Бармен

Для меня снова очутиться в этом странном баре уже не казалось неожиданностью, скорее наоборот: местечко начало согревать мою душу и становиться родным домом. Хотя, фраза “родной дом” звучит слишком громко. Заменю-ка лучше его на “пристанище, где всегда смогу зализать свои раны”. Или чужие, если потребуется.
Бар играл тёмно-красными тонами. На потолке висел единственный источник освещения в виде люстры с семью лампочками, окружёнными извивающимися ножками. Причудливая форма люстры напомнила мне одинокого осьминога, который решил повеситься от разбитой любви и подарить окружающим хоть немного света и тепла. С каждым моим посещением бара свет становился всё более тусклым, отчего ко мне в голову приходили не самые радужные мысли:
“Вероятно, с каждым моим появлением это светящее существо чахнет”.
В помещении не было столов и стульев. Лишь барная стойка гордо возвышалась в конце помещения вместе с барменом и алкоголем. Ах да, и барный стул, предназначенный именно мне, само собой. Откуда такая самонадеянность, спросит мой юный друг. Я отвечу: в этом место я попадаю, просыпаясь за барной стойкой, и покидаю так же.
В этот раз меня разбудил ненавязчивый саксофон. Окинув взглядом комнату, я не нашёл источник звука. Казалось, мелодия растворялась в воздухе посредством диффузии. К духовому инструменту присоединились клавишные и басы. Но главным в этом вечере, так или иначе, оставался саксофон. Он вёл остальные инструменты за ручку, не спеша, по стенам, по моим ушам, даже по коже.
- Смотрю, Вам нравится джаз?
Бармен заботливо вытирает бокалы и улыбается краем губ. Не знаю, как я это определяю, ведь его голова состоит из чёрных пузырей с непонятной мне жидкостью, и само существо всё из чёрной субстанции, явно не напоминающую кожу. Ни глаз, ни рта. ни даже ушей. Однако, смею заметить, костюм на нём сидит из настоящей ткани. Чёрной, естественно.
- Очень, - киваю я. - Впервые слышу подобное звучание. Исполнителя не подскажите?
- О, боюсь, ничем не могу Вам помочь, - существо качает головой, ставя очищенный до блеска вокал. - Здесь музыка живёт своей жизнью, у неё нет создателя.
Я хмурю брови:
- Как это - нет создателя?
- Вот так - она сама по себе, - и пожимает своими широкими плечами. Кстати, рост у этой субстанции явно выше двух метров. Даже сидя за барным стулом я чувствую себя ничтожно маленьким.
- Но кто-то же играет? Откуда зарождается музыка? - я продолжаю гнуть своё.
- Обязательно музыку кому-то играть, вести и издеваться над ней? Она зарождается из самой себя. Сначала приходит осмысление: “я хочу существовать”. Затем приходится думать, каким образом и с каким настроением начать своё существование. Так появляются ноты, мажоры переплетаются с минорами, а басовые ключи бесятся и пинают скрипичные. Первое время получается какофония, но не все рождаются идеальными, не так ли?
- Действительно, - слегка офигевший, подытоживаю я. - Ты, к примеру, родился вообще чёрным и с пузырями на голове.
Бармен издаёт булькающие звуки и слегка трясётся всем телом. А, наверное, это он так смеётся. Ясненько.
- У Вас неплохое чувство юмора, - замечает он, успокаиваясь.
- Главное, чтобы оно было не лучше твоего алкоголя за стойкой, - улыбнулся я. - Что посоветуешь сегодня?
- Могу порекомендовать шотландский виски моей бабушки, - бармен открывает бутылку и разливает.. нам обоим.
Я не смог подавить лёгкую усмешку. То ли от того, что у подобного существа есть родители и даже бабушки, или от начинающей у него формы алкоголизма.
- Как же так, на рабочем месте?
- А вот так, - кажется, он снова улыбается и подносит к себе стакан. Волшебным образом жидкость стала исчезать из сосуда, но что-то похожее на рот так и не появилось на этом существе.
