, воротники и главное горжетки. Служили те горжетки для сбора блох! Не веришь? Так и было. Я сам в молодые годы у генерала служил, видал всё это у него в имении. Да-а-а! Каждый вечер перетряхивала их служанка, чтобы блох с платья в мех перескочивших, прочь выгнать. Порошками посыпала, выбивала да вытрясывала, вымораживала в стужу на улице. В те изысканные и чопорные времена не знали покоя от клопов, вшей и блох! Как-то приехал к хозяевам в гости господин Нащёкин, известный в наших местах дворянин, в троечных, крытых кожей санях, ноги медвежьей полостью укрыты. Кучер его приглядел да полюбил горжетницу и сманил с собою в город. Хозяин одобрил выбор его. Поженились, родилась у них дочь Зинаида. Живя в услужении при родителях, да в хорошем доме впитывала всё, училась всему. К примеру, уроки брала у старых мастериц на коклюшках кружева плести, наловчилась, потом шить и вышивать так же. Вот, кусок хлеба уже в кармане. Стала Зинаида студенткам, курсисткам, гимназисткам, да и прочим благородным дамам, модные, в то время кружевные манжетики, воротнички, шальки да и многое другое плести да вышивать. Нарасхват прямо была, модной кружевницею. Замуж выскочила за одного морячка с крейсера. А как наступили тяжёлые времена, её уж кружева спроса не имели, мужа по болезни списали, очень нуждались материально они. Дошли буквально «до ручки», когда в кармане «вша на аркане», вот и потянул он Зинаиду к родителям, в Выселки. Только прижились маленько, он и помер, вскорости, а родители вслед за ним. Вот Зинаида Калистратовна и осталась жить в деревне одна. Сначала было рыпалась:
 - Уеду, уеду, тут всё не моё!
   А потом покумекала, пораскинула мозгами, да и осталась. Куда ехать-то? Всю жизнь предки на других горбатились, унижения разные терпели, верой и правдой служили, своего ничего не нажили. Стала шить - расшивать свадебное, заказы брать, да и теперь шьёт, но гораздо меньше. Говорят - за модой не успевает, стара стала Спиридониха. Это коль речь про молодых, а бабкам-то всё сгодится, этим в самый раз. Шьёт, обшивает всю деревеньку Спиридониха. Юбки бабкам, кофты штапельные, ночные сорочки из ситца, трусы сатиновые мужикам, латает постельное, подрубает платки да простыни. Ох! Да разве ж в деревне мало работы? Только успевай поворачиваться. А ещё любит Спиридониха цветы, георгины. У неё одной, пожалуй, под оконцами красуются эти яркие, головастые, цветы. Их издалека видать, как пройдёшься по деревне.
А бабы вот уж ютажили, скручивали этих двух одиноких, да не вышло, отстали. Сергей Платонович побаивался уже модных, да интеллигентных - наученный. А Зинаида Калистратовна тоже не видела в том смысла. Да и собак, честно говоря, не любила. У неё, все стены в вышивках кошечек с бантиками и розовые пышнотелые амурчики с крылышками во множестве в рамочках развешены. А тут мужлан, да с кобелём. Бр-р-р! Однако, с почтением друг к другу внешне, еже ли глянуть. Она ему подошьёт, подлатает, он ей нет-нет, а дичь когда и занесёт, с охоты.

   Двор Смагина Сергея Платоновича сросся дворами с усадьбой твоих, Фёдор, бабки и деда. Хорошие люди были, добродушные, ты в них, поди, пошёл. Померли, так все добрым словом поминают. А трудились как! Дед твой, Пахом Иванович Подковыров, известный в волости кузнец был. Там, возле дома много найдёшь подков, гвоздей разных. Матери возьми парочку, привези, враз всю молодость вспомнит. Трудился, как в горячем цеху он. Только и слышен звон и перестук молота и молоточков по наковальне. Эхом разносился над лугом, а теперь тишь да гладь, как говорится, да божья благодать. Только грустно до слезы, скучно и покойно, как на погосте. А бабка твоя, Степанида Николаевна, всех мальцов в деревне и в Заболотье принимала, повитухою была. Бабы в ней души не чаяли. А всё потому, что ремесло и прочее умение от родителей своих переняли, а им передать-то некому было. Да-а-а!
   Ну, о твоих в деревне каждый расскажет, с радостью. А мы уж с другими знакомиться станем.
Дед Савватей поднялся со скрипом в коленях, и держась за поясницу принялся расхаживать по комнате, разминать затёкшие от долгого сидения старческие ноги.
 - А давай-ка пройдёмся Фёдор вот хоть бы до реки, порастрясёмся, а потом картошечки наварим, наедимся с сальцем да и дальше сказывать я стану,- предложил дед.
   Фёдор с готовностью поднялся со стула. Прерываться, конечно, не хотелось, рассказ захватил его, однако согласился, подумав:
 - Видно собраться деду с мыслями надо, вспомнить может что.
 
Продолжение следует.