Совесть - понятие относительное?

Выбираю из него хорошее
И следую ему»…

Конфуций –
высокий желтолицый старик
с длиной бородой, густыми бровями
и шишковатым черепом….
Совесть – понятие относительное…..?

Эту реплику  мне приходилось слышать всю мою жизнь неоднократно.
Трудно так вот, с панталыку,  опровергнуть этот афоризм, хотя бы даже потому, что мы привыкли верить, что в жизни все относительно. Что же такое совесть по справочному материалу?
Согласно коммунистическому толковому словарю: «Совесть – нравственная ответственность за свое поведение перед людьми, обществом». Коротко и как всегда неправильно. Из этого определения явственно вытекает только одно обстоятельство: как я понимаю свою ответственность, такова совесть и есть. Отсюда прямой путь к заглавному афоризму про относительность совести. Поэтому любой злодей (к примеру, И. Сталин, погубивший десятки миллионов невинных жизней и всех своих соратников и друзей в том числе, может предстать перед вечностью со спокойной совестью, потому что он себя  давно убедил в собственной нравственной непогрешимости пред  идеей мировой революции, за которую чужие жизни отдать необходимо. И чем больше, тем лучше! Совсем  как в прекрасной французской кинокомедии «Фанфан – Тюльпан», когда на доклад фельдмаршала о полной и бескровной победе король недовольно  замечает, что тот обещал ему  достойную победу, с потерей сорока тысяч солдат. Неунывающий фельдмаршал в вежливом реверансе отвечает: «Сир, это будет, обязательно, в следующий раз».

Про совесть русскую …
Однако не все так просто. Давайте вспомним исконно русское понимание совести,  сложившееся в российской нации за неполных два тысячелетия (по В. Далю).
Совесть – нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке, внутреннее сознание добра и зла. Тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение  каждого поступка.
Чувствуете, насколько это сокровеннее, таинственнее и неопределеннее?
Далее В. Даль (прошу прощения за каламбур) проясняет эту позицию: «Это способность распознавать качество каждого поступка».
Отсюда вывод – не способен распознать знак качества своих действий и поступков, можешь на тему совести вообще не говорить.
Но оказывается и это еще не все. Дело в том, что даже, если вы определили качество (нехорошее качество) своего поступка, но продолжаете на том настаивать и хуже того, действовать, то это никак не по совести.
Даль пишет, что совесть – чувство, побуждающее к истине и добру, отвращение  от лжи и зла. Это невольная любовь к истине.
Обратите внимание на последнюю фразу – это невольная (т.е. не зависящая от вас) любовь к истине. Вы не можете приказать своей совести просто «заткнуться».
Она этого не поймет.
И, наконец, Даль возвращает нас опять к относительности этого понятия, но совершенно на другом уровне.
Это - прирожденная правда в разной степени развития. Поистине сакральная фраза!

Следовательно, вроде бы, совесть опять в ваших собственных руках, но распоряжаться ею вы можете только в рамках своего интеллекта или длительного воспитания в ряде поколений. Поэтому у нас в России сразу же проявляются две крайности в совестливом подходе к самому себе, точь-в-точь по пословицам: «Беззуба, а с костями сгложет!» И напротив: «Надо бы и совесть знать, на все есть мера». Вроде бы и надо, но можно совесть отложить и на потом. Но меня всегда восхищала середина в проявлении этого понятия в русском народе. Вспомним знаменитую Нижегородскую ярмарку (на которую я уже неоднократно ссылался), куда съезжалось все российское и большая часть зарубежного купечества. И русские, малограмотные в большинстве своем купцы (во всяком случае, не умеющие написать текст контракта), но, договорившись о купле-продаже чего-либо на срок в год и более (так сказать, о фьючерсе) и хлопнув друг друга по рукам, точно в срок и полностью (по совести) исполняли свои обязательства. Видно прав был Даль, есть совесть в русском народе в качестве «прирожденной правды»…….

Однако, видимо, для относительно молодой нации, коей и является русская, он прав также и в том, что это «правда в разной степени развития». Поэтому мне трудновато опровергнуть относительность понятия СОВЕСТИ на русском «недоразвитом» примере. Проще это сделать на опыте более древней культуры, скажем иудейской или китайской.
Но иудеи меня не устраивают по той самой причине, по которой я и взялся – за написание этого эссе. Само понятие ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ иудейской совести, несмотря на все их талмуды и библию, есть произведение еврейского ума, со свойственным только ему понятием совести и чести.
Признавая отчасти мудрость древнего еврейского народа, так удачно адаптировавшегося к почти любой  нации и любой цивилизации, смею утверждать противное: «Совесть понятие НЕ относительное»! Ведь недаром евреи со своей относительностью ко всему (в том числе и к совести) проникли всюду, кроме  Китая. В чем тут дело? А дело в том, что,  несмотря на некоторое сходство идеологических установок двух древнейших духовных систем: иудейской и конфуцианской, первая относит определение понятия совести к богу, а Конфуций – к человеку. Далее мы еще коснемся различных понятий человеческой совести в разных религиях и нациях, но все они укладываются в выше указанные различия. У иудеев (а далее и в христианстве) совесть – есть богом данное или отнятое качество. А в конфуцианстве – это чисто человеческое свойство, никак от бога не зависящее, поскольку ЧЕЛОВЕК для китайцев понятие почти равнозначное БОЖЕСТВУ. И хотя бога, как такового у них не имеется, божественная иерархия существует и весьма отличная от других религий. А суть ее достаточно проста и троична: Земля – Человек - Небо.

Но может быть не следует заходить так далеко в историю человеческих цивилизаций, а стоит взять пример с наших братьев меньших, родом, как и мы, из животного мира. Тем более, что в последнее время пошло повальное восхищение эволюционно-общественным состоянием его. Животные, дескать, не прелюбодействуют, не воруют, не убивают из мести или за деньги и тому подобное, т.е. ведут себя честнее и совестливее относительно  человеческих сообществ.  Как биолог могу заверить, что это очередной блеф. Понятие совести свойственно лишь человеку. Животные на уровне своих инстинктов и прелюбодействуют, и воруют, и убивают, правда не за деньги, но убить ближнего, а тем более далекого для того же волка не составляет никаких проблем. При этом делает он это в соответствии с человеческим пониманием совершенно бессовестно. Стоит только волку проникнуть в беззащитное овечье стадо, как он перережет столько овец, сколько сумеет догнать. Хотя по совести ему хватило бы на пропитание и одной. Да что там серый волк! Сам царь зверей – глава львиного прайда не постесняется отнять добычу у работящей львицы, добывшей эту самую добычу, и не только у нее, но и у своего собственного  потомства, и не подпустит к туше никого, пока не налопается до одури. Так что совести животные человека научить не могут.
Поэтому куда ни кинь, один у нас путь, не столь далеко назад, к Конфуцию. Желательно бы , конечно,  по ближе, но за последнее столетие русский народ столь часто менял своё отношение к этому понятию и так «наследил» на девственном снегу совести, что распутать все заячьи «скидки» не в состоянии ни какой, самый хитроватый лис.