Некоторое время мы сидим молча, попивая виски и вкушая музыку-которая-сама-по-себе. Надо бы вспомнить, с чего всё началось.
Впервые я очнулся в "красном" баре год назад. Тогда во мне бушевала истерика и страх. Я носился по всему помещению в поисках выхода. На этот самый выход смахивали две арки, ведущие в пустоту. Да, я пытался пройти через них. И снова оказывался в этом чёртовом месте, снова и снова. Я разбивал бутылки, трясся, рыдал, срывал горло в крике - всё было тщетно. Мне пришлось пройти все стадии принятия реальности: от отрицания и депрессии до смирения. Бармен появился лишь спустя пару дней, когда я перестал крушить всё вокруг (на секундочку, с каждым моим приходом всё восстанавливалось как новенькое) и принял всё происходящее за вполне естественную череду событий.  я снова впал в истерику при виде двух-с-половиной-метрового силуэта, выросшего за барной стойкой. Однажды даже пытался убить его шариковой ручкой (после работы вечно во внутренний карман пиджака прячу), но врезался в вязкую субстанцию. Единственное, чем смог ему повредить тогда - так это испортив неплохой костюм. Чёрный, не забываем. Помню, как сильно он расстроился и с тех пор стараюсь больше не буянить.
- Вспоминаете, как изрезали мне пиджак ручкой? - прерывает мои мысли бармен. Ещё так деликатно при этом, даже не придерёшься.
- В твоих пузырях на бошке что, отражаются мои мысли?
- Вообще-то да, - и пожимает плечами. - О, смотрите, к нам гость пожаловал.
Я оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с женщиной. Она вынырнула из арки пустоты так красиво, так плавно, словно рыба рассекает воду в аквариуме. Странное сравнение, знаю. Но во мне просыпается эстетическое чувство вперемешку с восторгом. Оно и подталкивает меня на подобные метафоры.
Женщина приближается к нам спокойным уверенным шагом. Мой взгляд невольно скосил в сторону отсутствующего барного стула, который не заставил себя ждать и вырос из ниоткуда (когда только успел, а?). Она присаживается рядом со мной, поворачивая голову ко мне и слегка кивая. Я киваю в ответ. Женщина достаёт зажигалку и портсигар, на котором аккуратно, даже с заботой, выгравированны немецкие буквы. Бармен тут же подаёт даме пепельницу.
“Почувствуй, как разрушается жизнь..” - произношу про себя надпись на портсигаре и пробую эту фразу на вкус. Как пережёванный табак, если честно.
- Занятно, не находите? Сколько бы страшных высказываний и картинок не приклеивал минздрав на обороте сигарет, люди продолжают топить себя в болоте всё глубже и глубже.
Она заговорила первая. В голосе чувствовалась лёгкая скорбь и досада.
- Смотря о каком болоте идёт речь, - осторожно замечаю я. Кажется, эта женщина чем-то подавлена, но при этом выглядит весьма спокойно.
- Я подразумеваю болото вредных привычек, - её пальцы вертят зажигалку как колесо. - Видите ли, люди слишком упрямые животные для того, чтобы признать: мы сами себя убиваем, при чём с огромным удовольствием.
Зажигалка не реагирует на движения колёсика. Женщина тихо выругалась и бармен из волшебного ниоткуда (как обычно, впрочем), достаёт спички. Дама подкуривает, выдыхает первый клубок дыма и продолжает:
- Мой младший брат недавно скончался от рака лёгких. Не сказать, что меня это ошарашило, но до жути взбесило! Он никогда не слушался сестрицы, его непослушание привело к милой девушке-аспиранту в белом халате, чьей новой работой стало вскрытие его лёгких и рассматривание кусочка этого органа в микроскопе.
- Ох, мне очень жаль, - столь равнодушно, но ради поддержания беседы произнёс я.
- Нисколько, - усмехнулась дама. - он тем ещё сукиным сыном был. Когда я наблюдала разбитого всмятку моего любимого, да, горячо любимого сиамского кота и довольную рожу моего брата, сидящего на балконе, ещё тогда я поклялась: не сожалеть о его кончине.
