Автопортрет

Он всё время дарил ей какую-то ерунду: календарики, блокнотики, значки, открытки из очередной поездки или просто необычные камешки. А она зачем – то всё это любила рассматривать, перебирать, перекладывать, прятать подальше с глаз долой, но лишь затем, чтобы потом достать снова. Иногда ей казалось, что и он сам состоит из этих самых календариков и камешков, словом – из каких-то мелочей. Странный человек, в общем.
Она видела его абсолютно разным: в плохом и в хорошем настроении, раздражённым и нервным, предельно собранным и просто до безобразия рассеянным, радующимся мелким, для него одного стоящим победам, то вдруг грустным, по одному ему известной причине. Со временем она стала привыкать к нему любому. Кажется, такой тип людей называется невростениками. Самое странное, что у неё никогда не было к нему отвращения, скорее она испытывала любопытство и простой человеческий интерес.
В нём не было никакой брутальности, его нельзя было назвать умным, скорее, кое-что знающим, да и красивым тоже, пожалуй, назвать было нельзя. Но от него всё время исходила неведомая энергия, импульс, приобретающий подчас самые причудливые формы.
Он никогда не любил рассказывать о себе, о своём прошлом, а если и говорил о каком – либо фрагменте своей жизни, то начинал издалека и пытался подвести сказанное под видимо заданную им заранее формулу, потому что всё время проводил параллели с определёнными историческими событиями или без конца ссылался на цитаты целой орды поэтов, музыкантов и прочих деятелей культуры так, что вскоре слушать его было невыносимо. Впрочем, из него получался неплохой собеседник, если он был в хорошем настроении. Объяснялось это тем, что он как никто умел внимательно слушать, но её страшно раздражала его привычка слушать, занимаясь при этом чем-то ещё или вообще задумавшись. Он виновато улыбался и точно пересказывал её слова, но всё равно это выводило её из себя.
Иногда её пугала его противоречивость. Человек замкнутый, интроверт, он преображался в толпе, начинал много острить и хамить, особенно, обращая внимание на девушек. Потом он снова становился молчаливым и замкнутым, жаловался на то, что два человека для него уже целая толпа, и что он уже страшно устал от всего и от всех, что он устал от того, что он всё время занят. И по нему действительно было видно, что он страшно устал.
Она так и не смогла полностью понять его, да, наверное, это и не было нужно, вряд ли он сам себя до конца понимал. Или, напротив, он понимал себя как никто другой, и ему было просто скучно от того, что окружающие воспринимали лишь ту часть его личности, которую он каждый день им нарочито демонстрировал, выдавая за всего себя, а они думали, что это и есть он сам. Но никто из них на самом деле не знал его настоящего.

Она наверняка знает, что и сейчас он непременно увлечён очередным боем с ветряными мельницами, участвует в каком-то нелепом конкурсе, изображает из себя в толпе общительного парня или что-то в этом роде. В его голове обитает странная идея – без остатка раздать себя людям. Стремление столь свойственное персонажам Максима Горького. Иногда за него становилось по-настоящему страшно.
Не то что бы ей не хватало его, просто иногда бывало интересно, где он сейчас и чем в данный момент занимается. Впрочем, она больше чем уверена, сейчас он покупает очередной календарик.