Женька Осень

***
  На осенней набережной было безлюдно, уныло и промозгло. В конце октября вряд ли кого-то можно соблазнить на романтическую прогулку вдоль реки под моросящим дождем, льющимся с ледяного неба. Тем неожиданнее, читатель, увидеть на высоком постаменте рядом с памятником человеческий силуэт. Человек стоит неподвижно, напряженно всматриваясь в свинцовые небеса, точно ждет ответа или сигнала…  Неожиданно порыв ветра срывает капюшон с головы и по ветру, словно стяг, затрепетали ярко рыжие длинные пряди. Да это женщина! Как она оказалась на постаменте, куда не заберется и сильный мужчина? Что она ждет? Что она задумала? Но женщина вытирает с лица слезы, перемешанные с дождем и, с неожиданной силой и ловкостью, спускается с постамента. Когда она проходит мимо, что-то в ее лице останавливает нас от расспросов – на ее лице несвойственные женщине выражение волевой решимости и внутренней дисциплины. А еще красота. Женская, но какая - то стальная красота, о которую можно порезаться. Она проходит мимо, не замечая луж, и в ее походка чем-то напоминает строевой шаг…
***
В большом старом доме было тихо, только монотонно пиликал на своей скрипке сверчок, такой же старый и привычный, как и дом. Одноэтажный дом был выложен из красного кирпича и много лет назад принадлежал небогатому купцу. Двор вокруг дома был обнесен каменной оградой с кованой решеткой, которая была предметом гордости ее хозяина – витиевато изогнутые полосы металла  были украшены чугунными розами и листьями. После революции купец и его семья бесследно исчезли, а дом разделили на две половины, прорубив в одном из окон дверь и установив перегородки. С тех пор ни дом, ни ограда не знали грубой руки каменщика или штукатура. Кованая решетка очень скоро исчезла, и ее заменили досками. Много жильцов сменилось с той поры в старом доме. Кто-то умирал, кто-то рождался, рос и, оперившись, покидал маленький двор, поросший по углам крапивой; однажды во двор въехал «черный ворон», в него посадили одного из жильцов и больше его никто не видел.… В его квартиру сразу въехал представитель НКВД. Да только разве построишь свое счастье на несчастье другого? Спустя годы его,  одинокого, больного старика, потерявшего рассудок, определили в соответствующее заведение. По иронии судьбы, теперь в  одной половине жила пожилая чета, а в другой – семья протестантского священника, состоявшая из самого священника, его жены и двух детей – девочки и мальчика. Собственно, эти дети были единственным юным содержимым этого дома. Кирпичи стен под действием ветров и дождей постепенно разрушались и весь вид дома – обшарпанный, с потрескавшимся шифером и облупившимися рамами просто взывал к вечному покою.
Итак, в большом доме было тихо и темно, только из гостиной пробивалась полоска света  от неплотно закрытой двери. За дверью раздавались голоса. Один из них принадлежал  Алексею Ивановичу– пастору небольшого протестантского прихода, человеку сильного духа, пережившего и гонения в советские времена и поток растления, хлынувший в страну после развала советской империи. Закаленный в постоянной борьбе за веру, он не знал компромиссов и не делал никаких поблажек ни себе, ни своей семье. Он не допускал никаких богословских споров, а его мечты часто носили форму клише, принятую и не обсуждаемую. И в этих мечтах о будущем он рисовал свою семью с выросшими детьми служащими на миссионерской ниве где - нибудь в Африке, искореняющими вековое язычество и приводящими людей в лоно Церкви. Он представлял себе, как они продираются сквозь непролазные джунгли и вдруг спасают вождя племени и проводят в этом племени евангелизацию и так, племя за племенем Слово Божье побеждает и он умирает, исполнив свое предназначение в окружении рыдающих дикарей. Правда, всегда после таких мечтаний он отдавал себе отчет, что они по большей части  состоят из амбиций, и всегда раскаивался в этом, но поделать ничего не мог.  Вся жизнь его семьи напоминала временную остановку перед скорым отправлением. Не было дорогой мебели и посуды, вместо ковров и паласов полы были устланы простыми домоткаными дорожками – подарок одной деревенской бабушки. Но было все-таки в этом доме то, что всегда привлекало в него много гостей – тепло и любовь во взаимоотношениях между домочадцами. В этом доме рады были всем и всегда. Именно потому, что в доме не было  претензий на роскошь, в нем было легко и свободно общаться и каждый человек, по воле судьбы попавший в него, чувствовал себя уютно и спокойно. Единственной ценной вещью в доме был небольшой, но очень дорогой и красивый прикроватный коврик (тоже чей то подарок). У этого коврика было удивительное и неожиданное предназначение. В семье его называли «покаянным» и никогда не стирали, только периодически выбивали пыль. На то были свои причины. Всякий раз, когда после беседы с пастором человек желал покаяться перед Богом, этот коврик извлекали и расстилали, человек вставал  на колени и священник, призвав на молитву всю семью, совершал над ним молитву покаяния. За долгие годы служения на этот коврик пролилось немало покаянных слез, и потому Алексей Иванович не разрешал его стирать. Конечно, это не было похоже на привычные церковные обряды. Но пастор и не воспринимал это как нечто, требующее подражания. Просто так повелось в его семье, и его вера не была унижена этим обрядом.
Сейчас этот коврик стоял свернутым за дверью, и в полумраке прихожей было видно, что рядом, затаив дыхание, стоит девочка лет пятнадцати и внимательно слушает  разговор в комнате. Особенно  она прислушивается ко второму голосу – голосу ее матери, женщины с терпеливым сердцем,  теплыми, натруженными руками и большими, печальными глазами. Она была главным громоотводом в семье – благодаря ее такту и находчивости безболезненно решались самые неудобные вопросы. И именно на нее надеялась девочка, старшая дочь и постоянная головная боль для родителей. Еще, будучи в утробе она заявляла о своем своевольном характере такими толчками, что мать охала и хваталась за любую опору, а при рождении на свет огласила родильный зал таким воплем, что видавший виды пожилой акушер сказал: «Командирша родилась!». На что мать подумала: «Боже, сохрани». Годы шли, и было видно, что предсказание старого врача сбываются. Ни в детском саду, ни в школе ни одно побоище не обходилось без нее, а чаще всего было ею спровоцировано. В любом споре за ней должно было остаться последнее слово. Никто не рисковал пошутить при ней об ее отце – реакция была бы быстрой и очень болезненной. Только с отцом Женька была послушна. Она любила вечерние часы, когда отец доставал огромную, старую Библию для детей с красочными картинками и начинал читать или рассказывать о многих героях веры.
 
 По ночам Женька вместе с Давидом то скрывалась в ущельях, уходя от погони царя,  то шла с ним против Голиафа, зная, что пущенный камень попадет точно в лоб великана. А утром, попросив у Бога благословения на день, своими силами вершила справедливость в мире, хотя и сама частенько приходила с распухшим носом или разбитой губой. Больше всего огорчало Женьку, что несправедливости в жизни было много, а Бог предлагал все терпеть.  Главной несправедливостью жизни  девочка считала своих соседей по дому – двух старых, но еще очень крепких супругов, убежденных коммунистов. Всякий раз, встретившись с ними во дворе, Женька прибавляла шаг, но все равно старый опытный  агитатор успевал произнести громогласным голосом едкую фразу (которые у него не иссякали): «Что, Женечка, выбрала уже себе монастырь?» или «Как дела у батюшки? Много народа обдурил сегодня?» Женька всегда терялась и быстро пробегала в дом. Вечером она рассказывала выходки соседа отцу, но тот только смеялся и успокаивал дочь.
Но вот однажды настал день, изменивший уклад жизни не только самой Женьки, но и ее семьи. Однажды в школу, на урок физкультуры пришла группа спортсменов во главе с пожилым тренером. Спортсмены занимались восточными единоборствами, и пришли, что бы пополнить свою секцию. Женька как завороженная смотрела на те приемы, которые они показывали, и испытывала жгучее желание быть в этой команде. Когда тренер предложил кому нибудь из учеников попробовать свои силы в спарринге, Женька как  пуля выскочила вперед, чем немало удивила тренера. Весь класс замер в ожидании интересного зрелища, но по ряду прошел шепоток – наконец - то забияка получит на орехи!
Женька вышла на выложенные в виде большого квадрата маты и чувствовала, как кровь пульсирует в ее голове горячими толчками, а ладони стали влажными от волнения. Но в то же время она испытывала удивительный восторг оттого, что может биться и никто ее за это не осудит. Противником девочки поставили опытного парня лет восемнадцати. «Саша, покажи прием красиво, эффектно, но девочку не травмируй и не делай очень больно – не хватало нам здесь девчоночьих соплей, еще родителям пожалуется» - наставлял своего подопечного тренер.  Парень кивнул и вышел на маты. Когда Женька встретилась с ним глазами, поняла, что отступать без позора теперь точно уже поздно. Что - то удивительное произошло в ее сознании: вдруг прошло волнение и наступила холодная ясность. Итак, что делать? Не лупить же его, как она делала это с мальчишками, он просто ответит приемом и все. Как это они показывали прием «через бедро»? Вот он тянется, чтобы схватить за футболку, взять его за руку, потянуть на себя, подсесть под него и перевалить через бедро. Все это казалось медленным и спокойным для девочки, но в реальности произошло совсем другое. Самоуверенно улыбаясь, парень протянул руку к девочке, предвкушая, как она начнет дергаться и брыкаться, но через мгновение он уже лежал на матах, а весь класс визжал и орал от восторга. Тренер на минуту потерял дар речи, но, оправившись, строго спросил у Женьки какой у нее разряд и у кого она тренируется.
- Ни у кого. Я впервые попробовала бороться.
- Но это же неправда. Ты достаточно чисто выполнила прием!
- Вы же сами только что показывали, и из всех приемов мне больше всего понравился этот.
 Василий Парфенович, старый и опытный тренер, точно знал, как много времени и сил уходит для того, чтобы сделать прием чистым и довести его до автоматизма, он был ошеломлен. Повернувшись к девочке, наклонился и внимательно посмотрел ей в глаза: глаза у Женьки были мамины – огромные и зеленые.  Она с удивлением смотрела на растерянность  пожилого человека и переживала  неловкость оттого, что ее пытаются уличить в чем - то нехорошем. Тренер вздохнул, выпрямился.
- Если ты меня не обманываешь, то это дар Божий.
