Житие мое. Кошмар продолжается...

Сейчас я живу на 26-ой квартире в моей жизни. В апреле, возможно, мы с мужем переедем на Кубань в 27-ю, возможно, не последнюю… и вот захотелось мне написать про мои мытарства-кочевье. Вдруг напишу-вылью, и моя перманентная истерика по поводу переездов уляжется. Хотя надежда мала…
Как мы жили в нашем первом с родителями доме в деревне Шестаково Заводоуковского района Тюменской области – я не помню. Мала была. Папу перевели зоотехником в деревню побольше и поцивильнее  – Новую Заимку. Там в мои 4 года я уже что-то соображала. Помню длинную комнату, от двери к трюмо – бабулиными ручками на самодельном станке сотканный половик, по которому я бежала и пела индийскую песню «мичали», не успела притормозить и выбила стекло в шкафчике трюмо глазом. Фингал держался долго. Слева от двери была круглая печь, за которую я пряталась от музыки «Время, вперед!» перед «Новостями». Очень боялась я её. Слева – диван, на котором я распускала мамино вязанье и плакала после укуса щмелём меня в губу и пела «апась дисеенка, плайдут доздииии». В спальне за печкой на маминой кровати я открывала маме глазки её шпильками, чтоб не смела отдыхать после работы…
После мы переехали в Бигилу. Папу туда председателем колхоза отправили – повысили. У нас был сначала дом, потом  квартира в трехэтажке. С балконом. У меня – своя комната. Больше ничего не помню, только как с балкона мы зажженные спички и бумажки кидали – святое дело!
После – Заводоуковск, папа – главный зоотехник района. Там мои родители «окопались» - кончились их переезды. Дом благоустроили, настроили пристроек, вокруг – огород. Там – рай. Мама бесконечно осуществляет свои «мечты» в форме мебели, доп построек, ремонтов и тд и тп.  Там у меня тоже была своя комната, в которой я сидела закрывшись в-основном, потому как любила уединение и творчество. У меня была роскошь бумажных, пластилиновых и деревянных кукольных домиков (обставляла всё с неизменными вкусом и тщательностью), акопительство «ликов красоты» и выкроек из журнала «работница», значков, календариков и кукол, позже – по стенам плакаты рок-н-ролла из журнала «Ровестник». Золотые годы оседлости…с 6 до 17 – счастье тепла, уюта и моего-примоего уголка с редким маминым вторжением!
В 17 лет я поступила в тюменское училище искусств по классу фортепиано. И начались мои мытарства, которые длились долгих 12 лет. Мама нашла мне хозяйку-бабулю, жизнь с которой была для меня адом. Во-первых, я должна была спать с ней в одной спальне. Она громко храпела, громко и пахуче пускала газы, кровати проваливались и скрипели. Я хронически не высыпалась, потому что сон у меня всегда был чуткий. Что я ела – не помню. Гречку варила, ходила в постную столовку, где всё было безвкусно. Но я есть не любила, и мне было как-то даже плевать – пиликала вдень по 5-9 часов и сидела в библиотеке. Но второй год училища я взмолилась, и мама нашла для меня другую квартиру – жили в одной комнате с девочкой с фргф, очень хорошей. Но хозяйка была просто ведьма, в свои 70 пребывая в жутком маразме: ходила по дому с оголенной обвислой грудью – то ещё зрелище, водила к себе 50-летнего мужчину, поила его, и потом раздавались стоны, сыпала на пол порошок и лила ведро воды, чтоб мы начисто мыли его. Деградировавшая вдова военного, деспот и развратница…
Я бросила училище, поступила на филфак в универ, и…мама ничего не смогла лучше придумать, как вернуть меня к первой квартиродательнице. Я поставила условие – спать не в одной с ней комнате. Раскладывала- складывала диван, старалась как можно реже быть дома…само собой, угла своего не было – только пара полок для одежды и книг. 
