Последняя война

Велот закрутил свой хвост в два кольца и стал принюхиваться. Он всасывал воздух, вращая раковины ноздрей, ещё больше вытягивая и без того длинную шею. Огромные, навыкате, глаза почти вылезли из орбит, и казалось, что они вот-вот выпадут.
Тело велота было напряжено, и он дрожал, будто больной "пятнистой лихорадкой". Его движения были короткими и резкими. Он словно преодолевал невидимую силу, резко дёргаясь вперёд, затем плавно подаваясь назад и снова, броском, вперёд. Чтобы переставить лапу, он долго раскачивался. Иногда резко поворачивал голову и замирал, растопырив большие уши. В эти мгновения Гунти переставал даже дышать, по-прежнему, находясь в полной неподвижности. Обладая слабым зрением, велот полностью компенсировал этот недостаток тонким обонянием и прекрасным слухом.
Гунти чувствовал острую боль в правом плече, на котором лежал
приклад стреломёта, уже давно. Но больше всего его беспокоили пальцы правой руки, которые сжимали спусковой рычаг. Он перестал их чувствовать и боялся, что в нужный момент они не будут ему повиноваться. Вдобавок ко всему, глаза заливал едкий пот, а Гунти боялся даже моргнуть.
Успокоившись, велот продолжал свой путь раскачивающейся походкой и Гунти начинал медленно вдыхать, изо всех сил стараясь не шевелиться. Он не знал, сколько времени прошло с того момента, когда велот вылез из своей норы и направился к приманке, спрятанной в камнях. Гунти казалось, что он лежал здесь всегда, а велот ещё только подходил к точке прицеливания.
Наблюдая, как на велота охотился отец, Гунти всегда казалось, что это хоть и нудное, но очень простое дело, и вся сложность заключается в том, чтобы пролежать неподвижно несколько часов. Мясо велота было нежное и очень
вкусное, и Гунти не понимал, почему отец так редко на них охотится. Однажды он спросил его об этом.
          – Потому что убить велота очень трудно - ответил отец.
          – Почему? - настаивал Гунти, и отец пустился в длинные объяснения о том, что велот очень чутко реагирует на любое движение, что его очень трудно выманить из норы, но ещё труднее не шевелиться после этого. И самое сложное заключается в том, чтобы правильно выбрать точку прицеливания. Точку, через которую велот должен пройти. Выбрать и ждать. И стрелять лишь тогда, когда в этой точке окажется его шея потому, что, услышав свист стрелы, прежде чем броситься обратно в нору, велот дёргается назад и если момент пуска стрелы выбран правильно, она попадёт велоту в голову, а это единственное место, после попадания в которое, велот не сможет скрыться в норе.
Гунти внимательно слушал объяснения отца, но возникали всё новые и новые вопросы и, в конце концов, отец не выдержал.
          – Вот подрастёшь, сам узнаешь.
Гунти не успел подрасти. Однажды отец не вернулся с охоты, до
наступления темноты. А на следующий день Гунти нашёл в руинах его
стреломёт…
Постепенно боль в плече растеклась по телу и теперь у Гунти болела вся спина. Уже несколько раз он был готов сбросить с плеча впившийся в кожу приклад, но в последний момент перед его глазами появлялось худенькое личико Найки с виноватым вопросом в больших голубых глазах, и Гунти только сильнее сжимал зубы, продолжая смотреть в прорезь прицела слипшимися от колючего пота и нестерпимой боли, глазами. Велот снова дёрнулся вперёд, и в прицеле самострела появился кончик его носа. Уже четвёртый день Гунти не удавалось ничего подстрелить, и каждый раз Найка встречала его одним и тем же вопросом,
– "Мышонок", ты принёс мне поесть? Она называла его "Мышонком", как когда-то называла мама, и от этого в горле у Гунти появлялся твёрдый комок. Он мешал дышать, и Гунти никак не мог проглотить его. А вчера Найка ничего не спросила. Она только пристально посмотрела на него. Точно так же на Гунти, перед смертью, смотрела мама, и он понял, что если сегодня не добудет еду, –Найка умрёт.