- Вы верите в Бога?
- Я верю своим глазам.
В это мгновение прозвенел звонок, учащиеся наперегонки кинулись к дверям. Но Женька не уходила. Весь класс был уже в раздевалке, группа спортсменов тоже вышла из зала, только тренер задержался у порога, оглянулся и сказал: «Хотя я набираю только мальчиков, для тебя могу сделать исключение. Приходи в субботу в два часа в заводской спортзал».
По дороге домой Женька не шла, а летела, скакала, кружилась, размахивая портфелем и сумкой со спортивной одеждой, испытывая новое чувство, которое пьянило ее сознание, наполняя его бесшабашной радостью и ликованием. Казалось, весь мир кружится и танцует вместе с ней, поднимая ветром и закручивая в маленьких вихрях золотые и багряные листья. Разгоряченная и возбужденная, она влетела в свой старенький дворик и чуть не сбила с ног свою старую соседку. Та вскрикнула, но быстро оправившись, гневно осадила Женькину радость: «Ты что, убить меня хочешь, сектантка несчастная?». Рядом с ее внушительной фигурой Женька смотрелась жалко и немощно, соседка (ее звали Даздраперма Ивановна), поняв несоответствие своего высказывания с действительностью,  отодвинула Женьку мощным своим бедром, вышла со двора, с силой хлопнув дверью калитки. Эта встреча была для девочки как ведро холодной воды на голову.  Оставшиеся несколько метров до дверей своей квартиры Женька прошла медленно, как на эшафот, с упавшим сердцем. Как она забыла в радости своей об отце? Он никогда не позволит ей заниматься в спортивной секции, тем более в борьбе. Она знала мнение отца о том, какой должна быть верующая девушка – тихая, покорная отцу, служащая Богу в церкви. И Женька понимала, что не подходит ни под одно из этих определений. Желая угодить отцу, она много раз пыталась изменить свою жизнь, но хватало ее ненадолго. Горячая ее натура брала свое, разрушая все построенные баррикады.
 И вот последние метры пройдены,  Женька буквально носом уткнулась в старую, с облупившейся краской входную дверь. Она не могла идти дальше. Впервые девушка испытала такого рода бессилие, и оно только добавляло горечи тому чувству отчаяния, которое охватило вдруг ее, заставив подступить к горлу тяжелый ком и выдавить из глаз неожиданные слезы. И тут Женька почувствовала на своем плече руку. Резко обернувшись,  увидела перед собой мать. Та нежно взяла и подняла лицо дочери и впервые Женька обратила внимание, какие большие и грустные глаза у ее матери. « Расскажи мне о своих печалях» - произнес тихий голос матери. Этот голос прорвал какую-то плотину в сознании, и девушка разрыдалась уже в голос, уткнувшись лицом в материнское  плечо. Сдавленным голосом она рассказала  и о тренере, и о своей победе, и об открывающихся перед ней возможностях. Ее рассказ прерывался судорожными всхлипываниями.
- Я очень, очень хочу на эти тренировки – рассказывала Женька, боясь поднять на мать глаза – разве я виновата, что это не нравится папе? Почему я не могу быть такой, какая я есть? Неужели Бог меня такой не любит?
Когда Женька подняла глаза,  она была удивлена – мать не сердилась, она улыбалась ей нежной и очень печальной улыбкой.      – Не бойся – сказала она – Бог любит тебя такой, какая ты есть. А с папой я поговорю, может он и разрешит тебе тренироваться. Только вот ведь в чем дело. Каждый наш поступок это выбор между нашей волей и волей Божьей. Я думаю, что в твоем выборе нет греха, но есть своеволие, а это как болезнь и всю твою жизнь Бог будет тебя от нее лечить. Не подумай, что я это сама придумала. Это сказал мне Господь, когда ты родилась, ведь ты была своевольной с первого вздоха. Сейчас тебе кажется, что нет большего счастья, чем поступить так, как тебе хочется. Однажды ты узнаешь, что это не так и поверь, Бог будет рядом, чтобы дать тебе силы для правильного выбора. Но за это нам всем придется заплатить большую цену. Но кому и какую – я не знаю, время покажет.
Мать и дочь обнялись и стояли молча, погруженная каждая в свои мысли. Мать думала о том, что вся ее жизнь была жертвой и молила о том, чтобы ей хватило сил и веры выстоять до конца. А Женька была исполнена надежды. Она не очень внимательно слушала мать, особенно после ее обещания поговорить с отцом – она уже сочиняла множественные доводы на тот случай, если отец будет с ней об этом говорить. Так они и стояли на крыльце, пока не вышел глава семьи. Он был незримым, но не безучастным зрителем этой сцены. Он все видел и слышал, так как  увидел в окно идущую к дому дочь и подошел ближе, чтобы помахать ей рукой, но вся последующая сцена у крыльца отняла у него силы и в то время, когда его жена и дочь стояли, обнявшись, перед его внутренним взором рушился весь мир. Его мир, мир, который он бережно и тщательно формировал все эти годы. Рушились все мечты. Рушились все догмы о правилах воспитания детей, о которых он часто говорил в своих проповедях. Все это рухнуло. Вот почему, когда он вышел на крыльцо, в лице его не было ни кровинки.
- Нам нужно поговорить - сказал он жене и сразу зашел в дом. Поцеловав дочь в мокрую от слез щеку, мать последовала за ним.
И вот теперь, притаившись за «покаянным» ковриком, Женька с трепетом прислушивалась к разговору родителей.
- Люба, ты можешь мне объяснить, что сейчас происходило на крыльце? Я все видел из окна и многое слышал и очень надеюсь, что ослышался.
- Наша дочь взрослеет, Алексей, и мы не сможем, как раньше диктовать ей свою волю. Видно пришло ее время ответственности, и она начинает выбирать свой путь.
- Ты понимаешь, что этот путь может лежать в преисподнюю? Там ты хочешь увидеть свою дочь?
- Почему ты считаешь, что она погибнет? Только потому, что ее жизненные планы отличаются от твоих?
-  Ты так спокойно об этом говоришь!!!
- Я спокойна потому, что спасение нашей дочери в руке Божьей. Ты ведь понимаешь, что  не от тебя зависит ее вечная участь.
- Поэтому мы будем смотреть спокойно, как она все дальше уходит в мир?
-Успокойся, у нас есть главное оружие – любовь и молитва. Однажды она сделает правильный выбор, ведь мы верно наставляли ее в вере – надо только подождать. Но за это нам придется заплатить дорогую цену. Ты готов платить?
- Я готов платить, но что ты имеешь в виду?
- Я не знаю, но так однажды мне сказал Господь.
В комнате воцарилось молчание, нарушаемое только гудением большой осенней мухи на окне. Алексей Петрович хорошо знал о даре своей жены – предвидеть события. И вот теперь он был в замешательстве. Сам он был воспитан в строгих традициях ортодоксального протестантского учения, так же он воспитывал и своих детей. Жена пастора подошла к мужу, обняла его, как будто пыталась снять с него часть душевных мук и тихо сказала: «А ты не думал, что спортсмены тоже нуждаются в спасении? Кто же им скажет о Христе? У твоей дочери теперь есть такая возможность».
- Но что скажут в Церкви!
- Люди скажут разное – друзья будут молиться, а враги – злословить. Так было всегда.
- Ну, тогда и мы будем молиться. Женя, я знаю, что ты за дверью, зайди.
Девочка бесшумно появилась в дверном проеме. Радость от того, что ее надежда сбывается, мгновенно была погашена – отец внешне постарел на несколько лет. Женька подбежала к отцу, обняла его: «папочка, милый, тебе не будет стыдно за меня, обещаю!» Отец, прижав дочь к груди, ответил: «я надеюсь». Не отпуская дочь из объятий, отец начал молиться и Женька впервые слышала такую молитву, у нее было ощущение, что у отца просто разорвется сердце. Каждое слово этой молитвы было криком души, и у Женьки мороз бежал по коже от осознания того, что сейчас происходит что-то очень важное в ее судьбе.
- Отец Небесный! В руки Твои отдаю судьбу моей дочери. По воле Твоей она появилась на свет и да будет воля Твоя над ее судьбой. Проведи ее по Твоим путям, да не уклонится она от них. С жезлом и посохом Твоим будь с ней и приведи душу ее в Царство Истины Твоей на веки веков. Аминь.
Последние слова отец произносил с трудом, сквозь сдавленные рыдания. Ощущение Божьего присутствия превратило его волю в воду и сам он чувствовал себя беспомощным ребенком в сильных руках Провидения. В комнате повисла тишина, которую никто не спешил нарушить, поэтому скрип открывающейся двери прозвучал настолько громко и неожиданно, что все вздрогнули. В дверях стоял младший сын и утешение для отца – Саша или Шурик, как называли его и близкие и друзья. Освоившись после яркого света улицы в полумраке, он с удивлением смотрел на семью и понимал, что пропустил что-то очень важное, но будучи человеком мягким и ненавязчивым, решил сразу, что выяснит все потом у сестры. Шурик был младше сестры на год, но имел настолько уравновешенный характер, что казался старше своих лет. Сколько бы еще длилась тишина в комнате, неизвестно, но вдруг у кого-то предательски заурчал желудок, что немедленно вернуло всех присутствующих на землю. Женька засмеялась, мать заспешила на кухню. Шурик пошел в свою комнату, глазами показав сестре, чтобы она шла за ним. Дети ушли, и глава семьи остался один в гостиной. Он подошел к картине, висевшей на стене, на ней изображен был ребенок, идущий через ручей по хлипкому мостику и большой прекрасный Ангел, парящий сзади него, готовый придти на помощь. Алексей Петрович долго смотрел на картину и сам себе казался слабым и беспомощным. «Боже – думал он – Боже, дай мне веры. Весь мир рушится под моими ногами. Рухнуло все, о чем я мечтал, все мое счастье и все надежды и весь смысл существования, все я потерял в минуту. Спаси мою дочь, я готов платить за нее любую цену. Почему невозможно в этом мире быть просто счастливым, почему всегда есть что-то, что отравляет счастье просто жить?» Прижавшись к холодному глянцу картины горячим лицом, впервые этот сильный человек признавался Богу в своем бессилии. В этот момент в окно заглянул солнечный луч, что говорило о том, что уже наступает вечер. Все в семье знали о том, что их окна выходят на запад и если бы не большая каменная стена и толстая старая липа, вечером в комнатах было бы очень светло. Только когда солнце садилось достаточно низко, его луч проникал в широкую щель забора и посылал свой прощальный свет в полумрак квартиры. Но сейчас луч как будто замедлил на картине, и пастору показалось, что Ангел повернул свое лицо к нему. Это длилось мгновение, но пастор уже отпрянул от стены и стал вглядываться в картину. Но с нее по-прежнему смотрела та же сцена – ребенок, ручей и большой Ангел. Приписав видение усталости и расшатанным нервам, Алексей Петрович вышел из гостиной и прошел в спальню, которая так же была и его кабинетом, чтобы подготовиться к завтрашнему служению. Но мысли его были похожи на рой пчел, кипучий, мечущийся, беспорядочный. Такое привычное вдохновение не приходило, хотя тема для проповеди давно его привлекала. Когда очередная молитва о проповеди не принесла свой плод, пастор сдался.
