Смирно! Равнение на рок-н-ролл!!!

     «Всё, кранты… Прощай, рок-н-ролл!...» - так думали, вставая с кресла парикмахера на армейском сборном пункте молодые ребята, проводя рукой по лысой голове и осторожно трогая кожу над верхней губой, где ещё минуту назад красовались роскошные усы… Недолго музыка играла, недолго, так сказать, фраер танцевал… Расставаться с рок-н-роллом было мучительно больно, мысли о том, что возврата назад нет и предстоящие два года могут начисто перевернуть жизнь, закладывали в мысли призывников глубокие депрессивные настроения…
     Все, кто служил в Советской Армии в середине 70-х годов прошлого века, помнят, как круто менялась жизнь, а порой и сознание молодых людей в армию призванных. Ну как там было о рок-н-ролле мечтать? Кто-то попадал служить на корабли, кто-то на радилокационные «точки», затерянные в северных широтах, кто в пограничники, кто в танкисты… Конечно, были ребята, которым посчастливилось служить в Германии, Польше и Чехословакии, но об этом в другой раз  поговорим. Вся Советская Армия держалась на замполитах, ленинских работах, политзанятиях и комсомоле – какие уж тут свободные мысли… Но мой рассказ о том, как  в условиях, далёких от идеальных, можно было сохранить несгибаемый дух свободы и рок-н-ролльного братства и не то чтобы растерять навыки игры на музыкальных инструментах, а даже обогатить их.  Многие мне не верят – но есть свидетели этому, возможно те, кто прочтёт этот рассказ, служили с нами вместе и подтвердят написанное мною…
     …Попал я в армию, можно сказать, случайно – я работал в Институте Атомной Энергии им.Курчатова в Москве и, не смотря на то, что я был сотрудником Дома Культуры этого института, на меня также распространялась бронь от призыва в Вооружённые Силы. Я уже был женат, родилась дочь, мне было 23 года и вдруг я получаю повестку из военкомата – а они ой как давно не приходили… Оказалось, что с хозяйственных подразделений бронь сняли, меня не предупредили – а я в отпуске был, так что времени у меня, считай, не осталось… Дёрнулся я в соседний институт того же профиля – но не сложилось там что-то… Плюнул я – и сдался на милость победителя… Группа «Избыточное Давление», в которой я играл, была на грани самоликвидации – я уходил служить, органист Миша Фомин – тоже… Барабанщику, Сергею Горбунову, я завещал хранить с таким трудом собранный на протяжении нескольких лет отличный аппарат, вместо себя порекомендовал взять бывшего басиста из «Неудачников», с которым на эту тему имел разговор. Но понимал я, что музыкальная моя жизнь в общем-то закончилась…
     Здесь необходимо сделать небольшое отступление, разъясняющее поведение многих талантливых молодых рок-н-ролльщиков, в армию советскую попавших. Очень немногие, отслуживщие свои два года, не предали рок-н-ролльные идеалы. Большинство же, вернувшись со службы, пошли играть в рестораны. У меня к такому виду музицирования всегда было отрицательное отношение – меня самого, пока я в Курчатовском институте работал, многократно приглашали в такие коллективы, деньги сулили просто немерянные и отказывался я не из-за того, что уволившись из Курчатовского мгновенно в армию бы загремел, а совсем по другим причинам… Том Джонс сказал как-то великие слова: «Кабак – это братская могила всех музыкантов мира…». Возразить этому я никак не хотел. Понимая, что большие площадки для самодеятельных коллективов со своим репертуаром в Советском Союзе закрыты, меня всегда грела независимость нашего «Избыточного Давления» - оборудование и инструменты у нас были свои и репертуар нам никто навязать был не вправе. На поводу у общественных организаций мы не шли никогда. А что кабак? Играть для задутой по самые гланды публики «Поспели вишни в саду у дяди Вани» беспрерывно, за парнос?! Иметь в репертуаре пять-шесть западных вещей, которые никто не оценит в алкогольном угаре? Нет. Как бы тяжело не было с бас-гитарой расставаться, но – нет…
     …Вышел я из учебки младшим сержантом. В нашей учебной роте были почти все москвичи, так что пол-года прошли, в общем-то, нормально. Далеко только находились мы – на краю земли практически, да с Китаем отношения были тогда – справа по одному заряжай…  Был в нашем взводе один парень – Андрей Коротков, гитарист, игравший в какой-то малозаметной московской группе. Но знал он соляки Ричи Блэкмора от и до, так что играли мы с ним в нашей палатке на неизвестно откуда появившихся у нас старых семирублёвых гитарах, кое-что я замечал в его технике, хотя сам был басистом и, имея конечно дома акустическую гитару и играя на ней для друзей, в сольные гитарные партии никогда особо не вдавался – в группах, которых я играл в Москве, было кому все эти выверты исполнить. Уезжая по распределению в часть я долго со всеми прощался и ребята настояли, чтобы я гитару взял с собой…  Но на пункте сбора в посёлке Пограничный Приморского края гитара эта у меня была похищена – ну, не доглядел – солдат спит крепко…
