Из последней поездки в Карелию

Едем с Лидой в выходной на кладбище в Бесовец навестить сережиных родителей, деда и бабушку Лиды. Идем по кладбищу, и я наталкиваюсь на могилы одноклассниц.

Маша Баторина 2002 г., 47 лет. Та самая вычурная Тульчинская, приехавшая к нам из Владивостока, Владика, как она небрежно говорила. Рядом лежит ее папа, Олег Владимирович Тульчинский, капраз - капитан первого ранга.
Он, шикарный, в белом кителе приходил в наш хулиганский класс рассказывать про дальние страны, давал пацанам подержать кортик. Кортик ходил по рядам. Мальчишки обмирали.
Вокруг Маши, которую привезли к нам доучиваться в нашу  чудовищную 8-летку, витал романтический флёр. Мне с ней было удивительно хорошо, легко и весело. Мы обе были хулиганками. Только Машка была элегантной хулиганкой. Училась она из рук вон плохо, в отличие от меня. Школу ненавидела, как и я, искренне и от души, и тоже считала её потерей времени. Мы с ней высмеивали серость учителей и тупость одноклассников, и обе были горазды на разные выходки.

Мы уже вернулись из Германии, в страшные перестроечные. Стою я как-то в очереди за колбасой в гастрономе на Мерецкова - давали по палке в руки - и за моей спиной в очереди разгорается отвратительный скандал. В визгливом голосе одной из баб узнаю ... Машку. Оборачиваюсь. За мной стоит красномордая растрепанная толстая бабища без шеи в чудовищной собачьей шубе и такой же , съехавшей набок, шапке. Лицо опухше-одутловатое, нездоровое, глаза мутные, но нос тот же, еврейский, машкин: длинный, тонкий, прозрачный со вздрагивающими тонкими прелестными ноздрями.
Маша!
Ей потребовалось время, чтобы меня узнать. Выждала. Увы. Пришлось назваться. Мы обнялись. Стали взахлеб рассказывать, расспрашивать, торопясь, перебивая друг друга, будто уходит поезд. А ты? А где? Как? А помнишь?... Подошла очередь, взяли свою колбасу, вышли на улицу.

Маша еле-еле закончила 8 классов, никуда не поступила, или что-то простое, типа, торгово-кулинарного училища, но ни дня не работала, вышла замуж за простого парня Вову, рабочего, по-моему, сантехника, нарожала ему троих детей, при кухне, при детях. Выглядит чудовищно, за собой совсем не следит. Вся седая, прям косматая еврейская старуха с выпученными водянистыми глазами. Я ужаснулась. Где прошлая элегантность? Просто курица, как и её мама, и бабушка.
Но через пять минут я узнаю прежнюю свою милую подругу. То же чувство юмора, та же ирония и, что особо ценю в людях, самоирония, вкус к жизни не пропал, глаза зажглись. Она к себе не приглашала: хрущевка тут же, рядом, стеснялась, видимо, и торопилась. Сказала телефон - я сразу его забыла.
И фамилию новую тоже.

В каждый свой приезд я хотела ее найти, только её из всех бесцветных одноклассников, вспоминала фамилию -"такую простую! - заходила в тот гастроном на Мерецкова в надежде встретить в какой-нибудь очереди. Увы.
И вот я стою у её могилы, Марии Олеговны Баториной, Тульчинской, справа - папа, тоже не переживший прелести перестройки, слева - муж Володя, пережил её на 8 лет. Могилы запущены, никто давно не был. Грустно.

А вот еще моя подруга, Галя Тикки. Тоже случайно наткнулась в Бесовце. Умерла тоже в перестройку. Тоже могила не ухожена. Нашла ВКонтакте её мужа Борю. Я была на их свадьбе сто лет назад.
У него двухэтажная дача с кабачками и георгинами, пивной живот и новая толстая жена. Сидят на лавочке на даче с тупо-довольными физиономиями. Состоялся. Галя спилась. А он жив и процветает. Как же так? Вы вместе пили. Она умерла, а ты жив. Почему дал ей погибнуть? Она тебя так любила, из армии ждала. Я помню.
Если Маша была фантазеркой и элегантной хулиганкой, то Галька была просто шпаной дворовой. Мы с ней занимались спортом: бегали на лыжах, играли в баскетбол, водили весь двор в походы, сплавлялись на баллонах по Лососинке, катались на коньках, хулиганили, баламутили весь двор. Отличная девчонка!

Жаль. Грустно.
Мы с Лидой бродили между могил. Моя дочь навестила на разных участках своих ушедших друзей. А это уже страшно.