- Боже, о чем Ты хочешь, чтобы я говорил?- в сердце своем произнес пастор, и тут же пред его внутренним взором встала та картина, у которой он недавно стоял – беспечный ребенок, не осознающий всю глубину опасности и сильный Ангел рядом. И вновь – луч света, и взгляд Ангела, смотрящий внимательно на него.
- Я понял, Господи! Я сам и есть тот ребенок! И Ты проведешь меня даже и над пропастью! Нет! Не только меня! Всех, кого Ты называешь Своими детьми! Я буду говорить о доверии Тебе!
В соседней комнате раздался громкий смех дочери…. Пастор нахмурился, горячей волной по сердцу прокатился отзвук от прошедшего разговора и снова слова сквозь боль эмоций – буду говорить о доверии Тебе! Женька ведь тоже Твоя дочь и не видит пропасти под своими ногами, а я ведь не Ангел, я сам иду по своей жердочке над своей рекой. Боже, у Тебя хватит Ангелов для всех Твоих детей! Я верю! Я доверяю!
Последние слова принесли в его сердце покой и прохладу летнего утра. Ему казалось, что с огромной высоты он смотрит на всю сложившуюся ситуацию, и она кажется ему по детски несложной и разрешимой. Облегченно вздохнув, Алексей Петрович приступил к подготовке к проповеди.
***
Неделя длилась бесконечно и Женька всерьез начинала подозревать, что окружающий мир договорился между собой и всеми силами оттягивает долгожданную субботу. Никогда еще на уроках учителя не говорили так долго и непонятно, а по вечерам домашние задания просто отказывались появляться в тетради, а вместо них на полях красовались смешные каракули и рожицы. Это могло грозить двойкой и не одной, но на Женькино счастье учителя были заняты подтягиванием двоечников (ждали какую-то комиссию) и на твердую хорошистку Женьку никто не обращал внимания. Дома, после безуспешных попыток выполнить уроки, девочка перебиралась в комнату брата, где в сотый раз делилась с ним и впечатлениями о первом поединке и планами на будущее, не замечая, что в терпеливых глазах брата все больше печали и непонимания. Шурик относился к той категории детей, которые доставляют своим родителям радости больше, чем переживаний. Даже будучи грудным младенцем, он почти не кричал по ночам, точно не желая беспокоить уставшую мать. А когда семилетняя Женька заболела гриппом, младший брат оказался наилучшей сиделкой, вовремя подавая лекарство и проверяя температуру. Всегда во время проповеди он внимательно слушал, а потом задавал вопросы, чем немало радовал отца. И все же было в характере мальчика то, что казалось несвойственным мальчишке его возраста. На фоне своих прагматичных и эгоистичных сверстников он выглядел слишком добрым и слабым. Однажды в соседнем дворе старшие дети увидели старую кошку, она тихонько ковыляла через двор. Набрав камней, они устроили на нее охоту. Бедное животное истошно кричало и металось в поиске спасительной щелочки, но камни настигали ее везде. Неожиданно сквозь строй мальчишек протолкался соседский мальчик (это был наш Шурик), подбежал к кошке и, упав на землю, закрыл ее своим телом. Не все сорванцы отреагировали на его появление сразу и несколько камней разорвали в кровь плечо, спину и лицо. Мальчик плакал в голос, но не отпускал несчастное животное. На несколько секунд дети оторопели, но тут же наперебой загалдели: «Нюня! Маменькин сынок! Гринпис в действии! Чип и Дейл спешат на помощь!»  Они не замечали, что за забором, разделяющим дворы, уже мелькают огненно рыжие пряди. Женька ворвалась во двор, как машина смерти и на лице у нее было все, кроме страха и жалости к обидчикам брата.
 

В этот день брат с сестрой вернулись домой в одинаково плачевном виде – перевес в количестве и силе был все-таки не на их стороне. Мать  в ужасе опустилась на стул, тихо произнеся: «Шурик, и ты?», на что сын ответил: «мы спасали кошку». Больше ничего из детей выпытать не удалось, а вот на следующий день пришли разгневанные родители соседских детей. А уж те дети нашли что приврать. Вместо слов мать вывела сына и дочь. «Ваших детей было пятеро, моих двое и они младше. Подумайте сами, кто был обидчиком, а кто – жертвой». Взрослые оказались достаточно умны и, извинившись, ретировались. Два дня в соседском дворе была тишина – результатом разбирательств был домашний арест.
После той ситуации брат с сестрой стали друг другу еще ближе, хотя и расходились во мнениях почти по всем жизненным вопросам. Когда вечером после драки за кошку они сидели в комнате и обсуждали последние события, Женька спросила брата, почему он не дрался, а только закрывал животное, которое к тому же от страха и боли расцарапало ему грудь. На что брат, глядя в глаза сестре, ответил: «Я ни разу не видел в Евангелии, чтобы Христос дрался».  Женька не нашлась, что ответить, только дернула плечами и сменила тему разговора. И вот теперь, спустя несколько лет,  возбужденная своей, как ей казалось, победой, сестра рассказывала брату о событиях дня, об удивлении тренера, зависти одноклассников и о согласии отца. Она вскакивала, изображая какую-то сцену, смеялась и вдруг, оборвав себя, заметила выражение лица брата. На нем было незнакомое, чужое выражение. Она вдруг поняла, что ее не понимают и радости ее не принимают. «Ты что, не рад за меня?»- почти шепотом спросила Женька, так как чувствовала, что обида уже душит  ее.
- Чему радоваться? Когда ты защищала слабых в твоем классе – я понимал тебя. Когда ты пришла с разбитым носом из-за того, что кто-то из старшеклассников сказал плохое про нашего папу – я понимал тебя. Когда ты спасала меня и кошку – я понимал тебя. Теперь ты хочешь бить кого-то ради удовольствия, чтобы чувствовать себя сильной. Этого я не понимаю. Ты, конечно, станешь сильнее на этих тренировках, но станешь ли ты добрее? Или умнее? Или счастливее? Ты все равно не станешь самой сильной – кто-то непременно будет сильнее тебя.
- Хватит! Ты не папа, чтобы учить меня! С чего ты взял, что можешь мне указывать, что мне делать и как жить?! Даже папа не против моих тренировок!
- Я думаю, что он оставляет за тобой право на ошибку. Да можно подумать, что если бы он тебе запретил, ты бы послушалась.
- Как много умных слов! Где ты их набрался?
- Просто в отличие от тебя я внимательно слушаю проповеди.
Женька вскочила, гнев зажег ее глаза и сжал привычно кулаки.
- Ты хочешь побить меня? Хорошо. Ты же знаешь, что я не дам тебе сдачи. Ты же моя сестра.
Это было уже слишком. Девочка вылетела из комнаты и потом из дома. Было уже совсем темно, только сквозь щели забора виднелась полоска заката. Женька заметалась по двору, не в силах унять огонь раздражения на брата и то, что в душе она понимала всю справедливость его слов. В конце концов, она выплеснула весь гнев, колотя кулаками по стволу старой липы. Ни один лист не шелохнулся на старом дереве, а Женька разбила костяшки пальцев в кровь.
- Готовишься к тренировке?
Чужой голос вернул внимание к окружающему миру и заставил спрятать руки в карманы. За калиткой стоял тот самый парень, с которым ей пришлось бороться в школе. Женька впервые растерялась. Она испытывала и неловкость от того, что ее застали за выбиванием дерева и от того, что она не знала как разговаривают с взрослыми ребятами. Особенно со спортсменами. Особенно с такими красивыми.
- Ты здорово нас всех удивила. Я был не готов. И тренер тоже. Раз он взял тебя в команду, значит, ты произвела на него неизгладимое впечатление. Поздравляю. Ты, наверное, наша будущая звезда. Как ты думаешь?
Звук, который издала Женька, был больше похож на блеянье, чем на смех, но она все же справилась с растерянностью и пробормотала что-то о том, что будет видно. Но ее неловкость, похоже, не только не отталкивала, но забавляла молодого человека, и через несколько минут разговора он преодолел ее смущение и они уже общались как старые знакомые. Пообещав в субботу зайти за Женькой на тренировку, парень (как мы помним, его звали Сашей) ушел. Женька опустилась на старую деревянную скамейку и задумалась. Какая удивительная неделя! Как много в ней произошло!
Итак, неделя тянулась и тянулась. Каждый вечер Женька выходила во двор - просто так, подышать - как говорила она близким и себе. На самом же деле она просто боялась признаться даже самой себе, что она ждет своего нового знакомого. Но он не появлялся, и Женьке ничего не оставалось, как ждать субботы, а та похоже, сговорилась с остальными днями недели и не наступала. Это чувство знакомо каждому, кто страстно желал исполнения своего желания. Когда отметаются все доводы рассудка и опыта и в сердце только одна мысль «скорее, скорее». И, кажется, что вот - вот ты станешь счастливее всех живущих на земле. У Женьки еще не было жизненного опыта о том, что далеко не все исполненные заветные желания делают нас счастливыми. И поэтому она мучительно ждала. Но вот во Вселенной что-то сдвинулось, и наступил вечер пятницы. Уже собрана в сумку спортивная одежда и обувь, много раз проверено – не забыто ли чего. Когда Женька поняла, что мать уже удивленно смотрит на нее, она вздохнула и ретировалась во двор. Выйдя за дверь, она остановилась – около их дверей стоял их сосед. Видно он стоял в нерешительности уже давно, но увидев Женьку, он решился: « Женя, папа дома?»
- Дома. Его позвать?
- Да, пожалуйста.
