Возвращаясь на Итаку. Часть девятая. Аид

Обогнули по внешней дуге зелёное кольцо променадов, пронеслись над серебряной гладью Аазее, из которого и вытекала в сторону Голландии скромница Аа, протряслись по брусчатке перед Шлоссом. Когда, наконец, выбрались из машины, колокола замковой башни уже отыгрывали своё обыденное чайное  "Wir treten zum beten". В замок зашли под первый из четырёх ударов курантов. Краем глаза Артём заметил на стоянке перед Шлоссом длинный и зелёный, аки крокодил, "Ягуар" декана Деррингера. Деррингер же несолидно сбежал им навстречу по лепнинной барочной лестнице, спешно подал руку Белкингу - Endlich!!!, сухо кивнул остальным. Увлёк Урса вперед, что-то озабоченно, нахмуренно шепча ему на ухо.

Артём сзади видел, как медленно, волнообразно наливалась кровью его белощетинная лысина. В пролёте Урс остановился, тяжело опёрся пухлой ладонью о крылатую сандалию мраморного Гермеса в лестничной нише, потом с неожиданной яростью трижды съездил свободной рукой по жилистой мраморной ляжке: "Scheisse ! Scheisse !! Schеisse!!!" Деррингер безмолвно стоял рядом, как будто специально давая ему остыть. Маленькая процессия на ступеньках застыла в недоумении. Урс обвёл их всех стеклянным взглядом и вдруг странно весело, радостно даже улыбнулся: "Warum denn nicht? Jedem Tierchen - sein Pl;sirchen!"


На втором этаже уже ждала расторопная, не университетского, но высоко-административного экстерьера секретарша, провела их в крохотный, без окон предбанничек к какому-то серьёзному, многокубометражному помещению. "Будьте добры подождать здесь. Мы будем вызывать вас по одному, у каждого - три минуты на представление, столько же - на ответы на вопросы декана". Балетно повернувшись на тонком каблучке, секретарша исчезла за дубовой дверью. Перед Артёмом мелькнул и погас кусочек светло-лазурного потолка-обманки с резвящимися на нём пухлопопыми ангелятами. "Интересно, первым позовут или последним?" - прикидывал он, - "Лучше бы первым, чтоб уж отстреляться побыстрее, а то со всеми этими приключениями даже поесть не успел..." Из рюкзака его шёл соблазнительный колбасный дух сунутых ему впопыхах Шуриком бутербродов, но приступить к ним до ответственного интервью он не решался. Дверь снова открылась. "Фрау Ковтун, битте" - позвала секретарша.

"Что это они? По алфавиту что ли или Ladys first?" - без особого любопытства спросил себя Артём, отсчитал по часам шесть положенных Алинке минут и с наслаждением впился зубами в сервелат на пумпеникеле. Запить оказалось нечем - чрезмерной практичностью Шурик не отличалась никогда. Бутылку воды, не говоря ни слова, протянул ему сидящий рядом француз. "Мерси-мерси!!!" - заобаятельствовал Артём. "А они могли бы и побыстрее, " - полуиронично-полугневно заметил нормальен, - "у меня самолет в восемь". Артём с удивлением посмотрел на часы: Алинка находилась в тронном зале уже больше двадцати минут. Наконец дверь скрипнула снова. Алинка с Урсом вышли в предбанник со сложным, не поддающимся расшифровке букетом выражений на лицах. "Урс..." - начала было Алинка. "Geh nach Hause!" - скомандовал тот. Алинка шагнула к Артёму. "Geh nach Hause, habe ich gesagt! Sofort!" Алинка воздела плечи и глаза, всем вокруг посылая какие-то беспомощные, малопонятные сигналы, но послушалась, вышла.

Секретарша вызвала француза. Тот вышел через положенные шесть минут, потом столько же провёл в зале ректора немец из Гумбольта. Немного погодя к ректору вызвали Урса и Деррингера. Артём остался в предбаннике один, лихорадочно соображая, что бы всё это значило. Ему было холодно (в предбанник неизвестно откуда проникали злые сквозняки), неуютно, тревожно. Вдруг промелькнуло в голове, что недаром в немецком Verwaltung имеет тот же корень, что Gewalt, и легко взаимозаменяется по созвучью с Vergew;ltigung. Эти последние дни Артём не переставая  ощущал себя морально изнасилованным, насилием  обесчеловеченным, канцелярским, административным. Двери были закрыты около часа. Башенные колокола отзвонили Die Gedanken sind frei, Ub' immer treu und Redlichkeit, наконец, чисто и задорно, на верхних нотах, пропели Гаудеамус. Артём опустил усталую голову на сложенные на коленях руки.

