Пересказки, часть 6-яя, об Истинах современников

из сборника: «Записная книжка»
Часть №6: «Истины моих великих современников»


     Истина!
     Что это?
     Сейчас, почему-то вспомнилась гениальная фраза баронессы Мюнхгаузен (Инны Чуриковой) из  любимого моего фильма юности о том, что «…правды вообще нет. Правда, это всего лишь то, что сейчас принято считать правдой», сказанная в ответ на не менее гениальный вопрос Марты (жены садовника Мюллера, он же барон Мюнхгаузен): «Неужели, для того чтобы понять, что человек жив, его надо обязательно убить»?
     Каково? А?
     Но, тем не менее, она (правда) всё-таки есть! Пусть и не такая, какая хотелось бы нам с тобой, но есть! И не то, что сейчас принято считать правдой, а, как говорится, на все времена.
     Не веришь?
     Вот давай и поспорим о ней (такой правде), об Истине, то есть, которая не меняется никогда…

     Помнишь, как (кажется в 1964 году) в самом конце всемирно известной повести «Трудно быть богом» Аркадий и Борис Стругацкие вдруг, словно забыв о её сюжете, вступают в удивительный философский диалог и устами доктора Будахи заявляют: «…Сущность человека в удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого, к чему бы человек не притерпелся. Ни лошадь, ни собака, ни мышь не обладают таким свойством. Вероятно, бог, создавая человека, догадывался, на какие муки его обрекает, и дал ему огромный запас сил и терпения. Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете остались бы злые и бездушные…».
     Из-за неё (этой мысли и последующего двухстраничного диалога их в ней), похоже, и написана вся эта гениальная повесть.
     Сколько раз в детстве и юности я читал этот фантазийный бестселлер, но не видел этой удивительной Истины, их правды.
     Почему?
     Не знаю!
     Да и неважно, давай дослушаем их: «…С другой стороны, привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности. И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия.
     – Вероятно, вы правы, почтенный Будах, – сказал Румата. – Но возьмите меня. Вот я – простой благородный дон (у Будаха высокий лоб пошел морщинами, глаза удивленно и весело округлились), я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах? Почему вы отрываете смысл своей жизни – добывание знаний – от практических потребностей жизни – борьбы против зла?
     Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо из-под пирожков.
     – Вы задаете странные вопросы, дон Румата,– сказал он.– Забавно, что те же вопросы задавал мне благородный дон Гуг, постельничий нашего герцога. Вы знакомы с ним? Я так и подумал… Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество – благо, а все зло от знания. Для землепашца зло – налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи – добро. Для рабов зло – это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника – алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата? – Он грустно оглядел слушателей.– Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир» (из повести Стругацких «Трудно быть богом»).

     …таковы мы. И таков наш мир…

     «И если кому кажется, что можно всё-таки людям создать условия полного равенства, и чтоб ну низачем же никакая иерархия была не нужна … - тот пусть кушает больше фосфора для улучшения деятельности своего мозга», спустя почти полвека (кажется в 2006 году) вторит им неподражаемый пониматель мира М. И. Веллер в трактате своей правды мироздания «Всё о жизни» (раздел «Иерархия»).

     …и мы в этом нашем мире совсем перестали читать серьезную литературу, продолжая и, даже существенно увеличив при этом, беглое, поверхностное чтение, всякой прочей ерунды, «валящейся» к нам нескончаемой лентой в так называемых «социальных сетях»…

     Но ведь «…чтение не должно быть случайным. Это огромный расход времени, а время – величайшая ценность… Литература …делает  человека интеллигентным, развивает в нем не только чувство красоты, но и понимание – понимание жизни… Умейте читать с интересом и не торопясь. Суетность заставляет человека безрассудно тратить самый большой и самый драгоценный капитал, каким он обладает, – свое время» (так говорил великий академик Д. С. Лихачев в своих бесподобных «Письмах о добром» - читай четвертую Пересказку).

     …впрочем, «сети» и «гадкие гаджиты» здесь, пожалуй, не причем. Вся эта пролетающая сквозь нас «шушера» - это лишь дань моде. Безусловно, со временем вся шелуха уйдет, как «…плевела у зерен», останется только самое важное, главное.
     А что важное, что главное?
     Как выбирать в этом море электронного «чтива»?
     У Акунина-Чхартишвили, не помню точно где, то ли в «Аристономии», то ли в «Другом пути» (спасибо за откровение, Григорий Шалвович), или ещё где, я подсмотрел, что безусловную правду можно найти лишь в тех книгах, которые автор пишет для себя, для памяти своей в нас будущих (читай «Здесь вам ни тут») …

