12. Дорогами растерзанной юности

    Г Л А В А   Д В Е Н А Д Ц А Т А Я

    Вышел я из леса на окраине поселка Линово, что было в нескольких километрах южнее городка Пружаны, направившись к ближайшей хате.

    Не помню детальных подробностей встречи с домашними, запомнилось лишь их предупреждение о том, что по проходящей дороге часто ездят на автомашинах немцы, а в самом поселке имеется полицейский участок, так что мне не следует в этих местах появляться.

    Из моей легенды, которую я поведал хозяину хаты, он пришел к выводу, что ближайший путь к Украине, которым мне предстоит следовать, должен проходить в следующем направлении. 

    К Варшавскому шоссе мне следует выйти, сторонясь городка Картуз–Березы, пройти несколько южнее него. Мол, еще в польские времена в этом городке размещалась катівня -21, где свирепствовал террор.

    Теперь на этой же территории и в тех же помещениях немцы расположили лагерь советских военнопленных, положение узников в нем самое ужасное.  ю

    Выловленных в ближайших местностях бывших военнослужащих Красной армии помещают в этот лагерь. Мне следует скорее и подальше уйти от Березы Картузской – так некоторых случаях называли этот не то местечко, не то город

    Пренебрегая опасностью, хозяева дома  все же позволили мне остаться у них на одну ночь. Мало того, они предоставили мне возможность помыться с мылом и подарили кое-какую не очень изношенную одежду, но в лучшем состоянии, чем была на мне.
 
    В назначенное время с узелком, в котором было несколько ломтей хлеба, два варенных куриных яйца, столько же луковиц и бутылка воды, я покинул хату линовских крестьян.

    Исполняя их рекомендации, я обошел огородами поселок, выйдя к противоположной его окраине, откуда шла проселочная грунтовая дорога. Этой дорогой мне следовало дойти до ее зигзагов.
 
    Затем сразу же по их окончанию свернуть вправо, а, пройдя по полю несколько километров, выйти к Варшавскому шоссе.

    Когда перед моими глазами появилось оживленное автомобильным движением шоссе, мне стало не по себе от доброжелательности тех, кто указал мне не только верный, но и безопасный путь к намеченной цели.

    Теперь, для того чтобы продолжить путь, мне предстояло пересечь шоссе, и я стал медленно к нему подходить.

    Приблизившись настолько, что уже можно было выбираться на насыпь, а затем броском перебежать на противоположную сторону, я медлил, выжидая, когда на шоссе спадет движение.

    Дождавшись такого момента, я молниеносно пересек шоссе и исчез в декоративных зарослях.

    Так со второй попытки мне все-таки удалось перебраться на южную сторону очень важной магистрали – Варшавского шоссе, по которому днем и ночью не прекращалось в обе стороны интенсивное движение на автотранспорте и конной тяге немецких войск.

    Далее, не озираясь, я шел полями, шаг за шагом удаляясь от опасного места. Это был один из тех рекордных дней, в которые мне приходилось преодолевать более пятидесяти километров. 

    День был на исходе и, подойдя как-то к рощице, решился в ней заночевать. Здесь не было комаров, мне не пришлось ломать веток для прикрытия.

    Присев под кустом я тут же принялся за еду. Достаточно изголодавшись, я опорожнил узелок, запив водой. Не прошло десяти-пятнадцати минут, как я, вытянувшись во весь рост, мгновенно уснул, предоставив свою безопасность господину случаю, которому всегда доверял.

    Проснулся от тошноты. Очевидно, не принимал мой желудок съеденного, и опорожнил я его рвотой. Глотнув из бутылки остаток воды, сжавшись от озноба, пытался уснуть, но сон не приходил.

    Уже близился рассвет, как, вдруг у меня появилось ощущение, что какое-то живое существо где-то рядом со мной.

    Приподнявшись, я увидел собаку, еще не совсем различаемой в темноте масти. Она стояла в нескольких метрах от меня, в нерешительности подойти ближе. 

    – Ну, иди ко мне!– хлопая рукой по ноге, позвал я неожиданного ночного гостя.

    Пес лег на землю, махая хвостом, стал ползти ко мне. Приблизившись, он неподвижно замирал, а когда моя рука опустилась на его голову, его довольно длинный хвост заработал словно маятник.

    Слабый писк дворняжки свидетельствовал о ее разлуке с человеком, отчего, очевидно, животное очень страдало.

