Целинный семестр

Начало целинной эпопеи для меня связано с некоторой личной драмой, когда пришлось выбирать между двумя занятиями, каждое из которых мне было внутренне необходимо. Дело в том, что едва освоившись на первом курсе, я вскоре увидел в университете объявление о приеме в аэроклуб в планерную секцию. Несмотря на то, что я с детства был подвержен морской болезни, и меня даже в трамвае укачивало, я, как и многие в детстве и юности, стремился работать на преодоление своих негативных качеств. Уже после седьмого класса я пытался
поступить в летное училище, пару раз проходил медкомиссию и, как ни странно, успешно. Последний очередной раз я это делал перед самым поступлением в университет, обратившись в военкомат с заявлением о подаче документов в высшее военное училище. Но меня направили на дополнительное медицинское обследование, для чего надо было на две недели лечь в больницу. Ложиться в больницу я не стал, а забрал документы и отнес их на физтех. Так что, увидев объявление о приеме в аэроклуб, я, хотя и не без колебаний, решился подать заявление, прошел успешно еще очередной раз медкомиссию, был зачислен в планерную секцию и дошел до самостоятельных вылетов.
И вот в конце первого курса я услышал Обращение ЦК ВЛКСМ с призывом поехать на целину,  помочь в уборке урожая. Причем адресовано оно было, в первую очередь, студентам. А еще в старших классах школы я любил слушать передачи по радио для целинников. Мелодично отзванивали куранты, и приятный женский голос с удовольствием сообщал:
- Слушайте, товарищи новоселы! С вами будут говорить ваши родные.
И они говорили. Напряженными, неестественно громкими голосами они старались как можно сильнее кричать в микрофон, хотя в студии их, вероятно, предупреждали о том, что не надо этого делать. Но они продолжали кричать, чтобы их могли услышать где-то за тысячи километров уехавшие сыновья. И сыновья, припадая к радиоприемникам, жадно ловили незнакомые родные голоса.
Эти отзвуки идущей рядом, но такой ирреальной жизни, притягивали новизной и быстотекучестью. Казалось, пройдет еще год – два, и эти праздничные и почти героические события станут обычными буднями. Поэтому, когда я услышал почти немыслимое - можно поехать на два месяца на целину, я бросил все, чем тогда занимался – аэроклуб, литстудию, плавание, и постарался попасть в целинный набор.
Дальше идет мой целинный дневник 1956 года тогда только что перешедшего на второй курс студента физико-технического факультета Днепропетровского госуниверситета.
23 июня. Сегодня в группе только и было разговоров, что об Обращении ЦК ВЛКСМ. Но никто не знает, куда нужно обращаться с просьбой послать на целину. Решили завтра сходить в комитет комсомола, так как сегодня некогда - сдаем экзамен по основам марксизма-ленинизма.
27 июня. Возвращаясь с консультации по химии, Вовка Иванченко мне сказал, что вчера у них в общежитии было собрание по поводу Обращения и что в комитете комсомола проводят запись желающих поехать на целину помочь в уборке урожая. Он уже записался.
- А много уже записалось?
- Да много, потому что туда все время идут и идут. У нас в комнате из пяти трое записались.
И всю дорогу, пока мы ехали до общежития, я волновался, запишут ли. Может быть, уже и запись прекратили?
- Да запишут, наверное, - успокаивал Вовка.
Зашел в общежитие. Комендант даже не потребовала, чтобы оставил студбилет, только улыбнулась, - видно, не я первый спешу сегодня сюда. В комнате 22, где производится запись, спросили, имею ли какую профессию.
- А грузчиком сможете работать?
- Ну, это смогу, работал.
12 июля. Итак, теперь уже точно: 15 июля уезжаем. Сегодня было собрание, на котором вручили нам путевки. Красивые. Сегодня же получили суточные на дорогу - по 105 р. В парке Шевченко для нас сегодня состоится вечер. Завтра в общежитии получаем постельные принадлежности. Кроме того, надо поехать в город, купить кое-чего на дорогу. Специально для уезжающих на целину открыли два магазина, где, говорят, есть все, что надо.
Из-за целины пришлось оставить планеризм. Вчера к нам домой приходил инструктор, уговаривал не ехать, скоро соревнования. Но я устоял.
15 июля. Выехали в 7-30. Перед этим митинг. Из наших выступал Володя Лобанов.