     «Музыканты есть? Гитаристы?» - спросил на КПП какой-то старший сержант, по виду – дембель практически. Я ответил, что есть, я, из Москвы. «Я тебя найду!» - ответил дембель, даже не знавший, в какое подразделение я попаду. И действительно, на следующий день он нашёл меня, договорился со старшиной моим и повёл меня в гарнизонный Дом офицеров. Ну есть же Бог на свете… И рок-н-ролльный ангел впервые расправил надо мной свои крылья…
     На сцене в ДОСА шла репетиция. Не помню, что за аппарат там был – но убогий невероятно, КИНАП от киноустановки «Украина», «Электроны-10», по-моему ещё… Я устроился на первом ряду, чтобы не мешать, с каждой минутой погружаясь в неимоверную лабуду, которую они играли и ужасное техническое исполнение. Дембель, который привёл меня, играл на басу «Орфей» и был единственным, кто более ли менее исполнял партии, похожие на бас-гитарные. На гитаристов и пианиста без слёз взглянуть было нельзя…  Барабанщик приятно выделялся из этой жуткой банды и, если бы не он, я и не знаю, смогли бы они хоть что-то сыграть. В конце репетиции я тихонько сказал дембелю-басисту, что обоих гитаристов и пианиста надо отправить по месту основной службы, певца пока оставим, а на гитаре буду играть я! Наглость, конечно, неслыханная, но, как ни странно, он со мной согласился и я попросил его, чтобы он принёс ко мне в роту акустическую гитару и договорился с моим старшиной, чтобы час до отбоя я мог на ней позаниматься. Всё было моментально исполнено…
     Чувак, которого я оставил петь, был замечательный весёлый хохол из Киева – Сашка Саливон (кстати, он в принципе был басистом и «Орфей», на котором играл дембель, был его личный), с которым я очень быстро сошёлся. Он был начальник радиолокационной станции П-15 в батарее управления, очень скоро получил звание старшины, так как должность была прапорской. Заглянул он ко мне в роту, наверное, через день после нашего знакомства и предложил познакомить меня с одним офицером, от которого может многое зависить в смысле нашего дальнейшего музицирования. Я согласился, естественно, и мы, прихватив с собой барабанщика, отправились к этому офицеру домой…
     …Старший лейтенант Анатолий Николаевич Хопин. Командир взвода батареи управления. Добродушное лицо, шикарные усы, на два года старше меня. Подкупило то, что сразу после знакомства я стал вне службы обращаться к нему по имени-отчеству, без всяких условностей. Ребята – тоже. Мой возраст, то, что я москвич, настоящий рок-н-ролльщик, игравший в рок-группах «Бременские Музыканты» и «Избыточное Давление» - всё это было оценено и уважение ко мне как-то сразу определилось. Я изложил Хопину, Саливону и барабанщику Ване Порфирьеву свои мысли по организации настоящей рок-группы. Упор, конечно, делался на то, что мы должны иметь своё оборудование и инструменты. Будучи по сути своей басистом, даже по московским меркам очень неплохим, я не видел рядом с собой человека, способного играть на гитаре так, как надо, на басу будет играть Саливон, а поэтому нагло решил, что гитаристом буду я. Опозориться я не имел права, и посему стремительно упражнялся в каптёрке по совершенствованию сольных пассажей. В Москве я играл в "Избыточном Давлении" с Александром Селивановым - присматриваясь к его игре я понял, что есть гитарный рифф, недолгое время  с выдающимся гитаристом Гурамом Парулавой и кое-какие ходы его фантастической игры запомнил. Дело пошло быстро, я стал помимо басиста ещё и гитаристом, способным играть рок-музыку. Хопин хорошо знал радиодело, детали мы могли достать практически любые, сборку усилителей он бы обеспечил – только с динамиками загвоздка, но это как-то нас не очень беспокоило, проблема казалась решаемой, а вот барабаны… Но Анатолий Николаевич сказал, что в деревне Нестеровка, находящейся в 18 км от нашего полка, есть клуб, а завклубом его хорошая знакомая. И если аппарат будет собран, можно играть в этом клубе два раза в месяц на танцах, а за это взять у них в бессрочную аренду ударную установку «Трова». Ванька загорелся. Делить убогие барабаны из ДОСА с ансамблем из пехоты никак не хотелось…
