По праву памяти

 
Они должны были встретиться и знали об этом. Хотя бы потому, что жили в одном городе, и если отлучались по каким-либо надобностям, то ненадолго. При всём несходстве душ, при драматичной несовместимости нравов и давно умершей любви они были современники, а это объединяет даже антиподов.
 Как это ни банально, они случайно встретились на улице. Впрочем, их пути столкнулись на центральном пешеходном проспекте с самыми модными магазинами, ресторанами и кафе, под диковатой франко-нижегородской рекламой, размеренно прерываемой чёрными чугунными, стилизованными под девятнадцатый век фонарями. Здесь ежедневно тусовалось едва ли не полгорода. Волею обстоятельств они часто бывали здесь и одно время работали по соседству (он – в офисе, она – в супермаркете), однако увиделись спустя долгих семь лет. Странно, улица, как всегда, была запружена праздным народом; чтобы сиюминутно не столкнуться, приходилось постоянно петлять, почти не различая лиц, и вдруг, увидев один другого, они застыли, как вкопанные. Он был потрясён: как годы преображают женщину! Из статной, телесно безупречной, она стала «среднестатистической» шестидесятилетней матроной – её мягко обесформила полнота, утяжелив походку и дыхание; прежнее обаяние осталось, только заметно потускнели глаза и резкая поперечная морщина разделила всё те же дугообразные брови.
 А он оставался почти прежним – стройным и стремительным, хотя чуть похудел и был совершенно сед, но это очень шло ему (она это невольно отметила).
 
 Итак, они встретились, оба удивились, а затем обрадовались: как бы там ни было, на протяжение семи лет они внутренне вовсе не расставались – летучие воспоминания с разной степенью повторяемости касались сердец, отогревая их на сквозняках действительности.
 Вот и в этот серый осенний день они исподволь потеплели душами, светски разговорившись, решили посидеть в уличном кафе под голубым полотняным тентом, осенявшим два десятка пластиковых столиков. Устроились в дальнем углу, хотя в этот час посетителей было немного. Он заказал коньяку и лёгкого съестного, а на десерт клубнику в сметане. Выпили за встречу.
– Ну как ты? – пристально глядя в её глаза, спросил он.
 – Терпимо, – полуотмахнулась она.
 – Это что-то новое. Такого слова в твоём лексиконе я не припоминаю.
 – У меня почти всё новое. Мне кажется, я не та, что была.
 – Вижу.
 – Что, постарела? Не отводи глаза, я уже не боюсь правды.
 – Нет, изменилась, возмужала.
 – А ты по-прежнему дипломат, боишься поранить.
 – Что с тобой? У тебя что-то случилось?
 – Уже нет. Всё произошло семь лет назад. Ты должен помнить.
 – Но ведь ты сама подводила к этому. До сих пор не могу забыть твоей убийственной фразы: «Ты зря тратишь на меня время. Между нами ничего не может состояться». Каково это было слышать мне, глупо, по-мальчишески влюблённому в тебя!..
 – Но ведь я была честна и по-своему сочувствовала тебе.
 – Да, ты говорила горькую правду. А я всё равно надеялся и ничего не мог поделать с собой. Ругал себя, пытался отрезвить, но не тут-то было…
 – Мне тебя было жаль.
 – И потому ты завела роман с тем мужланом?
 – Я влюбилась в него…
 – И потому после каждого свидания на радостях спешила ко мне. Значит он был для тела, а я – для души?
 Её глаза завлажнели:
 – Прошу тебя, будь милосерд.
 – Прости… Всё нахлынуло, словно было вчера.

Они вполголоса разговаривали, отпивая коньяк. Ярко одетые парни и девушки громко приходили и уходили, а те двое с сосредоточенной грустью смотрели в глаза друг другу и говорили, говорили.
 В сущности, они исповедовались – пережитое требовало того. Она похоронила родителей и живёт с дочерью; личная жизнь оскудела – бывшие любовники поисчезали один за другим; эротика, некогда верховодившая, ослабела да и подступившее нездоровье вынуждает думать о приземлённом, хотя…
 Он прекрасно сознавал значение этого «хотя». Живя в долгом разводе и будучи демонстративно самостоятельной, она радовалась жизни во всех проявлениях. А что для женщины любовь? Да всё, что бы там ни говорилось об общественном призвании, карьере и возрастании женского вклада в развитие цивилизации. И он исподволь, неожиданно для себя влюбился в её очаровательную активность, в страстную потребность постигать красоту природы и человеческого общения. И хотя в самом начале был вежливо предупреждён о том, что она «занята», – всё равно втайне верил, что покорит и завоюет её, а наяву часто проводил с ней время в кругу приятелей на пикниках или на пару в музеях и выставочных залах. Он с радостью отмечал её возрастающий интерес к его личности и роду околохудожественных занятий, в которых он всё более и более преуспевал. Ему казалось: ещё один тактичный шаг – и она станет его! И вдруг тот расторопный мужлан, в два приёма покоривший её… Это был удар, который с его болезненным самолюбием невозможно перенести.
 Да, она свободна и вольна любить кого хочет, тем более, когда за пятьдесят. Но почему именно тот мужлан?! Почему не он, так робко, так трогательно любящий? Выходило, что тот – сугубо для тела, а он – для души. Такой расклад никак не устраивал и унижал.
 А ведь она стала сексуально зависимой – тяготеет это едва ли не над всякой женщиной, предавшейся интимной жизни. Она знала свою неотразимость, гордилась ей, пестовала её, отдавая отчёт в том, что женский любовный век короток. А потому изо всех сил торопилась жить: увлекалась новыми мужчинами, по два, а то и три раза в год ездила в заграничные туры, строго дорожила общением с кругом подруг… И почему-то тот дивный июльский вечер, сладко пахнувший цветущей липой, когда Он, нервно упрекнув в жестокосердии, покинул Её, – тот вечер стал порубежным. Промучившись полгода, крепко захандрив и едва не лишась престижной работы, Он всё явственней понимал, кого потерял. Ни прочитанная вдоль и поперёк супруга, ни повзрослевшие и враз отдалившиеся сын с дочерью, ни обесценившиеся знакомства «на бегу» – ничто и никто не могло заменить Её, гордую, независимую, а оттого столь мучительно желанную.
 
 – Знаешь, теперь я могу признаться… Мне тебя очень не хватало. Да, были любовники, я насыщалась телесно, а поговорить по душам с ними так, как случалось с тобой, не удавалось.
 – Я догадывался об этом. Я же видел, с какой эротической негой ты приходила ко мне. Я старался не показывать вида, но пронзало одно: ты телесно сыта, а со мной можно восполнить только душевную неудовлетворённость, обменяться одиночеством.
 – Значит, ты догадывался?
 – Конечно. И это всякий раз мучило.
 – Я была в каком-то угаре, в гормональном опьянении.
 – Понимаю. И всё равно обида копилась. Вольно или невольно ты унижала меня как мужчину.
 – Прости. Я за всё поплатилась…
 – Но меня это не радует. Скорее наоборот. Ведь я тоже долго тосковал о тебе. А в жену заново я так и не влюбился – наверное, из-за тебя. Ну ничего, зато семью не разрушил, внуков поставил на ноги. А что до интимного… Были бездарные попытки, но всякий раз виделась именно ты, одна ты, и ничего не позволяла. Вот такое наваждение…
 И он, как встарь, предложил выпить за неё. Грустно чокнулись, молча выпили. Покончив с десертом, некоторое время посидели, а затем стали прощаться; в этот раз – навсегда, потому что оба понимали: им не суждено быть вместе.

 2012