Женька вернулась в дом, немало удивленная поведением старого соседа. Впервые она не услышала от него едких слов. Девочка разыскала отца и сказала, кто ждет его в дверях. Отец немедленно вышел.
- Что случилось, Аркадий Семенович?
- Дазя умирает.
-Я сейчас же приду к вам.
Отец стремительно зашел в дом, взял Библию и елей и ушел в соседнюю квартиру. В доме повисла тишина. Все собрались вместе. Мать опустилась на колени и беззвучно молилась. Дочь и сын молча стояли рядом. Шурик с напряжением смотрел на дверь, ожидая отца – больше всего на свете он хотел сейчас быть там, рядом с ним. Женька стояла растерянная, со спутанными мыслями. С одной стороны она помнила все обиды, причиненные ей соседкой. Но сейчас ее враг умирал, и все обиды казались мелкими и надуманными рядом с неизбежной и неумолимой силой смерти. Впервые она столкнулась со смертью и ужаснулась ей. «Прощаю, прощаю! Пусть она живет! Пусть живет! Это же так ужасно - умирать!» - думала Женька с дрожью в сердце.
Прошло достаточно много времени и дверь, наконец, открылась, впуская главу семьи. Все молча смотрели на него, пытаясь по выражению лица узнать произошедшее.
- Даздраперма Ивановна умерла,- голос отца был печален, но спокоен – за минуту до смерти она пришла в себя. Я предложил ей покаяние перед Богом. Она приняла его. Когда я произнес «аминь» в молитве, она скончалась. Теперь мы должны помочь нашему соседу с похоронами. Люба, я думаю, тебе надо позвать кого-то из старушек соседнего дома и приготовить с ними все для похорон. Жена молча кивнула и вышла из дома.
Женька ушла в свою комнату и встала у окна. Она видела, как через двор в соседнюю квартиру зашли несколько соседских старушек. Потом они разошлись – каждая со своим поручением – подготовить все для похорон. Въехала карета скорой помощи. Вышел молодой врач, пробыл недолго и, передавая какие- то бумаги старому соседу, что- то объяснял, но тот находился в ступоре и явно его не понимал. Но  тут подошла Женькина мама и взяла ответственность на себя. Суета продолжалась, и двор заполнялся уже совсем незнакомыми людьми. А Женька стояла неподвижно и только одна мысль билась в ее сознании: «смерть, смерть, смерть». Понимая всегда, что человек не вечен, она, впервые столкнувшись со смертью, вдруг поняла, что та ждет и ее и всех ее близких. Эта мысль парализовала ее сознание и вселила ужас. Перед мысленным взором вдруг представилось – гроб и в нем… Кто же в нем? Неужели это она? Но ведь этого же не может быть! Жизнь переполняет ее, неужели так легко перейти из жизни в смерть? Неужели это так просто – превратиться в труп и тебя зароют глубоко под землю? Женька чувствовала, что ей не хватает воздуха, представляя себя в тесном деревянном ящике. Паника наполнила сознание, ужас от впечатления похолодил кожу. Неужели через это надо пройти всем? И папе с мамой и Шурику и ей самой? Как это, наверное, ужасно – умирать! Но постепенно мысли улеглись, и на помощь пришла присущая молодости и здоровью легкомысленность – это случится с ней еще очень нескоро! Жизнь переполняет ее, льется через край! Можно ли думать о смерти? Она еще очень далеко, за пределами бесконечности!
Заставив себя не обращать больше  внимания на происходящее во дворе, Женька начала готовиться ко сну. Взгляд упал на сумку со спортивной одеждой. Неужели не идти на тренировку?  Нет, нет, только не это. Где то она слышала пословицу, что живой думает о живом. Для ее соседки уже неважно – будет Женька на тренировке или нет, а для самой Женьки это важно очень. Минута проходила за минутой, а девочка все еще пребывала в смятении. Какой – то другой голос в ней говорил, что то, что она задумала - жестоко по отношению к горю старика соседа. Она отбрасывала эту мысль снова и снова, но та стояла перед ней как скала. Наконец она придумала компромисс, хотя прекрасно понимала, что это только самообман. Она решила, что если Саша не зайдет за ней, то и она не пойдет на тренировку. Ей было стыдно за собственное малодушие, но решение она приняла. Женька была еще совсем юной и не знала, что спустя годы она с отвращением будет вспоминать этот эпизод.
Утром Саша зашел за ней. Как будто сговорившись, вся семья оказалась в это время в прихожей и под их взглядами, при полном молчании она оделась и, не глядя ни на кого, вышла из дома. После ее ухода близкие еще какое то время постояли и разошлись по своим делам, да и что можно было обсуждать. Все и так было ясно.
***
Когда молодые люди вышли за ворота, Саша сразу забрал сумку Женьки. Та не сразу поняла намерение и рефлекторно в нее вцепилась.
- Не бойся за свою сумку – засмеялся парень - на тренировке верну. Разве ты не знаешь, что мужчина носит для женщины тяжелые сумки?
- А зачем? Я и сама могу донести.
- Дело не в этом. Разве из школы никто не носит тебе твой портфель?
- Нет конечно. С какой стати?
- Ты – наивная, а твои одноклассники – слепые.
Этот первый комплимент Женька проглотила молча, вся пунцовая от смущения. Конечно, она могла сказать, что ей не носят портфель потому, что никто бы не посмел прикоснуться к нему без вреда для своего здоровья, но рядом с таким парнем ей почему то не хотелось выглядеть амазонкой и она промолчала.
Завернув за угол, молодым людям пришлось остановиться – по улице проходили колонны солдат. Очевидно, они готовились к какому- то смотру или параду, потому что уж очень старательно отбивали они шаг и вытягивались в струнку. Зрелище было красивое, и Женька замерла, глядя на ровные ряды. Когда позже она вспоминала о своих ощущениях, она говорила: «сила в броне дисциплины». И еще легкая зависть к этой силе и силе дисциплины, с которой у Женьки всегда были проблемы.
- Нравится?- услышала Женька рядом – Надеюсь, я никогда не буду в этом строю. Во всяком случае, я сделаю все, что бы не оказаться там. Не хочу тратить жизнь на пустяки. Армия – удел неудачников.
Женька с удивлением посмотрела на своего спутника.
- А на что ты хочешь потратить свою жизнь?
- Для начала я хочу стать мастером спорта, потом взять «олимпийку», а потом открыть частную школу восточных единоборств.
- А потом?
- А потом я буду ездить в кабриолете с шикарной шатенкой, иметь кучу денег и весь мир будет у моих ног.
Последнюю фразу молодой человек произнес приглушенным голосом, глядя  Женьке в глаза, отчего та окончательно смутилась. Тем временем колонны прошли, и остаток пути молодые люди прошли молча.
Спортзал оказался отдельно стоящим одноэтажным зданием довольно неказистого вида – когда – то большие окна были наполовину заложены кирпичом, входная дверь находилась где – то в самом углу. Соотношение высоты стен и крыши было такое, что создавалось впечатление, при росте здания, крыша страдала манией величия, а стены – нездоровой скромностью. Человек, проектировавший это здание, руководствовался, похоже, чем угодно, только не респектабельностью вида. Выражение лица (по-другому не скажешь) здания было обиженное. Усиливали впечатление потеки по углам.
Именно к этому зданию и направлялись молодые люди. Со всех сторон к нему подходили и другие спортсмены – скоро начало тренировки. Все они здоровались с Сашей и с большим интересом осматривали Женьку. Одета Женька была очень скромно, но аккуратно – в ее семье никто не одевался броско или модно. Продиктовано это было не только убеждениями главы семьи, но и ограниченными финансовыми возможностями. Девочка никогда раньше не задумывалась о привлекательности своей внешности, и эти заинтересованные взгляды впервые обратили ее внимание на свою экипировку. И впервые в ней поднялся ропот на своих родителей – почему они не позаботились о качестве ее одежды! При этом сама Женька почему то не замечала, что большинство спортсменов одеты на том же уровне, что и она и смотрят они не на ее одежду, а на лицо и фигуру. Женька действительно была красива той классической русской красотой, которая не заметна в подростковом возрасте и внезапно расцветает за несколько месяцев. Именно поэтому ей была непонятна перемена, произошедшая с ее одноклассниками после летних каникул. Почему то никто больше не задирал ее и не устраивал гадости в виде жвачки на стуле и глупых надписей на парте. Отношения внезапно стали ровными и даже почти дружескими.
Наконец, весь путь был пройден, и Женька зашла в спортзал. В нос ударил специфический запах, свойственный только спортзалам и раздевалкам. Через узкий тамбур, в котором умудрялись умещаться и старый шкаф и мётла с лопатами, она прошла в просторный зал, больше чем наполовину покрытый татами. Из него шли двери в раздевалку, тренерскую комнату и тренажерный зал. Женькин спутник ушел переодеваться, а Женька села на низкий подоконник в ожидании тренера.  Через несколько минут к ней подошла группа спортсменов. Каждый назвал свое имя и прибавлял при этом – КМС или  разряд. Женьке очень понравилось, что к ней обращаются по – взрослому и  с уважением. Поэтому, когда настало время представиться ей, она отрекомендовалась - Евгения Алексеевна, будущая чемпионка мира. Все засмеялись. Кто – то сказал: «плох тот солдат…». Внезапно один из спортсменов сказал: « Слушай, где – то я тебя видел! Ты случайно в Церковь не ходишь? Однажды моя тетка затащила меня в один Дом Молитвы. Там долго втирали о святости и тому подобное. Надеюсь, ты тоже была там случайно?»
Женька в очередной раз растерялась. Очень хотелось сказать «да» и сменить тему. Но от этой мысли ей стало гадко. В растерянности она отвернулась к окну. В это время к зданию подъехала машина. Номерной знак на ней был М 666 ИР. Казалось бы – ничего особенного, многие люди ездят с такими номерами, но в памяти вдруг всплыли слова одного проповедника на воскресном служении: « Многие люди пытаются понять значение числа 666. Боятся этого числа и пытаются избежать такого сочетания. Я знаю случай, когда одна семья отказалась въехать в лучшую квартиру, выделенную государством только потому, что адрес был – дом 6, квартира № 66. Они испугались этого сочетания, думая, что оно погубит их души, при этом они не боялись оскорблять друг друга в ссорах. Постарайтесь понять, что опасность заключается не в самих цифрах, а в том, чтобы не продавать Христа в суете, в выгоде, в стыде за то, что исповедуешь Его Спасителем, не раздать свое первородство за чечевичную похлебку – наслаждения мира».