     Я объяснил всем, что организацию группы беру на себя, по музыкальной части – я главный, ребята согласились и дело пошло! С ближайшей оказией Хопин, я и Ванька рванули в Нестеровку, забрали оттуда отличную, новую ударную установку и я ещё заметил там бас-гитару «Урал», о чём сказал Анатолию Николаевичу – мало ли, может понадобится – что через пол-года и произошло…
     …Запомнился эпизод – к какому-то революционному празднику объявлялся конкурс художественной самодеятельности – а у нас в полку танцоров нет, хора нет – кому участвовать? Только нам. Вот только не помню я – конкурс дивизионный или гарнизонный… Ну, не факт. Две песни надо. Имея негативное отношение к песням советских композиторов, но понимая, что ничего другое, мягко говоря, не прохиляет – решил взять «Саласпилс» - его исполнял ансамбль «Поющие Гитары» и «У деревни Крюково» - ансамбль «Пламя». «Крюково» я сделал быстро – арпеджио на гитаре с форшлагами, спокойное пение… А вот «Саласпилс»… «Поющие Гитары» действительно были поющие – пели у них все и очень прилично, расклад на голоса был безупречный, прямо как у «Битлз». Но песня сильная, с ней и победить можно! Подтянули к себе «годичника» Мишу Иматшоева – он служил год после окончания какого-то режиссёрского или актёрского факультета, не помню. Голос имел отличный. Репетировали на сцене ДОСА, всё бы хорошо – но в «Саласпилсе» был один аккорд заковыристый, мажорный уменьшеный, никак я его подобрать не мог… Можно было бы и без него обойтись, но красота гармонии потерялась бы – это уж точно. И тут попадаю я в госпиталь с ангиной, в Уссурийск. Познакомился с ребятами из палаты… Один из них был профессиональный музыкант – то ли аккордеонист, то ли баянист. Как-то в курилке мы разговорились про этот несчастный «Саласпилс», я ему всё объяснил, спел… Чувак мгновенно мне выдал, какой должен быть в этом месте аккорд, я записал. Под самую выписку в палате каким-то образом очутилась гитара, я аккорд проверил – точно! Ну, всё – кураж попёр! Я сочинил красивейший соляк в эту песню, мы очень удачно выступили на этом конкурсе – не помню, победили или нет, но то, что наш замполит в своём списке мероприятий поставил жирную красную галку – точно!
     …Басист уволился в запас, Саливон наконец-то взял в руки свой «Орфей». Аппарат был почти готов – самопал, конечно, но с тем аппаратом, что был в ДОСА не сравнить… Динамики… Что-то было у Хопина, высоко и среднечастотные набирались, а вот на бас… Случайно оказались в сельской школе за забором нашего гарнизона, там работала лаборантка Люба, очень симпатичная барышня, к Хопину неровно дышащая… На стенах в коридорах висели какие-то трансляционные колонки. Ну-ка, подсади меня, Саня… А динамики в них – ну, то, что надо – 12-и ваттные кинаповские! Мы доложили Анатолию Николаевичу и, пока он отвлекал Любу шевелением усов своих, мы развинтили и сняли всё – прости меня, Господи… Но зато проблема акустики была решена даже с запасом…
     Ещё один удивительный момент – прямо кабацкий хват, иначе не скажешь. Репетировать мы не имели возможности в принципе – служба была ответственная, никто от неё не уклонялся, я быстро стал старшиной роты – а это наряды прапорские да и вообще… Собирались вечером у меня в каптёрке – я на акустике играл и пел вещь, которую собираемся делать, показывал Саливону басовую партию, Ване – предполагаемые ударные, попел, Ванька на коленках постучал, Саливон бас пощупал… Всё!!! И как ни странно, это срабатывало безупречно. Больше я никогда и нигде не репетировал таким образом, да и музыкантов, способных на лету схватить, у меня попросту не было. Кабак по нам рыдал…
     …Барабанщик Ваня Порфирьев. Он служил водителем в ракетном дивизионе, который располагался на территории нашего зенитно-ракетного полка, жили солдаты на первом этаже нашей казармы. Ваня закончил музыкальную школу то ли по классу баяна, то ли по крассу аккордеона, на барабанах играл до армии в самодеятельной группе в Душанбе. Таджикская кровь была вероятно – наверное, мама таджичка - Ванька был смуглый брюнет с чёрными глазами. Играл на ударных просто восхитительно – ровно, с пониманием, стиль игры напоминал Чарли Уотса из «Роллинг Стоунз», ни больше ни меньше… Схватывал всё на лету, не лажал НИКОГДА. Лабать с ним было одно удовольствие. За полтора года нашего музицирования не порвал ни один пластик. Один из лучших барабанщиков на моём веку. Не обладающий техникой Кози Пауэла или Бонэма, но один из лучших.