В прицеле появился и, подёргавшись, замер огромный чёрный глаз. Такой же глаз Гунти видел два дня назад, но тогда у него не выдержали нервы, и он чуть-чуть повёл стреломётом. И, хотя выстрелил, целясь в шею, велот успел отреагировать на это движение, и стрела впилась в землю перед самым носом зверька. Это был еще один ответ на мучавшие когда-то Гунти вопросы.
Велот продолжал двигаться, толчками выбрасывая вперёд своё тело и, наконец, Гунти увидел  его шею. Зверек повернул голову в сторону Гунти и замер.
– Нет, не сейчас - подумал Гунти. Он затаил дыхание и стал ждать. Ему уже не хватало воздуха, а велот не подавал признаков жизни. Наконец, Гунти не выдержал и нажал на спусковой рычаг.
Велот дёрнулся назад. Гунти с трепетом наблюдал за полётом стрелы и видел, что она направлена прямо в голову велота, но случилось непредвиденное. Неожиданно велот бросил своё тело вперёд и стрела, пробив его хвост, застряла в нём своей серединой. Раненый зверёк подпрыгнул и, перевернувшись несколько раз в воздухе, упал набок. Какое-то время, обезумевший от боли и страха, он скрёб лапками по земле, пытаясь подняться. Наконец, ему это удалось, и он бросился к спасительной норе.
Всё произошло так быстро, что Гунти не успел ничего понять.
Извивающееся тело велота исчезло в норе, и только его хвост остался снаружи. Он свивался в кольца, потом распрямлялся и бился о землю, поднимая вокруг себя облака пыли. Скрыться в норе велоту не давала торчащая в хвосте стрела. Но движения раненого зверька были такими мощными и резкими, что стрела могла переломиться в любой момент. Гунти, как заворожённый, наблюдал за происходящим и вдруг, опомнившись, вскочил на ноги и бросился к норе. Перескакивая через обломки старых жилищ, он бежал, видя перед собой только извивающийся хвост велота. Когда до норы оставалось несколько шагов, Гунти споткнулся о торчащий из земли железный прут и упал на землю. Он протянул руку и схватил раскручивающийся хвост велота, который тут же обвился вокруг неё. Гунти поднялся с земли и стал тащить велота из норы, но зверёк отчаянно сопротивлялся. Однако его короткие лапки не могли противостоять яростному натиску охотника. Неожиданно велот прекратил сопротивление, и его тело
обмякло. Гунти потерял равновесие и упал на спину, продолжая держать за хвост, вытащенного из норы велота. Гунти почувствовал победу, но раненный велот и не думал сдаваться. Он резко развернул своё гибкое тело и бросился на врага,
широко раскрыв пасть с несколькими рядами мелких, но очень острых зубов. Сотни иголок впились в руку Гунти, которой он продолжал держать велота за хвост. Острая боль, как кипятком ошпарила его сознание, и он закричал. Испуганный резким звуком, велот разжал челюсти и снова бросился к норе. Не обращая внимания на сочащуюся кровь, Гунти лихорадочно шарил свободной рукой по поясу, ища нож. Но ножны были пусты. Гунти закрутил головой, пытаясь найти потерянный нож, или что-нибудь чем можно было бы нанести велоту смертельный удар. Но ножа не было, а вокруг была голая земля. Вдруг его взгляд остановился на стреле. Гунти вырвал её из хвоста велота и бросился на него, метясь в ушную раковину. Но велот вновь повернул голову, готовясь к повторной атаке, и удар пришёлся в его чёрный глаз. Зверёк резко дёрнулся и, вырвавшись из захвата, закрутился на месте, широко разевая пасть и издавая пронзительный визг. По телу велота ползли судороги, которые извивали его, сжимая в бесформенный клубок, чтобы потом разжать, как пружину, швыряя то в одну, то в другую сторону. Ломающая велота сила породила в Гунти страх, который загнал
его в камни и, придавив к земле, не давал пошевелиться. Наконец, по затихшему телу велота прошла последняя волна судорог.
