О настоящем и выдуманном

Иногда мне хочется подойти к тебе, когда ты сидишь в одном из этих популярных кафе, сомкнув длинные пальцы на чашке с чаем или вглядываясь в меню. Положить руки на плечи и рассказать, какая дрянная погода сейчас в Стамбуле и как там неуютно. О том, что даже на побережье Гоа бывает холодно, будто и туда я принес собой зиму за пазухой. Или, наоборот, о солнце над Флоридой и о калифорнийских пляжах, где все, не в пример нам, загорелые и улыбчивые.

В Барселоне, проходя мимо витрин, я вспоминаю, как ты заходишь и занимаешь забронированный столик у окна. Всегда один и тот же. Бросаешь взгляд на улицу, то ли дожидаясь кого-то, то ли по привычке. «Как всегда?» – спрашивает официант. Ты киваешь и улыбаешься. А иногда просишь меню и заказываешь еще что-нибудь, кроме чая. В Барселоне дома работы Гауди и скачущие вокруг них туристы с фотоаппаратами, а мне хочется сесть напротив тебя и хоть раз посмотреть в глаза.
Тогда я бы смог описать тебе запах парижского утра, теплых круассанов на подносе, шлейф духов от девушки, с которой разминулся. Лаконичную четкость ставен на окнах улиц, балконы, заставленные цветами.

Мне всегда было интересно, кого ты ждешь. Я слушал разговоры официанток, украдкой бросающих на тебя взгляды. Слушал, как ты, хмурясь, отвечаешь на звонки телефона. Это ничего не прояснило, и поэтому мне хочется возвращаться к тебе снова и снова. Словно ты еще одна загадка, которую я должен разгадать, пусть и не сразу.
Я знаю о тебе все. Ты проводишь пальцами по губам, задумавшись, или комкаешь салфетку. Иногда ты рисуешь на ней, но это бывает нечасто. Когда идет дождь, твои волосы завиваются на концах. Ты любишь зеленый чай и кладешь в него две ложки сахара. Я не знаю о тебе ничего.

Даже когда между нами семь часов разницы, я высчитываю, когда ты войдешь в свое любимое кафе. Смотрю погоду в твоем городе и представляю, как ты снимаешь солнцезащитные очки, кладя их рядом с подставкой для салфеток. Улыбаешься официанту, выглядываешь на улицу, щурясь. У меня в это время раннее утро, редкие автомобили проплывают мимо. Ты пьешь чай, обжигаясь. Я грею пальцы. В кафе, где ты, работает кондиционер. На окраине города, где я, насквозь продувает встречный ветер.
Я знаю, что кого-то из нас не существует, только постоянно забываю, кого.

Кто-то решил придумать другого. Возможно, было скучно – долго не закипал чайник или было не о чем больше думать. В раковине тонула в непрозрачной воде с примесью моющего средства гора посуды. Длился четверг, например. Или вторник. Один из этих переходных дней недели, в которые не знаешь, чего ожидать. Сахар просыпался из ложки, закончились спички. Может, закончились события, о которых обычно думается.

Так или иначе, кто-то из нас кого-то создал. Сначала какой-то штрих, ровная линия, которая в дальнейшем сыграет роль. Поворот головы, линия челюсти – косая черта на светлом фоне обоев. Дальше набросалось все остальное: грубые поначалу черты лица, форма прически, угловатость фигуры. Как рисуют с натуры ученики художественных школ, сидя перед обнаженной натурщицей, пялясь, естественно, больше на саму модель, чем на лист бумаги. У кого-то из нас не было натурщиков, только сбитые в один образы, чужие черты лица, которые можно увидеть в переходах метро, на презентациях, в твоем любимом кафе, в чужих странах. Сборный облик, силой воображения призванный существовать. Прямые линии, соединенные вместе.
Линия твоей руки от запястья к локтю. Или линия от моего затылка к макушке. Исчерканное пространство вокруг кого-то из нас, тысяча исправлений.