Когда поезд отходил, все столпились у дверей, махали руками, шляпами. А один из отъезжающих - Петровский, которого, видно, никто не провожал, стоит посреди вагона на скамейке и играет на мандолине марш "Прощание славянки". Когда переехали через мост, начали укладываться, устраиваться. Толик, Вовка и я устроились на второй полке слева. Рядом - Андрей, Петровский и еще двое.
Быстро стемнело. Мы уселись прямо на пол у дверей. Ехали так до тех пор, пока не стало видно огней Днепра. После этого легли спать. И то долго еще возились, пока заснули.
16 июля.
Дpогнул состав в тpевоге,
Буфеpа pассыпали тpель...
Снова нас позвала в доpогу
Романтика вдаль уходящих pельс.
Снова смотpеть до ночи,
Как в поле июль затих...
И шпалы навстpечу - как стpочки
Пpопахших мазутом и зноем книг.
17 июля. Первая моя солидная потеря. Мама дала мне в дорогу в качестве неприкосновенного запаса купюру в пятьдесят рублей. А чтоб я ее не потерял, пришила мне к внутренней стороне трусов кармашек, куда я положил денежку и застегнул все это булавкой. И вот сегодня утром поезд остановился в поле, вниз довольно крутой склон, а там речка, по-видимому, Волга. Ну, как в Волге не искупаться? Все рванули вниз по склону. Я тоже. Поезд стоял довольно долго, мы успели хорошо искупаться. А когда вернулись в вагон, и я начал переодеваться, тут и обнаружилось, что исчезли и булавка, и мой НЗ. Правда, особых переживаний это не вызвало – призрак голода перед нами не маячил, а планов что-нибудь купить у меня не было.
18 июля. Итак, уже три дня в пути. Сейчас находимся в Сызрани. Прибыли сюда часов в 8 утра, сходили на пункт питания, поели. Договорились с Вовкой Иванченко пойти в парикмахерскую наголо остричься, но он куда-то сбежал. Сейчас 12 дня, я сижу, пишу эти строчки, а ребята собрались тут в "джаз-банду": три мандолины, три гитары, скрипка и кастаньеты. Иксанов говорит:
- Ну, вот, еще немного порепетируете, а там и концерт давать можно.
20 июля. Подъезжая к Уфе, мы еще издали услыхали звуки оркестра. Все столпились у дверей. Это встречают нас. Поезд останавливается. Прямо перед нашим вагоном на здании прибит транспарант: "Привет комсомольцам, едущим на уборку целинного урожая!" Строимся по вагонам и идем в солдатскую столовую. Вдоль длинного прохода стоят столы, на которых уже все приготовлено. Все вкусно: борщ с мясом, каша, селедка, чай. Едим с аппетитом. Рядом ребята из третьего вагона уже закончили и хором: "Спа-си-бо!" Мы тоже следуем их примеру.
- Большое спа-си-бо! - несется под сводами столовой.
На выходе нас ожидал еще один приятный сюрприз - танцы. В нескольких вагонах у нас были аккордеоны, баяны, другие инструменты, и на остановках около этих вагонов устраивались танцы. Так было и на этот раз. Но вдруг из репродукторов, установленных на вокзале, раздалось:
- Товарищи целинники! Справа по ходу поезда для вас открыта танцплощадка.
Все туда. Веселье, шутки. Бальные танцы сменяются плясовыми.
Наше веселье прервано гудком паровоза. Поезд трогается. Собравшись у дверей, хором скандируем:
- Спа-си-бо, Уфа! До сви-да-нья!
А затем дружно начинаем "Розпрягайте, хлопци, коней". Эта песня нам служит вроде пароля, что ли - мы поем ее (все вагоны) почти на каждой станции.
23 июля. Вчера в последний раз ночевали в вагонах. Утром за нами приехали машины, и со станции Купино мы отправились в совхоз им. XIX партсъезда. Ехать более 100 км. Все с нетерпением осматриваются кругом. Хорошо укатанная дорога вьется среди полей пшеницы. Часто встречаются березовые рощи. Местность исключительно ровная - нигде ни холмов, ни оврагов. Удивляемся:
- Неужели это целина?
На первой же остановке, когда передние машины поджидали задних, спросили об этом у шофера. Тот утвердительно кивнул головой:
- Она, ребята.
И засмеялся:
- Что, не такой ожидали увидеть?
- Нет, мы ожидали увидеть ее...
Но никто так и не смог объяснить, какой же он ожидал увидеть целину.