Постепенно Гунти пришёл в себя и, медленно подойдя к велоту, пнул его ногой. Реакции не последовало. Велот был мёртв. Только теперь, разглядывая вытянувшееся перед ним тело зверька, Гунти заметил, что велот был очень крупный. Такого крупного Гунти видеть ещё не приходилось.
           Стрела по-прежнему торчала из пустой глазницы велота. Гунти нагнулся, чтобы выдернуть её и вдруг увидел кровь, тонкой струйкой, сбегающею с окровавленной руки. Гунти закрыл место укуса ладошкой и сразу почувствовал боль.
          – Надо перевязать - подумал он и, опустив голову к бедру, вспомнил, что оставил сумку с перевязочным пакетом на месте засады. Ему очень не хотелось уходить от своей добычи. Это был первый убитый им велот, и Гунти был по-настоящему счастлив. Теперь у них с Найкой будет много еды, и они не умрут с голоду.
Кровь продолжала сочиться сквозь пальцы, и Гунти понял, что без перевязки ему не обойтись. Сделав несколько шагов, он остановился, почувствовав, что начинает кружиться голова. Гунти сел на камень и, оторвав от своей рубахи лоскут, стал перетягивать руку выше раны, помогая себе зубами. Отдохнув и убедившись, что кровь перестала идти, он поднялся и пошёл дальше.
Дойдя до места, где он пролежал в засаде несколько часов, Гунти, тяжело дыша, опустился на землю рядом со стреломётом. Здесь же лежала кожаная сумка. В ней Гунти носил приманку для велота, стрелы и другие необходимые для охоты вещи. Он подтянул сумку к себе и, пошарив в ней здоровой рукой, достал из неё белый пластиковый пакет с непонятным рисунком. Схватив зубами за уголок пакета, Гунти потянул его вниз, и пакет раскрылся, выпустив наружу вонючий голубой дымок. Поморщившись, Гунти вытащил из пакета бесцветную липкую ленту и стал наматывать её на раненую руку, не особо заботясь об аккуратности. Уже намотанная, лента быстро твердела. И вскоре после того как Гунти закончил эту нехитрую операцию, полностью застыла, слившись в единое целое. И, образовав на руке подобие кокона, прочно заклеила все ранки. Одновременно стихла боль и Гунти, сняв жгут, почувствовал облегчение. Он снова вспомнил о велоте. - Куда же делся нож?
Осмотрев место, где он недавно лежал, выслеживая добычу, и не найдя ножа, Гунти решил, что обронил его, когда бежал к велоту. Он медленно пошёл назад, заглядывая по дороге под каждый камень.
          – Не это ли ты ищешь? - услышал он над самой головой.
От неожиданности Гунти откинулся назад и сел на землю. Широко расставив ноги и помахивая перед собой ножом, рядом с Гунти стоял старик Харт. Он улыбался во всю ширину своего безобразно волосатого лица, обнажая редкие гнилые зубы.
          – Самец - прошамкал он. И довольно крупный. Мне повезло.
          – Это я его убил - внимательно наблюдая за действиями Харта, сказал Гунти.
          – Мне нравится мясо велота. Оно очень нежное и вкусное. А главное, в нём мало костей - не обращая внимания на замечание Гунти, продолжил Харт.
          – Это я его убил! - уже громче повторил Гунти.
Харт присел на корточки и, перестав улыбаться, пристально посмотрел на мальчика.
          – А я думал вы давно подохли - прошипел он, выдыхая запах гнили.
          – Я должен был убить тебя за то, что твой отец отбирал у меня добычу...
          – Это неправда! - воскликнул Гунти, но, увидев сверкнувший в руке Харта нож, осекся.
          – Это неправда – выдержав пристальный взгляд Харта, повторил он тихим, но твёрдым голосом.  - Мой отец был настоящим охотником, и мог сам добывать себе еду.