     Мы стали потихоньку выезжать в Нестеровку на танцы, программу сделали такую, как хотелось нам. Рок-н-ролльные чувства стали к нам постепенно возвращаться. Англоязычные вещи занимали большую часть нашей программы, остальное – то, что играл я на гражданке, вещи моего друга и гитариста «Избыточного Давления» Александра Селиванова и что-то русскоязычное, но очень популярное. Беда была в том, что даже у офицеров не было магнитофонных записей, коллекций рок-музыки,  а то, что где-то доставал Хопин, казалось прямо чудом каким-то.  С пополнением репертуара была проблема… Случайно оказавшийся у Анатолия Николаевича новый альбом Давида Тухманова "По волне моей памяти...", произведший самый настоящий фурор на ниве советской рок-музыки, был нами досконально изучен и пару композиций мы оттуда взяли. Но не хватало нам источников, ой, как не хватало...
    Как-то раз, в сентябре, когда мы после обеда валялись на пригорке клумбы напротив нашей казармы – эти полчаса до построения были традиционным времяпрепровождением в тёплое время года, к нам с Саливоном подбежал дежурный по штабу и сообщил, что командир полка срочно вызывает нас к себе в кабинет. Помчались мы, на бегу спрашивая друг друга, где мы накосячить могли… Но командир встретил нас приветливо и сообщил, что нашей группе предстоит ехать в подшефный совхоз Приозёрный на праздник урожая, с ночёвкой, из офицеров с нами только Хопин. «Ну, кителя вы там снимите, водочки выпьете!» – говорит командир… Мы клятвенно заверяем, что кителя снимать не будем и водку не пьём – командир только смеётся. Просим Ваню Порфирьева из ракетного дивизиона как-то отбить от службы – один звонок нашего командира командиру дивизиона и Ванька уже летит к нам на всех парах!
     Выезд был классный – по дороге, в присланном за нами колхозном автобусе мы заняли денег у Анатолия Николаевича: «Анатолий Николаевич, у Вас есть башли?» - невинно спросил Ванька. Хопин мгновенно выдал нам четвертной, так что мы спокойно прикупили по дороге то, без чего праздник не праздник. Слабали лихо, народу было полно, девахи колхозные у клуба на перекурах Ваньку и Саливона в темноте чуть на куски не разорвали – но достались они, вероятно, самым счастливым – благо, было там из кого выбрать…
     Играл я на армянской электрогитаре «Крунк», которая принадлежала Хопину. Гриф страшно повело – расстояние между грифом и струнами было просто ужасающим, анкер отсутствовал… Но разве есть преграды для русского солдата?! Ломая пальцы, я не то, что просто на ней играл, а такие соляки выковыривал… В момент импровизации закидывал гитару за голову, как Джими Хендрикс,  разворачивался к зрителю спиной, чтобы все видели, что это правда, я играю! Звук этого страшилища, как ни странно, был вполне приличный и чистый, с лёгким перегрузом. Наш самопальный аппарат звучал куда как лучше, чем у ансамбля из пехоты, который два раза в неделю играл на платных танцах в нашем гарнизонном ДОСА…
     Новый год… Я вообще ни разу не встречал Новый год так классно, как я встретил 1977 и 1978 в армии. На Новогодний вечер в ДОСА, в фойе накрывались столы для наших офицеров с их жёнами, и гуляли они напропалую до утра под нашу музыку! Ну, скажите мне – где в Советской Армии солдатский ансамбль играл перед командирами и политработниками вещи «Роллинг Стоунз», «Битлз», «Дип Перпл», «Слейд», «Криденс», «Шокинг Блю», рок-н-роллы Элвиса Пресли, Литтл Ричарда, Бо Дилли?! И не просто играл – бабы офицерские визжали, как в оргазме… Вот так вот! Да здравствует рок-н-ролл! Для музыкантов тоже был накрыт стол – и, однажды, наш командир полка, расчувствовавшись, шепнул Хопину: «Налить музыкантам…» - всё, отлично -  теперь всё можно – а у нас припасено! Мы всегда просили прикупить нам спиртного на Новый год Надю Громову – отличную тётку, жену капитана Громова, начальника какой-то технической службы нашего полка. Надя была в женсовете, отвечала за офицерские праздники. Отлично готовила на горячее нашпигованое  мясо, про нас никогда не забывала – за что ей низкий поклон…