Сильный встречный ветер забирался под одежду. На зубах хрустел песок. Хотя машины и шли далеко одна от другой, но пыль не успевала рассеяться. Мы закутались в плащи и улеглись на дно машины.
Совхоз показался неожиданно из-за березовой рощи. Большие одноэтажные дома образовывали несколько улиц. Все дома покрыты шифером. Сразу видно, как много здесь строящихся домов.
- Ого, да тут целый большой поселок, - удивился кто-то.
Машины развернулись и остановились на ольшой площадке. Рядом выкопана яма под фундамент. Кругом несколько больших домов. Видно, здесь центр совхозного поселка.
К нашему удивлению, нас никто не встречал. По безлюдным улицам ветер нес серую пыль, приветственно бросая ее нам в лица. Мы сгрузили вещи, и машины вскоре уехали.
Наш руководитель пошел искать начальство, а мы решили осмотреться. Прямо перед нами был клуб. Афиша около него сообщала, что сегодня, 23.07.1956г. демонстрируется фильм "Я и моя жена".
-Ты смотри, тут, оказывается, новые фильмы идут? - удивился один.
- А что же ты думал, сюда могут даже раньше прислать, чем к нам, - возразил ему другой.
Заглянув внутрь, мы увидели небольшую с занавесом сцену и ряды стульев. В этом же доме дверь с противоположной стороны вела в библиотеку. Она была закрыта. В другом доме рядом помещались почта и сберкасса.
Нас позвали и сообщили, что из бригад скоро должны прийти машины, а пока нам необходимо разбиться на восемь студенческих бригад примерно по 20 - 25 человек. Мы с Вовкой Иванченко попали в 3-ю бригаду. Наш старший - Иксанов. После этого ходили в столовую: оказалось, что мы остановились как раз возле нее. Сегодня же почти все разъехались. Остались только наша и 2-я бригада. Нас пообещали отвезти завтра, так как эти бригады расположены в совхозе дальше остальных, километров за 40 - 50.
Ночевать будем в клубе.
24 июля. Сегодня приходили бригадир 3-й бригады Шмидт и его помощник Морозов. Они рассказали нам о бригаде, в которой мы будем работать. От центральной усадьбы до нее 55 км. В бригаде около 30 чел. Засеяно 3500 га, главным образом, пшеница. Есть также просо и лен. Жить придется нам пока в палатке. С водой благополучно: бригада имеет свой колодец и даже баню. Это нас очень обрадовало - пыли, как мы уже убедились, здесь хватает, будет, чем ее смыть.
В бригаду снова обещают отвезти завтра.
25 июля. Утром приехали в бригаду и сразу же начали ставить палатку.
27 июля. Первой нашей работой стало сооружение сарая, который и будет нашим спальным корпусом. На это ушло два дня. Завершение стройки решено было отметить баней. Растопили, полезли в парилку. Я до этого никогда не парился, но мне понравилось. В результате я, похоже, пересидел в парилке, так как к концу процесса у меня разболелась голова. Говорят, все хорошо в меру.
29 июля. Когда мы приехали, урожай еще не созрел, поэтому основная наша производственная деятельность - прополка. Каждое утро шагаем на пшеничное поле, выдергиваем вручную сорняки. Но это просто потому, что занять нас пока нечем. Пшеничные поля почти бескрайние, так что наша прополка как мертвому припарки.
30 июля. Вовка Иванченко обнаружил у трактористов две пары боксерских перчаток, попросил потренироваться. Уговорил меня побоксировать, хотя я и не очень хотел. Два дня мы с ним в свободное время мутузили друг друга, потом я пропустил очень болезненный удар и понял, что для этого вида спорта реакция у меня слабовата и отказался от тренировок.
2 августа. Огорченный отсутствием партнера Вовка долго ходил по бригаде, уговаривая всех побоксировать. Никого не уговорил, все советовали ему боксировать одному. Сдал перчатки трактористам.
3 августа. Даже писать неохота, как я опозорился. Кто-то из наших парней узнал, что здесь недалеко (конечно, по тутошним меркам) есть казахская деревня, в которой местная молодежь устраивает посиделки. Ребята загорелись, нашли машину, и нас человек десять поехало. Приехали, уже смеркалось. Хату нашли быстро. Зашли, а там полно девчат и ребят немного. Все жмутся по стеночкам. Вскоре заиграл баянист, и в круг вышла красивая казашка, невысокого роста, но такая ладная и стройненькая. Походила по кругу, о чем-то полопотала со своими подружками, - видно, она у них тут заводила. Баянист заиграл плясовую, и она пошла по кругу, а потом остановилась напротив меня и стала вызывать на танец. Я смутился невероятно, скорее всего, от неожиданности, и меня словно кто к стенке приклеил. Опустил голову и стою, глядя в пол. Три раза она меня вызывала в круг, но меня так и не смогли отклеить, пока, наконец, кто-то из наших не выдержал и кинулся в круг вместо меня. А ведь я в школе даже на сцене с народными танцами выступал и не боялся.