          – Да. Это верно. - Харт снова заулыбался.
          – Твой отец был хорошим охотником. Но он охотился на моей территории.
          – Это земля не твоя!
          – Я здесь живу! – закричал Харт. – А значит, это моя земля! И не тебе меня учить, змеёныш!
Он вскочил на ноги и замахнулся на Гунти ножом. Гунти попытался закрыться рукой, но, почувствовав резкую боль, лишь поморщился. Вдруг Харт опустил нож и захохотал.
          – Нет, нет. Я не стану тебя убивать. Иначе кто будет кормить меня?
Ничего больше не говоря, он сунул нож за пояс и, взяв велота за хвост, потащил его прочь.
Гунти испугался и только теперь, когда Харт скрылся из виду, вспомнил о Найке. Слезы потекли из его глаз, и он стал размазывать их по лицу кулаками. Ничего не видя перед собой, он тихо скулил, шмыгая носом. Чувство беспомощности лишило его последних сил, и ему уже ничего не хотелось.
Но, словно вырвавшись из плена, вместе со слезами, из Гунти выходило огромное напряжение последних дней. И чем больше он плакал, тем легче становилось у него на душе. Наконец, наступил момент, когда Гунти ощутил удивительную лёгкость во всём теле, и захлёбываясь, вздохнув полной грудью, прекратил плакать.
Он снова вспомни о Найке. Но теперь эти воспоминания вызвали в его душе не боль, а твёрдую решимость. - Я не вернусь с пустыми руками! Я пойду и отберу свою добычу у Харта, даже если придётся убить его!
Харт сбросил велота на землю и, тяжело дыша, сел рядом. Опустив голову и не обращая внимания на сползшие пряди седых волос, он широко раскрыл рот и жадно дышал, роняя на землю липкие нити горькой слюны. Лежащая перед ним груда мяса, вызывала острые приступы голода, и Харт закрыл глаза. Но тут же его тело стало раскручиваться всё быстрее и быстрее, и он снова открыл их, отводя взгляд в сторону. Уже много дней он не охотился. После долгой болезни ему не хватало сил натянуть тетиву стреломёта, и всё это время приходилось довольствоваться ничтожными остатками ночных пиршеств хищных мутантов. Желание есть было так велико, что он был готов сожрать этого велота сырым, прямо сейчас, и только суровый опыт подсказывал ему, что его дряхлый желудок, истощённый к тому же долгим воздержанием, не справится даже с таким нежным мясом. Харт жил невдалеке, но надо было обойти "каменное озеро", по сплошным каменным завалам.
Сначала он тащил велота за хвост, но очень скоро понял, что таким образом оставит всё мясо на острых осколках развалин. Тогда он взвалил велота на плечо, и вот теперь почувствовал, что не сможет дотащить его. Можно было бы разрезать велота пополам, но вернуться за второй половиной, до темноты, он уже не успеет. А за ночь от неё не останется и кровавых пятен.
Харт посмотрел на велота. Мясистые, со складками жира у самых лапок, бока покрывали мелкие чешуйки. Тёмные почти чёрные на спине, они меняли свой цвет, светлея по мере приближения к брюшку, на котором были белые. Толстые короткие лапы заканчивались длинными острыми когтями, которые прятались в жёлтых кожаных подушечках. Лапы велота были сильными и подвижными, что позволяло ему быстро передвигаться не только по земле, но и в норах. Вытянутая сейчас шея, с маленькой заострённой головкой, могла сжиматься, и голова велота легко помещалась между передними лапами, что позволяло ему рыть длинные и многочисленные ходы. Почти вся жизнь велота
проходила под землей, и увидеть его на поверхности можно было, лишь выманив с помощью приманки. Уже одно это было делом невероятно сложным. Велот был очень осторожным зверьком. И для охоты на него требовалась большая сноровка и выдержка. "Это я его убил" – вспомнил Харт слова Гунти.