Может, у кого-то из нас опаздывал автобус. На остановке теснились люди с сумками в два обхвата и люди без ничего – и те, и те были похожи на набитые хламом вещмешки. Людей-вещмешков становилось все больше, они все плотней теснились вокруг, а автобус не приезжал. Может, кто-то из нас начал рисовать на пустом пространстве, разрезать линиями воздух, в попытке вдохнуть хоть немного жизни в это место. Режущая черта плеч, кривая губ. Странные взгляды, бросаемые окружающими.
А дальше, очевидно, образ ожил, оброс деталями. Линии изогнулись, смягчились. Кто-то из нас шагнул в кафе в одном из городов этой страны, или забрался в поезд и уехал как можно дальше. Кто-то взял в руки чашку, снятую официантом с подноса, кто-то улыбнулся проводнице, принесшей постельное белье. Кто-то был придуман, кто-то существовал уже много лет.

Может, это меня ты рисуешь на салфетках, слегка наклонив голову, дожидаясь своего заказа. Местом моего рождения могло быть это кафе с обшитыми деревом стенами, с одетыми в форменную одежду акушерами-официантами. Протертая бумажным полотенцем поверхность стола, освещенная желтым светом ламп или солнечным светом с улицы – не самое плохое место, чтобы появиться на свет. Лучше, во всяком случае, чем изнанка городских кварталов, расписанные краской из баллончика стены, переулки, куда не попадает солнечный свет, но отлично попадает мусор. Местом твоего рождения могли быть эти кирпичные стены, оклеенные рекламными плакатами. Или каждая из улиц городов, в которых я побывал. Городов, в которых покупал еду, стоя в очередях к лоткам.
Если бы я смог сесть к тебе за столик или хотя бы столкнуться с тобой на выходе, в дверях, оказаться лицом к лицу, я бы все понял. Я бы узнал наверняка, больше не создавая эту сеть доводов, не запутываясь в ней без шанса вырваться.

Особенно сильно мне хочется этого, попадая под дождь в Швеции, рядом с Каликсэльвен, промокая каждой своей линией, как салфетка, на которую ты по неосторожности разливаешь чай. Я облизываю губы, вода не имеет вкуса. Пахнет рекой и почему-то бумагой.

Я хочу этого, оказываясь на Сокотре, заезжая в столицу на дряхлом чьем-то джипе, забивая легкие пылью. Она поднимается вверх, потревоженная шинами и босыми ногами пробежавших мимо детей в ярких когда-то, до того, как их облизало солнце, одеждах. Пахнет рыбой, которую продают на самодельных прилавках старики с матовой кожей, пахнет глиной и, как ни странно, бумагой.

Я видел тебя так давно, что даже не уверен, было ли это на самом деле. Слышал ли стук твоей чашки о стол, рокот ножек стула, когда ты отодвигаешь его, чтобы сесть. Слушал ли треп официантов, гудки в телефонной трубке, все эти незначительные звуки, которые собираются вокруг людей. Каждое место, где я бывал, даже самое необычное, много реальней того кафе, которое отштамповано в каждом крупном городе страны лишь с минимальными отличиями.
Если тебя придумал я сам, то никогда этого не узнаю. Если же был придуман тобой, не узнаю тем более, однажды растворившись в воздухе, не оставив ни горки одежды (тоже придуманной), ни памяти о себе. Я даже не замечу, что исчез.

Погода сейчас, как часто это бывает, дрянная. Я сижу за столиком забегаловки в Старом городе Таллина и пью терпкий, вяжущий язык и стенки желудка чай. На стойке передо мной стоит оставленная кем-то бутылка из-под пива. Свет, проходя через нее, окрашивается зеленым. В мире за окном дождь превращается в стекло, разбивается о тротуар. О чем получается думать, так это о том, какое место будет следующим пунктом остановки, паузой в видеоролике о моих передвижениях. Мне бы хотелось, чтобы это был тот самый город. Я бы сел напротив тебя и наконец разгадал эту загадку. Но я не могу.