Я пожал плечами и промолчал. Бармен вытирал и без того чистые стаканы. Делает вид, что непричастен к нашему разговору, а является всего лишь тенью. Не смотря на лёгкий джаз, коим был наполнен этот бар, в воздухе промелькнула искра напряжения.
- Ну а вы что расскажете? - спросила она.
- Да так.. - замялся я. - Ничего интересного. Каждое утро я умираю, собираясь на работу, и каждый вечер возрождаюсь в этом месте. Так и живу.
“Уверен ли ты в последнем?” - шепнуло со злорадством эхо в голове. Я невольно вздрогнул.
- Занятно… и как давно это у вас?
- Около полугода, я не считал, - признаюсь я.
- Я помогу, - отзывается бармен. - Сто девяносто четыре дня и восемь часов. Минуты и секунды прилагаются за отдельную плату.
Я посылаю черную субстанцию к детородному органу чернокожего афроамериканца. Умеет же встревать тогда, когда не требуется, и молчать, когда необходимо участие!
Женщина улыбнулась, вот только как-то не по-доброму. Не могу определить даже как. Она тушит окурок в пепельнице, размазывая табак по часовой стрелке и смотрит мне в глаза.
- Как бы вы отреагировали, - начинает она. - Если бы я поведала вам о том, что знаю выход отсюда?
- Никак, - тут же отвечаю я. - То, как вы непринуждённо появились и ведёте со мной беседу, указывает либо на вашу тесную связь с этим местом, либо на стальные нервы даже подобных странных ситуациях.
- Либо на то, что перед вами безумная женщина, готовая на всё лишь бы привлечь ваше внимание, - чёрное нечто вставляет свои пять копеек и булькает своими пузырями. Видимо, смеётся.
Она кидает пепельницу в бармена и тот образует дыру в своём туловище, благодаря которой стеклянный предмет пролетает мимо, звонко раскалываясь.
- Че тэ дэ, - буркнул он, растворяясь убирать осколки.
- И всё же, вас бы заинтересовало, откуда я могу подобное знать и главное, поделюсь ли этим знанием с вами?
- Безусловно, - киваю я. - Однако за это время я так привык к этому месту, что ваши слова не вызывают у меня каких-либо бурных эмоций. Впрочем, желание вернуться к нормальной жизни и таким же нормальным снам меня ещё не покидало.
- Тогда вы не против, если перед уходом из бара сыграете со мной в карты? - она прищуривается, словно пытается разглядеть мой ответ, а не услышать.
Я поднял брови и пожал плечами.
- Не умею играть в карты, даже в дурака.
На стойке появляется бумага с инструкцией к играм: от “дурака” до “техасского холдена”.
- Оперативно, чёрный! - кинул я вслед тому, что пару минут назад присутствовало, да обидчиво слиняло в стену или в пустоту. - Так во что попробуем сыграть?
- Техасский холден, если не возражаете, - отозвалась женщина. - Вы же не против, если фишками будут наши годы жизни?
- Как вам уго…, - тут я осёкся. - Что, простите?
Она засмеялась:
- Вы как мой братишка: не вслушиваетесь в слова, и только на половине фразы до вас доходит, что прозвучало сейчас нечто важное! Понимаете ли, сюда попасть не трудно, особого приглашения не требуется. Однако чтобы уйти и больше не возвращаться изо дня в день, как это происходит с вами, словно в день сурка, приходится немного заплатить. И вы, и я во время техасского холдена, выдвинем меньшее, что можем потерять.
- Годы жизни? - на моём лбу, похоже, брови скоро вылетят из зоны досягаемости. - Какие-то странные у вас приоритеты.
