Пастыри Пролог и глава 1

(Для удобства перезаливаю по главам))

Пролог

Сегодня у старого Герша было людно – человек двенадцать. Его таверна находилась далеко от всех ближайших поселений, и путники собирались здесь в таком количестве нечасто. Обычно человек пять-шесть за раз, не более, а бывало, что и по две недели ни одна нога не переступала порога.

- Хороший день, - приговаривал хозяин, потирая руки и глядя, кому из посетителей ещё нужно услужить. – Добрый, добрый день!

В кухне стоял чад, гремела посуда, и время от времени люди, сидевшие за столами, слышали красочные ругательства, которыми награждала жена Герша свою помощницу. Час был поздний. В свете промасленных ламп большие, беспокойные тени дрожали на бревенчатых стенах. За одним из столов уже затянули песню, из-за другого трое путников встали и направились к лестнице, ведущей в спальни.
Внезапно двери таверны распахнулись, с грохотом ударили о стену, и в комнату ввалился человек. Он тяжко опустился на колени и сразу же рухнул без чувств. Несколько мужчин бросились было к нему, но тут же в ужасе отпрянули, увидев под плащом незнакомца посох из черной кости. Повисла гнетущая тишина, и дюжина испуганных лиц повернулась к Гершу.

- Дохи дери, – мелькнуло в его голове, - полумертвый маг в моей таверне!

Стараясь справиться с накатывающей паникой, он слишком плавно положил на стойку тряпку, которой начищал кружки, и на ватных ногах спешно заковылял к двери. Нагнувшись, он подхватил незнакомца под мышки и попытался поднять, но тот, хоть и не был толст, весил довольно много.

- Да помогите кто-нибудь! – отдуваясь, прохрипел Герш. Не в его возрасте было таскать такие тяжести. Сначала никто не пошевелился, но после изрядной порции отборной брани два помощника всё же нашлись. Втроем они отнесли бесчувственного мага в одну из комнат и уложили на кровать, после чего помощники пулей вылетели за дверь, и Герш остался один на один со своим страхом. Он хотел уйти, повинуясь первобытному инстинкту самосохранения, но почему-то не мог. Одеревенев, старик стоял перед кроватью и смотрел на мага, слыша частое уханье собственного сердца.
В тусклом жёлтом свете лампы он невольно рассматривал того, чьё нахождение здесь не сулило ничего хорошего. Маг был не стар, лет ста пятидесяти, и его аккуратную, короткую бороду, какую носят во всех цитаделях, седина должна была тронуть ещё нескоро. Однако хватало короткого взгляда, чтобы понять – с ним что-то не так. Одежда его была в пыли, засохшей грязи и каких-то пятнах непонятного происхождения; дорожные туфли стоптаны до дыр. По всей видимости, маг шёл очень долго и издалека, а это было совершенно немыслимо: маги живут в своих цитаделях всю долгую жизнь, если путешествуют, то только в каретах и никогда не обременяют себя никакой физической работой, не говоря уже о таком изнурительном походе. Видимо, это он так измотал незнакомца: его закрытые глаза тонули в чёрных тенях, под истончившейся серой кожей были видны мельчайшие сосуды, по которым время от времени пробегали голубоватые переливы; губы были почти такого же цвета, как и всё лицо, и сам путник под толстым плащом оказался страшно худ.
    
Это всё отмечал про себя Герш, приходя во всё больший страх и замешательство. Что делать ему с этим незваным гостем? Если бы хозяин таверны не знал ничего о магах, решил бы, что тот тяжело болен… Но как такое возможно? На истощённость от голода тоже не похоже – слишком странно выглядел незнакомец. Конечно, весь вид путника говорил о том, что ему недолго осталось, но старик совершенно твёрдо знал: маги не причиняют вреда друг другу, не болеют и уж абсолютно нелепо предположить, что какой-то человек мог напасть на мага. Смерть от старости незнакомцу не грозила ещё лет триста. В таком случае, что за чертовщина творится здесь, в этой комнате на глазах старика, который, как ему казалось, повидал в своей жизни уже всё, что возможно?
   
Размышления Герша были прерваны магом, который начал приходить в себя. Едва открыв глаза и увидев перед собой старика, он с мучительным усилием приподнялся на кровати и прохрипел:

- Подойди.

Герш почувствовал, как волосы на его теле зашевелились. Он стоял, как вкопанный. Тогда маг, уже сурово, собрав остатки своих сил, проговорил:

- Ты, человек, властью своей велю тебе – подойди! Слушай и делай, что скажу.