Такие вот дела.
5 августа. Из-за сырой погоды пшеницу решено  скосить в валки. Наше место – на сиденьи косилки, следить, чтобы она не забивалась влажной пшеницей. Иногда удается посидеть и за рычагами трактора.
8 августа. «Привет с целины!
Здравствуйте, папа, мама и Валя!
Мама! Только что я получил ваше письмо, за которое очень и очень благодарю.
Напрасно, мама, вы мне не верите и беспокоитесь так. Вихряковой Нади я не знаю, ее с нами нет. Может быть, у них там действительно очень плохо, как она пишет. А может быть, она просто «маменькина дочка», «неженка», думала, что на прогулку едет, а тут все-таки работать хоть немного надо, а часто и вкалывать.
Кушаем мы здесь, конечно, не так, как дома. Ну, а я, вы знаете ведь, как я дома кушал. А здесь я ем гораздо больше, чем дома. Готовят кушать на всю бригаду трое девчат-поварих. Едим три раза в день. Утром суп или каша, в обед борщ, на второе - каша, правда, не всегда, на ужин суп, каша или другое что-нибудь. Ну, и всегда чай. Наедаемся хорошо, но плохо только, что потом часа через три снова охота кушать. Тут ведь работаешь, не то, что дома - целый день ходишь, не евши, и неохота. А потом ходим на баштан, тут же на бригаде, метров за 150. Кавуны, правда, небольшие и красных еще мало. А растет тут все то же самое, что и на Украине. Да я вам уже писал об этом.
Уже два раза нам выдавали деньги: 200 и 250 руб., всего 450 руб. Из них 300 руб. ушло на еду».
9 августа. Кто-то из трактористов сказал, что появились грибы. Несколько человек решили сбегать в ближайший околок. Так здесь называют небольшую березовую рощу. Хотят посмотреть, вдруг что-то попадется. Я тоже с ними. Никогда раньше грибы не собирал, интересно увидеть, что это такое. Нам повезло, нашли несколько десятков лисичек. Принесли в бригаду, налили в сковороду масло, жарим. Никто не знает, сколько надо их готовить. В результате остались на сковородке небольшие черные уголечки. Попробовали, оказалось вполне съедобно и даже вкусно. Но появившиеся вскоре знатоки сказали, что процесс жарки надо было прекратить значительно раньше, тогда было бы объедение.
12 августа. Портрет целинника.
Николай Абраменко, 20 лет, невысокого роста, худощавый, мускулистый хлопец. Волосы русые, глаза голубые, ясные. Говорит всегда уверенно, громко, четко произнося каждое слово. Справедлив.
Из детдома, из Запорожья. Окончил там же железнодорожное училище. Хороший тракторист, мастер своего дела. Работал сначала (год или два) на старом ДТ 54 "ХТЗ" N 14. Числа 10 августа ему дали новенький ДТ 54 "АТЗ". Поехали с ним на волокушу. Перед этим он аккуратно заправил трактор, любовно осмотрел его, смазал. На обратном пути я попросил поуправлять трактором. Не дал. Сам все время слушал мотор, трогал машину за рукоятки, любовался ею. В общем, поведение точно такое же, как у маленького ребенка, которому купили новую красивую игрушку: никому не дает играть ею, и даже сам трогает все так осторожно, словно боится сломать. Но у малых ребят почти всегда через несколько дней пропадает к этой игрушке интерес, как только он к ней привыкнет. Когда же я через несколько дней снова подошел к трактору Николая, около которого сидело и стояло еще человек пять – шесть трактористов, то увидел, что Николай, смазав трактор, стоит теперь на гусенице и вытирает трактор снаружи, что и удивило трактористов, никогда не делавших этого.
- Погоди, вот он у тебя немножко обносится, тогда не будешь так с ним возиться, - смеялись они.
- Ничего, надо не доводить его до этого, - уверенно сказал Николай.
Чувствовалось, что он любит технику. Но "плохой он человек, когда выпьет", как выразился бригадир. Весной, по окончании сева, он и еще один тракторист напились, надебоширили и были "пропечатаны" в совхозной газете.
