Личное сообщение часть третья 1

В кастрюле ворчал рис, и чайник уже щеглом просвистел свою песню. Я ждала Олега на кухне, немного беспокоясь, почему его до сих пор нет. В конце концов ключ в замке повернулся и, похожий на эскимоса, но без лаек,  в дверях появился мой супруг. 
- Ну и снежище, ну и холодище, - приговаривал он, стряхивая снег на пёстрый коврик в прихожей, отчего тот казался усыпанным кусками тающей на глазах сахарной ваты.


Снег и вправду валил сплошной завесой, и порывы ветра несли белые комья прямо в окно. Половина стекла уже была забита массой, состоящей из совершенных холодных кристаллов. А снег всё падал и падал, образовывая на карнизе небольшие мон-бланы... "Tombe la neige, tu ne viendras pas ce soir, tombe la neige et mon coeur s'habille de noir..." ("Падает снег, ты не придёшь сегодня вечером, падает снег и моё сердце одевается в чёрное..." - слова из песни Сальвадора Адамо). Cреди метели кружила и громко галдела невесть откуда взявшаяся  стая чёрных птиц.


Очутившись за столом, Олег прежде всего схватил большую кружку, всю исписанную по бокам мелкими буквами. Это текст Конституции артистической Республики Заречье, гражданином которой Олег давно себя считает. Замелькали фразы: "Каждый имеет право быть единственным и неповторимым", "Каждый имеет право быть нелюбимым, но это необязательно", "Каждый имеет право забывать, есть ли у него обязанности, "Каждый имеет право быть несчастным", "Каждый..." "Каждый имеет право на тепло", - сказал Олег, плеснул в чашку кипяток и попытался согреть одеревеневшие руки.


- Надеюсь, ты передумал и не пойдёшь?
- Да ты что! - возмутился муж.
- Сегодня минус пятнадцать, завтра по прогнозу минус двадцать. А ты принципиально не надеваешь ни шарф, ни перчатки!
- Плевать!  - храбрился Олег. - Я не буду верить в холод, а буду делать вид, что его нет. Пойми, нельзя больше терпеть, пора что-то предпринимать!
- Может, тогда и мне отправиться туда? - спросила я, накладывая Олегу курицу с рисом (в детстве я страшно недоумевала, что это за "курицу с рысью" ел лесковский Левша).
- Вот уж нет!! - в деле заботы обо мне супруг проявил решимость. - При такой температуре, с твоим здоровьем, это исключено!
И успокаивающе добавил:
- Я пойду не один.
- С Потомком?
- С ним, родимым.


Потомок зовётся так, потому что происходит из старинного семейства революционеров, основоположником которого был весьма известный деятель, прославившийся острой полемикой с Ильичом. Как говорят, ему даже удалось уличить вождя мирового пролетариата в неважном знании немецкого языка. Внешне поразительно похожий на знаменитого предка (тот же правильный овал лица, та же форма носа чуть картошкой, практически идентичный разрез глаз), Потомок имел и резко бросающиеся в глаза различия. Пращур-революционер носил аккуратную  причёску, бережно подстриженную бороду, ладно сидящий костюм. В нём было гораздо больше от чеховского интеллигента, нежели от борца, бросающего из-за баррикад гранаты. Не то Потомок. Шевелюру и бороду он не только не стриг, но и почти никогда не расчёсывал, зубы не чистил, а потому большая часть из них  покинула его ещё в молодости. Зато в том, что касается революционных наклонностей, гены сработали отлично.


В начале восьмидесятых Потомком была создана МСДП (Молодёжная Социал-демократическая партия), насчитывающая в момент расцвета трёх человек. На пишущей машинке они печатали соответствующую газету "Надежда" и выпустили целых четыре номера. На общешкольном сборе Потомок не встал при исполнении гимна СССР, за что был изруган учительницей, а мать вызвана к директору, где ей пришлось объяснять тонкости наследственности. Однажды ещё до перестройки Потомок, незамеченный зазевавшимися милиционерами, прошёл по Никольской улице с небольшим плакатом "Свободу академику Сахарову!" Носил он всегда дешёвую одёжку из искусственных материалов, обувь из кожзаменителя, так как помимо фамильного увлечения протестным движением Потомок обожал братьев наших меньших, не употребляя в пищу не только мясо и рыбу, но и продукты, добываемые путём эксплуатации любых живых существ, кем бы они ни были (коровами, курами, пчёлами). Каким-то непостижимым образом активная революционная позиция и ненависть к буржуям сочетались в нём с трогательной любовью к остальным живым организмам.