          -Сколько ему лет? Семь? Восемь? В любом случае отец многому успел научить его. Попасть в глаз велоту! Даже для взрослого охотника это неплохой выстрел. Правда, опыта ему не хватает.
Харт понял это сразу. Он уже хотел возвращаться домой, когда вдруг выйдя из-за бугра, заметил мальчишку, выпазившего из своего укрытия. А затем, проследив направление его движения, совсем рядом, велота, с торчащей из глаза стрелой. Засаду надо было устраивать именно там, где стоял Харт - гораздо ближе, и стена защищает от солнца.
Харт оглядел каменную гряду, у подножья которой сидел. Прямо за ней находилось "каменное озеро", а за ним подвал, где он жил. Протащить велота по "озеру" не составляло труда, но на открытом пространстве существовала опасность самому превратиться в добычу.
Некоторое время харт мучался, раздираемый противоречивыми
желаниями - идти в обход, рискуя не донести добычу а, значит, снова остаться голодным, или попробовать идти напрямик, через «озеро», рискуя быть съеденным. Так ничего и не решив, Харт встал, и только когда закинул велота на плечо, понял, что тащить его в обход он не сможет. В животе что-то заурчало и забулькало, а затем стало толкаться, отдаваясь по всему телу тупой болью. И это послужило последним аргументом в решении вопроса.
Харт нагнулся и, придерживая велота правой рукой, стал карабкаться на каменную гряду. И хотя, она была не очень крутая, и совсем невысокая, оказавшись на её вершине, Харт, скинув велота на землю, повалился на спину, жадно глотая воздух широко раскрытым ртом. Отдышавшись, он поднялся на ноги и спихнул велота с гряды. Тушка зверька скатилась и остановилась у самого края гладкой матовой поверхности. Кряхтя и охая, Харт спустился следом и, остановившись рядом с велотом, стал оглядывать "озеро".
Это было плохое место. Часто отсюда слышался грозный рык или визг отчаяния, и все старались обходить это место стороной. Говорили, что раньше, ещё до последней войны, здесь было огромное сооружение и это "озеро" находилось внутри него. И даже будто с его помощью люди разговаривали с теми, кто жил на небе.
Харт поднял голову и посмотрел вверх. Солнце клонилось к закату, а по тёмно-синему небу плыли розовые облака.
          – Чушь.
           Харт покрутил головой, разглядывая облака.
          – Ничего там нет.
Он снова взглянул на "озеро". Сейчас его беспокоило именно оно. Вернее, каменная гряда вокруг него. В ней могли прятаться мутанты.
Некоторое время, он стоял молча и прислушивался. Но вокруг было тихо, и Харт решился. Оставив велота, он, осторожно ступая, вышел на твёрдую поверхность и, пройдя несколько шагов, остановился.
          – Если что, успею вернуться.
Он сделал ещё несколько шагов, и стал разглядывать противоположный берег. Всё было спокойно, и Харт решил вернуться за велотом. Он повернулся и... вскрикнув, замер от неожиданности и страха. Прямо на него смотрели два огромных сверкающих глаза. Они горели, как угольки, а за ними шевелилось, готовясь к прыжку, огромное уродливое тело. Из широко раскрытой пасти торчали длинные зубы и вырывалось частое возбуждённое дыхание.
Харт выставил вперёд руки и стал медленно пятиться. Он уже сделал несколько шагов, когда хищник вдруг издал короткий громкий рык. Волна безумия захлестнула сознание Харта, и он бросился бежать. Так быстро он не бегал ещё никогда. Он ничего не видел и ничего не слышал, кроме тяжёлого дыхания за своей спиной.
Харт не добежал ещё и до середины "озера", как вдруг сзади раздался душераздирающий рёв. Он был так близко, что сбил Харта с ног и бросил на поверхность "каменного озера". Харт закрыл голову руками и, поджав ноги, жалобно заскулил, готовясь к последней в своей жизни боли.
