Аура

          Опять еду в метро.
          Как всегда рассматриваю соседей по вагону.
          Прошу не думать, что я пытливо заглядываю в глаза людей, сидящих рядом слева и справа.
          Был один случай, когда я заметил на себе возмущённый взгляд дамы, которая подумала, что я в упор её разглядываю. На самом деле я смотрел на табло с часами в вагоне, а линия моего взгляда проходила по касательной с этим лицом. Как на телевидении: диктор смотрит в монитор суфлёра, то есть читает текст, а нам кажется, что он глазеет на нас.
          Нет, я рассматриваю напротив сидящих. Аккуратно рассматриваю, сами понимаете.
          Лица разные, но такое у меня впечатление, что как-то редко попадаются красивые, ну или просто симпатичные.
          Что накладывает отпечаток на внешность нации? Может просто в это время, когда я еду, передвигается не цвет нации, а так?
          Лица чаще всего напоминают, я бы сказал, карикатуры на лица. Всё как-то удивительным образом шаржировано. Носы преувеличенно длинные или короткие, толстые или тонкие, курносые или орлиные. Глаза какие-то маленькие слишком, или большие слишком. Цвет остался тот же, но, честно, чаще всего кажется, что даже и цвет-то усреднился. Уши? То же самое, перестали попадаться нормальные уши.
Больше всего нравится мне во всех ушах – наушники.
          Что происходит в мире? Все слушают, поголовно. Ну ладно бы просто слушали, а то ведь ещё читают, или разговаривают по телефону, вынув один наушник. Иногда кажется, что все оделись в скафандры, построили вокруг себя железобетонные стены и в гробу они видели что происходит вокруг.
          Раньше люди тоже пытались обособиться друг от друга. Все были утыканы в книжки. Бумажные книжки. Но связь через уши всё-таки оставалась, наушников не было ни у кого.
          Кстати, коли уж я заговорил про бумажные книжки, скажу, что к электронным книжкам я отношусь совершенно нормально. Какая разница, какую книжку читать, главное – читать. А если принять во внимание удобство пользования ими и объём произведений в памяти приборчика, то, что может быть лучше.
          Сейчас часто можно увидеть людей моего поколения  с электронной книжкой, но они не сидят с наушниками. Ни один. А молодёжь сплошь с заткнутыми ушами.
          Обычная уже картина, перед выходом спрашиваешь – выходите? и видишь потусторонний, ничего не понимающий взгляд человека, который забыл, где он находится. Я всегда с любопытством, а иногда с раздражением, наблюдаю, как этот человек начинает метаться глазами, определяя станцию, мучительно возвращается в реальность.
          Может поэтому я стал чувствовать некую выброшенность из контекста жизни в метро?
          Ну представьте: я еду в реальности, вижу как проезжаем станции, как заходят-выходят люди, слышу и чувствую, как стучат колёса поезда, то есть являюсь свидетелем реально происходящего. И я, как член человеческого сообщества, хочу испытывать действия своей ауры на других. Ну, то есть не то, чтобы прям жажду, но всё-таки, как мне кажется, в общении человека с человеком, не обязательно вести беседу, важно ещё чувствовать кожей себе подобного. А тут, получается, моя кожа чувствует или пытается чувствовать, а отдачи НОЛЬ. Может этим объясняется моё стремление подогнать время, побыстрее добраться до работы, а ещё быстрее - домой. На работе всё нормально: и лица нормальные, и с кожей всё в порядке. Дома ещё лучше, то есть вообще с этим всё хорошо…
          Однажды, во времена, когда наушников не было, когда люди ощущали, даже вопреки желанию потерять её, ауру, я сидел на одной из станций метро.
          У меня в руках два футляра с инструментами (скрипка и альт), две авоськи с продуктами, одна сумка с нотами. Жена меня посадила на скамейку и, наказав мне никуда не двигаться, пошла что-то докупить, уж не помню что.
          И вот я расселся, достал газетку и попытался затеряться во вселенной, то есть одеть скафандр, построить железобетонные стены вокруг себя.
          Только мне это стало удаваться, как боковым зрением я увидел быстро идущего молодого человека, что-то достающего из заднего кармана брюк (точно помню, что брюки, да и джинсы – редкость). Всё это я вижу не впрямую, а как бы косвенно.
          Вот я улавливаю его движение руки из кармана и падающую вроде как бумажку.
          В этот момент эта самая аура окончательно ко мне вернулась, и я отложил газетку в сторону.
          Тут послышался шум приходящего поезда.
          Молодой человек продолжал своё движение, но и я тоже подхватил свои манатки, и с криками «молодой человек, молодой человек», стал тоже стремительно, как только это возможно с двумя инстументами, двумя авоськами и сумкой с нотами, двигаться к бумажке.
          Народу было мало, но до сих пор я не могу понять, почему этот молодой человек не услышал мой истошный голос, сел в поезд и уехал.
          Я уже по инерции подбегаю к этой самой бумажке и вижу, что не такая уж это и бумажка.
          Это было 5 рублей.
          Люди старшего поколения знают, что такое 5 рублей в конце 70-х годов.
          Представьте картину: придурок, обвешанный кладью как новогодняя ёлка стоит над банкнотой в 5 рублей и с отчаянием и безнадёжностью смотрит на уходящий поезд.
          Поняв, наконец, что человек навсегда расстался со своим богатством, я с великим трудом поднял эти 5 рублей, выпрямился.
          Вдруг я почувствовал руку на своём плече, вздрогнув от неожиданности.
          Я поворачиваюсь.
          Стоит женщина средних лет и говорит:
          - Отдайте мне мои деньги!
          - Как?... Молодой человек… Он бежал, потерял! Я ему кричал!!!
          - Знаем мы таких, – ледяным тоном произнесла она. Взяла у меня из рук деньги и ушла.
          Вот она, аура.
          Скоро пришла жена, увидела меня там, где оставляла и мы поплелись домой.