В этой позе его и застали Урс с Деррингером, тронули за плечи: "Пошли!" -"Как пошли? Мне же нужно докладываться ректору! Я ведь на первой строчке списка!" Деррингер тяжело вздохнул: "Вычеркнули тебя из списка". "Как так?" - Артём заметался, но Деррингер и Белкинг - оба рослые, сильные - держали его с двух сторон. Так и вывели его во двор, как полицаи. "Урс, но что случилось???" Деррингер махнул рукой: ну, пойдём что ль, куда-нибудь выпьем, поговорим. Сели с пивом на террасе в Коровьем квартале. Сквозило, но внутри кафешек мест уже не было: студенты заранее занимали столики у экранов, ждали трансляцию из Мюнхена: через час Германия должна  была схлестнуться с Коста-Рикой в первой игре домашнего ЧМ по футболу.


"Значит так, " - начал Деррингер, - "ты выбрал крайне неудачное время для того, чтобы попасть в полицию". Артём открыл было рот, но Деррингер сделал ему знак молчать: " Я знаю, что это была какая-то ерунда, что со всяким может случиться, но в этот раз случилось уж очень некстати." Урс перебил его: "Артём, дело даже не в том, что ты попал в участок, а в том, что информация об этом дошла до ректора быстрее нас! Зачем твоя жена рассказала всё фрау Нидель?" Деррингер попытался лицемерить: "Но мы же не можем так огульно.." - "Да брось! Огульно! Мы же видели распечатки  её факсов!" Артём поперхнулся пивом: "Каких факсов?" - "Да она насобирала на тебя какой-то компромат, что-то связанное с перерасходом средств в командировке - в этом же плане, сам знаешь, кто из нас без греха, но это было бы полбеды. Она, кажется, дала понять ректору, что арестовали тебя за нарушение иммиграционного режима. И даже это сошло бы тебе с рук, кабы не случилось непосредственно перед приёмом, когда у ректора уже сидел представитель федеральной канцелярии. Ты понимаешь, что она до звонка твоей жены вообще не знала, что именно тебя берут профессором ? И ведь как грамотно всё обделала, как правильно прошла по всей телефонной схеме, известив сначала вице-ректоров и претендующих на ректорство деканов, потом чинов канцелярии в Дюссельдорфе - так, чтобы ректору совершенно невозможно было бы не отреагировать на сигнал! И это даже не выглядело как донос: позвонила она якобы для того, чтобы предупредить, что мы можем задержаться, а заоодно уж прислала факсы твоих командировочных, зная, что именно сейчас не будут подмахивать, не глядя! Почему, почему жена твоя просто не попросила меня напрямую? " - "Фрау Нидель отказывается говорить не по-немецки..." - "Ну позвонила бы Алинке, та ни на каком языке болтать не отказывается, лишь бы только болтать!" - "Но она же конкурент! И вообще, может, это она донесла, ведь теперь, как я понимаю, она займёт моё место!"

Урс с Деррингером переглянулись, но Артёма уже несло - не остановишь: он несколько раз обругал Алинку матерно, усомнился в её профессиональных компетенциях, компетенциях жюри, допустившего её до конкурса, даже намекнул на особые, странные, всем якобы заметные отношения, связывающие её с Урсом... Официальные лица декана и завкафедрой поскучнели. Из кафешки "Вымя" очень кстати донеслась глупая, задорная, оглушительно громкая  футбольная кричалка. "Начинается! "- азартно пропел Урс, - "айда туда! Артём, в конце концов, вакансии приходят и уходят, а домашний футбольный чемпионат случается раз в жизни. Бери стул, попробуем просочиться!" Но Артём уже быстро-быстро шёл по переулку к променаду. Никогда ещё он не чувствовал себя настолько чужим на чьём-то жизненном празднике.