Как в кино

Я работал тем летом в магазине «Музыка.ру». Магазин этот за одно название можно было сжечь. Тесный загон внутри старого торгового центра – три грязные стеклянные стены и кусок общей витрины, заваленный дисками с фильмами. За угловой стойкой кассы терлись два продавца. Неудачники в застиранных желтых рубашках, с прозрачными кармашками для картонок с именем на груди. И была там одна. Когда она доставала диски с нижних полок, по белым полоскам от купальника было видно, что она много загорает.

Я не люблю девиц, вставляющих мат, как духовые – в размер. Но есть, как писал Бунин, такая категория «ангелоподобных проституток и воровок».

– Чо ты, ****ь? – Говорит Наташа, когда я ловлю мух у стеклянной витрины с фильмами.
– Ты кино любишь? – Защищаюсь.
– Ближе к делу.
– Сходим? Коллеги, и все такое.
– Для меня – не проблема переспать с тобой. Не проблема – поцеловать тебя, Дима.
– Я хочу поцеловать тебя. Я тебя поцелую.

Она смотрит. Рукава клетчатой рубашки закручены до локтей. Жилы на руках напрягаются.

– Идут «Пираты Карибского моря».

Молчит.

– Тебе в десять вечера удобно? Я заеду.

Она бросает стопку дисков на полку.

– Неудобно, ****ь! Отвали от меня.

Через три дня наша драма достигла своего апогея и очищающим огнем сделала персонажей пьесы счастливыми. Декорациями той средневековой любовной сцены стала моя старая машина. Главными героями – я, Наташа и мой хороший знакомый Валера-скрипач. Здесь нужно сказать немного слов о Валере. Отношения с ним у нас куда более возвышенные.


Получив деньги за отработанную в магазине музыки неделю, я обычно отправлялся в Макдоналдс, покупал бутеры, парковал колымагу у заднего темного фасада АвтоМака, и весело проводил время: пялился на машины, залипающие у кассы. Я поглощал бутеры и запивал их сладкой Кока-колой, пахнущей лекарствами. За блестящими, как леденцы, стеклами то и дело мелькали симпатичные лица девушек – прически, улыбки, глазки. Они вертели головами по сторонам и разговаривали с женихами или такими же красивыми подругами. Сумерки опускались на Оренбург. Банный закат палил край земли, чтобы поутру обдать его прохладой.

Между кассой заказа и окном выдачи в хорошую погоду время от времени стал появляться паренек со скрипкой. Он играл для проезжающих любителей гамбургеров популярные мелодии. Люди протягивали ему купюры или мелочь, чтобы он отвязался.

Однажды вечером, проезжая через МакАвто, я распахнул пассажирскую мятую дверь своей бежевой четверки и крикнул:

– Садись, я закажу все, что хочешь.

Парень растерялся.

– Я сам закажу тебе все, что хочешь.

Я растерялся тоже. Он окинул взглядом подступы к МакАвто, убедился, что клиентов нет, и прыгнул на сиденье. Мы пили кофе с пирожками и говорили о жизни. О том, что Оренбург похож на большую зону: арестантские вкусы, невежество, неуважение к уличным музыкантам. Выяснилось при этом, что Валера зарабатывает гораздо больше, чем я, торгуя музыкой.

Мы болтали почти три часа. Валера, казалось, никуда не торопился. И как-то странно все время задумывался. Сначала мне было интересно его слушать. Еще с полчаса я изображал интерес. Потом стал беспокоиться, что он не уйдет, если я не попрошу его.

«Может и стоило по-другому прожить свою жизнь. Но пока я уверен в том, что не зря хожу к Макдоналдсу. В филармонии было спокойнее, но не было никакой свободы. Я не умею соглашаться и затыкать себе рот. Здесь вот опасно. Конечно, раньше у меня был электрошокер в кармане. Но теперь он поломался. На меня напали как-то трое, я резко откинул руку одного». И так далее. Я смотрел, стараясь не вывести его из себя. Мне показалось, что следующей его мыслью может быть идея жестокого убийства или еще чего. В общем, мы подружились. Он был таким же отморозком, как я.