     Беда была только в том, что наши солдаты знали о существовании группы, но большинство из них её никогда  и не слышало… Знали они, что выезжаем мы играть на танцы в Нестеровку, В Приозёрном были раза два, для офицеров на Новый год лабаем… Было страшно неудобно. Хопин нам предложил – сыграем для солдат в одно из воскресений в нашем старом полковом клубе, вместо вечернего кинофильма, тайно, когда дежурный по части заступит адекватный. Знал об этом мероприятии очень ограниченный состав людей – даже солдаты не в курсе были. И в один из вечеров мы доставили в клуб наш аппарат и устроили ребятам настоящий рок-н-ролльный концерт! Всё бы хорошо – но в штаб кто-то стуканул – на следующий день меня встречает капитан Акимов, комсомольский секретарь нашего полка и елейным голосом спрашивает: «Что, Касперович, говорят вы вчера в клубе нашем выступали?» – «Выступали» - говорю. «Вам надо «Песню о тревожной молодости» было сыграть, ещё что-нибудь патриотическое…» Я, проглатывая раздражение, говорю, что такие вещи нам не под силу – это вам не «Сатисфекшен», тут надо к пехоте обращаться… На том и расстались – вроде всё ничего, а осадок остался… Нет бы капитану Коле Акимову воспользоваться ситуацией - общественное мероприятие провели в полку, художественная самодеятельность! В приказе, мол, вас отметим, товарищи комсомольцы, да и сам бы мог поставить себе галочку напротив проведения общественных мероприятий... Нет. Со свойственным ему иезуитски-комсомольским задором капитан Акимов хладнокровно и смачно швырнул говно на вентилятор...
     Ушёл на дембель Саливон, бас свой кому-то в пехоте загнал… Нам с Ваней оставалось ещё пол-года служить, басиста нет… Прибыли новобранцы. В один из вечеров мой каптёр Валерка привёл ко мне бойца – высокого, симпатичного, с интелигентным фейсом…  «Вот, Шура, из учебки чувак к нам, из Волгограда – говорит, басист!» Я быстренько акустику достал – покажи, мол, себя! Чувак спел какую-то песню на английском. Я его по гармониям погонял, объяснил, что репетиций настоящих не бывает, что всё только в каптёрке постигается. Чувак понял. Бас я ему обещал…
     Серёгу Глазкова – или как мы его называли «Лазаря» я довольно быстро ввёл в программу, он многое из того, что играли мы, на гражданке играл на басу – ну, может, в тональностях других. Но самое важное было другое -  Серёга знал очень много оригинальных текстов песен «Битлз», «Дип Пёрпл» и так далее, так как учился в английской школе и дома имел приличную коллекцию записей. Репертуар обновлялся стремительно – как играть я знал, а тут и тексты подоспели! Хопину я сказал, что басист найден, репертуар знает, надо в Нестеровке бас-гитару «Урал» забрать. На первом же выезде с новым басистом в Нестеровку Лазарь получил в руки «Урал» и слабал всю программу просто безупречно. Чему я уже и не очень удивился…
     С уходом Саливона на заслуженный дембель вокалистом оставался лишь я – но это даже упрощало ситуацию – Саливоновский голосовой диапазон был заточен скорее под фортепианные тональности, чем под традиционные гитарные – си-бемоль, до-диез… Импровизировать на гитаре было непросто. Мой же голос уверенно себя чувствовал в соль, ля, ми и изредка в до. Гармонии перекладывались в аккорды с большим количеством открытых струн – плотность подачи увеличивалась, а для состава из гитары, баса и ударных это было немало. Лазарь врубился в наш стиль сходу, играть мы стали гораздо лучше и увереннее. Эх, звука бы поприличнее…
