Несколько дней из жизни Софьи Сергеевны 5

                25 июля 1942г

    Шло второе, самое тяжелое лето войны.
    Уже с конца мая начали появляться тревожные признаки активизации гитлеровцев, окружающих город.
    На Неве находили плавающие немецкие мины, сбрасываемые вражескими самолетами.       Усилились артобстрелы, по городу ползли слухи о подкреплении окружающих город немецких войск крупными резервами из танковых и артиллерийских  частей в районах Гатчины, Красного села и Луги.
    Немецкие войска перебрасывались и в Финляндию. Немцы усиливали окружение Ленинграда и вновь стремились занять город.
    Маршал Говоров с присущей ему энергией и умением сосредоточил все имеющиеся силы на деле укрепления обороны Ленинграда.
    Были усилены оборонительные работы, основываясь на данных разведки о системах артиллерийских позиций противника: батарей, дотов и дзотов.
    К лету уже стало ясно, что очень скоро, возможно завтра, немцы предпримут последнюю отчаянную попытку взять город штурмом.
    На бюро горкома Жданов предложил эвакуировать из города еще триста тысяч жителей, чтобы оставшиеся восемьсот тысяч смогли превратить Ленинград в строго военный город.
   Это было связано и с тем, что после падения Севастополя, а за ним Воронежа, в определенной части населения города, возникли панические настроения.
    14 июля «Ленинградская правда» опубликовала обращение руководства города к заготовителям торфа, который использовался, как топливо для главной городской электростанции, производящей электричество для оборонительной промышленности.
Заводы Ленинграда осуществляли ремонт танков, выпускали автоматы и пулеметы, винтовки и боеприпасы, насыщая ими каждую часть или дивизию, сражающихся за город.
    Газета писала, что случившееся с названными городами не может произойти с Ленинградом, поскольку Ленинград силен не только огромным числом населения, но и способностью производить вооружение для своих защитников.
«Чтобы взять Ленинград, - писала газета, - врагу нужно бросить на штурм двухмиллионную армию, а такой здесь нет и быть не может.
Но, - подчеркивалось дальше, - положение действительно крайне тяжелое, несмотря на те огромные усилия, которые уже сделаны населением города для победы над врагом.
На улицах круглосуточно возводятся укрепления, окна первых и третьих этажей закрываются кирпичом, в них вмуровываются деревянные конусы амбразур.
А дальше от центра города все дома превращаются в сплошные оборонительные укрепления.
Балтийский флот включен в сильнейший оборонительный пояс. В городе множество военных моряков, и, несмотря на все усилия немцев уничтожить корабли, стоящие на Неве, им это не удалось».
     Проводимая огромная работа руководством города задействовала все подразделения механизма управления. На подчиненное Софье подразделение возлагалась особая ответственность.
    Люди работали в шифровальном отделе сутками, осуществляя связь города с защитниками и координируя свою работу, исходя из получаемых военной разведкой данных.
    Но случись неточность в работе группы шифровальщиков, и это могло привести к гибели людей и полной катастрофе в обороне города.
    Однако люди есть люди, и все они разные.
    Получив от руководства указание усилить дисциплину в подведомственной ей структуре, Софья, только что возвратившаяся после лечения и все еще не до конца поправившаяся, вызвала к себе своего заместителя - Андрея Никифорова, все это время осуществлявшего руководство вместо нее, и устроила, что называется «разбор полетов».
    - Почему вчера необходимая информация для объекта номер три была отправлена вами с опозданием, и ее получили лишь за двадцать минут до начала наступления? Разберитесь, кто и почему отправил ее так поздно! Это преступление, и по закону военного времени оно будет рассматриваться трибуналом! Я не стану отстаивать перед начальством, так называемую вашу правоту, и жду от вас отчет о случившемся к пяти часам дня!
    Андрей сделал несколько попыток оправдать работу своего отдела, но Софья подняла руку и оборвала все оправдания.
    - Идите, капитан, и выполняйте то, что вам приказано.
Андрей Никифоров возвратился в свой кабинет, который делил с Остапом Иващенко, и «в сердцах» брякнул:
    - Она не желает слушать оправданий, но ты ведь сказал мне, что данные пришли лишь за час до отправления и ты проверял их достоверность, так? Или, может быть, ты мне сказал не совсем точно?
    - Я всегда считал ее сукой, - не ответил на вопрос Андрея Остап. - Буржуйка! Это из-за них мы проигрываем немцам. Они все предатели! Они и при царе прекрасно жили, и теперь неплохо устроились! Командуют тут, видишь ли! Учат нас моральному поведению. А сами... Хоть и эта развратница!
    Ошеломленный такой реакцией, Андрей спросил:
    - Что ты имеешь в виду? О каком разврате идет речь?
    - Да ты что, не знаешь ничего?!
    - Нет, и совершенно не понимаю, о чем ты сейчас говоришь! Причем здесь Софья   Сергеевна и тем более разврат. К ней это не может иметь никакого отношения.
