Памятный боршч...

Он с удовольствием отметил, что не работать - очень даже неплохо. Можно не заводить будильник. Не крутиться впопыхах между кухней и "куда ты опять дела аптечку - я порезался". Можно даже вообще не бриться. Можно спокойно заценить жилое пространство - раньше не все замечалось. А сейчас - пожалуй, пол можно мыть чаще - хороший ламинат чистым красивее. Можно полочки перевесить. Или "подушку лучше вышить" - выражение тещи про домашний уют. Можно вообще задуматься о прекрасном и вечном. Посмотреть на свою жизнь со стороны, тоже - заценить. Но это придет позже.

А сейчас он отдыхал... С радостью проводил часы в кабинете - теперь у него был кабинет, совмещенный, правда, со спальней - но все же это не выделенный неловкий уголок на краешке кухонного стола. Стеллажи с книгами уже перекочевали из прихожей и гостиной в этот "спальня-кабинет", создав уютную библиотеку, где до нужного издания рукой подать, достать, в смысле. Детская еще раньше стала мастерской, где жена гладила, шила, сушила. А у него стоял верстачок и ящики с инструментами. Дети выросли и как-то рано устроились самостоятельно, освободив комнату.

Впрочем, жена тоже ушла. Поэтому спальня стала кабинетом. Не очень понятно, зачем нужна была гостиная... но футбол - он и в пустой одинокой гостиной - футбол, да и друзья еще приходили. Зато кухня... кухня была его коньком. Он и раньше выпроваживал время от времени оттуда жену и оставался колдовать над продуктами, специями, кастрюлями... любил и умел готовить.

Жена ушла просто. Поплакала - как нам было хорошо! И спокойно развелась, забрав только машину, подаренную ей на его госпремию. Ушла в шоколад, куда-то уехала... Он не обижался и не терзался. Семейная жизнь на четверть века удалась. Дети самостоятельные, он - не стар и свободен, да еще не работает! Как хорошо, сплошная самореализация - без пропусков, восьми часов "режимки", госзаказов и секретов! Библиотека, интернет, собрание киношных дисков. И кухня!

Он стоял перед кухонным сейфом - холодильником, осматривал алтарь - кухонный стол, и жертвенники - плиту, духовку, мультиварку... Когда ничего этого еще не придумали, бабушка в дни деревенских каникул готовила на керосинке, а в прохладные дни - в русской печи, чудом сохранившейся только у нее, да еще в одном доме. Какая это была еда! Наверное, это память детства - передалась в руки и в душу - память сытных ароматов, приправленных дымком березовых поленьев и настоянных в глиняных горшках. Никакие 3D-мультиварки не создадут такого полного, округлого вкуса горячей и вместе с тем не обжигающей еды, которая мягко проскальзывала сразу в пищевод и вызывала в теле чувство приятной сытости и домашнего, ни чем не омраченного, спокойствия...

Так, почти не проглатывая, а именно отправляя сразу туда, вниз, в желудок, чтобы не обжечь слизистую рта яркой, острой жгучестью перца, полагалось в доме есть боршч. Именно так называли бабушка и мама это блюдо, имевшее не очень большое сходство с русским или украинским борщами, но бывшее традиционным в семье, какой-то памятью уже забытых южных предков. Этот боршч только подготавливался на плите, а затем томился в печи, уваривался-упаривался, густел, жирнел и непонятно как становился ароматным и желанным до одури. В тарелках он посыпался зеленью и перцем. До плотного черного слоя, под которым скрывалась красная - красивая - его все же свекольно-борщевая, основа. Поэтому его нельзя было перекатывать во рту, а надо было закидывать сразу в глубь, где уже не действовали чувствительные к перцовой сумасшествинке рецепторы, зато во рту оседало предсвкусие - от пара, жира и березового дыма...

Он решил готовить этот самый боршч. В память о маме и бабушке. Которые любили, воспитали, привили, научили. Список необходимого был не короток. Мясо двух видов (главное!), свекла - не огромная, разводчатая, а ровно-бордовая, хорошо вызревшая (очень важно), фиолетовый - сладкий - лук (излишняя едкость не нужна, терпкость будет от перца), перец красный и зеленый - сладкий и свежий, помидоры - мясистые, соленые, именно соленые, "бочковые" огурцы, маслины (в детстве их не было, заменяли маринованным тёрном). Ну, картошка, морковь - эти запасы еще были в холодильнике. Настоящее, ароматное растительное масло, с осадком, а не "сваровски"-прозрачное. И зелень - укроп, кинза, базилик. Набор же молотых перцев у него имелся всегда. Да, еще нужна буханка теплого хлеба с семечками, ноздреватого, упруго впитывающего загущенную к концу варки - некогда в начале процесса - бульонную, жидкость.

Он стоял и перечитывал список. И постепенно понимал, что едва ли сможет когда-нибудь сварить этот памятный боршч. Не влезет в смету. Он больше не работал. Он был молодым (вредная "режимка", в начале - служба год за два, однако многие льготы сняли), но рядовым российским пенсионером...