Про совесть у Конфуция…
А поскольку у Конфуция человек в центре всего, давайте посмотрим, какие понятие о совести без малого вот уже две с половиной тысячи лет определяют достаточно успешное существование китайского государства и китайской нации, в то время как «относительно совестливые» евреи давным-давно потеряли не только государственность, но и национальность (см. эссе «Евреи, кто они»?).

Несостоятельность сопоставления божественного и человеческого понятия совести для меня очевидна. Я могу только вторить Конфуцию, что совесть человека  зависит от него самого. Это практически соразмерно совестливости атеиста, которому некого винить за собственные деяния, и верующего человека, за грехи которого во многом (если не во всем) ответственен всевышний. Далее мы постараемся на принципах конфуцианства разобраться в относительности или абсолютности понятия СОВЕСТЬ. Это понятие оказывается настолько многогранным, всеобщим и противоречивым, что доверять можно только концепциям, прошедшим успешную апробацию временем-вечностью.

От чего зависит и в чем конкретно выражается выбор человеком того или иного пути развития? Ответ на этот двуединый вопрос дает конфуцианская концепция "жэнь".
Этот термин русскими китаистами  переводится как "человеческое начало", "милосердие", "человеколюбие", "гуманность", а всеобъемлюще, как "СОВЕСТЬ". Что касается содержания, которое вкладывает Конфуций в понятие "жэнь", то оно включает все положительные нравственные качества и нормы достойного поведения. Оно обозначает и существенную характеристику человека, и программу его деятельности. Это - человеческое начало в человеке, которое одновременно является его долгом. У Конфуция есть на первый взгляд противоречивое высказывание: "Только обладающий человеколюбием (совестью) может любить людей и ненавидеть людей" Получается, что человеческое начало в человеке есть то самое, в силу чего он может любить и ненавидеть людей. Весьма точное толкование  термина "жэнь" дает современный китайский исследователь профессор Чжоу Гучэн: "Человек должен быть человеком". Заметьте это полная противоположность буддизму, задача которого избавить человека от всего человеческого. По Будде единственная достойная человека цель - это освобождение, свобода от всего, и в том числе от самого себя. Примерно тоже самое и в синтоизме. Это разительно отличается от человечного конфуцианства.

Однако кто такой Конфуций? Для начала давайте поближе познакомимся с этой великой исторической личностью – Кун-цзы, т. е. с учителем Куном. ОН - вполне реальная  историческая личность в отличие от легендарных Иеговы и его пророков. Конфуций родился в княжестве Лу около 551 г. до рождества христова. Семья его принадлежала к старинному аристократическому роду, к тому времени почти разорившемуся. Конфуций в душе всегда был служивым человеком, совестливым и честным чиновником, его постоянно заботили порядки, а особенно непорядки в стране. Под влиянием того, что он видел на службе, и что нашел в старых книгах, у него сложилось убеждение, что народ давно сбился с пути и только возврат к древнему укладу жизни может спасти его. Заметьте, что по прошествии 2500 лет все народы Земли так или иначе все еще сбиваются с дороги и возврат к истине ищут в первоисточниках бытия.

Конфуций не задавался вопросами о смысле жизни, о Боге и бессмертии. Его не волновали тайны природы и трагичность человеческого существования. На вопрос, существует ли бессмертие и потусторонняя жизнь, Конфуций уклончиво отвечал: "Мы не знаем, что такое жизнь, можем ли мы знать, что такое смерть?" Главным для него было найти путь к спокойному процветанию общества. И основой этого был ритуал этого общества, совсем по Далю – прирожденная правда в разной степени развития, которая зависит от наличия или отсутствия ритуала в обществе и государстве.

Далее мы попытаемся  сопоставить последствия присутствия или отсутствия этого самого ритуала в основах конфуцианства и нашей российской действительности.
Нормативную программу Конфуция кратко можно определить именно, как этику ритуала. Согласно этой модели раздирающие человеческое существование противоречия между выгодой и добродетелью, природным бытием и моральным долженствованием преодолеваются только через ритуал. Особая ценность этого жизненного учения заключается в том, что за ним стоит многовековой социальный и нравственный опыт великого народа. Две с половиной тысячи лет Конфуций является духовным наставником, учителем китайской нации, воплощением ее культурной самобытности. И сегодня каждый образованный китаец знает его учение, большинством из них оно воспринимается как жизненная установка.

Термин "ритуал" (по-китайски "ли") толкуется также как: "правила", "церемонии", "этикет", "обряд". В самом общем плане под ритуалом можно понимать конкретные образцы общественно достойного поведения, включая как внутренние моральные качества, так и внешние фиксированные схемы поведения. Это своего рода социальная смазка, которая способствует работоспособности общества как единого, цельного механизма, исключает сильное трение его частей, тем самым, продлевая ему жизнь и  сохраняя связь времен. Диалектика ритуала позволяет людям  действовать вместе и  продуктивно общаться, оставаясь разными по природному и социальному статусу. Через ритуал выражается общественная соразмерность индивидов. Совесть, как нормативная программа, выражается одним требованием - взаимность. Однако люди, между которыми эта взаимность должна утверждаться, являются разными биологическими субъектами. Ритуал представляет способ решения этой головоломки: как реализовать равенство в отношениях между неравными людьми? Гуманная основа ритуала реализуется в том, что он обеспечивает согласие в обществе, преодолевает конфликты.

Про основу ритуала…
Согласно учению Конфуция идеал человеческого существования заключен в древности, Древность задает норму и образец достойного поведения. Соответственно вектор нравственных усилий человека направлен назад, на то, чтобы подняться до уровня идеального прошлого. На первый ортодоксальный взгляд это неверно. Нельзя идеализировать опыт прошлого, поскольку в этом случае - логичный путь только назад от Homo sapiens (человека думающего) к Homo erectus (к человеку просто прямоходящему). Но, тем не менее, при движении вперед полезно как можно чаще оглядываться назад, на положительный опыт предков. И в этом Конфуций прав. Далее мы увидим, что пренебрежение ритуалом не сулит молодой растущей нации ничего хорошего.