     …Бежит Хопин по полку: «Шура! В Пограничный нам с тобой надо, в «Культтовары»! «Электрон-20» завезли!» Я, не понимая, что это за усилитель, сажусь с Хопиным в командирскую машину и мы мчимся в Пограничный. Приехали, машину Анатолий Николаевич отпустил – взяли мы её самовольно, благо водила был хороший, а командир на обеде… Авантюра… Я вообще в самоходе, считай… Заходим в магазин – усилитель приличного дизайна, две колонки… Попросили хоть какой микрофон. Гавкнули – ого! Звук был что надо! Взяли… Обратно на автобусе добрались, никто нас не чухнулся. Рок-н-ролльный ангел, безусловно, парил над нами…
     Хопин пожертвовал своей магнитофонной приставкой «Нота» и соорудил из неё ревербератор, который мы вместе с новым усилителем и опробовали при ближайшем выезде в Нестеровку. Звук был теперь настоящим. Мощным, глубоким, очень чистым. Попробовали воткнуть туда гитару – всё, мы были раздавлены отличным звуком, но было бы очень неправильно с нашей стороны в голосовой усилитель воткнуть и гитару. Но какой звук был… Хопин, понимая это, непонятно откуда доставший деньги, буквально через два дня купил ещё один «Электрон-20», теперь уже на гитару…
     Ангел рок-н-ролла продолжал лететь над нами.  Хопин звонит и просит меня прийти в парк нашей боевой техники. Показывает мне четыре очень качественных деревянных ящика из-под каких-то боеприпасов – два больших и два поменьше. Большие – чуть выше и чуть шире колонок от «Радуги» - прикидываем, что это будут басовая и гитарная колонки. Ящики поменьше – голосовые. Тут же, за бутылку ужасной уссурийской водяры у прапора, начальника вещевого склада, было отмотано нужное количество очень приличного чёрного дерматина для облицовки боковин и тыловой панели колонок и мешковины для обтяжки передних панелей. Мешковину мы применяли на гражданке в «Бременских Музыкантах» при строительстве своего самопального аппарата – покрытая несколькими слоями лака «цапон», она становилась тёмно-коричневой, твёрдой, как решётка, но отверстия в ней сохранялись – никакая радиоткань не обеспечивала такого фирменного вида колонок! Анатолий Николаевич отвинтил от каких-то приборов хромированные уголки,  а также красивые  ручки для переноски, в басовую колонку вошли четыре 12-и ваттных кинаповских динамика, в гитарную – динамики от двух колонок «Электрона-20», это были восемь динамиков 4ГД-8Е, которые обеспечивали неизмеримо большее звуковое давление, чем их предшественники 4ГД-28.  В голосовые ящики электроновские колонки вообще уместились без разборки, благо новые футляры были повыше электроновских, а по ширине – прямо точ- в- точь. Учитывая, что у маэстро Хопина руки растут из правильного места, вид у колонок был просто наифирминнейший! На лицевые панели Анатолий Николаевич прикрепил абсолютно неожиданные лейблы –
в те далёкие времена растворимый кофе «Нескафе» в жестяных банках был в диковинку, никто его в глаза не видывал, но у Хопина было несколько таких банок. Отрезав букву «е» мы получили «Nescaf» - так теперь называлась наша аппаратура…
     …Анатолия Николаевича зацепило – он стал собирать световое оборудование и пульт. Собрал очень модный эффект для бас-гитары на те времена – так называемый «щелчок». Такого аппаратурного оснащения, как у нас, не было нигде в обозримом пространстве. Конечно, никто из нас не знал, как долго продлится наше счастье, но преданность Хопина к рок-н-роллу заслуживает огромного уважения и признательности – согласитесь, не каждый молодой офицер был способен на это… Однажды, он показал мне нашу окружную газету «Суворовский натиск», где была напечатана статья под заголовком: «Замороженые надежды». Абсолютно не помню, о чём был этот опус, но название… С этой секунды наша группа стала называться «Замороженые Надежды», о чём объявлялось абсолютно на всех выступлениях и ни один политработник не спросил нас – а почему такое странное название? Парадокс…