    - Наивная душа! Она же у нас аристократка, мать ее, живет припеваючи, командует мужиками, а сама никаких лишений даже в блокаду не знает. Развела гарем любовников. Один все летает, снабжает ее продуктами. Второй помоложе для души и тела!
    - Что ты несешь?! Бред сумасшедшего!
    - А ты послушай. Все знают, что у нее есть «дружок», по-народному - любовник, Аркадий. Пока она лежала в госпитале, он здесь всех на уши ставил, чтобы за его «подружкой» был особый уход. А зимой мы одним бортом с ней летали в Волхов, и я самолично наблюдал ее встречу в госпитале с другим любовником, молодым и очень красивым - Владимиром Воротниковым. Он в госпитале с ранением лежал. Уж как она его обнимала и целовала. Ты бы видел! Вот с чьим моральным обликом следует разобраться. Если в политотдел направить коллективное письмо, можно не сомневаться - ей самой трибунал светит.
     У Андрея от удивления и возмущения все слова застряли в горле. Он только и смог произнести:
     - Ты спятил что ли?
     - А ты не кипятись, обдумай лучше мое предложение. Слушать противно о ее высокой моральности. Таких б--  надо в лагеря за колючую проволоку ссылать.
    Его лицо исказилось от ненависти. Глаза горели от возможности уничтожить человека.
    Андрею, наблюдавшему за ним, стало страшно.
    - Владимир Воротников - ее крестник, она его крестная мать!
    - Да, брось ты! Что я влюбленного кобеля от сына не отличу?! Видел бы ты, какими глазами он на нее смотрел! А коллективное письмо поставит всю ее жизнь на карту!
    Андрей боролся со страшным желанием влепить этому мерзавцу по морде или ответить ему его же методами. И он переборол себя, спросив:
    - Что значит «коллективное письмо»? Кто его подпишет?
    - Я, ты и еще есть человек, готовый поучаствовать.
    - Кто он?
    - Ну, хорошо, скажу тебе, но никому ни слова. Это Катерина, она не забыла, как Софья ее с работы убрала. Наверное, боялась конкуренции. Катька-то баба видная. Так что три человека - уже коллектив!
    - И сволочь известная, - не удержался Андрей. Но взял себя в руки и ответил:
    - Я подумаю над твоим предложением, но ты мне скажи, почему не отправил информацию сразу после получения.
    - Понимаешь, меня моя Ирка сдернула, позвонила, сказала, что ей очень плохо.
Ну, я подумал, что у меня в запасе есть два часа и помчался к ней. А ей, видишь ли, меня видеть захотелось. Дура!
    -Так за сколько же времени пришла шифровка до начала операции?
    - За два с половиной часа, - не смущаясь, ответил Остап.
    - А ты знаешь, сколько ребят полегло из-за этого?
    - Андрей, помоги мне свалить эту с---, и я твой по гроб жизни.
    Андрею очень хотелось пристрелить эту гадину, но он умел владеть собой и решил, что с таким подлецом нужно поступить иначе.
    Остап продолжал.
    - Что тебе думать? Станешь начальником, меня возьмешь замом. А Катьку мы ублажим  другим способом, и он сально ухмыльнулся.
Я уже и текст написал.
    - Покажи!
    - На, читай! - бросил Остап ему исписанный лист бумаги. - Можешь отредактировать.
    - Хорошо. Сейчас я разгребу все дела и почитаю.
    - Идет! - обрадовался Остап.
    Андрей взял подготовленный им оговор и положил себе в карман. Затем собрал папки для доклада и отправился к Алексею Георгиевичу.
    Он не стал ничего скрывать от вышестоящего начальника, отдал ему бумагу, написанную Остапом, и рассказал о причине задержки необходимой на фронте информации.
    Алексей Георгиевич, знавший Софью с детства, был просто ошарашен. Всю жизнь она была у него на глазах, и он знал ее, как никто. Ему казалось, что у нее, с ее любовью и терпимостью к людям просто не может быть врагов.
«Господи! - думал он. - Как такая гадина, как этот тип Иващенко, может жить на свете?»
    - Андрей, - обратился он к сидевшему перед ним подчиненному, - я горжусь тобой. Ты - настоящий мужик!
    Он встал, подошел к нему и крепко обнял и пожал его руку.
    - Очень прошу тебя не спускать глаз с этого негодяя. Чует мое сердце, что это не первый и не последний проступок в его работе. Здесь не просто халатность или недоработка, а злой умысел. Я надеюсь также, что этот разговор останется между нами!
    - Безусловно! - ответил Андрей.
    Уже к вечеру выяснилось, что задержки в отсылке информации, необходимой защитникам города, у Иващенко носили почти постоянный характер.
    Дело было передано в трибунал.
    Софья Сергеевна очень тяжело переживала за своего подчиненного. Она просила начальника ходатайствовать, чтобы того отправили на фронт в штрафной батальон, но   Алексей Георгиевич очень жестко отказал ей в этом.
    Она и представить себе не могла, как ненавидел ее этот человек, и какая беда стояла буквально у нее за спиной. И спасла ее лишь человеческая порядочность ее заместителя и непосредственного начальника.
    Хороших и порядочных людей все же больше на свете!

                Январь 2016 г.