- Ничуть. Мы живём в состоянии постоянного стресса: только родившись, не имея чёткого ограничения серого вещества от белого, мы начинаем вопить о жизни, о наших потребностях. Потом проживаем короткий беззаботный период в жизни (уже более-менее осознанный) и попадаем в стрессовую среду на выживание - “школа”. Нервные клетки усиленно погибают, а если добавить ещё гормональный подростковый скачок, толкающий нас на нежелательную беременность и употребление всякой дряни, то до школьного выпуска пару лет, считай, вычёркивай из своей жизни. Далее - как карта ляжет. Вредные привычки, работа, жажда выжить за копейки - всё отнимает годы жизни. Так почему же эта неосознанность пугается тебя меньше, чем целенаправленно просранные фишки номиналом в “один год”?
- Жаргонный лексикон запрещён в моём баре, - прозвучал голос из пустоты.
Но мы не обратили на это должного внимания, продолжая диалог.
- Наверное потому, что игры с такой ставкой вызывают недоверие.
Женщина смотрит на меня пристально, не щурясь.
- Ты будешь играть или… нет? - она произносит каждое слово с паузой. Медленно и угрожающе. Резкий переход на “ты” не сулит ничего хорошего.
- Что мне за это будет? - я пытаюсь спокойно ответить и проигнорировать этот наглый переход её речи. - Нет, ну серьёзно? Где гарантия, что выиграв, я выберусь и вернусь к обыденной жизни?
Она проводит рукой по барной стойке, на которой (привет, бармен) появляются фишки синего, зелёного и красного цветов, на каждой из которой виднеется надпись “Лиза”.
- Лиза, значит? Что ж, мы так и не представились. Я Альберт, очень...удивлён такому стечению обстоятельств.
- Точнее ты хотел сказать “рад знакомству”, да на языке не поворачивается? - усмехнулась она.
- Не исключено, - заметил я. - Так что до гарантии?
- Гарантий нет. Мне стало скучно играть роль доброй дамы, раскидывающей направо и налево все секреты этого места. Потому предлагаю обыграть меня в незамысловатую картёжную игру. Выиграешь - появится игровой автомат вооон в том углу, - и указывает мне на противоположную сторону. - Тогда кинешь в него все мои фишки и появится проводник. Он выведет тебя через арку… безопасным путём. Проиграешь - ну, тут я не знаю дальнейший ход событий. Может быть, помрёшь, а может, застрянешь тут навечно. Эта ветка событий мне не неизвестна. Как ни крути, заняться тебе явно нечем, да, Альберт? Почему бы нам не скоротать время, раз уж чахнем под самовозрождающий джаз и наш чёрный друг свалил?
- А что если я откажусь играть?
- Не рекомендую отказывать мне в столь замкнутом пространстве!
Дама достала из портсигара складной нож. Лезвие отдавало каким-то зловещим блеском. Она покрутила свой акссесуар в пальцах и провела острием по лакированному дереву, из которого, видимо, и была создана стойка. Вслед за ножиком оставался глубокий разрез.
- Пошли бы вы к чёрту, дорогая Лиза… - вздыхаю я. Бесцеремонно “тыкать” как-то не появляется желание, но вот послать аккуратно - без проблем. - Однако смею предположить, что этим чёртом вы и являетесь. Поделом! Я ознакомился с правилами на этом чёртовом листке. Начнём же эту чёртову игру!
“Слишком много “чёрт” произнесено, следи за своим лексиконом” - снова зловещее эхо застаёт меня в расплох.
Женщина показывает свои белоснежные, удивительно ровные зубы. Перед нами появляется колода карт и мои фишки. Однако, покрутив их в руке, замечаю кое-что.
- Почему на моих фишках нет имени?
- Кто знает, кто знает, - пожимает плечами она. - Обычно фишки отображают имя игрока. Ставки не простые, как-никак. Не бери в голову, играть ими всё равно можно. Начинаем с минимальных ставок: два года. Клади две фишки.
И я, и она выдвинули по две фишки в центр.
- Повышать будете, уважаемые?
Бармен так же плавно возник, как и исчез до этого.
- Нет, - хором отвечаем мы.
Он перебирает в руках колоду и кладёт первые три карты. У меня выходит две пары, какая слабая комбинация! Женщина, не выражая ничего на своём лице, кивает бармену. Тот кладёт четвёртую карту. Всё равно две пары как были, так и остались.