Все это молнией пронеслось в Женькином сознании, и когда она повернула лицо к собеседникам – и следа смущения не было на нем.
- Да, я верующая! А мой отец – священник. Очень тебе не советую в таком тоне при мне говорить на эту тему.
Сказать, что просто наступила тишина – не сказать ничего. Казалось – просто повис вакуум из тишины.
- Уважаю твое мнение. Только сильная личность способна отстаивать свои убеждения. Надеюсь, на тренировке ты проявишь себя не хуже.
Голос, нарушивший молчание, принадлежал тренеру, который тихо вошел и наблюдал за знакомством молодежи.
- Итак, достаточно лирики. Быстро все на разминку!
Молодые люди тут же проследовали на татами и, растянувшись в цепочку,  медленно побежали по кругу. Тренер подошел к Женьке.
- У нас нет раздевалки для девочек. Так что у тебя будут определенные неудобства. Будешь переодеваться в тренерской, только не забывай закрываться – у нас народ бесцеремонный – входят не стучась. Иди, переодевайся.
Когда Женька вернулась, тренер критически ее осмотрел.
- Значит так. На ковер выходить в обуви нельзя, а в носках ты можешь подвернуть ногу. Так что привыкай босиком, только принеси шлепанцы, что бы можно было выходить за ковер. Как я понимаю, кимоно у тебя нет? – девочка отрицательно помотала головой – ладно, у меня есть маленькие размеры.
Тренер вышел и вернулся с белым кимоно.
- В следующий раз одевай его. А сегодня и так сойдет. Выходи на ковер. Подключайся к разминке.
Спустя годы Женька вспоминала о первой своей тренировке, как о великом разочаровании. Она - то думала, что ее тут же начнут обучать приемам, а ей пришлось всю тренировку заниматься общефизической подготовкой, а когда спортсмены начали спарринги, ее заставили выполнять упражнения на растяжку. Очевидно, разочарование так явно читалось на ее лице, что тренер подошел к ней.
- Ну что, Женя, думала – на коня и в бой? Бои у тебя будут, не сомневайся. Но все же главный бой – это победить себя и заставить свое тело выполнять то, что нужно. В спорте дисциплина порой важнее силы. Если тебя сейчас поставить на татами – дело может кончиться травмой. Для того ты тренируешь сейчас мышцы и связки, чтобы потом все приемы были чистыми. Я понятно говорю? – Женька кивнула – Вот и хорошо. На сегодня достаточно, а то утром встать не сможешь. Тренироваться будешь три раза в неделю – вторник, четверг, суббота. Ну, на этом все, до свидания.
Выйдя на улицу, Женька поспешила домой. Теперь, когда ее желание было исполнено, и она побывала на тренировке, с новой силой заговорил голос совести. Теперь она уже совсем не была уверена в правильности своего решения, к тому же ей вдруг по – настоящему стало жалко своего старого соседа. Сильный холодный ветер дул в спину, как будто подгоняя домой.
***
Судьба Аркадия Семеновича была похожа на судьбы миллионов его сверстников. Родившись в смутное время репрессий и гонений, пережив подростком голод блокадного Ленинграда, он не знал иной политики, кроме советской и не представлял другого будущего, кроме коммунистического. Стараясь жить так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», он был во главе  агитбригады, потом комсомольской ячейки, потом председателем комитета комсомола завода. Будучи человеком от природы честным, он искренне был уверен, что коммунизм действительно не за горами. Первый ощутимый удар он получил, когда его кандидатура на повышение по должности была отвергнута и заменена на другого человека, причем Аркадий Семенович точно знал, что этот человек карьерист и нечист на руку. А когда попытался добиться правды, ему еще и пригрозили понижением. Этого его прямолинейная душа вынести не смогла, и он бросил на стол заявление на расчет.
 Идя по заснеженной улице, Аркадий Семенович мысленно продолжал бесконечный спор, когда его мысли прервали заунывные звуки похоронного оркестра. Душераздирающие звуки были результатом работы «разогретого» оркестра, который и не пытался играть в лад. Как бы то ни было, но именно они остановили его, направили мысли совсем в другом русле и заставили примкнуть к печальной процессии. Осмотревшись, он увидел много давних знакомых. Один из них подошел к нему. «Севу хоронят» - тихо сказал он – «инфаркт на работе. А ведь еще не старый был. Царство ему небесное». Гневно взглянув на знакомого, Аркадий Семенович возразил: «Какое еще Царство?! Человек сгорел на своем посту. Родина его не забудет!» Знакомый тут же начал суетливо оправдываться и, извинившись, скрылся.
И вот, спустя многие годы, похоронив всех своих однокурсников и друзей, оставшись в полном одиночестве, без детей, без родни, сидел у гроба своей жены старый коммунист Аркадий Семенович. Все слезы уже были выплаканы, все мысли уже передуманы и он смотрел в лицо своему безнадежному одиночеству и совсем не утешали его те слова, что всегда говорил он на похоронах. Он знал, что никто не вспомнит ни его жену, ни его самого. Он присутствовал при покаянии своей жены, он слышал, как с последним выдохом унеслась прочь от этого печального места ее душа. Он слышал слова пастора: « Душа ее в Царстве Небесном. Она примирилась с Господом. Не бойтесь за нее. Она сейчас намного счастливее нас».
«Царство Небесное. Царство Небесное»- повторял про себя вдовец и по- прежнему старая закалка и старые убеждения поднимали в его душе бурю неприятия и раздражения. Устав сидеть в душном помещении, Аркадий Семенович вышел во двор. Поднялся холодный осенний ветер. Бабье лето кончилось и ему казалось, что вместе со смертью его жены умирает вся природа.
Во двор вошла Женька и, увидев соседа, инстинктивно прибавила шаг, но вдруг остановилась, повернулась и подошла к старику.
Женька не знала, что она скажет, просто действовала под влиянием чувства жалости и раскаяния. Она подошла, села рядом на скамейку и молчала, не зная, что нужно говорить или делать в таких случаях. Так они молчали несколько минут. Первым нарушил тишину старик.
- Женя, ты не очень сердишься на мою жену? Не сердись. Ее так воспитали. На ее глазах увезли в тюрьму всю ее семью за то, что нашли в доме Библию и решили, что отец – священник. Никто не вернулся. Потом сказали – ошибка. Но она так и не разучилась бояться. При рождении ее назвали Марией. Но она так боялась этого имени, потому что такое же имя у Богородицы. Когда она решила вступить в партию, она заменила имя на Даздраперму, что значит - Да Здравствует Первое Мая. Теперь я и не знаю - какое имя написать на памятнике. Как ты думаешь?
- Но ведь теперь она не боится, правда? Ей ведь больше некого бояться. А Богородицу она уже видит. Думаю, она рада, что у них было одно имя.
- Ты действительно веришь, что рай существует и моя жена там? А что если ничего нет, и мы просто умрем и будем когда – то просто землей?
- На уроках информатики наш учитель говорил нам, что компьютер похож на мозг человека – он может работать только с полученной информацией. Сам он эту информацию сочинить не сможет. И я тогда подумала, что так же и с человеком – если бы Бога и рая не было, он не смог бы их выдумать.
- Нас учили по - другому, что человек из страха выдумал Бога.
- И как, вам не было страшно, когда вы решили, что Бога нет?
- Мне было страшно очень часто.
- А мне, когда страшно, вспоминается одно место из Библии, что  Бог знает каждую птицу и заботится, а я лучше птиц. Когда я так думаю, я успокаиваюсь.
Старик задумался и какое – то время они оба молчали. Наконец, он, кряхтя, поднялся.
- Засиделись мы с тобой, тебя дома потеряют, беги. Спасибо, что поговорила со мной.
Женька тоже поднялась, и они разошлись каждый в свою квартиру. Уже в прихожей она поняла, что дома много народа – из гостиной раздавались голоса – собрался церковный хор для подготовки к похоронам. Наконец, все смолкли и зазвучали печальные слова песни:
- Закончен путь земной и ныне                Сей прах земле мы предаем                А душу, вечную, живую                Мы провожаем в Вечный Дом…
Девочка тихонько проскользнула в гостиную. Мать тут же подошла к ней.
- Ты задержалась. Ничего не случилось?
- Нет. Я сидела во дворе с Аркадием Семеновичем. Мы говорили о Боге и рае. Мне кажется – ему очень плохо.
- Не переживай, после репетиции я и еще несколько человек из Церкви пойдем к нему и проведем с ним около гроба всю ночь. Ты слышала песню, что мы сейчас репетировали? Ты ее знаешь?
- Да, я давно ее слышала, только не помню все слова.
- Ты могла бы солировать? У тебя хорошее сопрано, а слова я тебе напишу.
Через несколько минут девочка получила лист с текстом и только сейчас заметила, как дрожат у нее руки. Справившись с волнением, Женька запела:
- Печален путь земной и долог                Средь суеты, томленья дней                Но смерти закрывает полог                Смятенье дум, огонь очей.
Высокий голос ее, чистый, почти детский так неискусственно выводил печальные слова, что когда остальной хор подхватил припев, у многих на глазах стояли слезы:
- Упокой, Господи, упокой                В Твоих объятиях душу эту                В неземной, Господи, в неземной                Дай войти ей в мир света
Ты прими, Господи, Ты прими                Душу, принявшую покаянье                Мрак души земной освети                Своим вечным Святым сияньем.


***
   Облетела листва. Сквозь голые ветви видно свинцовое небо. По утрам земля белая от инея, только днем иногда твердыня превращается в слякоть, но ход времени неизбежен и, наконец, на измученную землю лег белый снег, укрыв собой все земные раны, сровняв все неровности, прикрыв всю грязь и мусор. Прикрыты снегом и могилы на кладбище. Остается им ждать весны, чтобы пришли живые и, вспоминая о мертвых, привели все в порядок. Только одна могила, свежая, не занесена снегом – кто-то приходит и  сметает с плиты снег. На памятнике написано – Иванова МАРИЯ Ивановна, как знак того, что никого уже не боится лежащий в ней человек.
    А у живых продолжался земной путь. Каждое утро вставало солнце и сообщало богатым и бедным, счастливым и несчастным, что дается им еще один шанс, каждому свой.
