Пастыри Глава 8

Шум города становился всё тише, и вечер отступал. В рабочей комнате верховного мага неподвижные силуэты скрадывал полумрак. Из трёх высоких окон было открыто одно, но штиль не тревожил воздух, напитанный запахами бумаги, мела, гуашевых красок, тонким ароматом кедра, который Лаакан очень любил, и мятного чая. Здесь не было ни души. Деревянный мольберт с недописанным портретом одиноко стоял у закрытого окна. Ночь расцветала, но на темнеющей бумаге можно было различить белокурые пряди и застенчивый взгляд. На столике хаотично расположились перепачканная палитра, кисти, измазанные красками клочки бумаги и сами краски в маленьких фарфоровых баночках, однако чёрно-белый, как шахматная доска, ковёр был безупречно чист. В противоположном конце этого отнюдь не большого кабинета на стене висела доска, испещрённая какими-то чертежами и цифрами, а под ней на широком низком столе стоял макет цитадели – со всеми улицами, башенками, деревьями, прудом и движущимися крохотными фигурками магов, которые не прекращали своё бесшумное движение ни днём, ни ночью. Рядом с макетом кучкой лежали деревья и части разных зданий – подобно конструктору.

Необычная картина могла рассказать о том, что население Делакарона росло, и он становился тесен. Назрела необходимость расширить границы города, построить новые дома, проложить дороги, разбить скверы, и этим занимался Лаакан вместе с одним из членов Совета – городским архитектором, а движущиеся фигурки наглядно демонстрировали проходимость участков. Остальное в этой комнате говорило скорее об увлечениях и вкусах, нежели о работе: гобелены с изображениями диких животных, живописные морские пейзажи, книжная полка, на которой каждый второй том – философия, а все первые – приключения, массивная, трёхъярусная золотая люстра с несколькими десятками свечей - холодных в этот поздний час – и, конечно, навесной шкафчик с десятками видов чая.

Из рабочей зоны в спальню вёл арочный проём, скрытый занавесью, напоминающей длинную бахрому. В самой спальне из мебели стояли только кровать из тёмной древесины с невесомым серебристым балдахином и прикроватный столик из такого же дерева. Вместо люстры на стене висел ночник в виде огненного языка. За его стеклом сейчас горело магическое пламя свечи, а на кровати лежали двое. Стрёкот сверчков наполнял лунный сумрак за открытым окном, но его перебивали голоса студентов великой цитадели, поющих в общей комнате, где наверняка жарко и все окна нараспашку. Несколько голосов исполняли куплеты под музыку, а хор громко подхватывал междометия:


С собою в цитадель я привёз своих друзей:
Собаку с попугаем – всё будет веселей.

Хэй!

Засел я за науки – бытие хотел познать.
И вот через неделю мой пёс давай линять.

О-оп!

Облез бедняга страшно и жалобно скулил.
А в чём причина? Ясно! – химстрой я вслух учил.

Ох!

Похвастаться хотел я питомцем номер два.
Учил я попугая произносить слова.

Ух!

Я интеллектуален до онеменья ног
И птицей своей тоже ударить в грязь не мог.

Да!

Со словом «перекусим!» прогресс наш был неплох,
Но после «трансментальный» мой попугай издох.

Ах-ох! Ах-ох!

Всё время раздавался дружный хохот, а песенка о превратностях учёбы продолжалась – каждое поколение студентов прибавляло к первоначальному варианту минимум два-три куплета.
    
Девушка на кровати потянулась под лёгкой алой простынёй, которой любовники были укрыты, и крепче прильнула к груди Лаакана. Он лежал с закрытыми глазами, но не спал - рука рассеяно, но нежно гладила длинные белокурые пряди, разметавшиеся по подушкам. Слушая песню, девушка время от времени тихо посмеивалась. Лаакан улыбался её смеху, не открывая глаз. Так лежали они, наслаждаясь друг другом, тёплой ночью, окутавшей их с головы до ног, музыкой и беззаботным пением учеников, пока он не сказал:
- Поздно уже, Нерил, тебе пора к себе. – В голосе его слышалось сожаление.
- Как я не люблю этот момент! – почти воскликнула она и прильнула губами к шее Лаакана. Он вздохнул, обнимая её.
- Я тоже.
- Если бы мы встречались открыто… Не говори, я всё знаю. Просто хотелось бы этого.
- Верховный маг и его возлюбленная, которая годится ему чуть ли не во внучки… - Лаакан невесело хмыкнул.