“Почему бы не сблефовать?”
- Повышаю ставки, - и бросаю с этими словами две фишки
Дама поднимает брови, но поддерживает ставку. Бармен кладёт пятую карту и у меня образуется тройка. Я облегчённо вздыхаю и показываю свои карты.
- Отлично, я забираю! - радостно восклицает она.
“Что?!”
…
Мальчик сидел на балконе, читая Жюль Верна. Летом внеклассное чтение не доставляло ему никаких хлопот, даже наоборот - радовало заполнением досуга. На коленях посапывал сиаимский кот, мирно свернувшись клубочком. Сестра отправилась за продуктами, а родители кто куда - мать в школу, отец на завод. На балконе были развешены футболки и шорты, почти высохшие на солнце. Обыденная семейная идиллия.
Мальчик читал Жюль Верна, не замечая, как сойка прилетела к ним на перила, издавая мелодичное пение. Кот ещё не двигался, но уже подёргивал своим коричневым ухом, как радаром. У птицы нет мотивов, ей просто пришло в пустую черепную коробку мысль подпрыгнуть поближе к мальчику с котом, чтобы её заметили. Задача была выполнена - они оба подняли взор на сойку. Кот перешёл из положения лёжа и в положение сидя и, виляя хвостом, начал лапкой трогать перила неподалёку от птички.
- Эй, Альберт, ну хватит! - улыбнулся мальчик.
…
- Эй, Альберт, ну хватит! - восклицает знакомый голос.
- Что?
- Не стоит делать такое пустое лицо, раз увидел мой роял-флеш. - говорит женщина. - У нас ещё много фишек, не расстраивайся.
Похоже, я на секунду выключился и наблюдал видение. Я покосился на фишки и сглотнул. В груди проснулось очень неприятное чувство.
- Хорошо, - кивнул я. - Продолжим.
Бармен начинает тасовать колоду другим способом, словно он прожжённый фокусник и знает немало трюков.Первые три карты никакой комбинации с моими не дают.
- Повышаю! - дама кидает три фишки.
Ох, плохо дело.
- Я пас.
Остальные две карты дают мне твёрдое карэ, в то время как у неё… одна пара?!
- Какой чистый блеф у вас, однако! - возмущаюсь я.
“Что, снова позволишь сестричке лезть в свои дела?”
…
- Что, снова позволишь сестричке лезть в свои дела? - возмущается друг.
- Да брось, Лиза беспокоится обо мне, - говорит второй мужчина. Они сидят за барной стойкой, где афроамериканец наливает им портвейн. Оба за тридцать, в дорогих чёрных костюмах и до блеска почищенных ботинках. Тот, что первый заговорил, запрокидывает стакан до дна.
- Я понимаю, что ты человек не гордый, но… Оплатить полностью твоё лечение? Да она же тебя ненавидит из-за этого сраного кота!
- Не преувеличивай. Это было в далёком детстве. Она может показаться холодной и грубой по отношению ко мне, но ей хватит ума забыть то недоразумение. Тем более, вины моей в той ситуации - ноль.
- Это ты так считаешь, - перебивает друг. - Женщины порой очень злопамятны и мстительны.
Второй мужчина промолчал и так же опустошил стакан. Наступила тишина, прерывающая музыкой саксофона.
- Рак лёгких, значит… - протянул друг. - Хреново же тебе.
...
- Эй, вставай! Хреново же тебе, однако, - дама потрясла меня за плечо, потянув вверх. Боль пронеслась по всем нервам руки и я скривился.
Похоже, что я упал с барного стула, при чём ударившись не только злополучным плечом, но и затылком, в котором боль ощущалась не менее сильно.
- Сможешь продолжить? - она и бармен кое-как усадили меня обратно.
- Голова слегка кружится, но жить буду, - в горле пересохло и с моих уст каждое слово звучит жалко. - Продолжаем.
Я показал жестом бармену, чтобы тот мне налил воды, и жадно выпил её до дна. Так, спокойно, дыши, играй.