Подчиняясь, трактирщик медленно, чуть не стуча зубами, пошел к кровати. Остановившись перед магом, он сумел выдавить из себя только жалкий всхлип. Внезапно незнакомец схватил его за руку и притянул уже едва соображающего старика к себе, обдав его странным, незнакомым зловонием.

- Часы, а может и минуты мои на исходе, - обессиленный кратким напряжением, маг едва дышал, и тихие звуки срывались с его серых губ. – Прямо сейчас отправляйся в Риккол или отправь того, кому доверяешь. Найди Аша, расскажи ему всё, что видел сегодня, и передай: смерть ждёт нас всех. Она уже идёт. Идёт с юга, и никто не остановит её, если только не сделать то, о чём знает Совет Девяти. Пусть Аш доведёт эти слова до Совета чем скорее, тем лучше.

- Н… но меня не пустят… к управляющему магу, - пролепетал Герш.

- Возьми мой посох. Тьма забрала силу концентрирующего кристалла, и он не причинит тебе вреда. Он послужит доказательством твоих слов перед магами Риккола. Иди скорее!

- Вы… вы же… умрёте здесь!

- Тебе ничего не грозит! – нетерпеливо ответил маг и прибавил: - Если выполнишь мои указания.
Силы окончательно покинули его.

- Иди же, человек! – произнёс он, вперив в Герша грозный взгляд, а потом упал на подушку, дыхание его участилось, а тело стало вздрагивать, словно по нему пропускали молнии.

Не в силах оторвать глаз и чувствуя, что вот-вот обмочится, старик попятился к двери, нащупал ручку и выскочил в коридор. Здесь напряжение немного отпустило его, и он стал думать. Ничего не понимая, Герш уяснил главное: дела совсем плохи. Можно было ослушаться мага – всё равно скоро загнётся, а о его словах больше никто ничего не знает, - однако разум подсказывал ему, что такое развитие событий чревато чем-то похуже бесконечных допросов и нахождения под контролем до конца дней. Он спустился в таверну, где не было больше ни души, позвал жену.

- Я пойду к Огару. Наверх не ходи.

Накинул плащ, на всякий случай обернул им руку, чтобы взять посох, валявшийся на полу, прихватил лампу, висевшую у входа, и вышел в предрассветный сумрак.


Глава первая

     Набрав полную тачку глины, Тодор бросил лопату на землю и наконец позволил себе сесть. Он весь взмок от работы, ныла спина, но для него это было привычно и правильно. Сартон шумно нёс свои могучие воды на запад к горизонту, расстилаясь на юг едва не до самой кромки неба. Его мутно-серое полотно скрывало мрачные глубины, полные опасных тварей, беспощадные ко всякому, кто неумело обращался с лодкой, но для Тодора Сартон был родным и не внушал ему страха, только почтение. Долгие годы в долине этой реки они с отцом добывают глину и песок для своих гончарных работ, Тодор не видел, да и не хотел видеть чего-то другого. Жизнь началась здесь и пройдёт здесь, а когда настанет время ей оборваться, их тела обмажут глиной и на закате отправят вниз по течению, чтобы солнце поглотило их навеки. Тодор обернулся и посмотрел туда, где виднелись стены города людей. Налетел ветер, и он почувствовал, как холод вплетается в его тёмные, влажные от пота волосы. Город стоял, окружённый каменной стеной, из-за которой виднелись то там, то здесь струйки белого дыма. Дозорный на сторожевой вышке – сегодня это был мебельщик Дикус – выглядел неясным силуэтом, но Тодор знал, что Дикус точно дремлет, свесив голову на грудь и приоткрыв свой грустный тонкогубый рот - отщепенцы не пытались проникнуть в город уже лет 30, больше досаждали одиноким путникам и группам с поставками для магов. Пора было возвращаться, и Тодор, отдохнув, встал и покатил свою тележку туда, где возвышалась серая стена.
    
Сам город был большим и многолюдным и представлял собой несколько районов, соединённых охраняемыми проходами. В нижнем, соприкасающемся со стеной, жили ювелиры. Это была сплошная беднота и пьянь, потому что маги не носили украшений, они были почитателями архитектуры, а богачам в городе серьги, кольца и браслеты требовались нечасто – бессмысленные побрякушки, от которых не было практической пользы, они дарили иногда по праздникам своим женщинам, только и всего. Ювелиры были рудиментом, остатками гильдии, процветавшей в старом, давно забытом обществе. Чуть выше жили мебельщики, на следующем уровне – гончары, ещё выше – ткачи и портные, и наконец, в верхнем городе обитала местная знать различного ранга – фермеры, пекари и мясники. Без них погибли бы голодной смертью и люди, и маги, потому что маги не работали физически вообще, а люди трудились каждый над собственной работой, не успевая заниматься чем-то ещё. Переходить из одной части города в другую без особой необходимости было запрещено. Также не разрешалось менять гильдию, ведь тогда каждый бы захотел заняться фермерством, готовить колбасу или печь хлеб. Были только три случая, когда люди из разных районов могли пообщаться: во время ежегодного грандиозного базара, когда шли на рынок раз в месяц или во время поставок для магов раз в три месяца – тогда около двух десятков человек из разных гильдий отправлялись с телегами, гружёнными товаром, в ближайшую к городу цитадель.