Косит очень хорошо, не делая огрехов, хотя и ходит на пятой скорости.
14 августа. Началась подборка и обмолот пшеницы, нашим основным рабочим местом стал копнитель комбайна. Пыли неимоверное количество.
16 августа. Комбайны в помощь совхозу прислали из других областей и даже республик. На одном из них, где мне время от времени приходится работать на копнителе, комбайнерами два чеченца – отец и сын. Я впервые встретил мусульман и наблюдал их непривычные для нас обряды. В положенное им время они останавливали комбайн, брали небольшие коврики, водичку, отходили в сторону, совершали омовение и молились, стоя на коленях и кланяясь до земли. Работают они от зари до темноты, люди неразговорчивые, но после наших расспросов рассказали, что живут они в Узбекистане, куда их сослали из Чечни, по-видимому, в 1943 году.
На время страды на целине установлен сухой закон. И недавно, когда кто-то из студентов ехал в центральную усадьбу совхоза, один из трактористов, по-моему, Щетинин, светловолосый, разговорчивый, казавшийся нам почти что стариком, попросил его купить в тамошнем магазине несколько пузырьков тройного одеколона. Когда получил привезенное, он один пузырек сразу открыл, запрокинул голову и буквально вылил содержимое пузырька себе в рот. Так я впервые увидел, чем народ может заменить водку в период сухого закона.
20 августа. Намолоченное зерно свозят на колхозный ток и ссыпают в огромные кучи - бурты. Вскоре нам подкинули еще одну операцию – перелопачивание пшеницы, хотя для этой цели использовалась, в основном, не лопата, а зернопогрузчик. Без перелопачивания выделяющаяся из пшеницы влага быстро доводит температуру внутри бурта до критической, так что пшеница «сгорает» и приходит в негодность. Поэтому с утра и до позднего вечера бурты пшеницы перемещаются с места на место. Погрузчики выдерживают такой режим работы с трудом и часто ломаются. При этом совхозные специалисты собираются, чтобы придумать, как отремонтировать погрузчик. А пока они думают, нам приходится пускать в дело лопаты – нашу палочку–выручалочку, от которой уже через полчаса начинает ломить спину.
23 августа. Кроме перелопачивания пшеницы, надо еще и нагружать автомашины, которые отвозят зерно на элеватор. Погрузка, как правило, с помощью зернопогрузчика, а вот разгружать машины на элеваторе приходится вручную. При этом работниками элеватора предварительно измеряется влажность зерна и, если она оказывается завышенной, дело доходит до скандала, так что иногда машину с зерном даже отправляли обратно. Каждую машину сопровождают два студента-грузчика.
25 августа. Певец (Федя Аврахов). Он любит песни и хорошо поет. Его глаза загораются, он улыбается и весь как бы светится изнутри. Ему нравится, участвуя вместе со всеми в хоре, вдруг задержаться на две-три секунды, а затем начать куплет сначала, уверенно покрывая своим сильным голосом всех остальных, сбивая их и заставляя присоединиться к его голосу.
Он говорит, что в его родне все всегда очень хорошо пели и вообще - вся их деревня певучая.
Хотя мне и наступил на ухо медведь, но, видно, не до конца отдавил, и в хоре я тоже пытаюсь внести свою долю. Едем мы в машине, поем. Он слушает, слушает, как я с натугой пытаюсь вытащить высокие для меня звуки, не выдерживает и начинает учить меня петь вторым голосом.
28 августа. Выпал первый снег.
02 сентября. Мне пришлось поработать практически на всех видах работ, в том числе и грузчиком на машине. В помощь совхозу было выделено несколько военных грузовиков вместе с водителями – солдатами. У нас с ними были хорошие контакты, и мы часто вместо них усаживались за руль автомобиля. Мне это тоже не однажды приходилось делать. Большей частью ездили по степи, где накатанных дорог не было, но степь была абсолютно ровная, не хуже асфальта. И все же вчера, когда я был за рулем, мне подвернулась колдобина. Машину резко тряхнуло, я остановился. Вышли мы с солдатом из машины, он полез под машину, осмотрел и говорит:
- Ось лопнула.
Я был просто убит этим происшествием – не смог вовремя увидеть яму и притормозить. Но часа за четыре машину отремонтировали.