Из всех политических течений Потомок отдавал предпочтение анархизму. Зря читатель думает, что анархизм - это полусгнивший и покрывшийся вековой пылью сундук князя Кропоткина. Хоть и на задворках политической жизни, анархизм жив и продолжает развиваться, выпуская на свет Божий новые ростки. К традиционным ветвям присовокупились теперь анархо-феминизм, зелёный анархизм, квир-анархизм. Приверженцы последнего не желают давать в обиду секс-меньшинства.
В такой вот компании под чёрными знамёнами анархии мой супруг и отправился осуществлять свои гражданские свободы.


Политические баталии интересовали меня мало. Гораздо больше беспокоили раздрай и смятение, поселившиеся в душе с некоторых пор.  Машинально нарезая овощи, чтобы приготовить суп ушедшим на мороз борцам за справедливость, я пыталась определить, когда, в какой момент, где та точка, начиная с которой моё чувство к Максиму перевалило за рамки примитивного сексуального желания? В тот миг, когда я решила не звонить Антуану, несмотря на неприятности, доставляемые Алисой? Или тогда, когда Максим прислал мне взволнованное и нежное письмо после моей ссоры с его спаринг-партнёршей?


Ох, Алиса... чем дальше, тем больше я ощущала от общения с ней тупую усталость, наползавшую как плотный туман, сквозь который, как ни напрягайся, не видно ни зги. Алиса понимает и всегда понимала, что её характер, поведение, взгляды на жизнь и на окружающих делают рабочие и личные контакты с ней крайне напряжёнными. Кроме того, её безусловно мучили нереализованные амбиции живущего внутри маленького наполеончика, который сердито расхаживал туда-сюда, помахивая саблей и требуя : "Plus vite, plus vite!" (Быстрее, быстрее - франц.) Время идёт, а она по-прежнему на берегах Москва-реки, а не между Сеной и Лаурой (эту географическую новость сообщил на днях один тележурналист). И нет у нёе ни мужа - будущего выдающегося генерального директора или президента, ни перспектив работы во Франции.  Алиса нервничала, но всё понимала, она предпринимала усилия по укрощению своего агрессивного темперамента, даже обращалась к книгам по психологии... однако воз не двигался с места. Она была как Ванька-встанька, который как его ни гни, как ни укладывай, непременно вскочит, и при этом ещё и даст вам по рукам.

Способен ли вообще человек изменить свою природу, превратиться из интраверта в экстраверта, по собственному желанию преобразоваться из злобного угрюмца в добряка - душу компании? Сделаться из жадного щедрым, из завистливого добродушным? Православные батюшки с бородами разнообразных цветов и конфигураций, исламские богословы в белоснежных чалмах, иудейские равви с древними мудрыми глазами, психологини и парапсихологини с гигантскими накладными ногтями, а порой и астрологи (что немного странно) дружно твердят, что молясь, постясь, крестясь, посещая группы личностного роста, разыгрывая психодрамы, мы обязательно изменим сами себя... Однако... не заложены ли в нас черты характера также прочно и навсегда, как цвет глаз, волос, кожи, данные нам при рождении? И сколько бы краски мы ни выливали на наши бедные шевелюры, какие бы яркие линзы ни вставляли в воспалённые от их ношения глаза, русое не превратится в чёрное, голубое - в карее. Майкл Джексон никогда не станет белым.