База ритуала – стабильность общественного поведения человека, которое пролонгируется от семьи к государству. Основой семейных отношений  по Конфуцию должны быть почитания родителей. Эта конфуцианская установка не только была заявлена философским образом, но получила отражение в юридической практике Китая. В этом смысле характерны запретительные законы императора Сюань-ли. В его указе от 66 года до н.э. не только запрещалось доносить на родителей, но  и прямо предписывалось, что сын укрывает отца и мать, жена укрывает мужа, внук укрывает деда и бабку, а в средневековом своде законов доносительство на отца, мать, деда, бабку каралось смертной казнью. Сыновняя почтительность - краеугольный камень здания китайской цивилизации и ее стабильности.
Каково это с точки зрения нашего недавнего коммунистического прошлого?
Всем известны  новаторские лозунги бандитствующего коммунизма : «…старый мир разрушим до основанья, а затем, мы свой, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем…». Согласно основам римского права – незнание законов не освобождает общество от ответственности. Пренебрежение ритуалом и незнание его общественной закономерности  заведомо обретало на крах всякие надежды «строителей коммунизма». И не только потому, что на пустом месте трудно что-либо сотворить разумное, но, в первую очередь, из-за отрицания основного принципа конфуцианского ритуала, цементирующего общество - сыновней почтительности. Вспомните, оголтелую коммунистическую пропаганду малолетнего иуды Павлика Морозова, предавшего отца ради «идеи». На таких гнилых кирпичах новую цивилизацию построить нельзя, не стоит даже пытаться, заверял Конфуций, и только малость просчитался, поскольку такая попытка в нашей истории все-таки была, хотя неполный 80-летний срок существования коммунистической империи все же ничто в сравнении с принципами 2500-летней стабильности. Историки приводят массу причин неудачи коммунистического эксперимента в отдельно взятой стране. А может просто шариков в голове у руководящих советских Шариковых оказалось маловато, чтобы сообразить, что есть на свете прописные истины, которые не следует разрушать   К их числу относится и ритуал.

Про ритуал и современную демократию…
Следующей отличительной чертой конфуцианского ритуала следует считать хранение традиций государственного устройства. А основа этого устройства по Конфуцию опять же заложена в семейном «чинопочитании» от сына к отцу и далее к «благородному мужу», к императору и небу. А назад этот символ спускается «по совести» соблюдения  ритуала сверху вниз. И по большому счету совсем неважно, что конфуцианство регламентировало структуру государственного абсолютизма, а не демократии. Принципы вертикального чинопочитания в ритуале всеобщи и присутствуют во все времена. Это в противовес так называемым «всеобщим принципам демократии», которых как раз по большому счету и не существует. Способов государственного устройства масса, но принцип устойчивости государственной власти в ритуале - это соблюдение выбранной народом структуры. К примеру, в эллинский период истории народов веками рядом существовали три устойчивые государственные формы правления:  абсолютная иранская монархия, афинская республика с полной демократией толпы (демоса) и оригинальная Спарта с выбираемыми монархами, при том сразу с двумя одновременно. Так что основой стабильности государства является не «уровень демократичности», а степень почетаемости традиций  «по совести». И когда нет таких традиций, а существуют лишь завозные понятия о демократии, то такое государство практически существовать самостоятельно не сможет.

Последнее утверждение опять же злободневно для современности и относится к государственным новообразованиям, не имеющих «истории государствования», но много наслышанных о наличии такового где-нибудь неподалёку. За примером по далекам ходить не надо. Это Эстония, Латвия, Грузия, Украина, но, надеюсь, не Россия. Поскольку, если случится, что и Россия  не имеет понятия о государственности, то я ничего уже в этом не понимаю. Все виды разноцветных и бархатных завозных революций проистекают от отсутствия ритуала и совести у наиболее пассионарной части этих народов, когда принцип «что хочу, то и ворочу» становится определяющим. Отсутствие ритуальной совести в массах позволяет манипулировать этими самыми массами любым проходимцам (от авантюристов - конкистадоров до «демократически избранных» президентов). В связи с этим еще раз могу утверждать, что не существует никаких вечных «демократических ценностей», а имеется вечная цепочка конфуцианского «чинопочитания» от сына через отца до НЕБА и обратно. На том стояли великие цивилизации и рушились, если эта цепь распадалась.

Конечно, мое повествование через чур прозаично и не столь убедительно, как у Конфуция. Поэтому обратимся к первоисточнику. Учитель китайцев всегда подчеркивал всеобщность воздействия ритуала на человека, вне зависимости от его личных качеств. Он считал, что если люди «храбры, но лишены ритуала», что также приводит к «смуте».  В связи с этим  ритуал предстает собой способ ограничения, сдерживания, выступает, по сути, в качестве меры. Доводы Конфуция весьма убедительны. Так, если  люди пользуются при выходе из дома именно дверью, то в их отказе «следовать по этому пути» в прямом  смысле указывает на «беспутство». Выход через дверь, как в высшей степени обыкновенное, естественное и неизбежное явление жизни, превращается в образ вселенского пути, к которому людям надлежит идти, и если требуется, то и вернуться. Так приверженность «середине» оборачивается ориентацией на «обычное». Установка на обычное предполагает повторяемость, привычность, постоянство каких-либо событий или действий. Это подчеркивает значимость привычки в деятельности людей. Недаром «Изречения» у Конфуция начинаются со слов: «Учиться и постоянно упражняться»…

Конфуций считал, что человек должен научиться без всяких наказаний следовать правилам гуманности и этикета. Гуманность и этикет упрочают семью; в свою очередь, это создает мир в государстве, а государство, в котором все благополучно, принесет человеку счастливую жизнь – гениально простая формула. Перед нами первая в истории попытка построения автономной морали, которая не связана с религией и со ссылками  на божественные  откровения. 
При этом точность и всеобщность его идеологии поразительна. Её переняли индусы, от них  получили свои знания кочевники арабы, и когда последние познакомились с новейшими  писаниями средневековых  европейских философов, то поразились, как много  затрачено труда  на новое открытие истин, прописанных без малого полторы тысячи лет до них. Конфуцианский идеал - не просто экзотическая философия, а первая попытка сформулировать учение о том, что конечная цель человека - чисто земная, что нравственность может быть укреплена независимо от религии, что все высшие запросы духа могут быть устранены из сознания, а трагичность жизни преодолена созданием гармоничного общества. Совершенно очевидно, что эта доктрина - общечеловеческий соблазн, а не просто китайское изобретение. Поэтому каким-то неуклюжими кажутся попытки простых людей (а особенно элиты) найти духовную основу в нашем пост коммунистическом обществе в религии.  Когда «убежденные марксисты» зачастили в православные и прочие храмы в надежде получить откровения от бога, в существовании которого они «по совести» никогда не верили и не верят.

О природе и эстетике человека…
Исходя из таких человеческих концепций общественного ритуала, легко перейти к конфуцианским принципам «совести личности». Здесь все не так однозначно.
Самое важное открытие Конфуция - это открытие человека как особой реальности. Если формы бытия выстроить в иерархическую лестницу, считая землю низом, а небо верхом, то человек занимает срединное положение. С одной стороны, человек скован своими страстями, безнадежно самолюбив; "Я не видел, чтобы человек мог, заметив свои ошибки, осудить себя в душе"- говорит Конфуций. С другой стороны, он стремится к «Дао»- воле неба, правильному пути, высшей гармонии, вечной правде, средоточию истины и справедливости, тому центру, который все стягивает к себе:
"Если утром познаешь правильный путь, вечером можно умереть".  Это ведь почти что земной и материалистический буддизм!