    Я снова улегся, а рядом, отдавая теплотой, прижалось ко мне живое существо, которое могло быть не только моим другом, но и надежным сторожем.

    Сон был недолгим, проснувшись, я не нашел рядом лежавшего друга, он стоял несколько в стороне, облизывая губы, смотрел в мою сторону, как бы выжидая реакцию на его поведение.

    Я понял: он съел вырванную мной пищу и как бы считал себя провинившимся, ждал наказания.

    – Иди ко мне! Ты ни в чем не виноват,– позвал я его.

    Сжавшись, опустив голову и поджав под себя хвост, дворняжка медленно подползла и улеглась у моих ног. Я погладил ее голову, а она внимательно смотрела мне в глаза, словно выпрашивая прощение.

    Когда уже совсем рассвело, а солнечные лучи стали ощутительными, мы поднялись с земли, покинув место встречи и ночлега.

    Этот день был не менее утомительным, чем предыдущий, к тому же он начался голодным. Мы шли пролесками, полями параллельно грунтовой дороге, но не по ней – так казалось безопаснее.

    Мой спутник часто забегал вперед, обнюхивая только ему одному известные и о чем-то говорящие запахи места, на них останавливался, дожидаясь меня. Пока я не сравняюсь с ним, пес не трогался с места, как бы требуя от меня чего-то.

    И лишь тогда, когда я, не обращая внимания на его находки, продолжал двигаться, он снова оказывался впереди, занимаясь тем же привычным занятием.

    Мы приблизились к одинокому хутору, от которого доносился отчаянный лай собак, вероятно почуявших запах моего спутника.

    Издалека у ограды хутора виднелась фигура стоявшего там одинокого мужчины, очевидно заметившего наше приближение. Нам ничего не оставалось, как направиться к нему. 

    - Добрий день! – первым поздоровался я.
    – Dzien dobryi! – отозвался мужчина на польском языке
    – Прошу пана, дуже пити хочеться… – обращаюсь к нему на украинском языке.
    – Woda w domy,– открывая калитку, он впускает только меня во двор.

    Мы идем к дому в сопровождении рвущихся на цепях дворняг. Я объясню ему, что понимаю польский язык, но объясняться на нем не могу, а владею только украинским языком. Он одобрительно кивает головой, и без каких либо объяснений переходит на украинский язык.

    В хате никого нет, чисто, все убрано. Он показывает рукой на глиняную кружку, стоящую рядом с цебром -22, накрытым крышкой, из которого мне следует зачерпнуть воду. 

    –Звідкіля і куди йдеш? – интересуется хуторянин.

    Стараюсь по-короче изложить свою заученную легенду. Он, внимательно слушает меня, кивает головой и, как мне кажется, сомневается в правдивости моих слов.

    – Але ж ти острижений й мабуть при зустрічі німцями, або поліцаями тобі не повірили б, що ти не вчорашній червоний вояка, а що це означає ти мабуть знаєш?

    Да, действительно волосы на моей голове, остриженной накануне войны, плохо отросли. Я молчал.

    – Ладно. Нехай буде так, як ти кажеш. Мабуть ти голодний?
    – Це, теж правда…
    – Сідай до столу.

    Я не стал себя упрашивать, а хуторянин тем временем открыл печь, достал из нее большой глиняный горшок, и дом мгновенно наполнился щекочущим, знакомым запахом украинского борща.

    На столе появилась половинка буханки ржаного подового хлеба, наполненная борщом глиняная миска и несколько зубчиков чеснока.

    Не стал я дожидаться приглашения, не стал и отказываться и от добавки, наполнив свой живот вкусной жидкой пищей.

    – А пес то чий? – слыша все не утихающий лай своих дворняг, растревоженных притаившегося где-то вблизи ху¬тора моего спутника.
    – Не знаю. Прибився до мене вночі, та йде зі мною.
    – Мабуть також голодний?
    – Авжеж…
    – Найду й для нього щось…

    Пока я доедал добавочную порцию борща, хуторянин собирал что-то съестное, для меня и моего попутчика узелок в дорогу. Уложив в развернутые на табуретке две небольшие наподобие салфеток тряпочки, он, аккуратно, завернув их в узелки, положил передо мной. Затем он принялся заливать бутылку водой. .

    Одновременно ни на минуту не умолкая, хуторянин давал мне совет, каким путем мне следовало продолжать свой путь на Украину. Особенно это касалось тех мест, куда мне следует держать путь, выйдя из его хутора.