04 сентября. Жатва кончается. Решили было вечером подать сводку, а потом бригадир Василий Адамович Шмидт запретил. Задержало просо - поехали косить его, комбайн не берет. Очень большая засоренность: перекати-поле прицепится к жатке, подминает под себя просо, и оно остается нескошенным. Два комбайна (трактористы Абраменко и Пусенков, оба Николаи), поехавшие туда, вернулись ни с чем. Все огорчились. Уплыло 1-е место, а с ним и 2500 р. премии. За 2-е место - 1500р., за 3-е -1000 р. Лешка Кучма подсчитал, что даже на 1000 р. можно купить 45 бутылок "московской".
Грузчиками на отделении были Сапрыкин Виктор и Кальной Валера. После обеда приехал на бензовозе Лобанов и говорит, что там никого нет - он сам разгрузил два "газика". Иксанов послал Кучму и меня. Поехали мы на бензовозе. Доехали до половины дороги, смотрим - комбайн Щетинина (из Киргизии, высокий, тонкий, рыжий) увяз по самую ось, так что ДТ-54 (тракторист Галковский) не может вытянуть его.
Щетинин просит нас:
- Будете ехать мимо сцепки, скажите, чтоб С-80 приехал.
Шофер:
- Зачем С-80 гонять, пусть косит, а лучше съездите в бригаду, там без дела два ДТ стоят.
- Так они же просо косят.
- Не берет просо. Вернулись они назад. Да и ближе до бригады, чем до сцепки. Вон ваша машина стоит, на ней и поезжайте. Э-э... Да она сломана.
Уже разворачиваясь, шофер говорит:
- Я сейчас сам съезжу. Вы же быстрей, ребята, а то гектары теряете.
 И мы едем на бригаду. Абраменко и Пусенков берут трос, заводят трактор, а мы снова едем на отделение.
Приезжаем. Стоит "газик" Ивана Матяжова, грузчиков наших нет. Только когда мы уже почти разгрузили машину, они появляются. Оказывается, ходили пить воду, ведро упало в колодец, пока достали его и напились, времени много прошло.
- А где были перед этим?
- Да сразу пришли ЗИС и "газик", мы сначала "газик" разгрузили, а потом ЗИС, поехали на ЗИСу на обед, а он по дороге сломался. Ехала какая-то машина в совхоз, подбросила нас до отделения.
Разгрузили мы вместе "газик", и они уехали на нем на ужин. А мы остались. Легли на пшеницу, я газету вынул, читаю. А рядом груженый ЗИС из 2-й бригады стоит, и его никто не разгружает. Пришли хлопцы, поговорили, посмеялись и ушли. Подошел мужчина лет 30, среднего роста, в сером костюме, со значком целинника на пиджаке. Видно, бригадир. Шофер ему говорит:
- Я сюда больше не приеду. Что это такое? За день три ходки сделал. Срам, а не работа!
Бригадир позвал какого-то Володю, наверное, старшего у студентов:
- Вот давай сюда четырех человек, чтобы они машины разгружали. Можешь их менять, как хочешь, но чтобы четыре человека постоянно тут были.
Тот начал ныть:
- Да людей нет. Подевались все куда-то.
- Пойдем в хату, там они все.
- Да нет их там, я смотрел.
- Пойдем, пойдем, я найду.
В это время показались из-за буртов два хлопца, они и раньше уже подходили, повалялись в пшенице и ушли.
- Эй, Вовка, идите сюда!
Те подошли.
- Давай, разгружай машину.
Один из них, в кожанке, выставил вперед правую руку с перевязанным мизинцем и закричал:
- Да вот смотри, мне лопату взять нельзя!
У его товарища перевязан палец на левой руке. Ну, покричали они, работать не стали, ушли куда-то. Подошла девушка:
- А чего не едете? Уже разгрузили? Нет? А эти хлопцы - на нас показывает, - почему не разгружают?
Тут уже мы не вытерпели:
- Ого! Вы тут бездельничаете, а за вас дядя должен работать! А вы сами почему не разгружаете?
- Я и так целый день разгружала. Да успокойтесь, я ведь не знала, что вы не из нашей бригады.
Но мы уже не могли успокоиться:
- Помощники, называется, приехали. Целый день бездельничаете.
И т.д. Шофер лежит, посмеивается. В конце концов, девушка взобралась на машину и начала сгружать зерно сама. Тут снова появились эти двое хлопцев с перевязанными пальцами. Эх, как набросится тут на них девушка:
- Вы лентяйничаете, а мне за вас попало тут!