Человек находится на пересечении двух стихий - природной и этической. Из срединного положения человека в мире Конфуций делает вывод: «Нельзя ответить на вопрос, что такое человек, не отвечая на вопрос, каким он должен быть». Познание человека совпадает с его нравственным самоопределением. Можно предположить, что, согласно Конфуцию, не существует заранее заданной устойчивой природы человека, а есть различные возможности его самоосуществления. Это вполне сходится с современными концепциями генетики человека, которая постулирует не только его наследственность, но вероятность изменчивости в процессе эволюции. Вне суждений о культуре, о способе действия в жизни, суждения о природе человека лишены предмета и смысла. Возможность созидать самого себя является тем специфическим признаком, который делает человека человеком, - не вообще наличие разума или какой-либо иной признак, а именно эта способность различать добро и зло.

Конечно с точки зрения все той же современной генетики, которой мы все больше и больше доверяем, до 65-70 % черт характера человека не подлежат коренной переделке (воспитанию). Но это касается весьма тонких человеческих различий в психологии, а вот то, что относится к фундаментальным основам поведения человека, то тут Конфуций прав – они абсолютно воспитуемы. Самые разительные примеры – поведение  различных «маугли» - человеческих детей воспитанных животными. Конечно же, у них отсутствует речь, но присутствует характерное поведение стаи. И более того, даже строение тела и двигательные рефлексы претерпевают характерные изменения под влиянием «ритуальных» условий существования: дети – волки передвигаются в основном на четвереньках, дети – обезьяны – предпочитают бегать на двух ногах. По моему мнению, трудно более точно показать правоту конфуцианства в деле воспитания поведенческих ритуалов.
Воспитанность ("вэнь"), выводящая человека из природного состояния, может противостоять природе. Учитель сказал: "Если в человеке естественность превосходит воспитанность, он подобен деревенщине. Если же воспитанность превосходит естественность, он подобен ученому-книжнику. После того как воспитанность и естественность в человеке уравновесят друг друга, он становится благородным мужем". Благородный муж есть идеальная личность в смысле воплощения идеала. У Конфуция понятие благородного мужа двояко: принадлежность к аристократическим сословиям и человеческое совершенство. Принадлежность к аристократическому сословию не гарантирует человеческого совершенства, ибо оно достигается в процессе упорной духовной работы. В то же время на человеческое совершенство могут претендовать не только привилегированные индивиды. Конфуций постоянно напоминал: "В воспитании нельзя делать различий между людьми”.

Про благородного мужа…
Итак, через ритуал и воспитание человек по Конфуцию становится «благородным мужем» т.е. поступающим всегда и во всем «по совести». Себя самого Конфуций не считал благородным мужем; хотя, по мнению его учеников, он был самым благородным из благородных мужей. Благородный муж является средоточием всех совершенств, персонификацией конфуцианских представлений о человеке. Он стремится познать «Дао» - правильный путь, думает о том, чтобы быть искренним и правдивым в словах, честным и почтительным в поступках, не стыдится своих поступков: "Не зная воли [неба], нельзя стать благородным мужем; Благородный муж думает о морали”. Он человеколюбив, человеколюбие имеет для него нравственную значимость, оно важнее, чем вода и огонь: "Благородный муж обладает человеколюбием даже во время еды. Он должен следовать человеколюбию, будучи крайне занятым. Он должен следовать человеколюбию, даже терпя неудачи". Он ограничивает себя правилами ритуала, все делает должным образом, ясно сознавая, что только ритуал преобразует естественные стремления в человеческие поступки: "Благородный муж ко всему подходит в соответствии с долгом; совершает поступки, основываясь на ритуале...". Он постоянно учится, ибо только "тот, кто, повторяя старое, узнает новое, может быть наставником". Он не стремится подлаживаться под других и не пытается других подчинить своей воле, гармония для него не сводится к единомыслию: "Благородные живут в согласии с другими людьми, но не следуют за ними".
Как видим конфуцианский кодекс много утонченнее библейских заповедей и на порядок благородней известного кодекса «строителей коммунизма». Может быть, мы в СССР и не построили коммунизм, поскольку, как строители, не доросли до требуемого уровня благородства. Конечно, можно сравнить наше советское социалистическое общество с безликим выхолощенным овечьим стадом, но и вожаки этого стада не соответствовали постулату  Конфуция, поскольку не жили «в согласии с другими людьми, а стояли над ними и в стороне от них».

Человек не рождается благородным мужем, даже если он и принадлежит к благородному сословию. Он становится или, точнее, всю жизнь трудится над тем, чтобы стать им.
Место благородного мужа в системе человеческих отношений можно определить тремя предложениями: благородный муж ко всем относится одинаково; заимствует у людей хорошее и сближается с лучшими; судит только самого себя. Особо следует подчеркнуть последнюю фразу! Он относится ко всем ровно, "не проявляя пристрастия", ибо уважает в каждом человеческое достоинство и ясно сознает, что без этого в человеческом сообществе не будет согласия..  Конфуций считал, что "у людей с красивыми словами и притворными манерами мало человеколюбия", поэтому соответствие между словами и делами - предмет особой заботы благородного мужа. Дела благородного мужа должны предшествовать словам. Что касается речи, то она должна быть сдержанной; благородный муж "прежде осуществляет задуманное, а потом уже говорит об этом".
Как разительно отличается  эта вековая мудрость от известного социалистического повседневного принципа: «Бу…...  зде..», что в переводе (специально для молодого поколения) с лексики народного юмора означало – «будет сделано». Или в пересказе пословицы - «слово не воробей…..вылетел и попробуй поймай», а пока будешь ловить, про дело и забыть можно. Как тут не вспомнить известный советский анекдот про три гвоздя у любого маломальского начальника. При первом строжайшем предписании он четко берет «под козырек» = «Бу…зде…» и вешает приказ на первый гвоздь. При втором напоминании – под этот же ритуал  бумага перевешивается на второй гвоздь. При третьем «последнем» напоминании хладнокровно перевешивается на третий гвоздь. И уж  если, не дай бог, вышестоящий начальник вспомнит про приказ еще раз, то священная бумага снимается с третьего ритуального гвоздя и направляется в дело. Этот поведенческий до совершенства ритуал социализма видимо настолько полюбился народу России, что до сих пор держится в производственных отношениях. Чем же еще можно объяснить в два-три раза более быстрый рост экономики Китая в сравнении с российской.