Моё нутро даже не удивилось, что в третий раз попались неудачные карты. В такие моменты постепенно становится так плевать, что готов пойти вабанк, лишь бы закончить побыстрее. Однако прошло с начала игры каких-то десять минут. Не знаю, как определил эту точную цифру, но смею довериться своим биологическим часам, раз уж других в баре “днём с огнём не сыщешь”.
Тут мой мозг зацепился за пролетавшую в бездну мысль. Вабанк. Почему бы и нет? Но другая часть мозга запаниковала, мол, как это так, почему не боишься проиграть всё? Однако и эту частичку я смог усыпить смутным чувством, что не всё так прозрачно в игре. И что самочувствие не так уж внезапно ухудшилось, как хотят мне внушить.
- Знаете, Лиза… - её лицо скривилось (на долю секунду, на миллиметр смещение мимических мышц) при моём произношении. - Что-то я сегодня не в форме, так что позволю себе поставить всё.
И сгрёб фишки на средину стойки.
Лицо Лизы уже на более длительный период скривилось, и мышцы сократились явно на сантиметры, напоминая хищний оскал зверя, которого внезапно огрели по морде тапком вместо благородного копья или дубинки.
- Нет, так не интересно! Где отчаянье в глазах? А злоба, а страх, а ненависть? Да тебе же глубоко насрать сейчас!
- Будьте добры не сквернословить в моём заведении, - отрезал бармен. На его непроницаемой субстанции в виде лица дрогнули пузырьки и даже...покраснели, что ли? Или освещение так упало.
Я же ответил:
- Предположим, что вы правы. Мне глубоко нас...ладно, дружище, приму твоё замечание, - и кивнул бармену. - Так вот, мне глубоко плевать на дальнейший исход событий. Нелогично? Вполне. Но чем больше у меня кружится голова, чем больше нахожу здесь, тем больше проясняется картина того, что всё - блеф и мишура! Или вы боитесь, Лиза, что мне повезёт?
- Ха! Рассмешил, - ухмыльнулась дама, сдвинув свои фишки на середину. - Помни, Альберт: я никогда ничего не боялась.
“ Не твоя ли сестричка так говорила, а?”
Я моргнул несколько раз, пока не осознал, что мой флеш-рояль разбил её стрит-флеш в пух и в прах. Тем самым разбив стену между моим сознанием и его воспоминаниями.
- Поздравляю, Альберт, вы выиграли, - объявил бармен, сдержанно поаплодировав мне.
Возник звук скрежета. Лиза воткнула нож в стойку, всадив несколько миллиметров глубоко в дерево и направляя скрежет в мою сторону.
- Нет, это не входило в мои планы! - закричала она.
Но я не обратил должного внимания на орудие и крик. Меня оглушили воспоминания и имена,много имён. Я встал, взяв свою фишку. На ней начали проявляться буквы имени. Моего настоящего имени.
- Я не Альберт, сестричка. Ты это прекрасно знаешь.
Лицо её мгновенно из состояния злобы перешло в состояние удивления.
- Вспомнил, значит… Тогда окажи мне услугу и исчезни в небытие.
Она вытащила нож из деревянной поверхности, а я попятился назад. Лиза ловким движение кинула лезвие, словно дротик во время игры, где вместо доски мишенью был я. И попала мне в плечо.
Один я лишь понимал, насколько это бесполезно и глупо. Даже рассмеялся вслух, вытаскивая складное орудие из плеча, где вместо капающей крови и мяса - чёрная дырка.
- Нас нет, Лизи. Мы умерли. Не так ли? - сказал я, оборачиваясь к бармену.
Тот слегка кивнул.
- Добро пожаловать в промежуток, где решаются ваши судьбы! Обычно мы судим парами тех, кто умерли рядом и одновременно. Однако ваша сестра чудом спаслась, оказавшись в коме мучительных полгода. Я говорю “мучительных”, потому что вам, - он указал на меня. - пришлось ждать приговора всё это время.
