Старая мельница

"Преступный народ всегда будет под преступной властью."

В одном из отдалённых районов большого уральского города стояла старая, ещё с демидовских времён, мельница. В своё время она приводилась в  движение мельничным колесом, вращавшимся  маленькой речушкой, которую  догадливый мельник  заставил работать на себя. 
Так было долгое время, до тех пор, пока красноштанная команда не взяла власть в свои мозолистые рабочие руки. Скинули кровопийцу – хозяина, пустили в расход мастеров да приказчиков,  и потекла  рекой людская кровушка, хоть вращай мельничные колеса. Брат стрелял в брата, сын убивал отца,  всего навидались стены  старой мельницы, выложенные  клеймёным кирпичом толщиной полтора метра.
  В одичавшей стране рушились церкви, ломалась вера, корёжились судьбы,  но потребность в хлебушке была всегда, и старая мельница исправно молола мучицу, кормя голодный люд. Тянулись обозы с мукой нескончаемым потоком, потому как хлеб да картошка – народная еда, а без них – беда!
Но отступили тяжкие времена,  технический прогресс погнал по проводам весёлый  электрический ток, кормилицу – речушку за ненадобностью замуровали так, что и следа не осталось, и завертели жернова да затрясли сита  электромоторы. А хлеба нужно было всё больше и больше, и старая мельница, надрываясь,  выдавала на гора в десятки раз больше муки. Правда, работа стала попыльнее, а там где мучная пыль – и до беды недалеко. Громыхнёт так, что только держись! Не зря же мука с порохом рука об руку ходят!
   Посёлок, окружавший  мелькомбинат №2, как называли мельницу вместе со всем её хозяйством,  элеватором  –   высоченной бетонной башней, где хранилась мука, складом готовой продукции, заводоуправлением, и другими крупными и мелкими подразделениями,  состоял из старых, гнилых домишек, в которых ютилась  социальная тля, промышлявшая, в основном, воровством.
  Забор, окружавший комбинат,  был кирпичный, и подвергался еженощным атакам любителей дармовой муки. Участковый, обслуживающий этот «весёлый» район, давно махнув на всё рукой, лишь изредка вылавливал шальную «мелочь», попадавшую   по неопытности или по пьянке. Бывали случаи и почудней, когда совсем глупый вор утащил домой дырявый мешок с мукой, и  мучная дорожка привела к дому похитителя; подхватили болезного, не успевшего откушать блинков,  под руки, и отправили хлебать «хозяйские щи».
    Воровалось всё: у старой Макаровны исчез поросёнок,  и участковый, сняв фуражку, и опустившись на одно колено, словно преклоняясь перед гением  воровства,   изумленно  рассматривал детские следы, чётко отпечатавшиеся на снежной пороше. «Никак, оборотень! – испуганно глядя на собравшихся соседей, предположила Макаровна.  –  То-то он всё кричал по ночам детским голосом!» Однако озадаченный участковый   версию Макаровны не поддержал. В результате следственных действий всё объяснилось просто: недавно вышедший из тюрьмы сосед Макаровны Сережка Сафин, обозлённый отсутствием  спиртного, улучив момент, обул ни в чём не повинного поросенка в детские пинетки, и увёл бедолагу на другой конец посёлка, где тот и нашёл свою преждевременную  кончину. Каким то образом  обошлось без очередной отсидки, а у Сафина появилось прозвище – «воспитатель». 
  Вокруг продолжали пить, воровать, гнать самогон, и эта жизнь была так же неизменна,  как  громада элеватора, возвышающаяся над заводом. Шло время,  старого участкового проводили на пенсию. Молодой лейтенант, сменивший «старую гвардию», с энтузиазмом взялся за дело.  Он старательно совершал обходы с местными дружинниками, таким же ворьём, как и все; устраивал облавы, в которые никто не попадался по понятным причинам.  Однажды вечером, когда он совершал свой очередной обход по внешнему периметру забора, прямо ему на голову свалился мешок с мукой,  переброшенный  через забор сильными рабочими руками. Несчастный служитель закона  рухнул, как подкошенный. Тут же подбежали «спасители» с санками (дело было зимой), сняли с лежащего мешок,  а заодно  обчистили обеспамятевшей жертве  карманы.