     … Новогодний вечер, встреча 1978 года. Мотострелковый полк решил объединить алкогольные усилия с зенитчиками и довести их до промышленных масштабов – офицеры двух полков с жёнами гуляли в ДОСА вместе – столы пехоты на втором этаже, наши – в фойе на первом. В актовом зале были убраны все стулья – это был танцпол. Зал в ДОСА большой, сцена...  Нашего аппарата-то хватит? – переживали мы.   Программа была такая – половину ночи играет ансамбль из пехоты, вторую половину –мы. В пехотном ансамбле играли в принципе-то профессиональные музыканты – все на дудках в полковом оркестре, а в пятницу и воскресенье – вокально инструментальный ансамбль из них составлялся на танцах в ДОСА. Ничего про них плохого сказать не хочу. Но! Аппаратура и инструменты принадлежат ДОСА – поэтому будете играть «Малиновки заслышав голосок» и прочую херню… Мы же – солдатский, но АБСОЛЮТНО независимый Хард-Рок Бэнд «Замороженые Надежды»… Почуствуйте, блин, разницу…
     Играть на нашем аппарате Хопин пехотинцам по каким-то причинам отказал – в чём мы были с ним солидарны. И завели они свою тягомотину, да ещё звук, да ещё для такого зала… Мы же, устроившись в кинобудке перед накрытым столом, о котором позаботилась опять же наша прекрасная Надя Громова, по чуть-чуть стали отмечать дембельский для нас с Ванькой Порфирьевым Новый год. Анатолий Николаевич оторвался от своего стола, забежал к нам в кинобудку поздравить нас с праздником. Налили рюмки, встали… И тут к нам врывается "Канарис" - начальник разведки, капитан Гриневич: «Толя!!! Гони на хер эту пехотную мутоту!!! Давай наших! «Back in USSR» давай!!!» - и убежал… Выпили, Хопин пошёл к пехотному ансамблю объяснить ситуацию, мы выскочили покурить и пошли расставлять аппарат. Хопин через пехотный микрофон предложил всем присутствующим выпить и через десять минут возвращаться для участия в совсем иной танцевальной программе…
     …«Дорогие друзья! (ну не мог же я сказать – «товарищи офицеры»?!) С Новым Годом! Сейчас для вас будет играть группа «Замороженые Надежды»! По многочисленным заявкам и личной просьбе капитана Гриневича – «The Beatles»! «Back In USSR!» - проорал я и мы с Хопиным зашипели в микрофоны, иммитируя посадку реактивного лайнера…
     …Боже, что тут началось! Ну, во-первых, для такого количества публики наша группа ещё не играла и, естественно, наш кураж нарастал с каждой секундой. Женский визг был постоянный – и визжали не только офицерские жёны – холостые офицеры приглашали своих подруг со стороны. В толпе танцующих я увидел Любу – школьную лаборантку… Анатолий Николаевич выходил в зал – послушать, как всё звучит, делал кое-какие поправки по уровням звучания инструментов и вокала. Его стол с усилителями и пультом стоял в стороне, прожектора мигали, Хопин играл на этих кнопках и тумблерах, как на клавишах – самозабвенно… Аппарата хватило даже на такой большой зал, пехотные музыканты с завистью смотрели на нас… Капитан Гриневич и его супруга, Наташа, великолепно танцевали на медляках – народ расступался… Гриневич учился когда-то в  Суворовском училище, а там бальные танцы преподавали в обязательном порядке. Не могу сказать, имела ли Наташа такую же подготовку или её Гриневич научил, но пара была просто бесподобная. Наташа работала в нашем гарнизонном госпитале процедурной медсестрой, однажды, когда я лежал там с очередной ангиной, мы разговорились и оказалось, что мы не просто земляки – в Москве мы жили в Давыдково на соседних улицах! Наташа была ну очень интересная молодая женщина –  стройная, гибкая, с отличной фигурой - её нельзя было назвать красивой – длинный нос, ещё кое-какие несоответствия, но шарма в ней было – хоть отбавляй. Очень многие офицеры заглядывались на неё, Хопин, кстати – не исключение… Наташа один раз, рискуя своим положением, спасла меня, будучи дежурной медсестрой в госпитале, от страшнейшего залёта – но это совсем другая история…