От ворот шла одна главная дорога, от которой, словно ветви от ствола, отходили в разные стороны проходы. Тодор повернул к тому, что вёл в гончарный район. Охранник сказал: «Здорово, Тодор!» и пропустил его. Охранники происходили из разных гильдий и, сменяясь, никогда не стояли у прохода в родную часть города, поэтому были лично знакомы почти с каждым его жителем.
Пройдя длинным, узким тоннелем, Тодор вышел на такую же узкую и мрачную улицу гончарного района. Здесь ему был знаком не то что каждый человек – каждый камень, поэтому на душе у него сразу стало теплее, и на лице появилась улыбка.

- Привет, Дарин! – крикнул он немолодой обрюзгшей женщине, которая перед деревянным покосившимся домом стирала какие-то тряпки в щербатом тазу. Вода из него плескалась во все стороны.

- Привет, привет, - отвечала она, ухмыльнувшись, и продолжала стирать.
Мальчишка, сын соседа, выскочил Тодору наперерез из-за поворота. Его щёки пылали, заношенная одежда была грязнее грязи, а по сияющим глазам нетрудно было догадаться, что он настоящий сорванец и у него случилась большая радость.

- Угадай, что сегодня было! – крикнул он и, не дожидаясь ответа, торжествующе произнёс: «Я уговорил охранника Лима разрешить мне взглянуть одним глазком на верхний район! Я видел одну тётку, она была в платье! А я не верил, что тамошние тётки носят платья! Она…

- Тише ты, балбес! – Тодор сгрёб мальчика своей сильной, как у медведя, рукой и прошептал ему на ухо: «Ты знаешь, что и тебе и добряку Лиму придётся очень плохо, если об этом узнают в верхнем городе. Думаешь, среди бедняков, которых ты знаешь всю жизнь, не найдётся того, кто пожалуется на тебя, чтобы получить возможность пристроить свою дочь или сына прислугой у богача?».

Мальчишка настороженно огляделся, сглотнул и смущённо поглядел на Тодора.

- Да уж, - проговорил он кисло, - я балбес. Просто у них там всё совсем по-другому… Если бы только ты видел!

- Я не хочу видеть, - отрезал Тодор. – Мне это не интересно. Жизнь идёт, как идёт, и по мне она вполне хороша. Мы не ювелиры, и слава элементам.

И он зашагал дальше.
    
Дом, в котором жили они с отцом, находился в самом центре района, но, несмотря на то, что состояла в гильдии почти тысяча человек, улицы нельзя было назвать оживлёнными. Дома выглядели собранными в кучу, нагроможденными; собственного двора не было ни у кого, не было даже заборов, однако мастерские и жалкие клочки земли, на которых люди выращивали чахлую зелень, охранялись каждым с повышенной бдительностью. Здесь было серо, однообразно и пыльно. Да, пыль…Ветер гонял её между безликими, приземистыми строениями из дерева и глины, закручивал в маленькие смерчи, вдувал в щели и открывающиеся изредка двери и окна, так что она была повсюду. Деревьев здесь не было. Травы практически тоже. Им просто негде было расти. Говорили, что они есть в верхнем городе, и будто бы там даже посажен сад, но никто никогда не видел этого и не знал, насколько можно верить слухам. Раз в год, когда проходил традиционный грандиозный базар, кто-нибудь из молодых юношей и девушек мог привлечь на торгах богача, и он приглашал счастливчика работать у себя в прислуге (хотя наняться можно было и другим способом, не совсем чистым), но обратно они уже не возвращались, потому не могли ничего рассказать. Говорили ещё, что женщины богачей носят платья и что они не работают, совсем как маги. Раньше Тодор не верил в разговоры – платье это ведь так неудобно для работы, непрактично, а как может человек не трудиться?! – но после разговора с соседским сорванцом он всю дорогу не мог выбросить это из головы.
    
