Ярослав 40. Алина Петровна

На фото:
1 ряд. Директор Анна Сафроновна, завуч Кириченко Н.А., историчка Раиса Израиловна, Доброскок Лида
2 ряд. ученики: Сухонос Люба, Олейник Женя,
3 ряд: Поздняк, Непорожняя Алла, Куценко Толя, Колесниченко Валя, Иванов Юра


В Дергачёвской  школе №5 впервые открыли 8-й класс, и мы были первым набором восьмиклассников
Директором школы была женщина Анна Сафроновна, да и весь коллектив состоял из женщин. 
Нашей мамой и защитницей была наша классная руководительница математичка Вера Тимофеевна Пашкова (Верочка), заслуженный учитель республики, депутат Верховного Совета и очень добрая женщина.
В новой школе в новом классе как-то сразу стихийно определились основные группы. Ребята из Дергачей заняли ряд парт ближний к выходной двери и к вешалке. Преимущество: по звонку они первые хватали верхнюю одежду и первыми вылетали из  класса.  Мы, из Малой Даниловки и из Академгородка, оккупировали ряд возле окон. Тут и тёплые батареи рядом и во время урока можно было поглазеть в окно. А средний ряд почти пустой, разве что две последних парту заняли ребята из Лужка. Да ещё был из нашей Малой Даниловки своеобразный товарищ – Лёня Чернов.
Жил он с матерью по соседству со мной, отец ушёл в другую семью. Ну и подарил он Лёне охотничьё ружьё. Вот Лёня и бродил с этим ружьём по лесам и болотам. В школу заглядывал редко, а когда появлялся, садился на средний ряд на среднюю, всегда одну и ту же, парту. Учителя отмечали его появление:
-О, какое событие - Чернов появился!
Отсидев один урок, обогревшись и высушив ноги, он опять надолго исчезал.
А ещё он нащупал одну из половиц,  пружинившую под ногой. Ритмично нажимая на неё, он вызывал какие-то резонансные колебания, от которых распахивалась дверь класса.
И вот Лёня спокойно сидит за партой, а дверь начинает со скрипом и хлопаньем то открываться, то закрываться. Учителя никак не могли увязать необычное поведение двери с появлением Лёни в классе.

Впрочем, территориальное деление было условное. Девочки из Дергачей, сидели на нашем ряду, наши девочки на дергачёвском. Да и со мной сидел радом Толя Сухонос из Дергачей.

Я не был старательным учеником, почему-то никак не хватало времени на приготовление уроков, домашние задания выполнял на ходу кое-как. Меня несколько выделяло из общей массы то, что я быстрее всех решал все задачи по математике.
На частых контрольных, которые нам устраивала Вера Тимофеевна, устанавливалось негласное соревнование между нашими рядами на скорость решения. Ну и тут вся надежда была на меня. Я за 10-15 минут успевал  решить всё, что задавалось на час, и затем решал варианты своих товарищей.
Часто слышал от Веры Тимофеевны: «О, Ярослав – светлая голова!»
Казалось бы, в аттестате у меня по математике должны быть пятёрки. Но не тут то было. Она же знала, что я ничего не учил, а при решении задач просто открывал учебник математики. Вызвала как-то к доске доказать какую-то теорему. Я сидел на задней парте, все знали, что я точно ничего не знаю и те, кто сидел и прохода, положили учебники так, чтобы я идя к доске успел что-то прочитать. Содержание теоремы я уловил, а вот доказательство пришлось разрабатывать самостоятельно, и оно в корне отличалось от приведённого в учебнике. У Веры Тимофеевны округлились глаза, она начала по ходу моих рассуждений подтверждать: «Так…так…так».
В одном месте она запротестовала:
-Да нет, это ёщё нужно доказать!
Я возразил: «Но ведь это же очевидно!»
В целом она моё доказательство приняла, но поняла, что меня не стоит вызывать к доске, и что я лодырь, который ничего не учит, а выходит из положения за счёт умения быстро соображать..
      
В другом ряду парт со мной соревновались и Слава Поздняк, и Толя Куценко,  но, кажется, они проигрывали мне в скорости.
Были, конечно, и девочки отличницы, но у такой серьёзной как Люба Сухонос не подойдёшь, не попросишь: «Дай списать!» или «Реши мой вариант!». Хотя она, конечно, пошла бы на встречу, но такое даже не приходило никому в голову.

