Воробушек

Мы шли по тонкой тропинке, застревая в свежевыпавшем липком снеге. Мне было шестнадцать, в правой руке я несла пакет с надкушенным батоном белого хлеба, который в тихом зимнем лесу неприлично громко шуршал. Николеньке было десять, он держался за мою куртку, немного утягивая назад, и безумолку трещал о том, что девочки из его класса совершенно не умеют веселиться. Не то, что я. В какой момент он дожевал кусок хлеба, я вообще не заметила.

Я встретила Николеньку прошлым летом, когда, прогуливаясь по пролеску, увидела ковыряющегося в земле мальчугана. Почва была мягкой и сырой после дождя, и мальчишка все сильнее покрывался бурым слоем грязи, но, очевидно, искомого так и не находил. Возможно, будь я менее любопытна, или он менее настойчив в своих поисках, какой-то другой мальчик вернулся бы к маме с полным пакетом извивающихся червей и гордой улыбкой, и не я вернулась бы домой с волосами в песке и черными ногтями, под которые забилась куча грязи. Моя мама, впрочем, восторга по этому поводу не высказала.

Но, к моему удивлению, Николенька быстро ко мне привязался, и теперь мы шли к нашей, сделанной собственными руками кормушке, висящей на полянке в лесу, чтобы наполнить ее крошками и покормить птиц с рук.

-…так что я уронил ее в снег, а она разревелась, - закончил Николенька, и немного дернул меня за куртку, привлекая внимание, - Ты мне можешь объяснить, почему? Я же ведь ничего плохого не сделал.

Я вздохнула. Когда тебе шестнадцать, повалятся в снегу с одноклассниками – это классно вне зависимости от пола. Просто начинается маленькая заварушка, а потом вы идете домой мокрые, потные и помятые. Но счастливые, определенно счастливые.

-Думаю, она не хоте играть, а ты просто не заметил этого. Или, может, испортил ее наряд, девочки ведь стараются выглядеть красивыми, - ответила я, протягивая ему еще один кусочек хлеба, - Это последний, а то птиц голодными оставишь.

-Красивыми… Лучше бы они веселыми были, а не красивыми, - бурчит Николенька, откусывая кусок. Я тихо фыркаю.

А вокруг красота. Вы знаете красоты зимнего леса? Белые ветки, нагнувшиеся к земле, сияющий снег, отливающий голубым, и яркое солнышко, струящееся сквозь лапы елок. А главное, действительно главное и неповторимое – это тишина. Это та тишина, которую невозможно услышать в городе нигде, кроме леса. Поэтому в зимнем лесу замолкал даже неугомонный Николенька, словно бы тоже покоряясь воле природы.

Сначала птицы рванули к кормушке. Лишь несколько особо отважных, трусливо засеменили в нашу сторону и склевали кусочки хлеба, которые валялись дальше всего. Но места в кормушке явно не хватало и вот уже семь или восемь воробушков прыгали вокруг, не решаясь сесть на руки, куда мы насыпали побольше крошек. Николенька занервничал, надул щеки и я поняла, что дело плохо. Не может мальчишка долго ждать, сейчас либо разревется либо просто бросит хлеб на землю и уйдет. Заодно и птиц распугает, этим много не надо.

-Николай, - обратилась я к нему с совершенно серьезным лицом, - Ты же мужчина, не так ли? Мужчина должен уметь терпеть.

Николенька насупился, но продолжал стоически держать вытянутую руку. Когда в нее недоверчиво опустился первый воробей, глаза мальчишки распахнулись, он заулыбался, едва не начал махать руками и прыгать, но вовремя опомнился и продолжил стоять неподвижно, внимательно следя за птицей. Спустя пару минут на его руке уже сидело три штуки и счастью Николеньки, кажется, не было передела.

Всю обратную дорогу он рассказывал мне, что ему казалось, будто он разговаривал с воробьями, и они его понимали, что у одного из них такие умные глаза, и что надо обязательно прийти снова. Я только улыбалась, и пообещала ему, что мы обязательно придем еще.

Мне было шестнадцать, Николеньке было десять, но какое это имеет значение, если такая кукушка как я хоть чем-то может порадовать маленького воробушка.