           Чтобы догнать Харта, надо пересечь "озеро". Гунти понял это сразу же, как только принял решение и теперь, остановившись у каменной гряды, с удивлением подумал, что совершенно не боится. Ещё недавно он боялся даже думать об этом месте и вот готов идти туда, и ему не страшно.
          – Надо зарядить стреломёт - подумал Гунти. Он скинул заплечный мешок и, достав из него ворот,  вставил его в специальное гнездо стреломёта. Затем, наступив на скобу, обхватил стреломёт двумя руками и прижал к себе. Упершись в приклад подбородком, он стал медленно крутить ворот. Торчащий из ложа стреломёта крюк, зацепил тетиву и потащил её к спусковой скобе.
Сделанный под взрослого человека, для Гунти стреломёт был велик, тяжёл и неудобен. Но за последнее время Гунти приходилось так много заряжать его, что он научился очень удачно приспосабливать его под своё тело.
Когда тетива прошла половину пути, Гунти просунул под неё левую руку. Однажды он видел, как соскользнувшая с крюка тетива срезала отцу мясо на руке, до самой кости. Но крутить ворот по-другому Гунти не мог. Стальная пружина была очень тугая, и натягивать тетиву как отец - одной рукой, у Гунти не хватало
сил.
Услышав щелчок, зафиксировавший тетиву спусковой скобой, Гунти расслабил дрожащие от усталости мышцы и вдруг почувствовав тошнотворную слабость, понял, что зарядить стреломёт сегодня, ещё раз, ему уже не удастся.
Он осторожно положил стреломёт на землю, и сев рядом, стал
внимательно разглядывать  своё оружие. Кажущееся грубым и корявым со спущенной тетивой, во взведённом состоянии оно преображалось до неузнаваемости. Как спящий дикий зверь, кажущийся слабым и безобидным, проснувшись, превращается в грозного и непобедимого.
Гунти ощутил прилив сил. Их свежий поток исходил из лежащего у его ног оружия. Гунти протянул руку и дотронулся до деревянного приклада. Дерево было тёплое и мягкое. Да, да, именно мягкое. Гунти вдруг показалось, что стреломёт живой и способен действовать самостоятельно, независимо от его желаний.
          – А ведь он может убивать - подумал Гунти, и эта мысль не понравилась ему. Но почему? Разве он не знал об этом раньше? Почему же теперь эта мысль так ему неприятна? Ответ на эти вопросы был. Гунти это чувствовал. Совсем рядом... Совсем рядом... И вдруг Гунти всё понял.
          – Он может убить и меня. Он может убить и Найку...
Гунти вздрогнул. Воспоминания о Найке вернули Гунти к реальности. Он снова вспомнил Харта. – Надо торопиться.
Вынув из мешка стрелу, он вложил её в стреломёт, взвалил его на плечо и стал подниматься на каменную гряду.
Он был почти на самом верху, когда вдруг почувствовал, что там, на "озере", что-то происходит. Гунти встал на колени и, толкая самострел перед собой, осторожно выглянул из-за камней.
Прямо на него, с раскрытым ртом и обезумевшими от ужаса глазами, бежал Харт. А за ним, широко разбрасывая огромные передние лапы и мотая белеющей многочисленными зубами головой, полз спаут. Его мощное тело, плавно переходящее в длинный хвост, извивалось, и маленькие задние лапки дёргались в такт его движениям, беспомощными отростками.
Спаут почти догнал Харта и, видимо, почувствовав близость добычи, заревел. Старик упал, сжимаясь в комок, и закрыл голову руками.
Гунти не успел ни о чём подумать. Какая-то внутренняя сила толкнула его к стреломёту, и в следующее мгновение, поймав прицелом разинутую пасть спаута - выстрелил. Стрела исчезла в захлопнувшейся пасти и мутант, задрав голову, и взмахнув передними лапами, стал заваливаться наспину...