А если вернуться к Максиму, то теперь ночами вместо того, чтобы предаваться изощрённым фантазиям на тему разнообразных способов занятий любовью, я вела с ним бесконечные разговоры о прошлом и настоящем, о том, что  видела сегодня днём, о самых мелких бытовых делах, которые никогда не обсуждала на уроке.  Я представляла нас гуляющими по старым улицам, сидящими в кафе, купающимися на диком пляже, покрытом песком вперемешку с галькой. Прокручивала в голове целые видеофильмы с простыми или причудливыми сценариями, но главный кошмар в том, что во время этих ночных видений одна картинка приходила всё чаще и чаще, а мне становилось всё больнее и больнее. Картинка вызывала слёзы, которые я не могла сдержать, как ни старалась. Мне чудился Максим, читающий перед сном книжку своему сыну.
  - МАКСИМ, ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, Я БОЛЬШЕ НЕ СМОГУ ДАВАТЬ ВАМ УРОКИ. МНЕ ПЕРЕСТАЛО ПОДХОДИТЬ ВРЕМЯ ЗАНЯТИЙ.
- МАКСИМ, ИЗВИНИТЕ, Я УСТАЛА ОТ АЛИСЫ. ЛУЧШЕ ВАМ ПОПРОБОВАТЬ С ДРУГИМ ПРЕПОДАВАТЕЛЕМ.
  - МАКСИМ, ЗНАЕТЕ, Я НАШЛА ДРУГУЮ РАБОТУ И УВОЛЬНЯЮСЬ ИЗ ЦЕНТРА.
- АНТУАН, ПЕРЕДАЙ, ПОЖАЛУЙСТА, В КОМПАНИЮ N, ЧТО Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ К НИМ ХОДИТЬ.


Мои раздумья над глобальными проблемами личности и собственным будущим прервал телефонный звонок, изобразивший "Грёзы любви" Листа.
- Аллё! Привет, Машка! Что? Нет, не мешаешь, я одна. Олег с Потомком  защищают наши гражданские права. Ты не собиралась участвовать?
Маша сказала, что считает демонстрации, митинги, выборы пустой тратой времени. "Никогда не пойму людей, которые этим занимаются. И вообще-то я хотела спросить, какой учебник ты посоветуешь для начинающих учить деловой французский? Мне для знакомого нужно".


Укомплектованная подробными рекомендациями по учебным пособиям, Маша отпустила пару замечаний об ужасной погоде и собралась попрощаться, как вдруг мой голос раздался словно чужой, донёсшийся издалека. Как бы со стороны я услышала странно прокарканный мною вопрос:
- Маша, тебе не грустно жить одной?
- В смысле одной? Я живу с родителями и сестрой  в двух комнатах в старом раздолбанном доме. Память отшибло?
-  Одной в смысле без любви, в смысле без мужчины не одиноко?
Мария молчала, а в трубке слышалось какое-то икание. Спустя мгновение оттуда донеслось:
- Так сложилось, что эта материя мне непонятна и выходит, что и не нужна. Как-то так получается. И, сказать по правде, я мечтаю жить одна, да возможности нет.
И ещё после паузы:
- Главное в жизни - любовь к Богу!


С Машей не поспоришь. Бога любить хорошо. Вдоволь наобщавшись с нами в новозаветные времена, теперь Он избегает прямых контактов. Его никогда не видно, не слышно и никто на самом деле не имеет о Нём никакого представления. За Него не будешь волноваться, если Он ушёл на мороз или у Него неприятности с начальством. Даже самые верующие люди при чтении описания страстей Христовых вряд ли почувствуют боль, равную по силе той, какую они испытали бы, будь болен их любимый человек или ребёнок.       
- Маша, прошу извини, зря я тебя спросила, - мне ужасно неловко за этот вопрос. - Конечно,  у каждого свои представления о жизни. Я же знаю, что проблемы пола тебя не волнуют, как-то вырвалось.
Для того чтобы сгладить недоразумение, я рассказала пару забавных историй про Шустрого, и мы попрощались.


Через несколько часов, которых мне с излишком хватило для приготовления горячей еды и питья, чтобы спасти гипотетических отмороженных, появились участники акции.
- А мы там погрелись, - весело сказал Олег, - и не тем, чем ты подумала!
- Да уж, наша анархистская молодёжь организовала отличные горячие блинчики с чайком, - радостно поддакнул Потомок.
Тем не менее они с удовольствием принялись уплетать вегетарианский борщ и тушёные овощи. Еду я приготовила с уважением к вкусам Потомка.
- И записи мы сделали! Вот мы молодцы-то! - сам себя похвалил косматый анархист, отвалившись от стола примерно через полчаса. - Поглядеть хочешь?
- Угу, - со средней степенью воодушевления отреагировала я.