   Каждое утро семья священника собиралась на молитву, потом на завтрак. Женька на завтрак всегда опаздывала из-за утренней пробежки. Но никто не ставил ей это в упрек. Отец  знал, что уже на первой тренировке дочь заявила о себе, как о верующем человеке и в сердце появилась надежда – лучик покоя. После школы Женька забегала домой переодеться, взять спортивную форму и задолго до начала тренировок уходила. Это стало ее ритуалом. До кладбища несколько остановок транспортом, потом пешком. Еловым лапником смести снег, поправить бумажные цветы, протереть платочком фотографию, надпись и назад, в город. В свободные от тренировок дни Женька любила читать, особенно исторические романы. Однажды в руки ей попала книга о Риме и его императорах. С удивлением читала она о том, как дети убивали своих родителей, что бы быстрее занять трон, а потом их самих вероломно убивали и так без конца. «Зачем они это делали? – спрашивала себя Женька – неужели просто быть сыном императора не приносило им счастья?». Когда она спросила об этом у отца, он предложил ей самой попробовать  найти ответ. Женька задумалась. «Может, они думали, что станут еще счастливее?»
- Верно. Так пьяница пьет очередной стакан, думая, что ему станет еще веселее, но при этом не хочет думать, что за все надо платить соответствующей ценой – похмельем и разрушенным здоровьем, судьбой и, в конечном счете – жизнью и вечным проклятием.
- А почему тогда и верующие страдают и умирают? Я читала в этой книге, что Нерон сотнями их отдавал на растерзание львам и на сожжение в Колизее.
- Давай представим, что мы с тобой идем по большому магазину с вывеской «ЖИЗНЬ». На полках всевозможный товар – карьера, наслаждение, богатство, уважение людей и многое другое. Мы можем взять любой товар, только вот возле каждого висит предупреждение – сколько это будет стоить человеку и чем может обернуться пользование этим товаром. Мы с тобой читаем и делаем выбор. Многие люди не читают, просто хватают и бегут к кассе. Когда же приходиться им расплачиваться, оказывается, что они не готовы платить, но уже поздно – платить приходится. А мы с тобой выбираем товар «святость», «чистота», «верность Богу» и знаешь, на них тоже есть ценник. Нас предупреждают, что за этот товар мы можем заплатить и жизнью. Конечно, пока мы не дошли до кассы, мы можем от него отказаться. Но мы видим огромные плакаты – «все, кто приобрел святые товары и полностью за них расплатился – получат награду и жизнь вечную». А теперь нам только остается сделать выбор. Первые христиане сделали свой выбор и заплатили за него максимальную цену. С той поры прошло без малого две тысячи лет. За это время прошло много поколений, а эти люди уже в вечности и получают свою награду. Только знаешь, мне кажется, чтобы удостоится того, чтобы умереть за Христа, надо быть на особом счету у Бога. Это великая честь.
- Да, ты здорово все объяснил. Значит за все нужно платить в этом мире, а после смерти заплатят нам, но в зависимости от нашего выбора. Я правильно поняла?
- В целом да. А какие товары ты покупаешь последнее время?
Женька задумалась. Жизнь ее катилась по привычной колее – школа, дом, Церковь, тренировки. Внезапно она вспомнила номерной знак машины тренера. Забыв о вопросе отца, она рассказала ему, что именно этот знак напомнил ей проповедь и помог выстоять в искушении. Отец внимательно выслушал.
- Сам знак на машине не значит ничего, это только собранные вместе цифры и буквы. Другой вопрос – зачем человек выбирает именно этот знак. Я думаю, что твой тренер что-то слышал о Боге, но это ему не понравилось, и своим поступком он сделал Ему вызов. Только он не понимает, что Бог всегда принимает вызов. Молись за него, думаю, для него еще не все потеряно.
В эту ночь Женьке приснился страшный сон. Она видела, как в огромный огонь бросают ее отца, мать и брата. Последний, исчезая в пламени и глядя ей в глаза прошептал: «умираю за тебя». Закричав от отчаяния, она проснулась. В комнате было темно и душно. Поднявшись и подойдя к окну, Женька пыталась успокоить бешено бьющееся сердце, повторяя себе, что это только сон. За окном, в свете фонаря поблескивая каждой гранью, падал снег. Снежинки были крупные, резные. Некоторые из них остались на стекле, точно желая продемонстрировать неповторимую свою красоту. По краю стекла мороз превратил воду в удивительные узоры – Женька с детства любила их разглядывать, пытаясь в кружеве линий найти сходства с животными или птицами. Но сейчас эта красота вызвала в ней совсем другие мысли и чувства. «Такая красота – думала она – и на такой короткий промежуток времени – только до первой оттепели. Потом это превратится в воду и исчезнет и не повторится. Неужели так же и жизнь человеческая? Зачем тогда все это нужно? Смотреть в зеркало и видеть, как стареешь. В чем же смысл того, что каждый день я просыпаюсь и делаю одни и те же дела? Зачем все это?» Но постепенно сердце и мысли успокоились и направились совсем в другую, но за последнее время очень привычную сторону. Она думала о Саше. Ей нравилось в нем все – лицо, фигура, уверенный характер и даже то, что без ее ведома, и ее согласия все в секции знали, что она – его девушка. Он будил в ней какие - то новые чувства. Ей нравилось слушаться его, когда он давал советы на тренировках. Он неоднократно пытался «сократить расстояние» в отношениях и здесь она, конечно, проявила твердость характера, но, откровенно говоря, ей и это нравилось. К ней уже никто не обращался как к ребенку – девочка, но как к взрослому человеку - девушка и это превращение из гадкого утенка в прекрасного лебедя кружило ей голову. Сперва она не понимала заинтересованных взглядов на улице, но теперь они пьянили ее, принося в жизнь какую – то особую радость. И вот теперь, стоя у окна, она снова вспоминала многие мгновения их встреч с Сашей и говорила себе, что жизнь все-таки такая замечательная вещь и самая лучшая ее часть – это любовь. А ветер снова и снова бросал в окно новую порцию снежинок, как будто пытался убедить, что, как и снежинки, первая любовь не вечна.
***
Летит незаметно время, отмеряя мгновениями новые и новые дни, которые складываются в быстрые недели, месяцы и годы. Бесконечные тренировки. Первые победы и досадные поражения. Все меньше застенчивости во взгляде, все больше уверенности даже в походке – походке сильного человека. Прошло три года с тех пор, как Женька занялась спортом. И сегодня, когда мы вновь посетим ее, она участвует в республиканских соревнованиях. Давайте понаблюдаем за ней, послушаем, о чем она думает и говорит…
   - При удушающем приеме, если его выполнили на тебе, у тебя есть два пути – сдаться или продолжать борьбу. Причем на эту борьбу у тебя немного времени – судья объявит поражение до того, как ты потеряешь сознание.
«Бороться, бороться – приказывала своему телу Женька, несмотря на мучительное желание хлопнуть рукой по полу, как знак поражения – ищи, ищи опору». Дыхания нет, сердце рвется в груди от плотного удушающего приема. Она видит лицо противницы, ее торжествующие глаза…. Внезапно она нащупала пояс противницы и, резко выгнувшись в мостик, перевалила ее через себя, тут же выполнив ответный болевой прием. Она не слышала, только догадывалась, что судья объявляет ее победителем. В глазах темно, боль в легких и вкус крови во рту. Поднялась, усилием воли не позволяя себе шататься. Поклон противнику, несколько шагов до края ковра. И вдруг сознание начинает воспринимать крики восторга, объятья друзей, улыбку тренера. Победа! Очередная, но самая важная победа! Столько тренировок, столько бесконечных соревнований и наконец она – мастер спорта! Награждение, все взгляды прикованы к ней – победительнице. И теперь не жалко намозоленных  рук, потраченного времени, боли первых травм. Вот она – золотая медаль победителя сверкает и улыбается ей на ее груди. Особенно важна эта победа для Женьки была еще и потому, что сегодня ей исполнилось восемнадцать лет. Три года тренировок превратили ее тело в сплав стали и грации. Позади школа и поступление в институт, позади первый курс, а впереди, впереди вся жизнь - прекрасная, полная сбывающихся надежд и мечтаний. Несмотря на уговоры тренера, предлагавшего поступить без экзаменов на физкультурный факультет, Женька поступила учиться на архитектора. Никто не понимал ее выбора. Даже для ее близких такой выбор был неожиданностью, хотя и очень понравился отцу. Просто, когда пришло время окончательного выбора, девушка прошлась по нескольким учебным заведениям, но ни одна из специальностей не привлекла ее. Проходя однажды по одной из центральных улиц, она увидела вывеску «Дом архитектора», а в стеклянных витринах красовались проекты зданий – конкурс среди городских архитекторов. Ее настолько увлекло зрелище прекрасных, иногда просто фантастичных зданий и дворцов, что решение пришло само собой – она тоже хочет создавать такие здания. Привыкшая к победам и достижению этих побед, Женька буквально вгрызлась в гранит науки, и он сдался – она поступила, сдав вступительные экзамены на пятерки. Первый курс не увлек ее – в основном были общеобразовательные предметы. Но она говорила себе: «это как на первой тренировке – подготовка к будущей нагрузке». Но вот учебный год подходит к концу, впереди сессия. Но в ней это слово не вызывало мурашек по коже, как у многих студентов. Она любила побеждать и быть всегда впереди. Ей не нужно было готовиться – она просто знала предметы к экзаменам.
  Женька вбежала в раздевалку, быстро приняла душ, быстро оделась. Перед соревнованиями Саша как – то очень таинственно сказал, что ему очень нужно с ней поговорить. Сердце само подсказало – о чем будет этот разговор, и теперь девушка делала все, что бы он быстрее начался. Уже когда она заканчивала прихорашиваться, в раздевалку постучали, и Женька услышала голос тренера. Когда он вошел, с ним зашла, точнее, въехала на инвалидной коляске молодая женщина.
- Женя, познакомься, это Татьяна Осень, чемпионка России. Она смотрела на твое выступление и захотела с тобой познакомиться. Вы пообщайтесь, а я пойду.
Женька, конечно, слышала об этом имени, но увидев знаменитую спортсменку в инвалидном кресле, была смущена. Но та, как будто не замечая ее смущения, заговорила о поединке, о тренировках, обо всем, что было Женьке близко и понятно, чем быстро расположила девушку.  Немного поговорив о спорте, женщина внезапно сменила тему.
- Женечка, у тебя есть парень? Ты собираешься замуж?
- Да, есть, да, собираюсь.
- Сделай это как можно быстрее.