С тех пор, чтобы потрескать бургеры, я стал ездить в другой Макдоналдс. Нет таких друзей, которым бы я позволил нарушить интимность процедуры поедания бургеров. С Валерой мы виделись, когда я был уже неголодный. Мы пили кофе по вечерам, сидя в машине и глазея на закат над Макдоналдсом, после – на освещенную стену Макдоналдса.


Предложение секса от Наташи сделало меня очень ответственным. Через три дня я все уже обдумал и взвесил. Я решил, что она не шутит. Я решил, что она играет в игру. И что, согласно правилам этой игры, со «стервой» мне следует быть «подонком». В понедельник утром я в футболке с матерной надписью на английском языке и рваных джинсах, как мог вальяжно подошел к стойке кассы и, вытаращив глаза, предложил Наташе покататься вечером по городу.

Игра игрой, а женщина женщиной. Я решил сделать все, как полагается, раз уж она сама оказала мне большую услугу. В воскресенье вечером я сидел в родительской кухне с карандашом в одной руке, с блокнотом – в другой, в трусах и в шерстяных носках. Я составлял план идеального вечера. Я пил кофе из кружки с отколотым краем и напрягал извилины, я идеально все рассчитал. Короче, я попросил Валеру ночью, в назначенный час, в лучах лунного света вылезти из кустов на парковке возле моего дома и, будто издали, сыграть тихую романтическую мелодию. Чтобы было все, как в кино...


Я заехал за Наташей в десятом часу, предвкушения во мне было – на троих. Руки потели на плетенке руля. Лобовое стекло казалось маленьким. Когда я подъехал к ее подъезду, она сидела на бортике песочницы и курила сигарету, глядя на верхний этаж своего дома. Там мужик с голым торсом, пыхтящий сигаретой на обшарпанном балконе, улыбался и показывал руками какие-то знаки. В сыром после дождя воздухе пахло грязью.

Всю дорогу до своего дома я испытывал смесь страха и восторга. Наташа смотрела на меня томным взглядом, до этого хранившимся в ее арсенале. Огни улицы отражались на ее лице и узкой белой кофте. Короткая юбка не прикрывала впалых ляжек. Она взяла меня за запястье и положила влажную ладонь себе на колено. Я закрыл глаза и передвинул руку ближе к краю юбки.

Пора было переключать передачу – я ехал на первой 70. Но ладонь будто прилипла к ее ноге. Двигатель ревел, как мое предвкушение. Я с досадой убрал руку с гладкой плоти. Наташа закурила и закинула ногу за ногу. На светофоре я тоже попытался закурить и уронил горящую сигарету под кресло. Меня это даже не расстроило. Я только стал материться, чтобы произвести впечатление и создать нужный образ. Когда мы подъехали к моему дому, снова застучал по крыше автомобиля дождь. Я поставил машину у дальних кустов, не на парковке, а в палисаднике.

Я начал было заготовленную речь соблазнителя, но Наташа, не скидывая босоножек, перемахнула ногой через руль и набросилась на меня. Я даже не успел заглушить двигатель. Я испугался, что она убьет меня своими каблуками. Она рвала и метала – чуть не сломала ремень в моих джинсах. Стащила до колен мои клетчатые трусы и сильно укусила мою нижнюю губу. События развивались стремительно. И тут, из кустов вылез Валера и заиграл, нависнув над задним стеклом, мелодию из фильма «Великая красота».

Наташа подпрыгнула и ударилась затылком о крышу. Она вскрикнула, прижалась ко мне и стала вертеть головой, судорожно натягивая узкую кофту. Потом, перелезая обратно на пассажирское сиденье, она потеряла босоножки, выпрыгнула в грязь босиком, нагнулась и, матерясь, достала из-под сиденья обувь.

– Ух, и придурок ты, Зуев! – Крикнула она, вколотив дверь в кузов Жигулей.

Она зашагала босиком в сторону остановки, вдоль моего дома, и растворилась в темноте. Валера сел на ее место, задумался на несколько секунда и спросил:

– Хочешь, поедем в Макдоналдс?

Как будто это он был за рулем.