Ну, а поскольку я всё схватывал на лету, то прослушав начало урока, я отвлекался, слушал учителя в полуха, читал под партой книгу, готовил домашние задания к следующему уроку, и знания у меня были поверхностные. А со временем совсем обнаглел. На последних двух партах, где я сидел с друзьями, потихоньку играли в карты. Возмущённая Шурочка Емельянова, пытаясь обратить внимание учительницы на подобное безобразие, обернулась в нашу сторону и громким шёпотом:
-Тузом бей! Тузом!
Учительница, Алина Петровна, отлично ориентировалась в ситуации, но Шурочкин выпад её возмутил. Никакого замечания в нашу сторону, но зато в сторону Шурочкие:
-Емельянова встань! И до конца урока!
Её слова прозвучали оплеухой, и Шурочкины щёки покраснели, как будто в самом деле её отхлестали по щекам.

К нам, новеньким  ученикам, дали и новенького учителя украинской и русской литературы, Герасименко Юрий Георгиевича, автора нескольких поэтических сборников и книги о Харькове, чьё имя вошло в Українську лiтературну Єнциклопедiю, и вообще личность известную в литературных кругах Украины.
А к  нам он пришёл только что из университетской скамьи.
Читал он великолепно, и каждый урок был для нас открытием новых миров. Оказалось, что даже украинская литература, к которой мы относились весьма прохладно таит в себе богатый многоцветный мир! Это было неожиданно. Ведь учебники и хрестоматии украинской литературы были составлены так, чтобы отбить всякий интерес к этим Тычинам и Сосюрам.
 За месяц мы к нему уже привыкли, когда однажды он заявил:
-Ну, ребята с понедельника у Вас появится новый учитель.
-Кто? А что он будет читать? Какой он, молодой или старый? Мужчина или женщина?
-Кто? Вы сами увидите, а читать он будет один из моих предметов.
-Ну, отдайте тогда украинскую литературу! Только русскую литературу не отдавайте.
-Ну, хорошо, читать у Вас будет женщина. А мне, как мужчине, придётся уступить женщине русскую литературу.
В нетерпеливом ожидании прошло несколько дней.
А когда мы её увидели, поняли Юрий Георгиевича 

Ах, да, теперь о нашем кумире, о божестве, всеобщей любви и ребят и девушек! О нашей Алине Петровне! А я? Конечно же я тоже был влюблён, как и все! По крайней мере поклонялся всеобщему божеству!
То, что она ослепительна, она сознавала и установила железную диктатуру  на своих уроках.

***
Появились в классе ребята, которые уже познали женщину или же приписывали себе такое познание.
У Володи Самойлова, это были безобидные рассказы о посещении женского общежития в Академгородке, где студентки угощали его килькой «с головками и хвостами». У Вовы был тенор, и в его исполнении неплохо звучали итальянские песни из репертуара модного тогда Эмиля Горовца. Я не любил в чём-то кому-то уступать и начал тоже упражнения в вокале. Увы,  мне было далеко до Володи. Но у Володи я научился художественному свисту на листиках сирени.
А вот от рассказов товарищей из Лужка, Дмитренко и Шишкина, несло пошлятиной, которую мы не принимали. Дмитренко был крупный и действительно интересный парень, Шишкин же щупленький невзрачный, но держался так, будто ему доступны все женщины. Что у него было необычное - так это причёска. Он не стригся, а каким-то особым образом закладывал волосы за уши.
Как-то наблюдая за Алиной, идущей по проходу между партами, он бросил ей в спину:
                -кругла попка как орех ,
                Её б ……. не грех!
Поступок, рассчитанный на поднятие престижа: «Вот я какой!». Но эффект получился обратный. Посягнув на достоинство Алины, он вызвал всеобщее осуждение. И хотя внешне не демонстрировали презрение, но старались избегать общения со столь неприятным типом. И как бы он не выпендрировался, но его авторитет навсегда был ниже плинтуса.

В начале следующего урока она указывая перстом:
         -Ты, ты, - взгляд перемещался в другую часть класса, - и ты, и ты! Покиньте, пожалуйста, класс!
        -Алина Петровна! За что?
        -В журнале будет отмечено, что Вы присутствовали на уроке, свою оценку Вы получите, а на моих уроках Вы свободны!
       -? ?
       -Будем считать, что мне просто неприятно Ваше присутствие на моих уроках.
Гонениям на её уроках подвергся не только одиозный Шишкин, но и те из ребят, кто успел познать женщину или просто пошловато о них отзывался. По-видимому, она определяла эту категорию по сальным взглядам, бросаемым на её турнюр или просто ей подсказала женская интуиция. Но её палец никогда не ошибался.