- Ежедневные пробуждения в реальный мир, как я понимаю, является лишь твоей удачной иллюзией, чтобы мне скоротать время и не сходить с ума? - усмехнулся я.
- Совершенно верно, - подтвердил бармен. - воспоминания подсудимых на момент смерти мы так же стираем ради безопасности. При этом я решил ваши немного подкорректировать, так интереснее. Люблю сочинять небылицы.
И он стал булькать пузырями. Смеётся, похоже.
Я взглянул на Лизу. Она тряслась с головы до пят, разве что не вибрировала, как сотовый. Похоже, её разум наш судья решил не сохранять. Только чувств я никаких не ощутил при этом.
- Что нам дальше делать? - задал я вопрос бармену.
- Просто пройдите в эти две арки. Вы - в левую, а Лиза - в правую, а затем...
Ему не дала договорить Лиза, взревевшая и внезапно метнувшаяся в мою сторону. Она схватила меня за шиворот, тряся с силой, которой можно и душу вытащить. Если бы была.
- Зачем ты сбросил моего кота с балкона, зачем?! Ты знал, как я любила Альберта, доктор сказал, что мне был необходим друг для реабилитации! А ты просто взял и разрушил всё выздоровление в один миг, и всё детство… всё моё детство...
Она задыхалась, ведь наш судья обхватил её тело своей темнотой. Точнее, просто обнял длинными руками и потащил к арке. Я озадаченно смотрел, сумев лишь выдавить:
- Прости, сестричка, но ты мне никогда не верила.
…

Пока мальчик смеялся от щекотки, Альберт спрыгнул с его колени кинулся на сойку. Но, не рассчитав силы, соскользнул с перил.
Родители порой чрезмерно заботятся о детях, заводя питомцев. Вплоть до того, что удаляют им когти, например, чтобы не ранили их любимое чадо, уничтожая последний шанс на выживание питомцам в экстремальных ситуациях.
- Над чем смеёшься?
Девочка вернулась, поставив пакеты на стол и пошла к брату, заинтересовавшись смехом.
- Да вот тут Альберт...
И умолк, заметив, что на балконе осталась только сойка.
…
Темнота. Кажется, минуту назад я отключала брата от аппарата искусственного дыхания, а теперь блуждаю в темноте. Сколько уже времени прошло? Минута, час, сутки? В этой непроглядной пустоте никого нет, и время нащупать трудно. Бывает, я слышу какие-то странные голоса. Отрывками. Все говорят о чём-то своём, но некоторые особенно запомнились. Один голос что-то утверждал про удар током, другой говорил про некую женщину в коме. Третий, кажется, голос, был мне очень знаком с самого детства. Но воспоминание как-то ускользает от меня. Он утверждал про чьё-то психическое расстройство. Наверное, той женщины, что попала в кому. А я тут при чём?
Чем больше провожу времени в этой темноте, тем больше мне кажется, что забывается личность. Скорее всего, речь шла обо мне. Вот только смерть я совсем не так представляла. Хотя, постойте-ка, я же всего лишь в коме. Значит, надо просто проснуться, и всё! Сейчас попробую…
Но вместо этого чья-то рука вложила в мою руку маленький предмет и с силой толкнул вперёд.
В эту секунду я поняла, что делать.
…
Бармен протирал исцарапанную барную стойку:
- Какие эти подсудимые дурацкие!
Провёл руками по деревянной поверхности - и царапины как не бывало. Затем бармен протёр все стаканы, мыча в такт мелодии саксофонов и клавишных. Рано или поздно всё в этом месте восстанавливается.
Внезапно кто-то вскрикнул. Бармен обернулся, увидев новую гостью с копной ярко рыжих волос. И прежде, чем она опомнится, провёл рукой по её лицу, забрав воспоминания.
- Амелия, значит, - пробормотал он, удаляясь в пустоту, пока девушка сидела на полу с полуоткрытыми глазами, словно в трансе. - Сейчас просмотрим ваш материал и, если потребуется, подкорректируем, уважаемая. Пока не прибыл второй гость.