Тут самый раз спросить у Конфуция: «Как быть, если государство управляется неправильно и охвачено беспорядками»? В этом случае Конфуций предлагает добровольно отойти вождям нации от активной государственной деятельности: «Если в Поднебесной царит спокойствие, будьте на виду; если в Поднебесной нет спокойствия, скройтесь!»
При этом у него превалирует «совестливый подход», который в настоящее время является исключением среди «благородных мужей». Им сказано: «Если государство управляется правильно, бедность и незнатность вызывают стыд. Если государство управляется неправильно, то богатство и знатность также вызывают стыд».  Не в бровь, а в глаз современным политиканам, если сакраментальный смысл фразы им понятен.

Между бедностью и незнатностью при хорошем управлении и богатством и знатностью при плохом управлении по Конфуцию есть то общее, что они являются следствием порочности поведения руководящей личности. Он дает еще один совет, который касается не только отношения к государственно-чиновничьей деятельности, а вообще способа поведения благородного мужа в спокойные и неспокойные времена: Учитель сказал: "Когда в государстве осуществляются правильные принципы, то можно прямо говорить и прямо действовать. Когда же в государстве не осуществляются правильные принципы, действовать можно прямо, но говорить осторожно".
С точки зрения Конфуция, во взаимоотношении этики и политики приоритет принадлежит этике. Этим определяется политическая активность благородного мужа, она оправдана в той мере, в какой политика покоится на прочном этическом фундаменте. Последнее положение за 2500 лет никак не прижилось в европейской политике, где этические нормы видны только в проформе дипломатического протокола. Политика же строится по принципу двойного стандарта, согласно известной поговорке – «он, конечно, сукин сын, но сукин сын-то нашенский»…


И про не благородного…
Благородному мужу в учении Конфуция противостоит низкий человек (сяо жэнь). Концентрированный сбор эпитетов, характеризующий анти-идеал благородного мужа следующий. Это человек низкий по своим нравственным помыслам, темный по умственному развитию, возможно также, простолюдин по социальному положению (хотя не всякий простолюдин обречен остаться сяо жэнем). Если взять основные признаки низкого человека, то они состоят в том, что он смотрит вниз, думает о том, как бы получше устроиться и поменьше работать, не умеет переносить трудности, нужду, не имеет в себе человеческого терпения и "предъявляет требования к людям, склонен к раздорам и может заняться разбоем".
А говорят еще «не все вечно под луной»! За тысячелетия ничего в этом подлунном мире не изменилось. Если отбросить очевидные симптомы личности плохого человека или «редиски», то стоит обратить внимание на первую часть фразы Конфуция  - «предъявляет требования к людям». Весьма характерное замечание для прокоммунистически настроенной части моего поколения россиян, которые не могли никогда хорошо работать. Во многом, благодаря этому, жили плохо, а сейчас живут еще хуже, безынициативны и во всем винят не себя, а других. Характерно, что энергии и инициативы у них все-таки хватает на участие в полустихийных шествиях и демонстрациях, выражающихся опять же в предъявлении требований к другим людям.

Словом, в поведении низкого человека природная детерминация довлеет над этической. Это человек грубый, неотесанный, своевольный не просто по внешнему виду и манерам, но еще и в том глубоком смысле, что для него ритуал и представления о человеческом приличии и достоинстве не стали определяющими мотивами поведения. По Конфуцию человек по своим изначальным возможностям открыт как добру, так и злу. Сяо жэнь есть актуализация возможности зла.
Причина этого заключается в том, что низкий человек тянет одеяло на себя, к своей выгоде; он не умеет правильно построить свои отношения с другими людьми, ему чужда идея взаимности: «Низкие следуют за другими, но не живут с ними в согласии".
Обратите внимание на полную противоположность поведенческой психологии сяо жэня и благородного мужа! "Благородные живут в согласии с другими людьми, но не следуют за ними".

Про стыд…
И по большому счету «сяо-жэни» гордятся своим прошлым и никакого стыда за него не чувствуют. Между тем по Конфуцию наиболее  «моральной» категорией считается понятие «стыда - чи». Конфуций ставит его в прямую зависимость от добродетели. Человек наделен способностью к страданию и смятению, в которых проскальзывают моменты, напоминающие мучительный разлад в душе и угрызения совести. Так, в «Изречениях» спор человека с самим собой является высшим судьей человеческих поступков, он оказывается одновременно внутренним достоянием человека, отдающего себя на свой высший небесный суд и «в данном случае человек получает право встать выше обычных мерок и норм нравственности». Вот как далеко может завести (вознести) конфуцианское понятие совести.

 В этой связи особенно интересным становится сходство «стыда» с такими понятиями, как осторожность и умеренность. У Конфуция синонимичными оказываются, например, выражения: «быть осторожным в речах»  и «стыдиться своих речей».
Это весьма характерная часть конфуцианского ритуала, которая, видимо, также характерна и для русского человека. Ведь чем, как  не этим объяснить знаменитое приказ Петра I, которому было недосуг до китайских церемоний, но надобно было быстрее выявить толковых людей: «На ассамблеях каждому говорить должно, чтоб глупость всякого видна была».
Скромность, сдержанность - это для Конфуция стыд, выступающий антонимом неумеренности: «Благородный муж стыдлив в своих словах и неумерен в своих действиях». Таким образом, стыд совпадает с принципом меры, которым, как известно, являются в учении Конфуция ритуал и справедливость-умеренность.


Про умеренность…..

Тут самое время сказать несколько слов о конфуцианской умеренности. Особенно явно связь с умеренностью выражается в понятии середины, под которой подразумевается середина между двумя крайностями, - ситуация, когда человек, который «переходит», оказывается не лучше того, кто «не доходит». Первоучитель предпочитает «идущих посредине», если же таковых нет, то допускает сочетание «необузданного» с «робким», поскольку излишек активности одного снимается пассивностью другого и в целом получается как раз то, что нужно, - норма, «середина».
Усредненными предстают многие человеческие качества, положительно оцениваемые основателем конфуцианства. Поиск идеала, например, явно не приводит к расточительности, ибо в ритуале «лучше быть умеренным, чем расточительным», но, предполагая «экономию расходов» и даже их отсутствие, он не имеет ничего общего со скаредностью, которая сурово осуждается.
Настоящее мужество тоже понимается как нечто достаточно умеренное, исключающее безрассудную храбрость или готовность «умереть без сожаления». Мужество превращается в смутьянство и разбой, если пренебрегает принципом справедливости. В этой связи мужество сродни осторожности, которая в «Изречениях» все время восхваляется. Все добродетели человека составляют середину между крайностями.
Это само по себе весьма интересно. Конфуцианский принцип умеренности не подразумевает «всеобщей уравниловки». Эта уравниловка у него «относительно умеренная», позволяющая обычному человеку чувствовать себя комфортно. В современной политологии конфуцианский принцип «умеренной уверенности» трансформируется в фундаментальную основу устойчивости общества – средний класс.