Придя домой, он первым делом направился в мастерскую. Оставив тачку с глиной у входа, он зашёл в небольшое помещение, пахнущее влагой и землёй, довольно жаркое, потому что печь для обжига находилась здесь же. Обычно они с отцом работали вдвоём, но сейчас гончарный круг сиротливо молчал, а печь успела остыть. Никого не было в мастерской, и в груди Тодора что-то кольнуло, нехорошее предчувствие сжало сердце. Дом и мастерская были пристроены друг к другу, так что он быстро прошёл к двери, ведущей в жилую часть, и, войдя в комнату (это, собственно, и был весь дом), увидел отца. Тот лежал в постели, укрытый чьим-то шерстяным одеялом. Казалось, он спит, но когда Тодор вошёл, его глаза открылись.

- А-а, сын. Хорошо, что ты так быстро вернулся, - проговорил он с усталой улыбкой и, предваряя вопрос, сказал: «Со мной всё нормально. Травник приходил. Обычная простуда. Я-то хотел поработать, но он запретил. Дал мне какой-то своей дряни, ещё и оставил, чтоб я пил, вон, погляди, - он показал на кувшин, обёрнутый широкими бурыми листьями. – Говорит, жар продержится дня три-четыре».

- Но ведь завтра поставка! Наш дом представляет гильдию…

- Вот и отправишься вместо меня. Хоть посмотришь, каков мир за долиной Сартона. Тебе 31 год, и ты всегда избегал этой обязанности. Видно сама судьба облегчила мне задачу выпихнуть тебя наконец из дома!

Отец Тодора добродушно засмеялся.

- Давай, пора уже давно. Ты увидишь великую северную цитадель. Поверь, оно того стоит. Ты не забудешь этого зрелища никогда и никогда уже не пустишь меня с поставкой вместо себя. А там, кто знает, может, захочешь увидеть гильдии гончаров в других городах. Обмен опытом полезен. И обмен девушками тоже, между прочим. Я как посмотрю, здесь ты таскаешься без ума и без толку. Глядишь, в чужом городе найдётся такая, что накинет тебе хомут, и я в здравом уме успею увидеть внуков.

- Внуков?! Но я… Что я буду делать в цитадели? Я же почти ничего не знаю об этом… деле…

- Да не нужно тебе ничего знать! Придёте, маги встретят вас, разгрузите телеги и назад. Вот и всё. Довольно этого детского лепета!
По нахмуренному лицу отца Тодор понял, что разговор окончен.

- Ладно, - сказал он, спеша избавить себя от сурового взгляда отца и мыслей о детях, - пойду в оружейную, выберу себе что-нибудь на случай, если нападут отщепенцы. Такое же было однажды…

- Было, было. Иди.

Тодор повернулся и вышел, слыша, как отец что-то недовольно бормочет.

Оружейная представляла собой покосившийся и поеденный жуками сарай в центре района, в котором были свалены кое-как оружие и доспехи. Многое из этих скорбных остатков уже давно покрылось ржавчиной или было откровенным хламом, но и здесь можно было найти образцы прекрасной работы лучших мастеров кузнечной гильдии, которая канула в Лету вместе с Эпохой массовых войн. Тодор перебирал копья и мечи, арбалеты и топоры, булавы и пики. У него внутри то всё холодело, то вдруг обдавалось жаром и по ногам бежали мурашки. Он говорил себе, что ничего особенного в этом небольшом походе нет, что это рутинное дело и, скорее всего, на них даже никто не нападёт, но сердце колотилось как бешеное. Он действительно никогда в своей жизни не ходил дальше долины реки, да и там бывал лишь затем, чтобы набрать глины, воды или поймать пару рыбин. Мир совсем не манил его. Тодору хватало работы, базаров, трактира и девушек из гильдии - не слишком умных, не слишком весёлых, но падких на его мускулы и ничего не ждущих взамен. Маги, конечно, интересовали его и пугали, но они вызывали и другое чувство – куда более тёмное, – и от этого Тодору только меньше хотелось видеть их воочию.
    
В куче металла перед собой он не находил ничего, что казалось бы более-менее надёжным. С большим трудом, убив на примерку почти час, он решил, что броня ему ни к чему, а с оружием оказалось ещё сложнее. Его отец неплохо управлялся с копьём, но Тодор откровенно ленился развивать боевые навыки. Зачем тратить время, если никаких сражений нет и в помине? В итоге он выбрал то, на чём было меньше ржавчины и что выглядело наиболее внушительно, - большую, тяжёлую секиру с коротковатой, но мощной рукоятью. Оставалось ещё собрать кое-что из одежды и еды, поэтому Тодор с тяжёлым сердцем снова пошёл домой. Наутро ему предстояло отправиться в дорогу.