      Уральский  морозец быстро привёл милиционера в чувство, и он, порадовавшись тому, что пистолет остался в кобуре, а удостоверение в кармане,  добрался до проходной завода, вызвав по телефону наряд милиции и заодно, «скорую» для себя.
Руководство завода принимало посильные меры, по защите «своих рубежей», заводская бригада строителей каждый понедельник отправлялась на ремонт забора, который просто разворачивали за два выходных дня, растаскивая мешки, кто как сумеет: на санках, тележках, детских колясках, корытах, привязав к ним веревку, сколоченных вместе лыжах,  и просто на горбу, у кого он был достаточно крепок.  Тащили муку в «колбасе», то есть в набитых мукой связанных чулках, через проделанное в забор отверстие, и полз  такой «удав» в десяток метров, унося в своём чреве сотни килограммов драгоценного продукта.
Так проходили заводские будни. По праздникам  рабочий люд прихорашивался, брал кумачовые флаги, транспаранты с портретами любимых вождей и, пропустив для куража по стаканчику местного самогона, захватив с собой детишек с цветными шариками, дружно выходил демонстрировать своё единство с партией и народом. Под бодрые выкрики с трибун в ответ вместе с перегаром тысячи глоток выбрасывали  дружное «ура!», вожди улыбались народу, народ улыбался вождям.  Алели  банты, гремел оркестр, милиция, находящаяся в оцеплении, зорко следила за порядком, предотвращая нежелательные инциденты.
Выказав своё единство, народ разбредался  по своим берлогам, где его ждало водочно - пельменное застолье с песнями, драками,  роковой  любовью  и поножовщиной, всё то, без чего не мог жить русский народ.

Глава вторая.
А на самом мелькомбинате жизнь текла своим чередом. В конце концов, это было «хлебное место», куда стекались вороны,  голуби, собаки, и ворьё.  Руководство комбината бодро рапортовало о перевыполнении плана, зарабатывая себе премии, а простые труженики, понимая, что «спасение утопающих дело рук самих утопающих», как могли, заботились о собственных капиталовложениях.
В те годы мука была дефицитным продуктом,  впрочем, все продукты считались дефицитными, и реализовать её большого труда не составляло; требовалось лишь известная доля предприимчивости,   смелости, и фарта.
Обладателем таких качеств оказался бригадир грузчиков, неоднократный победитель соцсоревнований, награждённый орденом Трудовой славы, активный член парткома и месткома. Оценив обстановку «на месте»,  талантливый организатор наладил  производство, взяв на себя тяжкую ношу обеспечения продуктами населения. В сговоре с водителями  машин,  и охраны, он запросто вывозил за пределы комбината   десятки тонн муки. Вся документация была оформлена идеально, начиная с товаро-транспортных накладных, разрешения на розничную торговлю и кончая сертификатами хлебной инспекции, что наводило на мысль о том, что в данном «деле» не обошлось без «административного ресурса», но об  этом  следствие так и не дозналось.
Организовав в отдалённом районе «торговую точку», бригадир чинно надевал  белый халат, нарукавники, ставил весы, ценники, и принимался за работу. Имея на кармане сумасшедшие по тем временам деньги, наш герой однако, не сорил ими, не пил, не гулял, был примерный семьянин и вёл образцовый образ жизни, подавая этим пример  своим подчинённым. 
Самое интересное  было то, что хищений никто не замечал, так велось в те времена дело. Да и сейчас вряд ли кто хватится, так что не зря говорят: «у Бога всего много, каждому хватит!».  Попался он, конечно же, совершенно случайно.  Мимо торговой точки, где орудовал умелый бригадир, случайно проходил работник комбината, и, завидев коллегу, остановился. Вероятно, в душе этого человека трепетала мысль, а не поговорить ли с товарищем по работе по душам, но страх быть втянутым в опасную аферу пересилил сомнения, и вскоре возле места бойкой торговли заурчал милицейский «ГАЗик». Под брань стоявших в очереди недовольных покупателей, продавца  сопроводили до машины, торговую точку «прикрыли»,  приказав народу быстренько расходиться.
 В то время, как следователи  сновали по комбинату там и сям, отрабатывая  версии хищения муки, исходный продукт  –  зерно  –   преспокойно разворовывался. Схема была проста: комбинат отпускал нуждающимся «отходы», отруби, с различным содержанием зерна, по десять, двадцать и тридцать процентов, в зависимости от стоимости. Имея хорошие контакты со складскими работниками, можно было преспокойно набить мешки зерном, присыпав его сверху «отходами». Вытряхивать и проверять все вывозимые мешки на проходной, конечно, никто никогда бы не стал.