     …Сейшен прошёл блестяще. Для нас Новый год ещё не закончился – вечером первого января мы отбыли играть на танцах  в Нестеровку. Ну, там было всё привычно – но с нами поехали несколько бойцов из нашего полка, не помню, каким образом это было обставлено, но вероятно, к вечеру первого января офицерский контроль за личным составом был значительно ослаблен – Новый год он и для офицеров Новый год…
     Мы с Лазарем разучивали новые вещи – Криденс, Битлз, Дип Пёрпл… Программа наша была очень насыщенной и совершенной, играть её надо было, дабы навыков не растерять, несколько раз в неделю. И рок-н-ролльный ангел в очередной раз расправил над нами свои крылья…
     Ранней весной 1978 года меня неожиданно вызвал к себе начальник штаба и поведал о том, что нам теперь предстоит играть на танцах в ДОСА вместо пехотного ансамбля, два раза в неделю! Сообщение было оглушающее, прямо скажем. Я поинтересовался, что случилось, но майор Лымарь уклончиво ответил, что мол Хопин всё объяснит. Вопрос об освобождении Вани Порфирьева на эти дни от службы был решён мгновенно. Анатолий Николаевич объяснил нам, что с пехотным ансамблем что-то случилось – то-ли отказался кто-то из них играть и за это вообще от музыки был отстранён, то-ли ещё что. Но для нас это не имело никакого значения и мы с удовольствием впряглись в это дело. Репертуарный вопрос с руководством ДОСА не обсуждался ВООБЩЕ…
     Думается мне,  что с началом игры на танцах рок-группы «Замороженые Надежды» выручка кассы по продаже билетов как минимум утроилась. Слава наша очень быстро распространилась на соседние города и посёлки и очень скоро мы стали свидетелями того, что на наши танцы прибывает молодёжь из Пограничного, не смотря на то, что там тоже есть ДОСА и ансамбль, играющий на танцах, а в воскресенье – даже из Уссурийска, а это, на минуточку, сто километров от нас… Анатолий Николаевич называл нас лучшей рок-группой Приморского края. Доля истины в этом, безусловно была – наверняка во Владивостоке и Уссурийске существовали какие-то приличные группы, но могли ли они выступать с таким же рок-н-ролльным репертуаром, как «Замороженые Надежды»? То-то…
     ...Служба моя подходила к концу, Ваня Порфирьев тоже собирался на дембель. Было ясно, что танцы в ДОСА должны продолжаться, а поэтому Анатолий Николаевич потихоньку готовил нам замену. Гитарист был найден - но вот убей - не помню, из нашего полка он был или из пехоты. Молоденький пацан из какого-то краевого центра - то-ли из Казани, то-ли из Рязани... Он мне запомнился с гитарой "Торнадо" - его ли инструмент был или из ДОСА - опять же запамятовал... Парень рассказал, что играл в кабаке. И действительно - он отлично знал гармонию, обладал хорошей исполнительской техникой, даже джазовые какие-то приёмы использовал, но было понятно, что работал он в КАБАКЕ, а инструментальный состав ансамбля был далеко не рок-н-ролльным. Какую-нибудь сольную партию он играл технически правильно, но абсолютно без драйва и куража, рок-н-роллу свойственного. Как мёртвый, бля... Какие уж тут мурашки... Впечатление такое, что клиент кинул пятёрку на парнос, сыграли - а дальше хоть трава не расти... К рок-музыке это не имело никакого отношения, а поэтому я понял, что "Замороженые Надежды" тихо загибаются, явившись жертвой обстоятельств ожидаемых, но неисправимых...
     …Я не предал рок-н-ролл. Дембельнулся, в кабак играть не пошёл. Пытался как-то найти концы и связаться с теми ребятами, которые играли в нашей группе, но не судьба... Недавно связался с Анатолием Николаевичем Хопиным, слава Богу, он жив и здоров, всё помнит и питает к нам чувства те же, что и в 70-х… Я часто вспоминаю тот период своей рок-н-ролльной жизни, мне ни за что не стыдно и ребят, с которыми я играл в конце существования «Замороженых Надежд» - Анатолия Хопина, Ивана Порфирьева, Сергея Глазкова считаю одними из лучших музыкантов, с которыми мне приходилось играть. Я безмерно им благодарен. Рок-н-ролльный ангел должен парить над ними…