     «…память – одно из важнейших свойств бытия. … При этом память вовсе не механична. Это важнейший творческий процесс: именно процесс и именно творческий. Память противостоит уничтожающей силе времени … благодаря памяти прошедшее входит в настоящее, а будущее как бы предугадывается настоящим, соединенным с прошедшим. Память – преодоление времени, преодоление смерти. В этом величайшее нравственное значение памяти. «Беспамятный» – это, прежде всего человек неблагодарный, безответственный, а, следовательно, и неспособный на добрые, бескорыстные поступки. … Совесть – это в основном память, к которой присоединяется моральная оценка совершенного. Без памяти нет совести» (так видит великий академик Д. С. Лихачев в «Письмах о добром» - читай четвертую Пересказку).

    …И не важно, каким языком, жанром, стилем и способом автор увековечивает свои мысли во времени, пусть даже простой «эсемеской», главное это то, что сделана эта запись искренне и для себя.
     Чтоб не забыть.
     Чтоб осмыслить и переосмыслить во времени.
     Именно такие «рукописи не горят» именно про них говорят: «что написано пером – не вырубишь топором».
     Их на самом деле совсем не трудно углядеть в прочем «информационном мусоре», достаточно просто захотеть заинтересоваться тем, что перед тобой. В таких произведениях мысли автора часто повторяются, пересекаются, оспариваются с мыслями своих современников, переходя из одного произведения в другое, дополняясь, либо урезаясь сообразно мысли, памяти и как следствие совести пересказывающего. Великое счастье находить такие «рукописи», видеть в них поиск автором Истин мироздания, ибо перестаешь чувствовать себя одиноким, не нормальным, что ли…

     «Память противостоит уничтожающей силе времени … благодаря памяти прошедшее входит в настоящее, а будущее как бы предугадывается настоящим, соединенным с прошедшим. Память – преодоление времени, преодоление смерти. В этом величайшее нравственное значение памяти» (считает академик Д. С. Лихачев в «Письмах о добром» - читай четвертую Пересказку).

     …Чудо, повторюсь, читать и читать память человечества и находить в ней себя.
     Ну и как, нашел?
     А то, как же, дружище!
     О том и сообщаю тебе первому вот уже битых десять минут.
     В чем?
     В данном случае в диалоге великих Стругацких, который они, похоже, ведут между собой сквозь время и, возможно, со мной и тобой…

     «…
      – Мир все время меняется, доктор Будах,– сказал Румата.– Мы знаем время, когда королей не было…
     – Мир не может меняться вечно,– возразил Будах,– ибо ничто не вечно, даже перемены… Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор.– Он поучающе поднял палец.– Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.
      – Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? – удивился Румата.– После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы…
     – Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим… Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
     – А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
     – На это способны только высшие силы…
     – Но все-таки, представьте себе, что вы бог…
     Будах засмеялся.
     – Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
     – Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
     – У вас богатое воображение,– с удовольствием сказал Будах.– Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами…
     – Вы мне льстите… Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
     Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
      – Что ж,– сказал он,– извольте. Я сказал бы всемогущему: «Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
     – И это все? – спросил Румата.
     – Вам кажется, что этого мало?
     Румата покачал головой.
     – Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
     – Я бы попросил бога оградить слабых. «Вразуми жестоких правителей»,– сказал бы я.
     – Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
     Будах перестал улыбаться.
     – Накажи жестоких,– твердо сказал он,– чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
      – Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
     – Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
      – И это не пойдет людям на пользу,– вздохнул Румата,– ибо, когда получат они все даром, без труда, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
     – Не давай им всего сразу! – горячо сказал Будах.– Давай понемногу, постепенно!
     – Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
     Будах неловко засмеялся.
     – Да, я вижу, это не так просто,– сказал он.– Я как-то не думал раньше о таких вещах… Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем,– он подался вперед,– есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
     Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках…
     – Я мог бы сделать и это,– сказал он.– Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это тоже самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
     Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
      – Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или, еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
      – Сердце мое полно жалости,– медленно сказал Румата.– Я не могу этого сделать.
     И тут он увидел глаза Киры. Кира глядела на него с ужасом и надеждой.
     …»

     …в роли благодарной слушательницы с ужасом и надеждой, взирающей на двух ученых донов – мы с тобой, дружище, да не постигнет нас всех её судьба. Аминь (шутка)!
     Истина это Классика, то есть всё то, что не потерялось во времени (из «Писем о добром» Д. С. Лихачева), а все прочие утверждения «…суета сует и томленью духа…» (перечитай Екклесиаста, если не веришь).
     И, пожалуй, здесь всё!
     Да пусть будет так, как сказал Румата, всегда. Счастливо…


Автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь.
29.01.2016г.