Летом после первого курса я выскочила замуж, нам с мужем дали комнату в универовской общаге –узкую камеру с высоким потолком (с тех пор ненавижу высокие потолки). До сих пор снятся ужасы, связанные с этим домом. Там в начале 19 века была тюрьма, во дворе революционеры расстреливали пленных. Ремонта не было сто лет. Ползали огромные тараканы (я сначала думала, это жуки – толстый панцирь) – за ночь их набиралось дно ведра. Мы ходили в жуткую общую баню. Я была беременна и несчастна.
Когда родился сын, универы построили новую общагу, и нам там дали большую комнату. С холодным полом – на втором этаже над входом. Общие на рекреацию из 3-х комнат кухня, душ и туалет. Загаженные перманентно. Мыть никто ничего не хотел. Вечно забитая мойка на кухне…Сын ползал по этому полу, подмывала его в этом душе, отношения с мужем не ладились…не. Не хочу писать. Ад продолжался, об уюте гнездышка не было и речи…
На пятом курсе нас «перевели» на другой этаж в комнату поменьше, где  соседкой была дворничиха-бичевка.  Воняла вся рекреация её тухлой рыбой и прогорклым маслом, тараканов мы изводили мелком «Машенька», по ночам они ползали по нам, потеряв ориентацию от отравления, утром мы их сгребали совком и веником по всей комнате. Дважды нам ломали дверь и обворовывали (че там было воровать!). Спали вдвоем всё на той же пружинистой односпалке. Само собой, с мужем мы развелись. 4 года мытарств подлили огромную кучу масла в огонь отношений…
Мне надо было как-то дальше выживать по окончании универа. Сын уже жил у родителей – там хотя б он был в тепле и уюте. Я на своем горбе переносила вещи в новую общагу – лесотехникума, которую мне дали от шолы, куда я пошла работать. С общим туалетом – дырками в полу, без кабинок. Я жила на четвертом, душ – на первом. В комнате у меня было 4-5 кроватей. Не выносных. Стены, покрашенные в кирпично-дрисневатый цвет. Как всегда, гудящий под ухом холодильник. Промозглость и беспросвет.
Я поклялась себе, что как только найду хоть какую-то лазейку – уеду из этого ада. Через 7 месяцев работы в кошмаре школы я встретила доброго северного мальчика с квартирой и ванной. И хотя мальчик оказался жутким наркотой, я таки хоть немного расслабилась в его относительно чистой каморке, сразу бросила работу в школе и пошла туда, куда мечтала – младшим научным в музей изо… По переезду к альчику, холодильник и стиральную «малютку» я на время оставила следующей квартирантке. Она втихоря съехала и урала мои вещи. Мама ещё лет 5 за них пилила.
О и квартирное счастье недолго длилось. С квартиры мальчику пришлось съехать где-то через полгода в жуткий окраинный район, в деревянный дом без ванны и даже душа. Снова бани и жуть общаги. Влюбленность (хотя она была сомнительной) прошла, остались его наркоманские истерики, наши ссоры и мои воспаления придатков с больницами в межсезонье.
И здесь девчонка Веруня, басистка из моей группы «Белой горячки» взяла меня к себе в общагу биофака универа. Мальчишки помогли перенести вещи. Счастье – не сама! Жила я теперь в пригороде, откуда добираться в город было архисложно – мерзла зимой, ожидая газельку. Но в кои-то веки у меня были любящие и заботливые подруги, своя тумбочка, где я могла поставить, что хочу, и стена над кроватью, где я могла повесить коллаж из искусствоведческо-нефорских картинок и афиш. У нас была огромная чистая комната, кухня, свои душ и туалет. Полноценная квартира. Правда, бесконечные гости, пьянки – общаговский быт. Но люди родные, простые и хорошие, песни под гитару и разговоры о главном. Я отдыхала душой и никогда позже уже не была так счастлива.