До того рассердилась, что даже пшеницей в них кидать начала. А они только засмеялись:
- Сгружай, сгружай! - и скрылись.
- Ну и ну! - мы только головами покачали. Потом взяли лопаты и помогли девушке разгрузить машину.
7 сентября. Приехал бригадир из центральной усадьбы, говорит, что десятого сентября нам дадут расчет. А помбрига добавил:
- На тринадцатое уже билеты заказали. В совхозе для вас белый хлеб пекут.
Мы обрадовались. Все-таки соскучились по дому. А ведь еще даже двух месяцев нет, как мы здесь.
9 сентября. Вчера окончательно выяснилось все относительно нашего дальнейшего существования. Но по порядку.
Были мы на просе. До обеда работали хоть как-нибудь, а после обеда вообще ничего не сделали - сплошное перекати-поле. Мы с Сергеем Герасевичем возвращались на тракторе Абраменко домой. Я вел трактор, а Сергей читал книгу. Сначала видны были следы тракторов, а потом они исчезли, черт-те знает куда. Доехал я до дороги и повернул по ней вправо. И только, когда проехал метров двести, вспомнил:
- Да ведь это дорога на Маркотай - в другую сторону.
Круто поворачиваю влево. Быстро темнеет. Еду прямо по целине. Помню только, в каком направлении бригада, дороги нет. Заглушили трактор, осмотрелись. Сергей включил свет и начал заводить трактор. Как назло, тот долго не заводился. Наконец, завелся. Сергей ругается:
- И чего было по дороге не ехать? Ну, куда теперь?
Я ему показываю:
- Вот давай туда. Видишь, трактор пошел?
Он прогнал меня с управления, сел сам. Поехали. Проехали минут десять, вдруг впереди вспаханное поле. Фу, ты, черт! Откуда тут оно? Остановились.
- Ну, куда теперь ехать? - злится Сергей. - Где просо?
- Вон там, - показываю.
 Он повернул в том направлении. Я сижу, молчу. Доехали до дороги. Куда же теперь? Осмотрелись. Вот справа, похоже, находится ток второй бригады. В конце концов, отыскали дорогу в свою бригаду.
Вчера вечером в бригаду приехал Юра Лизогубов, член комитета комсомола ДГУ. Он сообщил нам, что двенадцатого сентября последний рабочий день. Четырнадцатого сентября нам дают расчет, шестнадцатого мы едем в Павлодар, а семнадцатого специальным пассажирским поездом в Днепр.
11 сентября. Работа на току продолжалась вплоть до самого нашего отъезда. Конечно, и после нашего отъезда ее нельзя будет остановить, пока зерно лежит на току. А параллельно с этим надо было убрать сено с поля с помощью волокуш – это такая металлическая крупноячеистая сеть, концы которой тянут два трактора. Трактора перемещаются по полю, собирая маленькие копны в одну большую скирду. Иногда мы водили трктор, но главной нашей задачей было так поправлять волокушу, чтобы скирда не развалилась, а также, чтобы самому не попасть под эту волокушу. Такая работа обычно продолжалась до поздней ночи, и тогда можно было видеть, как по краю поля сверкают глаза лис и других зверей в отдаленном свете тракторных фар.
Очищенное с помощью волокуш поле дальше надо вспахать. Иногда это происходит практически одновременно с уборкой сена.
14 сентября. Двенадцатого официально был последний рабочий день. Но вечером пришел бригадир и настоял, чтобы мы работали и тринадцатого сентября. Мы, конечно, согласились, но было обидно, что он не попросил нас по-человечески, а раскричался, требуя, чтобы мы работали. Мы ему простили это только потому, что действительно нужно было помочь: на току лежало много хлеба, который надо было перелопатить, нагрузить машины.
Вчера после обеда и сегодня мылись, стирали одежду - наводили везде и во всем порядок. Сегодня в обед пришла машина за нами, но в совхоз мы не поехали - еще не все было постирано. Часов в шесть эта же машина пришла во второй раз. Быстро собрались. Человек пять подарили старожилам книги (я - Герцена). Попрощались со всеми, кто находился в это время на стане. Машина тронулась, мы замахали фуражками, платками, закричали:
- До свидания! Счастливо оставаться!