Глава третья   
Происходившее  можно было понять: не воруя, прожить на нищенскую зарплату было невозможно;  более того, имея  деньги, купить на них что-либо стоящее было немыслимо. В дефиците числилось всё: обувь, одежда, продукты, бытовая техника. В центральном гастрономе вместо товаров на витрине было выложено открытками: «Слава КПСС!». Возмущавшихся тут же успокаивал находившийся при магазине наряд милиции.
Зато всегда была водка; правящий класс активно спаивал народ; водка заменяла  все остальные отсутствующие материальные и духовные ценности. Но, поскольку   пьянство отрицательно отражалось на производстве, с ним  велась борьба: устраивали собрания, заседания, товарищеские суды, и прочие публичные разборки, с покаяниями «завязать», стать на светлый путь, однако в это не верили ни сами виновные, ни те, кто их осуждал. Жизнь катилась по накатанной колее, рождались дети, строились дома, заводы и фабрики, выпускавшие заведомо бракованные, и потому не нужные  товары. Городская  обувная фабрика треть своей продукции прямо в коробках вывозила за город, где всё сваливалось в траншею, которую тут же зарывал трактор; не отставали в этом деле и другие предприятия.
А на комбинате жизнь шла своим чередом.  Возле территории тарного цеха, который принимал и ремонтировал мешки из-под муки, прокладывалась теплотрасса. Начальник цеха, предчувствовавший беду,  пытался вызнать у главного энергетика план прокладки кабелей, но тот, не имея такового, лишь отмахивался. Разозлившись, начальник цеха подсунул ему бумагу, в которой снимал с себя всю ответственность  за раскопки,   и энергетик, которому надоели препирательства, подмахнул её.
На следующий день к месту будущей трассы подъехал экскаватор «Беларусь». Тракторист попросил разрешение на раскопки, и начальник цеха тут же показал ему бумагу с подписью главного энергетика. 
 Ковш трактора стал вгрызаться в землю, всё шло хорошо, как вдруг из траншеи, уже начавшей заполняться водой,  рвануло  пламя, раздался взрыв. Ковш  подкинуло вверх, а сам трактор едва не опрокинулся. Из кабины  стрелой вылетел белый, как бумага тракторист, и, изрыгая трёхэтажный мат, кинулся бежать от места аварии.  Оказывается,  трактор порвал силовой кабель, питающий комбинат и посёлок. Работа предприятия прекратилась, на место происшествия прибыл директор с главным инженером, начальнику тарного цеха, выскочившему из своего кабинета, тут же было обещано «показать кузькину мать», однако тот предъявил разрешение на раскопки, подписанное главным энергетиком, тем самым спасши свою  бедовую голову.
На счастье, тракторист отделался испугом, что его спасло – резиновые ли колёса трактора, или сам всевышний простёр над ним свою длань, но этот случай надолго запомнился всем. К сожалению, это было начало череды катастроф, разразившихся на комбинате.   
К веренице серых буден  добавились дурные вести, приходившие из Афганистана. Оказывается,   бровастый Ильич  решил помочь братьям – афганцам в их извечной тяге к свободе, и ничтоже сумняшееся  направил необстрелянных  зелёных ребят в  бандитское пекло.  Народ стал прятаться. «А кто не спрятался – я ни виноват!»  – рассуждал бравый военком, и всесоюзная игра «о…би кого догонишь» началась. 
 Но везло не всем. Милицейские патрули совместно с военкоматовскими служащими еженощно вылавливали  бедолаг, грозя им несусветными карами; но что могло быть страшней, чем оказаться убитым, даже не начав жить, разве что остаться навечно инвалидом, вызывая  жалость у девчонок –  сверстниц, да несчастных родителей. Между тем в военных билетах служивых не было ни строчки об участии в военных действиях, всё было шито – крыто, и лилась русская кровушка в горах Гиндукуша и других «местах прохождения срочной службы».  Возвращались из таких мест искалеченные и полупомешанные от увиденного парни, для которых было только одно лекарство –  наркотики и водка.