Про знание…
Раз уж мы заговорили про знание, то, как ни странно, для весьма образованного по тем временам человека, Конфуций ставил знание в подчиненное положение перед этическими нормами. А именно: искренности, добра и милосердия.
В этом, на первый взгляд парадоксальном заключении,  есть скрытый смысл. Знание конечно необходимо благородному мужу и в первую очередь отличает его от не благородного. Но оно в принципе может нести отрицание выше названных принципов морали. Конфуций считает, что знание есть лишь ступень в постижении истины, а высшая ее стадия есть искренность – синоним истинности, подлинности и реальности человеческой натуры. Знание отождествляется в «Изречениях» прежде всего с житейской мудростью и практичностью.
Вот жизненный путь самого  Конфуция:
Когда мне было пятнадцать,
Я устремился к учению;
В тридцать установился,
В сорок перестал сомневаться,
В пятьдесят познал волю Неба,
В шестьдесят слух стал послушным,
В семьдесят следовал желаниям сердца
И не переступал меры.
Упражнение, навык выступает синонимом учения - универсального феномена жизни. Это (по Конфуцию) происходит потому, что принцип повторяемости лежит в основе всей природы с ее неизменным чередованием времен года. Сам обряд знания -  строго установленный порядок человеческих действий, подлежащий многократному воспроизведению и оттого становящийся чем-то в высшей степени привычным и добрым. В этом нет больших противоречий, а вот что ортодоксально противоречит в конфуцианстве знанию, так это милосердие.
Он говорит: «Если знающий радуется водам, находится в движении и испытывает радость, то милосердный наслаждается горами, пребывает в покое и обладает долголетием». В этих противопоставлениях подчеркивается связь милосердия с покоем, неподвижностью, не заинтересованностью в каком бы то ни было жизненном действии. Милосердие понимается как отрешенность от житейской мудрости, практичности, от всего внешнего, включая внешние условия жизни. В определенной мере милосердие противостоит здравому смыслу, ибо предпочитает смерть стремлению к жизни, трудность в достижении результата самому результату. Для русского слуха это весьма плохо усвояемый постулат, тому подтверждение масса анекдотов про то, что «ему не важен результат, ему  нравиться сам процесс…». В сравнении со знанием милосердие кажется глупостью. Но это именно подобие глупости, а не глупость в буквальном смысле. Конфуций вовсе не думает отрицать знание и учение вообще. Он считает «любовь к милосердию без любви к учению недостатком». Таким образом, усвоение милосердия выступает как познавательный процесс, в котором овладение знанием приводит к диалектическому освобождению от знания, к незнанию, равнозначному высшей сократовской мудрости – «я знаю только то, что я ничего не знаю». Милосердие - это состояние мудреца, отрешенного от всего внешнего, включая знание окружающего мира. Так анализ милосердия подводит к одному из исходных понятий в учении Конфуция - небесной природе человека. Милосердие, совпадающее с добродетелью, справедливостью и другими категориями, восходящими к естеству людей, оказывается тождественным небесному началу человека. В этом смысле противопоставление знания и милосердия у Конфуция равнозначно противоположности связки «добра-зла» и «прекрасного».
Следует только удивляться в наш атомный век прозорливости фразы Конфуция: «Я видел погибавших от огня с водой, но никогда не видел, чтобы погибали от милосердия».
Тут есть над чем задуматься!