Ни от кого другого такого деспотизма мы бы не потерпели, нажаловались бы директрисе, та приняла бы меры и т.д. Но Алину  мы боготворили.
Странно,  что в эту категорию попал и мой сосед Тошик. Он был всегда весьма корректен в отношении девушек и никогда я не слышал от него каких-либо сальностей.
Я спросил его о причине немилости Алины к нему, и он мне открылся, что его перевели к нам из другой школы в связи с тем, что от него забеременела семиклассница.
   
Ну и я поплатился за усмешку, скользнувшую по моим губам.
Дело в том, что в те времена  «Золотого телёнка» не издавали, а мой друг и сосед по парте Тоша где-то достал затрёпанный томик, и дал мне его почитать, но только на уроки.
Вот я и читал его, спрятав  под  парту, и не забывая изредка подымать глаза на преподавателя.
И в этот раз, подняв глаза на Алину Петровну, я забыл согнать улыбку с лица. Всё-таки роман-то написан с юмором! А Алина Петровна рассказывала о Некрасове, у которого «крученый, мученый, еле Калина идёт».
Ну, что ж, учительница, в которую я был так влюблён, выгнала меня из класса. А после урока начала меня добивать нравоучениями:
    -Вам неинтересно то, что я рассказываю? Я понимаю, что Вы обладаете более глубокими познаниями. . .и т. д.
Возможно из-за того, что мне редко приходилось слышать, что я не такой как все, что я особенный, или от близости моего божества, но я расчувствовался, почувствовал, как слёзами переполняются глаза, и что я вот-вот заплачу!
Она это почувствовала, прервала разговор, сама покраснела, видя моё смущение, стала успокаивать.
Но свою власть надо мной почувствовала и ещё пару раз задерживала меня в коридоре и опять доводила до такого состояния..
Я высказался в том роде, что не понимаю необходимости поэзии. Проще свою мысль передать прозой, а поэты затрачивают столько усилий в поисках рифм, в попытках уложиться в размер, и в конце-концов подгоняют мысль под рифму и размер.
После этого она стала приносить мне томики стихов из своей библиотеки, и я открывал для себя вновь Симонова и Щипачёва, Маяковского и Есенина.

На её уроках была абсолютная тишина. И дело было не только в её строгости, но как чудесно она вела урок, сколько нового мы узнавали от неё.
И всё-таки она была старше нас всего на 8 лет. И кто-то (по крайней мере не я) позволял себе какие-то вольности.
Вхожу в класс, где возле её стола Толя Куценко, пытается заглянуть в её сумочку: «Я же знаю, там у Вас любовное письмо!».
Она возмущённо требует, чтобы он убрал руки от её сумки. Толя ко мне:
   -Ярослав, задержи на минутку Алину Петровну!
Мне бы броситься на её защиту, но так велик был соблазн прикоснуться к божеству!
 Я подхватил её на руки, почувствовал вес дорогого тела, все его изгибы и теплоту. И она вынуждена была обхватить мою шею руками и чуть прижаться к моей груди.
Это длилось мгновенье, я осторожно поставил её на пол.
А через несколько дней в школе делали уколы от какой-то очередной эпидемии. И мы, здоровые лоботрясы, решили избежать неприятной процедуры. Собрали сумки и покинули пределы школы, поехали в Харьков, потолкались там, посмотрели фильм и вернулись только на последний урок. И сразу же нас вызвали к директору Анне Сафроновне.
Стоим, переминаясь, в её кабинете, а она нас отчитывает:
        -Как Алину Петровну носить на руках так Вы большие, а укольчик получить – вы маленькие!
 Какой ужас! Она всё рассказала директору! Я расценил это как предательство. Да, я не должен был так поступать, но всё-таки это должно было остаться между нами.
На выпускном вечере рядом с ней сидел товарищ из параллельного класса, Боря Р. Они мирно беседовали о перспективах после окончания школы. Как же я ему завидовал! Я б убил бы его, чтобы только в этот последний вечер сидеть с ней рядом.
Она перехватила мой взгляд и попросила Борю:
       -Боря, пересядьте, пожалуйста. Пусть рядом сядет Ярослав, а то я боюсь, что это добром не кончится.
       И он, не прерывая нити разговора, уступил мне место, даже не подозревая, что для меня это значило.