Ненависть, обида, желание убивать, ещё недавно клокотавшие в груди Гунти, исчезли. Вместо этого, пришло облегчение. Гунти не понимал этого чувства. Он сидел, повернувшись спиной к "озеру", и думал о сестрёнке, которая уже не спрашивает о еде, а только смотрит огромными, как небо глазами, о спасённом им, только что, Харте, о мёртвом спауте и живом стреломёте, и о себе, неспособном понять даже собственные поступки. И всё больше съеживался, от рождающегося в его душе ощущения, что весь окружающий непонятный мир сам превращается в спаута, и в любую минуту готов захлопнуть свою темнеющую пасть.
Так и не поняв своего состояния, Гунти поднял "заснувший" стреломёт и, не разбирая дороги, пошёл в противоположную, от заходящего солнца, сторону.
Между тем солнце уже спряталось за горизонт. Гунти надо было
торопиться. Но мысль о встрече с Найкой превращала эту необходимость в пытку. Стараясь всячески оттянуть встречу, по мере того, как сумерки сгущались, Гунти все же подходил к своему дому всё ближе и ближе. И вот, наступил момент, когда он увидел его вход.
Гунти сел на камень и, поставив стреломёт между ног, прикладом на землю, как это всегда делал отец, упёрся руками о стальную пружину. Быстро темнело. И вдруг среди чернеющей пустоты входа мелькнул отблеск света. Гунти вскочил, не веря своим глазам. В подвале горел огонь. Но откуда? Не могла же Найка разжечь его... Догадка толкнула в спину, и, отшвырнув стреломёт в сторону, Гунти бросился к входу. Он бежал молча, не в силах произнести ни звука, но в его голове ревела буря. – Па - па - а - а - а! Сейчас в нём жил только ребёнок. И ему было необходимо, чтобы огромные и сильные руки отца взметнули его к самому небу, а затем прижали к рыжей мохнатой бороде.
Гунти был готов броситься в проём, когда что-то незнакомое и тревожное врезалось в его ощущения и, обдав холодом, остановило у самого порога. Там, в его доме, кто-то был. Но это был не отец.
          – А когда ты проснешься, он уже придёт, и я дам тебе ещё кусочек - услышал Гунти.
          – А «Мышонок» тоже будет есть? - узнал Гунти голос Найки.
          - Ну конечно. Мы дадим ему самый мягкий и самый вкусный кусочек.
          – А ты не уйдёшь?
          – Нет! Конечно, нет! Спи.
Гунти где-то уже слышал этот голос, но никак не мог вспомнить где. Вдруг ему это стало совершенно безразлично - это был не отец.
Гунти сел на землю спиной к стене и слёзы, тёплыми ручейками потекли по его щекам. Отблески пламени маленькими змейками сползали по его лицу, и оторвавшись, сверкающими бусинками падали на землю. И эта ночь, и мягкий тёплый свет, взявшийся неизвестно откуда, и знакомый голос, приятно обволакивающий сознание, становились нереальными. Они словно пришли из другого мира, и это было обидно. Гунти пытался понять смысл происходящего, но он ускользал от него, лишь слегка будоража вялое воображение,
          – Сегодня я многое понял, наверное, потому, что много пережил... - слышал Гунти, и в этом, исходящем из мерцающей глубины подвала голосе, было что-то доброе и нежное, но напрягать память ему не хотелось.
           – Он не убил меня, хотя имел на это полное право. Ему и не надо было меня убивать. Ему просто ничего не надо было делать...
Окружающий Гунти мир медленно отделился от него и куда-то поплыл, вытягивая из-под усталого тела твёрдую холодную плиту...
          – Последняя война не закончилась много лет тому назад. Она продолжается. Она в каждом из нас с желанием убивать себе подобного. Сегодня твой брат остановил эту войну и в себе, и во мне…
Огромный незнакомый мир замолкал в крошечном сознании засыпающего ребёнка. И последние, ничего не выражающие звуки, застывали причудливыми узорами тревожных видений...
– Последняя война... пойду искать... скоро вернусь...
– Папа... папа... папа...