Еще раз о государстве, правителях, почтительности, справедливости и милосердии
Если попытаться представить в самом общем виде взгляды первоучителя на идеальное государственное устройство, то их суть может быть выражена в идее священной державы, где тождественный Небу государь создаёт в акте самопожертвования небесное царство на земле. Если опустить характерное для 25- вековой идеологии упоминание про небесное царство, то все остальное для нас абсолютно злободневно. Священную Русь может воссоздать государь (президент, премьер министр и просто герой) лишь в акте самопожертвования. Обращаю ваше внимание на это обстоятельство. Нельзя в России создать священное государство на затасканных принципах сытой демократии, не помнящей родства далее третьего колена.   Будущее России  видится культовой драмой, в которой каждому отведена особая роль. В связи с этим стоит вспомнить известный афоризм Конфуция о необходимости быть «государю государем, слуге слугой, отцу отцом, сыну сыном». Сыновняя почтительность – первая стадия любой государственной структуры, а стоящий во главе государства благородный муж - вторая. Человек может стать благородным мужем не раньше, чем сам станет отцом. При этом второй уровень (или стадия) не отменяет первого, а прочно базируется на нем. Нормы сыновней почтительности для благородного мужа еще более обязательны, чем для обычного человека. "Благородный муж стремится к основе", а основа человеколюбия - это "почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям".
По Конфуцию правящую социальную группу всегда должны составлять благородные мужи — сыновья Неба во главе с первейшим среди них — государем. Это одновременно и школа, где государь — учитель, а служащие должностные лица — его ученики и друзья. Но это про путевого правителя, а для беспутного есть тезис Конфуция о том, что «беспутным» правителям можно не служить, не нарушая долга службы государю, ибо такие  правители не реальные, а мнимые. При этом основатель конфуцианства демонстрирует перед этими правителями поразительное хладнокровие, выражая полную уверенность в том, что они не могут нанести ему никакого вреда.
Когда ведешь себя ты правильно,
То за тобой пойдут и без приказа;
Когда же ты ведешь себя неправильно,
То не послушают, хоть и прикажешь.
Эта мысль варьируется у Конфуция на все лады. Добродетельный и беспутный правители относятся к разным мирам: первый - к истинной реальности, второй - к мнимой, кажущейся.  Беспутный правитель, чья сфера жизни - мнимая реальность, бессилен в области подлинной действительности. Впрочем, в своих отношениях с правителями Конфуций всегда осторожен. Выше сказанное не опровергает их принадлежности к мнимой действительности, но позволяет уточнить ее смысл. Осторожность первоучителя соответствует его осуждению тех, кто может прыгнуть в колодец в погоне за идеалом. У родоначальника конфуцианства нет сомнения в физическом существовании беспутных правителей, как и в наличии колодца, куда прыгать опасно для жизни. Но их существование выглядит не тем, чем оно является на самом деле. Внешне беспутный правитель всемогущ, славен, богат, полон всяческого благополучия, но на самом деле он ничем не отличается от человека, находящегося при смерти, уже стоящего одной ногой в могиле и способного в любой момент умереть. В связи с последним постулатом Конфуция хотелось бы, чтобы его прочли все претенденты от российской политики.
Итак, главным злом Конфуций считает «беспутство» верхов, которые разлагают народ. Он осуждает их не за эксплуатацию и угнетение, а за алчность, излишество, за то, что они не дают простому человеку возможности быть самим собой и нормально выполнять свои прирожденные обязанности. Но идея силовой борьбы с ними оказывается для родоначальника конфуцианства совершенно неприемлемой. Он видит выход в смиреной покорности низов - почтительных сыновей, чьим делом становится самоотверженная служба «отцам» - власть имущим. За это послушание он обещает простолюдинам посмертную славу, т. е. бессмертие души на конфуцианский манер, означающее отождествление с мифическими первопредками, которые постоянно оживают в каждом новом поколении. Небесное царство может стать им доступно не только за гробом, но еще при их жизни на земле. С точки зрения Конфуция низы должны быть преданы, послушны верхам, верхи - великодушны по отношению к низам. Великодушие верхов и преданность низов - это и моральный выбор, и вытекающая из их положения социальная обязанность. Достойное, образцовое поведение, соблюдение ритуала есть в норме те качества, в силу которых люди могут находиться наверху. Учитель сказал: "Если личное поведение тех, [кто стоит наверху], правильно, дела идут, хотя и не отдают приказов. Если же личное поведение тех, [кто стоит наверху], неправильно, то, хотя приказывают, народ не повинуется". Следовательно, личность того, кто стоит на верху определяет ход истории государства, а неповиновение – основа противодействия народа беспутному правителю. Пути такого противодействия первоучителем не указываются, но вся история Руси, воплощенная в российской форме неповиновения, подтверждает его правоту. Стоит только вспомнить наш известный афоризм: «Беда России – плохие законы и счастье в том, что они не выполняются»! Видимо кое в чем мы ещё можем дать очки вперед хитрованам – китайцам.
Вообще же у Конфуция при управлении государством речь всегда идет  о «совершении (буквально: «делании» — «вэй») ритуала. В данном случае ритуал имеется в виду как  одна из  конфуцианских основ государственной власти, объединяющая помимо его три других признака правления: благосостояние народа, многочисленность населения и армии,  «доверие» людей к правителю:
...когда достаточно еды,
Достаточно солдат
И есть доверие народа.
Удивительно простая и в тоже время вечно действующая формула! Если в Вас имеется другая, Вы уже выше Конфуция, но, скорее всего, другой такой ни у кого нет.
Перед вами три основы государственного управления по Конфуцию: первая и относительно несущественная относится к «достатку в солдатах», вторая, поважнее, — к «достатку в еде», и третья, наиболее значительная, — к «доверию народа». Для современного россиянина сакраментальная суть изречений древнего мудреца не очевидна.  Однако, в данном случае «достаток в солдатах» соответствует «обучению», «достаток в еде» - «обогащению», а «доверие народа» - многочисленности населения. Совершенно очевидно, что доверие народа определяется лишь подавляющим числом людей, разделяющим это доверие. А обогащение народа во все времена определялось достатком еды. А вот  почему «достаток в солдатах» становится равнозначным обучению людей, это для российского генштаба до сих пор тайна за семью печатями. Ну, он никак не можем определить, что такое профессионализм солдата. Давайте поможем ему и просто приведем  изречение Конфуция:
Если добрый человек будет учить людей семь лет,
Он может отправляться с ними на войну.
 И то же самое другими словами:
 «Вести сражаться необученных людей — Значит их бросать».
Проще не бывает! Все новости – хорошо забытые старые истины.
А вообще совершенное правление  Конфуция предстает на страницах его «Изречений» достаточно причудливым и сложным, построенным на сочетании разных, во многом противоречивых, тенденций. В нем полностью размыты грани индивидуальной и общественной жизни, смазано, казалось бы, coвершенно четкое и недвусмысленное противопоставление одного типа правления другому, которые начинают восприниматься как органические части целого. Парадоксальное сопряжение крайностей — характернейшая черта этого идеала. Нет у Конфуция общих  заготовленных  трафаретов  оптимального управления народом. Из массы рекомендаций вот вам к примеру: «Сокращая расходы, любят людей. 
Как вам это нравиться! По Конфуцию любовь к людям предполагает определенную экономию, бережливость. Вдумаемся в то обстоятельство, что любовь к людям соединяется с экономией, умеренностью. Характерны его слова: «Ты любишь этого барана, а я - этот ритуал», сказанные им ученику, не желающему приносить в жертву барана. Вместе с тем благодетельным у него становится тот, кто справедлив «в понуждении народа». Конфуций прямо определяет такую милость как-то: «Благодетельствуют народу, следуя тому, в чем его благо».
Интереснейшее заявление Конфуция! Оно просто альтернативно расходится с формой понуждения российского народа, существовавшего во все времена. Без восточных красот лексики эта формула звучит так: «Любой шаг вперед  для народа является результатом пинка в зад». Вся история реформирования России от Петра I, Александра II и до Столыпина наглядное тому подтверждение. И в наши «демократические времена» ничего не меняется: шоковый переход к дикому рынку, огульно – воровская приватизация, плюс масса мелких пинков, даже не заслуживающих быть здесь упомянутыми. Весьма характерная деталь, которую не понимают современные «борцы за демократию». Народ следует побуждать к стремлению к его же благу! Заметьте – не пинками на борьбу за эфемерные  «вечные демократические ценности», а мягко, не навязчиво и терпеливо побуждать его к стремлению к общему  благосостоянию. Что не одно и тоже, поскольку любой демократ, если и не имеет в виду благо - пользу только для собственного кармана, то в лучшем случае для партии (дословно «части» народа).  Конфуцианская любовь к людям означает предоставление народу права на свободную жизнь в соответствии с небесной природой каждого человека. Может ли такая «милосердная» любовь приближаться к человеколюбию и гуманности? Очевидно, что может.
Обратите внимание на лаконизм идеального правителя по Конфуцию.
У Шуня было слуг пять человек,
А Поднебесная находилась в порядке
О форме управления сказано:
Быть таким на людях, словно вышел встретить важную персону.
Править так народом, словно совершаешь важный жертвенный обряд.
Конфуций рассматривает современную ему многочисленную правящую элиту как видимость власти. Сам же он со своими лучшими учениками стремится к тождеству с Небом, т. е. к приобретению того единственного качества, которое составляет власть истинную. Его цель — не отрицание существующей иерархии и создание новой, а совмещение нового со старым, обновление, приводящее к попытке поставить школу (в широком понимании) на место государства. Удивительно, но эта же самая цель стоит сейчас и перед Россией, которая много чего отрицала радикально и только сейчас начинает задумываться над возможными компромиссами и над созиданием подлинной интеллигенции.
Конфуций постоянно указывал на необходимость нравственного авторитета правительства.
 "Правление есть исправление, - говорил он мандарину: - Если вы будете показывать пример справедливости, то кто осмелится поступать несправедливо?.. Если вы не будете алчны, люди не станут воровать". Именно поэтому справедливость может выступать синонимом пути того или иного человека. Конфуций говорит, например, о своем неприятии богатства и знатности, обретенных «не своим путем». Насколько тонко по-азиатски это сказано! Настолько тонко, что для большинства европейцев эта формула недоступна по сути своей, а воспринимается как чистое нравоучение. Именно поэтому так быстро постарались забыть про знатность и богатство, приобретенном «не своим путем», и бывшие коммунисты  и современные «демократы». Справедливость - это судьба и совесть человека, сконцентрированная в его естестве и разворачивающаяся в процессе человеческой жизни. В каждой точке такого развертывания она находится целиком и соответствует своему изначальному состоянию - природе человека. В этом контексте более глубоким смыслом наполняется конфуциева  параллель между следованием совести и ориентацией на своевременность и далее на современность. Справедливость-судьба становится равной мифологическому времени, в котором временное и вневременное сливаются в одно неразложимое целое – СОВЕСТЬ человечества.

