Женя, Женечка и Евгений Онегин
- Это мои родители. Папа очень любил маму, поэтому и меня назвал её именем. Её он звал Женей, а меня - Женечкой. Мы жили на Украине, в немецком селе, где он преподавал украинскую литературу.
Мы с мамой очень любили, когда по вечерам папа брал в руки однотомник Пушкина, и читал нам вслух его сказки и стихи. Ещё помню, что он очень ждал 1937 год – год столетия после смерти поэта, чтобы приобрести юбилейное издание.
Однажды ночью я проснулась – папа пристально смотрел на меня. Я и сейчас вижу эти глаза. Он поцеловал меня, и его увели. Это было 13 декабря 1937 года.
В эту ночь в селе забрали всех мужчин, но было тихо – ни плача, ни криков. Родным арестованных запретили выходить на улицу. Только один отчаянный мальчишка тайком выбрался из дома, и проколол шину автомобиля, в котором увозили его отца. Что он мог ещё сделать?
- Это дело рук жён врагов народа, - сказал один из чекистов про проколотую шину, и мы поняли, что они ещё вернутся. Оставшимся запретили покидать село. На следующий день мама собрала узелок, взяла меня за руку, и мы покинули свой дом. Мне было девять лет.
Четыре года жили у тёти в Крыму, а в 1941-м нас депортировали под Петропавловск, в село Бугровое. Школу я окончила на «отлично». Мои подруги поехали в город учиться дальше, мне же этого не разрешалось, как дочери врага народа. Государство определяло, кому быть грамотным, кому – нет. Стала я работать.
Однажды захожу в сельскую библиотеку, а на столе – томик Пушкина. У меня сердце так и дрогнуло: ну, совсем, как тот, наш! Вспомнилось время, когда мы были счастливы, когда мы не были врагами народа. Наши семейные чтения, разговоры, мечты. Папины сильные руки, его добрые глаза…
Мы с мамой уже знали, что больше его никогда не увидим. Как знали, что и мама никогда не увидит своего отца, который большевиком стал ещё до революции. Как не увидим её родного брата, в своё время убежавшего из дома, чтобы стать будённовцем. Все были арестованы, осуждены по надуманным статьям, и расстреляны.
Слёзы подступили к горлу, я тотчас взяла эту книгу, и несколько лет с ней не расставалась, время от времени продляя срок пользования. Даже на работу носила с собой. Читала и перечитывала, пытаясь представить, что чувствовал отец, читая эти строки.
Мама тоже работала. В селе нас звали, как когда-то папа в семье – Женей и Женечкой. А потом закончилась война, пришли с фронта немногие уцелевшие мужчины. Однажды Володя Проводников, молодой учитель, стал читать на память в кругу девушек «Евгения Онегина», и сбился. Я ему помогла. Снова сбился. Опять напомнила ему забытое место.
- Да тебе надо учиться! – Воскликнул он. Я и сама давно хотела, и, как стало возможно, поступила в петропавловское педучилище. За хорошие успехи в учёбе в конце первого полугодия мне подарили… томик А.С.Пушкина «Евгений Онегин»!
Продолжила учёбу в институте, по окончании которого работала в своём селе, а потом меня пригласили в педучилище, на должность преподавателя русского языка и литературы.
Однажды так увлеклась, что пол-года, забыв обо всём, изучала с учениками творчество одного Пушкина. Но вовремя опомнилась, и была рада, что руководство ничего не заметило.
Когда набралась опыта, получила предложение стать заместителем директора по учебной и воспитательной работе педучилища. Это было время его расцвета – во Всесоюзных соревнованиях по качеству образования оно прочно занимало второе место! Наш опыт приезжали перенимать со всего Союза.
Однажды поехала в Бугровое навестить маму, повидать знакомых. Увидел меня соседский мальчик Саша, побежал в дом, закричал:
- Тётя Женя, Женечка приехала! – А Женечке уже за тридцать. Так что любовь к Пушкину у меня от папы. А от мамы – любовь к песне.
У неё, действительно, большая фонотека, и петь ходит она аж в два хора. А добрые знакомые, бывающие в доме, хорошо помнят их дуэты с матерью.
Засиделись мы с Евгенией Владимировной допоздна, а вокруг со стен, с полок, обложек книг и календарей на нас смотрел Пушкин – гений и человек.
Свидетельство о публикации №216013101468