Женька слегка оторопела. Все ее знакомые наоборот, предостерегали ее от скорого замужества, а теперь именитая спортсменка говорит ей обратное.
- Зачем спешить, я еще успею.
- Ты уверена? Я вот не успела. У меня было все – здоровье, любимый человек, карьера, мечты о будущем. Все рухнуло на одной только тренировке. Я помогала тренеру и участвовала в спарринге с новичками. Из-за неопытности парень не выпустил мои руки, когда бросал меня через себя, чтобы я могла сделать страховку, и я приземлилась на голову, да так, что потеряла сознание. Очнулась я в реанимации. Мне сообщили, что мой позвоночник больше никогда не сможет меня держать. В этот день у меня закончилось все – здоровье, карьера, мечты о будущем и любимый молодой человек тоже закончился. Ты мне очень понравилась и мне не хочется видеть тебя в такой же ситуации, что и я.
- А как же ваш парень? Разве он не любил вас, раз бросил?
- Какое – то время он ходил ко мне. Но потом я сама ему запретила. Я его любила и не хотела обременять его жизнь собой. Впрочем, он не сильно сопротивлялся моему решению. Мужчине нужна здоровая женщина, способная рожать ему детей, а не развалина.
- Вы хотите, что бы я бросила спорт?
- Это тебе решать. Только подумай вот о чем – в каждом городе много залов борьбы, в стране очень много городов. А победителем становиться только один. Он-то радуется. А сколько их, недошедших даже до финала? С травмами, увечьями!
- Неужели смысл жизни женщины только и состоит, чтобы рожать детей?
- В твоем вопросе нет смысла. Это все равно, что сказать – неужели недостаточно быть просто счастливым?
Женька не нашла, что ответить. Волна раздражения снова накрыла ее, как всегда, когда она понимала правоту собеседника, но не хотела с ней соглашаться. Вежливо, но натянутым голосом она поблагодарила за беседу и, сославшись на неотложные дела, поспешила уйти. В коридоре ее ждал Саша, и даже его широкая спина не могла закрыть собой огромного букета из бордовых роз.
«Так, потрачена вся стипендия! И не одна!» - с восторгом и гордостью  подумала Женька. Но снаружи, приняв вид придирчивого эксперта, Женька, заложив руки за спину, произнесла: «так, так, молодой человек! Так вот кто наносит урон зеленым насаждениям великой родины! Подозреваю, что красные розы с сегодняшнего дня занесены в Красную Книгу!»
Поняв, что сюрприза не получится, молодой человек извлек букет из-за спины и со словами «поздравляю с днем совершеннолетия и с победой», вручил его девушке. Букет был тяжелым и колючим, но Женька не рассталась бы с ним ни за какие сокровища. Когда они вышли на улицу, то она заметила многие завистливые взгляды. В это мгновение она чувствовала себя счастливой. Она красива, рядом с ней ее любимый, в руках огромный букет, который лучше слов говорил о взаимной любви. Да что же еще нужно?!  Краем глаза, увидев выезжающую из дворца спорта экс-чемпионку, она вдруг повернулась к спутнику и, взглянув ему в глаза, попыталась прочесть в них что-то, что вселило бы в ней окончательную уверенность в будущем.
- Что случилось, рыжик? Ты что- то хочешь сказать?
- Это правда, что многие спортсмены остаются инвалидами?
- Ну, знаешь, я ведь не медкомиссия, всех случаев не знаю. Только это ведь как в природе – естественный отбор. Слабый должен уступить. Ты ведь не плачешь от того, что в это время какой-то серый волк съел в лесу зайчика. А человек ведь тоже часть природы. Только тебе-то какое дело до побежденных? Мы – львы, они – овцы. Я ответил на твой вопрос? А теперь, давай-ка, зайдем в кафе, нам очень нужно поговорить.
В кафе парень выбрал самый уединенный столик. Сделав заказ, молодые люди какое-то время обсуждали соревнования.
После чая с пирожным («заварное» с кремом, Женькино любимое), Саша полез во внутренний карман куртки и вынул красную  бархатную коробочку. Открыл. В ней блестело маленькое золотое колечко. Женька, хоть и очень ждала этой минуты, покраснела до корней волос.
- Я купил это кольцо еще с первой  стипендии после нашего знакомства. Правда, еще пришлось поработать по ночам грузчиком. Я очень ждал этого дня, когда тебе исполнится восемнадцать. Все эти годы ждал. Мне никто не нужен, кроме тебя. Я очень хочу, чтобы ты стала моей. Навсегда. Выходи за меня. Ты согласна?
Стой, мгновение, стой! Ах, как хотелось бы остановить это мгновение счастья, восторга и продлить его до последнего своего дыхания, что бы так и плыть всю жизнь по волнам этого особого экстаза, когда весь мир исчезает, и нет никого. Только ты. Только он. Только его большая, сильная и теплая рука на твоей руке. Только его взгляд, который говорит лучше слов и слова, которые пьянят тебя, уносят в мир вечного счастья, уверяют тебя, что и этот мир и это счастье действительно есть!
Постепенно сознание возвращается из мира грез в реальность, а эта реальность напомнила ей некоторые подробности ее жизни.
- Сашенька, радость моя! Если бы ты знал, как я ждала этих слов! Я много раз представляла себе, как мы поженимся и будем жить долго-долго, что у нас будут дети, что мы будем любить друг друга всю жизнь до самой смерти. Только ты ведь знаешь, что я – верующая. Мой отец не согласится на наш брак, а без его благословения я за тебя не могу пойти, пойми меня, пожалуйста.
   Женька уже много раз предлагала Саше, но безуспешно, придти на служение в Церковь. И теперь надеялась, что когда перед ним встанет выбор, он все-таки придет к решению принять веру. Ты думаешь, читатель, что ее решение не было мудрым? Увы, мы принимаем много не мудрых решений, Женька была еще очень молода и к тому же влюблена, а это самое уязвимое состояние человека.
   Она подняла глаза. Несколько секунд взаимного молчания. Щелчок захлопнутой бархатной коробочки прозвучал как пощечина. Саша встал, бросил на стол купюру и молча вышел.  Женька осталась за столом одна. Подошел официант, забрал деньги и посуду, а девушка продолжала сидеть, впервые испытывая боль, ту боль, которую способен причинить только любимый человек. Ей хотелось побежать за ним, попытаться все уладить, но сквозь растерзанное сознание пробивалось привитое с детства чувство достоинства, оно и удерживало ее на месте. Ей казалось, что она снова на ковре и снова на ней провели удушающий прием, но нет сил сопротивляться, нет опоры для контрприема, а воздуха все меньше и меньше. К реальности ее вернул голос официанта. Она не сразу поняла, что он говорит, попросила повторить. «Хотите еще что-то заказать?» - официальный тон и ироничный взгляд заставили быстро подняться и, извинившись, выйти на улицу. Пройдя несколько метров ее окликнули – подошел тот же официант и вручил забытый букет. Секунду помолчал, а потом произнес фразу, от которой Женька совсем опешила: «Знаешь, почему тебе плохо? Потому что не ты его, а он тебя бросил». И, ухмыльнувшись, ушел. Это был уже нокаут. Обратный путь до дома Женька не помнила, помнила только, что букет был очень тяжелым и что очень больно было от шипов. Она шла по улице как в тумане, встречные лица казались размытыми. Люди шли по своим делам, смеялись, разговаривали, А Женьке казалось это чем-то чудовищным – как можно смеяться, когда рушится мир?
Старый двор был пуст. Женька опустилась на ветхую скамейку. Домой не хотелось. Не хотелось ничего, в том числе и жить. Положив на скамейку букет, девушка обратила внимание, что цветы начали увядать. «Умирают вместе с моей любовью. Зачем дарят срезанные цветы? Что бы смотреть, как они умирают и понимать, что все умрет?». Она была уверена, что Саша больше не придет.
Во двор вошла мать Женьки с сумками. Увидев дочь с огромным букетом, она улыбнулась произнеся: «Победа?». Продолжая пребывать в мрачных своих мыслях, Женька не сразу ее поняла и ответила: «Это не победа. Это конец. Жизнь закончена». Мгновение спустя, увидев испуганное лицо матери, она сказала: «Прости, мам. Мы говорили о разном. На соревнованиях я победила. Только мне все равно». После длительных расспросов, Женька, наконец, рассказала и о предложении Саши и о размолвке. «Как ты думаешь, мам, он придет?».
- Не знаю. Ты очень хочешь за него замуж?
- Очень. Я люблю его. А он, видимо, нет, раз не хочет принимать меня как верующую.
- Наверное, я сделаю тебе сейчас больно, но лучше это сделаю я, чем кто-то другой. Вспомни один из наших разговоров, который тоже происходил во дворе. Это было года три назад. Ты плакала от того, что очень хотела заниматься спортом, а на папино согласие ты не могла рассчитывать. Помнишь? Я тебе сказала тогда, что для тебя нет большего счастья, как поступить по своему, но однажды ты поймешь, что есть только одно счастье – поступить по-Божьему. Вот сегодня ты получила, что хотела – ты мастер спорта, но счастья не испытываешь – его перекрывает другое неисполненное желание. И так в мире всегда – он предлагает миражи – они кажутся очень соблазнительными издалека, но тают, стоит только приблизиться, а вместо них появляются другие. Мир всю жизнь бегает за миражами, а когда прозревает, бывает поздно – после смерти миражей не будет. Сейчас тебе очень плохо и больно – я знаю эту боль, не думай, что ты единственная мученица. Но когда был мой выбор – я выбрала волю Божью, а не свою. Я заплатила за свое решение многими бессонными ночами со слезами и молитвами, но Бог был со мной – он дал мне выстоять и как награду за верность Он дал мне другую, лучшую любовь – Он подарил мне твоего отца. Если бы ты захотела, ты бы увидела, что многие молодые братья в Церкви смотрят на тебя и ищут с тобой встреч. Многие из них прекрасные люди и верные Богу служители. Если ты хочешь замуж, ты можешь найти себе достойную пару. А любовь, земная любовь проходит очень быстро, поверь мне.
Женька растерянно молчала. Она потерялась от откровения матери. Она воспринимала ее как должное в своей жизни, никогда не задумываясь о том, что и у ее матери была юность и когда-то она встречалась с ее отцом так же, как она с Сашей.
- Наверно, ты права. Мы не пара. Ты знаешь, когда он уходил, я была на грани того, чтобы побежать за ним и согласиться на его условия. Получается, что я предала Христа?