В заключение про китайцев и русских
Вот написал я это эссе и меня не покидает мысль, что все подобные заповеди во многом схожи и разница в их соблюдении или отрицании (как утверждает Л. Гумилев) лежит в особенностях каждого  этноса.
 Конечно, китайцам больше повезло в том плане, что степень пассионарности (пассио – ит. страсть) их этноса оказалась ниже уровня, скажем, того же монгольского этноса. И, несмотря на весьма кровавую историю Китая (переживающего по тому же Л. Гумилеву третью стадию своего развития), когда население поднебесной моментально сокращалось с 60 млн. человек до 8-9 миллионов, комплиментарность (от комплимент) китайцев всегда находила в себе возможности договориться между врагами и в третий раз возродится из хаоса. Может быть поэтому, их всегда было больше всех людей на свете, а Китайская империя до сих пор жива. В принципе комплиментарность китайского этноса ничем не отличается от соответствующего свойства любого другого этноса. Она также относительно не предсказуема: китайцы мало комплиментарны с соседями корейцами, терпеть не могут близкородственных японцев и вполне уживаются с русскими, чья юго-восточная Сибирь вполне может стать в недалеком будущем китайской на добровольной «комплиментарной» основе. А вот комплиментарность особей китайского этноса между собой выражается выше изложенными положениями конфуцианства и вполне их устраивает, наверное, еще и потому, что другого варианта у них нет.
Конечно, русский этнос нельзя сравнить с китайским, ни по степени пассионарности (она всегда была выше), ни по степени комплиментарности (она всегда ниже). Однако в современных условиях существования землян надо как-то находить общий компромисс и он, на мой взгляд, располагается ближе к конфуцианству, чем к любой другой догме, в том числе и к «безальтернативному» для россиян христианству.
Стало быть, россиянам мешает стать добропорядочными высокая пассионарность самих россиян. Но нет безвыходных положений в обществе людей. По красочному определению Л. Гумилева модусы пассионарности весьма разнообразны.
 «Тут и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках;
тщеславие, толкающее на демагогию и творчество;
 алчность, порождающая скупцов. стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег;
 ревность, влекущая за собой жестокость  и охрану очага, а в применении к идее – создающая фанатиков  и мучеников».
Как видим, пассионарность – это и хорошо и плохо, поскольку может быть направлена не только на завоевание мирового господства, порождение демагогов, стяжателей и скупердяев, фанатиков и мучеников, но и на овладение мировыми знаниями, что в принципе является более высокой, славной и трудной целью для подлинных пассионариев. И, если они в России имеются, все карты им в руки, главное быть в согласии с собственной совестью.
Тут мне пришла интересная мысль: недостаток комплиментарности у русских – это не их беда, это их качество проистекает просто от избытка территорий, приходящихся на 1 лицо российской национальности. Как комплиментировать и главное с кем 1 русской особи на 10 квадратных километрах территории Восточной Сибири? Сравните с китайцами, которых в пересчете на тот же километр (совсем не подалеку от туда) приходится (исключая пустующую пустыню Такла-макан, мало населенный  Тибет и высокогорья южного Китая) по 250 -280 человек (в среднем относительно чуть меньше, чем плотность футболистов на стадионе). Как тут не научится комплиментировать друг с другом. Видимо подобная участь постигать азы комплиментарности по Китайскому образцу представляется всему миру и, в первую очередь, Европейцам (они это поняли и создают общий рынок, где всегда можно беззлобно «побазарить», во всяком случае, не применяя оружия), а во вторую очередь - россиянам, и не по необходимости, а  вперед и про запас. И в этом им опять помогут конфуцианские основы абсолютной совести человечества.
Но в любом случае конфуцианская ответственность человека перед своей совестью, которая превыше всего, снимает вечные противоречия между мирским судом и судом божьим. Мирской суд может судить и по закону и по совести. Плохо это или хорошо – мало кто ответит, а вот суд божий – это абсолютный промысел всевышнего: большой палец руки Вверх – жив, Вниз – умер. Но про совесть этого всевышнего разума я что-то нигде ничего вразумительного не слышал. А без совести ЕМУ тоже никак нельзя.
Дни и месяцы уходят, Годы нас не ждут….
Как с приближением смерти уходит от человека жизнь, так уходят от него месяцы и годы. Время покидает людей вместе с жизнью. Оно предстает в известной мере даже чем-то материальным, телесным. К этому подводит у Конфуция сравнение времени с речным потоком. Основным признаком времени, как потока, является наличие изменения, поскольку жизнь изображается в аспекте своего «ухода», постоянного превращения в смерть. Великолепный образец диалектики 2500 –летней давности! Эту материальность времени, его принадлежность к вещному миру подчеркивает контекст, в котором находится фрагмент конфуциевого высказывания: «... не замечают прихода старости». Приведем великое  изречение целиком:
Почему ты не сказал, что я из тех людей,
Кто, страдая, забывают о еде,
Когда радуются, забывают горести,
И не замечают прихода старости.
В этом четверостишье Конфуция сконцентрирован весь идеал счастливого человека, прожившего всю жизнь по совести. Он жил в согласии со своей совестью, страдая, радуясь и не считая лет, и умирает с чистой совестью, чего желают себе все люди, но достигают лишь те, для которых совесть - понятие абсолютное.  По моему мнению, данное состояние реального земного человека много выше галлюциногенного бреда буддистской нирваны. Человек сам себе может ставить пределы совершенства и сам их достигать в реальной жизни и в реальном обществе. Точь-в-точь как сказал Великий учитель всех китайцев: "Если утром познаешь правильный путь, вечером можно умереть". 
И, заметьте, все это без участия всякого бога (Брахмы, Иеговы, Иисуса, Будды, Аллаха и т.п.) конечно, если богом не считать   совесть человека.

Или почитать совесть человека за  понятие абсолютное!

Август 2004 г.