Олег потыкал в смартфон, и на экране возникла площадь у Большого театра. Кучка пожилых людей в пальто и шапках, доживших до наших дней с советского прошлого. Красные флаги с серпами и молотами озаряют грязно-серое небо. Обрывки фраз: "КПРФ - всё-таки лучшая партия. Давайте..." Доморощенные операторы движутся вдоль рядов полицейских фургонов, выстроившихся по периметру площади. С бронзового кресла на них мрачно взирает монументальный Островский. Камера задерживается на афише Малого: "Горе от ума", "Последняя жертва", "Таинственный ящик". После этого умельцы делают паузу и включают запись уже на том месте, где должно произойти главное, после казни Емельки Пугачёва, событие. Люди размещаются, а над реющими флагами всех расцветок разносится взорвавшая когда-то юные умы песня. "Перемен требуют наши сердца..."- выводит знакомый низкий голос.  Полицейские с овчарками лениво-насторожено наблюдают за толпой. В небе стрекочет вертолёт. Через несколько минут наконец начинается то, ради чего все собрались, невзирая на холод и снег. "Верните наши голоса!" "Требуем честных выборов!" "Долой жуликов и воров!" На эстраде, защищённой от снега синим навесом, ораторы сменяют друг друга. Представители политических партий, журналисты, знаменитый писатель, специально вернувшийся из-за границы для участия в акции ("Я выступаю на митинге в первый и, наверное, в последний раз в жизни, но писатель должен быть с народом"), какой-то рэпер ("Здесь много людей, которые меня знают, и ещё больше тех, кто меня не знает"), ведущие юмористических телешоу, двое молодых мужчин в масках ("Известные на весь Интернет блогеры, - поясняет Потомок, - те, кто организовывал народ по соцсетям. В реальности никто не знает, кто они"). Жена посаженного в кутузку лидера одного из левых движений призывает дать свободу политзаключенным. Толстый выступающий с распахнутой на шее рубашкой (с таким слоем подкожного жира ему любые заморозки нипочём) потрясает кулаком в сторону Кремля: "Они шакалы! Не мы!" И так далее в течение двух часов. Люди на экране, а также мои вернувшиеся активисты испытывали прилив энтузиазма, но, не способная отделаться от своих переживаний, я потеряла внимание, и Олег выключил телефон.

 
Потомок оставался у нас ещё около часа и продолжал попивать чай с баранками и клубничным джемом. Лакомиться пирожными  он не мог из-за наличия в них яиц, молока и масла, силой отобранных у угнетаемых кур и коров. За чаепитием наш друг развивал теорию анархиста Боба Блэка о ненужности работы. Горящие глаза, застрявшие в спутавшейся бороде крошки баранок. Суть заключалась в том, что человек тратит слишком много сил на построение великой карьеры в конкретной сфере деятельности. Гость с жаром убеждал нас, что в течение жизни человек должен стремиться кардинально менять род занятий, руководствуясь исключительно своими душевными порывами.  Мы с Олегом энергично возражали ему.


- Ну как это так! - недоумевал муж. - Сегодня, я, допустим, строитель, а завтра мне взбредёт в голову стать нейрохирургом!
- А послезавтра переводчиком с китайского! Да я полжизни потрачу, чтобы только выучиться рисовать иероглифы, - поддержала я.
- Жить надо не так как сейчас по-буржуйски, а общиной, возделывать землю и от неё питаться. Что же касается так называемого технического прогресса - это, как пить дать, зло!
- О, да вы, батенька, ещё и толстовец!
- Ты посмотри на него, он же хочет жить не просто в общине, а в первобытном обществе, чтоб не стричься и не мыться, - смеялась я.
- А как в этой общине вы будете расплачиваться друг с другом? Вот тебе, к примеру, нужен горшок, ты пойдёшь к горшечнику и что ему дашь взамен?
- А он придёт к горшечнику и скажет: "Брат, мне нужен горшок, вот тебе за это травы немного". И они завалятся вместе курить траву, и он вообще забудет, зачем пришёл!
- Да, да, это супер здорово! - добродушно соглашался Потомок, похрустывая печеньем на осколках зубов.


Потом я сказала:
  - В оставшееся до смерти время каждый занимает мозг, чем может. Кто религией, кто анархизмом, кто ходит на семинары по психологии.
Итог высокоумной беседе подвёл Олег:
- Лучше всего занять свой желудок перевариванием чего-то вкусного, пусть и неполезного.
И он с удовлетворением погладил здорово раздувшийся от борща и  чая живот. На том и завершился наш политико-философский вечер.


Продолжение http://www.proza.ru/2016/01/30/28