 

Глава четвертая
Беда приближалась. Перед каждой «планеркой»  руководящий состав под роспись знакомили с очередным жутким документом – информацией о взрыве мелькомбината. За один только год в области было четыре таких взрыва. Но эти ознакомления ни к чему не приводили, мельница, давно нуждавшаяся в сносе,  продолжала «пылить».   В то время, как в СССР работали самовзрывающиеся древние мельницы, братским странам оказывалась помощь, и возводились «за бугром» на народные деньги новые мельницы и элеваторы.
 Опасность  заключалось в том, что определённая концентрация муки превращала здание в «бомбу»  с так называемым объемным взрывом. И чем крепче были стены здания, и меньше окна, тем мощнее был взрыв.  И этот взрыв прогремел на складе готовой продукции, где хранились мешки с мукой. К счастью, это было сравнительно новое  каркасное здание, с большими окнами, которые вылетели, усыпав территорию осколками стекла. Дело было в обеденный перерыв, на складе никого не было, и обошлось без жертв.  Когда же автопогрузчик,  зацепив деревянный поддон с мешками, подъехал к стене, тормоза не сработали,  автопогрузчик толкнул стену, которую взрыв сорвал с несущего каркаса здания. Последствия были ужасными:  водитель  вместе со стеной и  мешками   съехал со второго этажа здания, разбившись насмерть.
На свою беду, накануне взрыва на должность главного инженера был назначен молодой выпускник ВУЗа, до этого проработавший всего один год прорабом. На него «повесили всех собак», и по судебному решению направили отрабатывать срок по месту работы,  как это тогда называлось – «отправили на химию». 
 Казалось, всё это должно было образумить руководство, остановить работу предприятия, и заняться реконструкцией, но не тут то было. Значительная часть мельниц области была выведена из строя, проще говоря – взорвана,  и нагрузка на действующие мельницы возрастала, что приводило к ещё более пагубным последствиям. Остаётся только удивляться тупости и зверстве  руководителей России, как в прошлом, так и в настоящее время, отправляющих на заклание  собственный народ.
Как на беду, для прохождения практики на комбинат были направлены шестнадцать  студенток пищевого техникума; их зачисли  на злополучную мельницу. И вот в один из дней,  произошло то, что должно было произойти. Первого взрыва не было, был огненный смерч, промчавшийся по цехам. Выскочившая из цеха Соня Буряк, находясь в шоковом состоянии,  прошептала: «В каком аду я сейчас была!…» Она не замечала того, что на ней нет не только одежды, но  и кожи…
Вслед за ней выскочили и другие девочки, находившиеся на первых этажах, и их состояние было ничуть не лучше Сониного…. Окружившие девчат рабочие стояли в гробовой  тишине, некоторые в таком же молчании падали в обморок.
   Но всё это было только предвестником жуткой катастрофы. Пока заводская пожарная команда подтягивала свои резервы, а работники заводоуправления трясущимися руками набирали номер «скорой помощи», раздался мощный взрыв, от которого содрогнулось всё в округе.  Он был настолько сильный, что был слышен далеко за городом, растянувшимся более чем на семьдесят километров…
 После этого обезумевших людей срочно эвакуировали, территорию комбината оцепили войсками и милицией;  руководством города и области было сделано всё, чтобы скрыть произошедшую трагедию.
Старую мельницу, проработавшую всю свою жизнь на благо людям, решено было взорвать. Сапёры  разместили  свои смертоносные закладки, была дана команда, но, здание, дрогнув,  устояло на месте. Заряды увеличили в несколько раз, а мельница, словно человек, цепляющийся за свою жизнь, стояла; прежние  мастера знали своё дело.  Очевидцы рассказывали,  будто слышали стоны, исходившие из стен старого здания. После трёх неудачных попыток подрывники заложили невиданную порцию взрывчатки; грохнуло так, что словно раскололось само небо. Поднялся гигантский столб пыли, и старая мельница, оседая, утонула в нём.
Все описанные события происходили в городе Челябинске в 1981 году.

Послесловие.
 Девочки умирали медленно, мучительно. Смотреть на живые головешки, бывшие когда-то юными красавицами,   без содрогания было невозможно. Многие родители  сошли с ума, некоторые окончили жизнь самоубийством.  А над руинами старой мельницы кружили голуби, да  проплывали облака, иногда проливаясь дождём, словно слезами…