    Из его советов следовало, что вскоре мне предстоит пересечь наподобие Варшавского шоссе автодорожную трассу, по которой происходит интенсивное движение между Брестом и Пинском, и лучше всего это сделать с западной стороны города Дрогичина, в который заходить мне не следует.

    Затем, ориентируясь на село Осовцы дойти до Днепровско–Бугского канала. Это, мол, есть самый близкий путь до границы с Волынской областью Украины.

    Прощаясь с хуторянином, я благодарил за его гостеприимство и советы и вышел из его двора той же калиткой, через которую вошел в него.

    За калиткой, визжа и прыгая от радости, ожидал меня пушистый попутчик. Немного отойдя от хутора, развернул узелок, положив его на землю перед изголодавшимся другом.

    Итак, мы оба сыты. Слева от нас грунтовая полевая дорога, справа вытянутая вдоль полоса леса. Идем полосой леса, в ней прохладнее. Издалека виднеются хаты редких хуторов, но к ним мы не приближаемся.

    Впереди виднеется проходящая, несколько вьющаяся дорога, по которой интенсивно в разные стороны движется какой-то плохо различаемый транспорт, очевидно, это та дорога, о которой говорил хуторянин, следовательно, мы вышли к дороге Брест – Пинск западнее города Дрогичина, почти на окраине его.

    Шаг за шагом с впереди бегущим попутчиком я приближался к дороге. Не доходя до нее несколько десятков метров, остановился, присев у декоративного куста.

    Со стороны дороги пока мне ничто не угрожало – густой куст заслонял меня, а с противоположной стороны пролесок, также защита, но не исключалось появления кого-то из хуторян в этом месте, чьи хаты виднелись изредка.

    Мой дружок, очевидно, не меньше уставший, прилег рядом, тяжело дыша. Хотелось пить, но вода уже у нас у закончилась, разделив свой скромный остаток подаренной хуторянином еды поровну, мы немного подкрепились.

    – Ну что же, рискнем? – обращаюсь к своему попутчику.

    Он визжит, вьется у ног, выбивая хвостом пыль из моих штанов, не сводит глаз с меня, и как бы в ответ на мой вопрос отвечает: «Давай, рискнем!».

    Риск, несомненно, был где-то рядом, мы его ощущали, но, не колеблясь, улучшив момент краткого отсутствия на дороге движения, мгновенно пересекаем ее, укрывшись в придорожных зарослях.

    Из зарослей виднеется окраина города и одноэтажные домики. Приближаясь к ним, захожу на старое без крестов кладбище. Присмотревшись к надгробным плитам, обнаруживаю на них надписи, из которых могу прочесть только цифры,                по-видимому, год смерти, в редких случаях две даты, очевидно, год рождения и смерти.

    Свежие могилы не встречаются. Вышел в конце кладбища в поле и, дойдя до железнодорожного полотна, пересек его, остановился у рощицы, и тут же свалился от усталости.

    Хотелось пить и есть, но искать того или другого в наступившей ночи не приходилось. Улегшись под деревом и вытянув гудевшие ноги, я какое-то время лежал, погрузившись в свои невеселые мысли, так с ними и уснул.

    Проснулся, когда уже было светло, сразу не сообразив: то ли еще конец прошлого, то ли начало нового дня. Собаки рядом не было, и я стал звать его. 

    – Куда бегал? – спрашиваю появившегося друга.

    Он визжит, вьется у моих ног, выражая машущим хвостом какую-то радость, облизывается. Пес, очевидно, нашел что-то съестное, подкрепился и готов следовать за мной.

    Выходим из рощицы на проселочную грунтовую дорогу, и идем по ней. Всматриваюсь, насколько позволяет мне горизонт разглядеть вытянувшуюся нить впереди лежащей безлюдной дороги.

    Кругом чередуются пролески и убранные поля со стерней, изредка небольшие стогы соломы. И вдруг дорога  стала опускаться вниз, вливаясь посреди нескольких домиков.

    Сомнений не оставалось, перед нами была небольшая деревня, и мы медленно стали приближаться к ней.

    __________
    21 Катівня (укр.) - каторга, каторжная тюрьма.
    22 Цеберь, цыбарь м. южн. кур. тамб. (В. И. Даль.)– в данном случае бочонок конусного вида, обтянутый тремя или более обручами, 20-25 литровой емкости, предназначен для хранения питьевой воды в жилище.