Они нам тоже отвечали. Но вот - поворот, околок заслонил от нас стан, сзади поднялась столбом пыль. Мелькают поля, все знакомые нам, исхоженные нами на прополке, изъезженные на комбайнах и тракторах. Мы уже привыкли к ним, полюбили эти места и вот теперь расстаемся, возможно, навсегда. В душе смешиваются два чувства: радость, потому что едем домой, где увидим родителей, друзей, и грусть, потому что оставляем дорогие теперь нам нам места, где уже успели подружиться со многими людьми. С некоторыми из них мы, вероятно, встретимся еще завтра на общесовхозном собрании, посвященном нашему отъезду.
18 сентября. Итак, мы уже в поезде и едем домой. Устроились, как на курорте. Все очень довольны. Пожалуй, мы здесь, пока доедем домой, еще и поправимся, так как денег на еду не жалеем. У многих из нас это свой первый трудовой заработок. И немалый. При расчете нам выдали по 700 р., да аванс - 450 р., правда, 350 р. из них мы отдали за питание.
Пятнадцатого сентября часов в 9 вечера началось общесовхозное собрание. Парторг предоставил слово главному агроному совхоза Тупалову. Мы его и перед этим уже видели, он несколько раз приезжал к нам в бригаду. Он говорит с сильно выраженным украинским акцентом, который придает всей его речи особый, привлекательный оттенок. После него выступал второй секретарь Михайловского райкома ВЛКСМ Подольский, вручил значки, грамоты. С ответным словом выступила Полина Афанасьева, преподаватель Мединститута. Она вручила от всех нас подарок комитету комсомола совхоза - радиолу "Чайка". Бойко Иван, комсомольский босс совхоза, подарил медикам и нам проигрыватели. Нашей бригаде вручили грамоту. Потом мы вручили подарок комсомольцам-целинникам 3-ей бригады - маленькую библиотечку и набор пластинок, обменивались с ними личными подарками, адресами. На концерт мы не остались, пошли в кино. Но нам не повезло: началось оно в 11 часов, а в 12 выключили свет, и мы его не досмотрели.
На следующий день в 12 часов дня отъезжали в Павлодар. Фотографировались, еще раз обменивались подарками. Нас пришло провожать больше всего. А Бибиков, Хутченко, Фрузоров, Медьев, Викторов и Самосват провожали нас до самого Маркотая.
Вечером приехали в Павлодар, ночевали на машинах, по очереди дежурили, мерзли. Весь день семнадцатого оставались в Павлодаре. Перед вечером нахмарило, пошел мелкий дождик, но скоро перестал. Зато все время дул резкий ветер, и мы страшно мерзли. Спасались танцами, которые играл военный оркестр (нас, видно, думали с часу на час торжественно проводить, но поезд опаздывал). Наши пошли к начальнику станции с просьбой пустить в вагоны, стоявшие на станции. А он:
- А что, разве холодно? День ведь сегодня теплый.
Но так часов в 11-12 ночи нас пустили, и мы там спали часов до трех, когда, наконец, пришел наш долгожданный поезд. Посадка прошла благополучно.
21 сентября. Уже дома. В дороге купил маме оренбургский платок.
Когда приехали в Днепр, на вокзале целое столпотворение: оркестр, митинг, выступала с речами куча народу.
Меня встречали мама, Валя и приехавшие к нам в гости дядя Ваня и дядя Гриша.
Эпилог
После первой целины через год была вторая, на которую поехало гораздо больше народу. Почти всех участников двух целинных поездок наградили медалью. Эти две целинные эпопеи были для нас огромной жизненной школой, а отголоски той поры сопровождают нас почти всю жизнь.
Через год после второй целины у нас был государственный экзамен по военке, после успешной сдачи которого нас собрали в одном из классов, чтобы заполнить анкеты для присвоения звания младшего лейтенанта. Подполковник Чередник зачитывал пункты и объяснял, как правильно заполнить. Наконец, зачитал очередной пункт:
- Имеете ли правительственные награды?
Помолчал, посмотрел на всех внимательно и сказал:
- Писать - медаль "За освоение целинных и залежных земель" - для тех, кто имеет.
Класс восторженно загудел. Хотя и знали, что это награда, но серьезно не воспринимали, а тут оказалось, что это действительно правительственная награда, которую многие наши товарищи получили в двадцать лет за мирный труд.
Мне надо снова видеть небо,
Hаискось вставшее над степью,
И тpогать тpав тугие стебли,
И видеть солнца тусклый слепок,
Hа миp пpищуpившийся слепо.
И заползает в уши гpохот,
И наполняют землю гудом
Комбайнов кpаснокожих гpуды,
Лоснящейся от пота гpудью
Вздыхающих тепло и стpого.
1956 -1960