Но через год я забеременела Алисой, Вера захотела пожить одна (имела право), и я на 5-6-м месяцах оказалась на улице. С работы из музея меня попросили, узнав о беременности (подслушав разговор с папой дочери по параллельному телефону). Одна подруга на пару недель попросила для меня пустующую комнатку в общаге нефтегаза. Я ела в день булочку и запивала кефиром. Это беременная-то. После руководство узнало про меня – вышвырнуло. Я шаталась по подругам и друзьям, иногда утром не зная, где буду ночевать вечером. Вещи (преимущественно книги и минимум скарба) мне разрешили временно оставить в каморке музея. К родителям я ехать не могла – моя внебрачная беременность была б в домостроевском городке позором, и пока дочь не родилась, родители о ней не знали.
В конце концов, не приняв из-за пуза на постоянную работу в институт культуры (куда обещали и где я преподавала полгода параллельно с музеем), мне таки на год дали институтскую обшагу. Снова комнату с высокими потолками, огромными щелями в окне (когда родилась дочь, я их замазала пластилином), тремя койками, дырами в полу в перманентно загаженном дерьмом туалете и прочей антисанитарией.
Через год мои родители нашли нам коморку в дальнем микраше с душем. На три месяца хватило – потом хозяйка экстренно нас выгнала, поссорившись с любовником. Жили с дочерью пару недель у родителей её отца. Очень было неуютно – предки враждебно ко мне относились. Разведенная, с сыном, посмела их гениального мальчика заманить в кровать… Нашли нам комнату на полгода, что ли, где был открыт балкон – хозяева его типа утеплили и убрали двери. Нас ветром февральским сносило с дочерью с кровати. Есть было периодически почти нечего. Я искренно хотела пойти на паперть, чтоб ребенок не умер с голоду. После мои родители нашли нам на год опять же в развалюхе-деревяшке квартиру. Без душа. Мыла Алису в тазике, однажды она решила из него самостоятельно выйти, поскользнулась на линолеуме и порвала промежность . Бабка-соседка, ничего не поняв, позвала ОМОН…
Я уже пыталась, живя там, работать в детском саду, год и 8 Алиска - в младшей группе. Ребенок у меня заистерил так долго без мамы, и я ушла, решив досидеть дома таки до её 2,5 лет.
Родителям надоело платить квартиродателям, папа к тому времени уже был посредником по продаже кур, хорошо зарабатывал, и они смогли мне купить комнату в гостинке: общая площадь 14 квадратов, но свои ванна и унитаз. В три алискиных года у нас наконец появилось жильё, я пошла работать в журналистику, дочь отдала в садик (спасибо шефу газеты). Нас на этой квартире, правда, тут же обчистили – ограбили, но после мы поставили амбарный замок и относительно мирно зажили.  С отцом Алисы я порвала отношения, потому что жениться он не собирался, а нервы мотал так, что я уже могла загреметь в психушку.
Казалось бы, мытарства закончились – какой-никакой, а свой угол. Это был 1998 год…Я поменяла за 12 лет жизни в Тюмени 14 квартир и общаг…СпрОсите, почему я не жила с родителями, а так мыкалась. Отвечу: отношения у нас из-за моего неформальства с мамой были очень плохие, в детстве-то конфликтовали, а здесь просто ножи, поэтому жить вместе было просто нереально… Родители педпочитали платить и находить нам жильё, особо не стараясь и не выбирая, само собой… Я была прОклятым ребенком, обузой и пятном на теле семьи, пока не сделала журналистскую карьеру - не встала на ноги. Но моей маме было мало и этого. Она меня пилила за то, чтоя не умею заработать самана более лучшие условия. Мол, другие девчонки, будучи одинокими мамашами, так-то и та-то себе хоромы зарабатывают.
Я ж тогда не знала про карму, пыталась доказать маме, что и я что-то могу в этой жизни. И поехала в 5 алискиных лет жить и работать на край света – в Нарьян-Мар в «Лукойл», зарабатывать квартиру. Ад продолжался…
(продолжение следует)