- Однажды мы преодолеем и этот предрассудок. Разум мага гибок, эволюция продолжается для нас быстрее, чем для других живых существ, а это означает, что сознание непременно перейдёт на новые уровни, границы мышления, понимания будут раздвигаться. Я верю, что однажды мы или наши потомки избавимся от всех предрассудков, от всех убогих штампов и клише. – Голубые глаза девушки засияли.
-  Вряд ли это произойдёт на моей памяти.
Нерил обняла его.
- Умоляю, давай больше не будем о грустном! – произнесла она негромко. – Каждый наш час и так отравлен этой тьмой, что сгущается на юге… Порой мне хочется наплевать на всё и кричать, что я люблю тебя – пусть маги осудят меня и последний наш поцелуй перед тем, как тела и души сольются со Вселенной, случится на глазах у всех!
- Нерил…
- Знаешь, я боюсь не смерти, а того, что мы не будем вместе. Материи, из которых мы сотканы, растворятся в Мироздании, чтобы стать новыми мирами. Энергия душ затеряется в Космосе, и любовь станет призраком…
- Ты сказала, не будем о грустном, - Лаакан попытался улыбнуться, - а сама говоришь.
Она тоже улыбнулась уголками губ.
- Прости.

Лаакан высвободил руку, на которой лежала Нерил, отбросил простынь и, сев, стал одеваться.
- Ты переживаешь из-за Проводника? – спросила она. Её белая кожа, хрупкие плечи, длинные светлые волосы и по-детски невинный взгляд ярко-голубых глаз, обрамлённых густыми ресницами, в контрасте с алым постельным бельём завораживали взор.
- Да. Он ничего не знает. Да что там! Даже Совет знает не всё. – Он встал, натягивая брюки, но потом снова сел на кровать.
- Не всё?.. – робко спросила Нерил.

Студенты перестали петь и начали расходиться. Слышались голоса и шаги, удаляющиеся в разные концы дворца, где-то открывались и закрывались двери.

- Ты не ставил звукозащиту?
- Нет. Я люблю все эти звуки. Разговоры, ветер, сверчки, шаги… Терпеть не могу засыпать в тишине.
Нерил помолчала. Лаакан молчал тоже, сидя неподвижно. Казалось, он задумался. Её голос нарушил тишину:
- Мехес ведёт себя подозрительно, ты заметил? И кажется, втягивает во что-то Маркуса.
- Заметил. И я даже подозреваю, во что. Он выкрал из библиотеки Тёмное пророчество. У него хватило ума отыскать его и снять чары, но не хватило, чтобы подумать: вдруг тот, кто его спрятал, наложил кроме скрывающих заклятий ещё и кое-какое охранное. Я знал обо всём в тот самый миг, когда разрушился первый защитный барьер.
- Но почему не остановил его?! И… Что это за пророчество? Я никогда о нём не слышала.

Лаакан обернулся и посмотрел на неё.
- Всё, что происходить теперь, - свершение. Предначертанное исполнится так, как будет угодно Вселенной. Каждый делает то, что должен. Раз Мехес решил воплотить Тёмное пророчество, так пусть начнётся битва мрака со светом. Она происходит в Мироздании вне времени и вне миров, но в каждом времени и каждом мире. Для мира нашего сейчас – главное сражение. Так суждено. И это правильно. Если Зачинающая и Проводник не остановят смерть (а это возможно), всё живое погибнет. Если остановят – всё будет как прежде. Ну а свершится Тёмное пророчество – люди исчезнут. Выживут только маги, и мир станет совсем другим.
- Члены Совета не знают об этом, - прошептала Нерил. Это был не вопрос.
- Есть вещи, которые ведомы только Хранителям. – Лаакан сделал паузу. – А кое-чего не ведают и они. Только Верховный маг.
- Я не говорила, но несколько дней назад, когда прилетела птица из Риккола, Мехес спрашивал о Лие.
- А ты?
- Ответила, что не знаю, кто это. Но не думаю, что мои знания ему бы пригодились. Мне нечего было сказать, кроме того, что она твоя племянница.
- Хм. Да.
Лаакан нахмурился.

- Ты помнишь её?
- Лию? – Нерил пожала плечами. – Смутно.
- Вы были дружны.
- Мы были детьми. Очень давно.
- Не так и давно! – Лаакан захохотал. – Посмотрите на эту зрелую, умудрённую жизнью магессу!
Нерил покраснела и заулыбалась, став от румянца словно ещё более юной.
    
Позже, когда она тоже оделась и собралась уходить, она обняла Лаакана на прощанье и после долгого поцелуя пошла к двери, но обернулась и спросила: «Как же Проводник? Я тревожусь. Этот человек такой глупый и трусливый. Такой беспомощный. Ты можешь как-то наблюдать за ним?». Лаакан покачал головой.
- Я знаю, что Тодор пошёл через Туманные холмы. Дальше его маршрут предсказуем, но что будет с ним происходить… - Он снова покачал головой.

***
Голубоватый свет магического огня плясал на вершине посоха, отражаясь от тёмных каменных стен. Сжимавшая посох рука была сильной и уверенной, однако шаги, едва слышные на узкой лестнице, - осторожными.
    
Нерил поднялась в Белую башню, главную из тех трёх, в которых жили подопечные чтецов, - снежные хорисы. Когда она толкнула массивную, обитую железом дверь и вошла, птицы завозились в рассеявшейся темноте и с разных сторон раздалось тихое, хриплое «Нерил! Нерил!». «Чш-ш-ш!» - сказала девушка и, подняв вверх руку, негромко, но властно произнесла: «Полёт!». «Полёт! Полёт! Полёт!», – отозвались птицы, и белые крылья рассекли прохладный воздух, один из хорисов опустился на кисть Нерил, глядя на неё серьёзными жёлтыми глазами. «Нерил. Полёт!», - сказал он, коснувшись коротким клювом её руки. «Да», - ответила девушка и прислонила свой посох к стене.

Чтецы были магами с особым врождённым даром – их развитые инстинкты и биоритмы гармонировали с первозданной сущностью живой природы, что позволяло им входить в контакт с любыми её формами. Теоретически чтецы могли заговорить любое животное, птицу или насекомое, но, так же, как и заклинания, эта способность требовала затрат магической энергии, поэтому чтецы не пользовались ей просто так. Умение заговаривать заключалось, по сути, в подчинении живого существа, вкладыванию в его сознание того, что было угодно чтецу. Таким образом маги брали под контроль и людей. Само по себе состояние заговорённого существа было временным, а чтобы продлить его, чтец заговаривал повторно, но если кроме своего дара он применял заклятие печати, зверь или человек оставался под властью мага навсегда. Кроме этого, чтец мог узнать о своём объекте практически всё: возраст, пол, болезни или их возможность, состояние беременности, эмоции, желания, воспоминания и разные химико-физиологические процессы, протекающие в организме. Этими знаниями они часто помогали магам, занимающимся биологией, химическим строением, физикой магии и другими естественными науками.
    
Снежных хорисов заговаривали для передачи сообщений потому, что они частично понимали и отлично воспроизводили речь (то есть вложить информацию в их разум было несложно), могли быстро и долго лететь без устали, а в случае опасности становились грозными противниками.
    
Нерил посмотрела в глаза птице. Хорис моргнул и склонил голову набок. Девушка на мгновение сомкнула веки, а затем, не отрывая взгляд от жёлтых глаз, зашептала слова. Птица открыла клюв, её зрачки стали расширяться, крылья дрогнули и когти впились в белую кожу, выпустив кровь. Нерил замолчала, глаза её закатились так, что стали видны одни белки. И она, и хорис были недвижимы, только кровь стекала по её руке тоненькой струйкой и капала на деревянный пол. Наконец воздух с шумом вырвался из её лёгких, и девушка заговорила, теперь уже внятно:

«Лиа, милая, я так скучаю по тебе! И мне так тяжело врать Лаакану. Но наша дружба дороже во сто крат любви к мужчине… Проводника зовут Тодор. Он вышел из цитадели в двадцать пятый день первого месяца весны и движется через Туманные холмы. Лаакан за ним не следит, но будь осторожна – Мехес что-то замышляет. Что-то плохое. Возможно, вам грозит беда. Он хочет исполнить какое-то Тёмное пророчество. Я точно не знаю, что это, и у Лаакана пока спрашивать не буду – боюсь, он выведет меня на чистую воду… Одно я поняла: если у Мехеса получится, люди погибнут, а маги останутся жить. Ты знаешь, этого нельзя допустить. Пока всё. Буду слать птиц всякий раз, когда будет важная информация, - как мы и договорились. Дрожу от страха днём и ночью, но я обязана помочь. Лаакан думает о тебе, я знаю. Он тоже хотел бы тебя поддержать, но он Верховный маг… Лиа, когда весь этот ужас закончится, возвращайся! Маги отвергли бунтарку, но примут Зачинающую, спасшую мир. Я верю в тебя, подруга. До связи. И до встречи!».
    
Договорив, Нерил ещё минуту стояла в трансе с хорисом на запястье. Затем её глаза стали прежними, птица тоже пришла в себя, встрепенулась, и девушка вышла с ней на балкон. Погладив белые перья, она тихо произнесла: «Лиа», и птица взмыла в ночное небо. Проводив её взглядом, Нерил залечила руку, вернулась в башню, убрала кровь с пола, а потом, взяв посох, поспешила к себе.