- Но ты ведь не сделала этого! Не грех быть искушаемым, грех быть искушенным. Мысли и желания постоянно стучаться в наше сердце. Открыть им сердце и разум – это уже наш выбор. Помнишь, однажды папы не было дома, а к нам в двери ломился какой-то пьяный мужчина? Нашей вины не было в его действиях – нам нужно было только не открывать двери. И он ушел.
- Да, я здорово тогда напугалась.
- Да, и радовалась, что папа за день до этого установил новую дверь с крепким замком. Бог знает все возможные наши проблемы и, поверь, подготовил все для того, чтобы ты выстояла. Ты не думай, что мне не нравится Саша. Он умный и красивый. Но, похоже, он уже сделал свой выбор по отношению к Богу и поверь, сделает все, чтобы и ты думала как он.
Внезапно разговор матери и дочери был прерван. Скрипнула калитка. И вошел… Саша. Несколько секунд он молчал. Молчали и сидящие на скамейке, только у одной из них бешено билось сердце. Вмиг забыт весь разговор, только какая-то детская радость – он пришел! Наконец молодой человек прервал молчание. Глядя в сторону, он сказал: «Здравствуйте, Любовь Станиславовна. Алексей Петрович дома? Я могу с ним поговорить?»  и, после утвердительного ответа зашел в дом. Оставшись одни мать и дочь взялись за руки и сидели молча, ожидая, чем закончится этот неожиданный визит. Прошло полчаса, час, но ничего не происходило. Мы оставим их, что бы посмотреть и послушать то, что происходило в доме. Зайдя в дом и поздоровавшись с хозяином дома, Саша сразу приступил к решению вопроса.
- Алексей Петрович, я принял решение принять вашу веру.
Пастор слегка опешил.
- Что ты знаешь о «нашей» вере? И что толкнуло тебя ее принять?
- Разве это имеет значение? Я принял решение. Что я должен делать?
- Для того чтобы принимать решение, к тому же такое серьезное, нужно понимать, в Кого ты собираешься верить. Доверься мне и скажи, почему ты принял такое решение?
Молодой человек помялся несколько секунд, но, наконец, решился и сказал: « Я хочу жениться на вашей дочери, а она отказывает мне, потому что я неверующий. Хотя я сам это не считаю это серьезным препятствием. Но раз она так хочет, я сделаю все, чтобы между нами не было никаких преград».
Пастор испытывал двойственное чувство. С одной стороны он радовался за твердость веры своей дочери, а с другой он испытывал некоторую досаду от того, что за такое долгое знакомство его дочь ничего толком не рассказала своему парню о Боге. Наконец долг священника перевесил все чувства, и он ответил: «Принять можно только то, что знаешь. Позволь мне рассказать тебе основы христианства». После длительного рассказа о жизни, страданиях, смерти, воскресении и вознесении Христа пастор спросил, согласен ли молодой человек покаяться перед Богом и получить прощение, на что немедленно получил согласие. И хотя Алексея Петровича не оставляла мысль, что он присутствует на спектакле, он, хоть и с тяжелым сердцем, но произнес над коленопреклоненным парнем молитву покаяния. После молитвы Саша немедленно приступил к решению следующих вопросов.
- Алексей Петрович! Я люблю вашу дочь, знаю, что и она меня любит. Согласны ли вы отдать ее за меня?
- Брак является творением Божиим. Я не вижу причин отказать тебе, Саша, но тебе придется принять некоторые правила. Мы объявим о вашем обручении, после чего моя дочь должна закончить хотя бы второй курс. Следующим летом вы поженитесь.
- Но почему не раньше?!
- Это мое условие. По - другому не будет. Прими это. А теперь давай, пригласим дам в дом – вечер сегодня прохладный, к тому же кое-кто очень ждет нашего решения.
Выглянув во двор, хозяин позвал жену и дочь в дом, где объявил им о принятом решении Саши и об обручении. Женька подбежала к парню и уткнулась лицом в его грудь, что бы скрыть хлынувшие слезы. Остаток вечера прошел приятно – накрытый стол, обсуждения в подготовке к обручению, количество приглашенных на него. В самый разгар обсуждений зашел Шурик.
- Почему я всегда опаздываю? Все самое интересное происходит без меня!
За эти пройденные годы Шурик мало изменился. Все тот же ровный характер, мягкий взгляд. И хотя он уже заканчивал школу, был не высок ростом. Когда ему рассказали о последних событиях, он, как обычно, мягко улыбнулся и поздравил молодых людей с их праздником. Но Женька, хорошо знавшая брата, уловила нечто такое в его глазах, что остудило радость, заставило пристально взглянуть брату в глаза. В ответ тот показал глазами привычный знак, известный только им, который означал «надо поговорить».
Через несколько минут они уже сидели в комнате младшего брата.
- Почему у тебя было такое лицо?
- Какое?
- Ну, какое-то безрадостное. Ты снова не рад за меня?
- Что ты! Я очень рад за тебя. Только вот радость мою омрачает одно подозрение и, честно говоря, я не знаю – надо это тебе знать или нет. 
- Что значит – не надо знать? А ну давай, выкладывай.
- Вчера я видел твоего ухажера около кафе в объятьях крашеной блондинки.
Прошло несколько минут, прежде чем смысл сказанных слов дошел до Женькиного сознания. Все ее существо сопротивлялось и корчилось от муки, муки ревности, подозрения, муки от ощущения предательства. Шурик не мог соврать – она знала это.
- Ты ошибся. Это был не он.
Это все, что она могла сказать.
- Давай проверим. Это будет несложно.
Вернувшись за стол, Шурик начал непринужденно разговаривать со своим тезкой, слегка подшучивая над ним и над его стремлением скорее жениться. На что Саша немедленно парировал: « Когда ты встретишь свою любовь, ты тоже будешь торопиться».
- Ну, только если она будет похожа на ту блондинку, с которой ты стоял у кафе.
Но Саша быстро нашелся. Самоуверенно улыбаясь, он сказал: «я непременно тебя с ней познакомлю. Это моя двоюродная сестра».
На этом разговор был исчерпан и вскоре Саша засобирался домой. 
Проводив его до калитки, Женька вернулась. Шурик по- прежнему сидел в гостиной.
- Ну, что, убедился? Это была его сестра.
-Может быть. Только сестер не так обнимают.
- Почему ты всегда находишь к чему придраться? Не все считают одинаковым расстояние между близкими родственниками. Почему ты так придирчиво всегда относишься к моему выбору?
- Знаешь, очень много лет назад ты лежала в постели с высокой температурой. А в соседней комнате так же на постели и с такой же температурой лежала мама. Вы попали под дождь на остановке, и потом долго не было транспорта. Вы обе продрогли и уже к вечеру слегли. Мама все пыталась встать к тебе. Папа удерживал ее, говорил, что я с тобой. В тот вечер мы с папой сбились с ног. А мне ведь было только шесть лет. Знаешь, я впервые очень сильно за тебя испугался. Мне кажется, в тот вечер я повзрослел на несколько лет. Я первый раз видел тебя тихой, беспомощной, бессильной. Я бегал каждую минуту смачивать полотенце холодной водой для твоего раскаленного лба. Пока текла вода, я молился. Кажется, это была первая осмысленная молитва в моей жизни. С тех пор прошло столько лет, а я все еще боюсь за тебя.
Женька подошла к брату, уткнулась лбом в его висок.
- Прости, братишка. Я просто избалованная, дрянная девчонка. Спасибо и за полотенце и за молитвы.
- Да ладно. Жалко, что от любви нет лекарства. Я бы дал его тебе хоть насильно, что бы ты прозрела на своего избранника. Но такого лекарства нет, разве что время.
***
В первый же день семестра после летних каникул были назначены лекции профессора Петрова. Как только Женька увидела его, сразу поняла, почему о профессоре ходило столько анекдотов по университету. Он обладал незаурядной и запоминающейся внешностью – седые, когда-то густые, а теперь оставшиеся только на периферии большого черепа вьющиеся волосы торчали во все стороны, брови напоминали неровно посаженные кусты, отращенная для солидности бородка солидности совсем не прибавляла, скорее, завершала комический образ. Но на всем этом шутовском обличии выделялись глаза с пронзительным, изучающим взглядом, говорящим о глубоком уме их обладателя. Одним словом, профессор Петров был личностью незаурядной и предметом как насмешек, так и глубокого уважения и любви студентов. На его лекциях никто не спал, и телефоны были выключены. Профессор умел держать внимание аудитории – будучи хорошим рассказчиком и обладая огромным практическим опытом, он с таким азартом рассказывал о материалах и оборудовании для строительства, столько приводил как комических, так и трагических ситуаций в пример, что не учить его предмет казалось преступлением.
В конце учебного дня, после лекции профессора Петрова Женька задержалась, чтобы задать ему несколько вопросов. Но профессор очень торопился и предложил поговорить по дороге.
- Петр Васильевич, если вы очень торопитесь, может, я в следующий раз подойду?
- Если у тебя достаточно свободного времени, ты можешь пойти со мной – для студента это посещение было бы очень полезно, за одним обсудим и твой вопрос.
- Конечно, у меня есть время. А куда мы пойдем?
- Увидишь.
Заинтригованная, Женька не задавала больше вопросов, а начала разговор на интересующую ее тему. Так, за разговорами они доехали на автобусе до конечной остановки. Выйдя на окраине города, профессор уверенно пошел вглубь старой, узкой улицы с покосившимися домами, просевшими в землю по самые окна. Дойдя почти до края леса, они повернули к сгоревшему дому. Собственно, дома уже не было – о пожаре свидетельствовали только сложенные обгоревшие бревна и тот особый запах, который бывает только на пепелищах. Войдя во двор, они оказались среди старых яблонь. Некоторые погибли во время пожара и были срублены, уцелевшие же прогибались от количества яблок на них. Множество яблок лежало и на короткой траве. Навстречу гостям спешила ветхая старушка, торопясь и оттого сильнее стуча по земле старой своей палкой. Направлялась она из старого сарая, наскоро переделанного в бытовку – над крышей виднелась кирпичная труба, из которой тонкой струйкой вился дымок.
- Здравствуй, здравствуй, Егоровна! Как здоровье?  Мы первые или кто-то уже подошел?
- Здравствуй, сынок. Какое там здоровье. Спасибо, что хоть ты не забываешь старуху. Без тебя давно бы уж померла. Все уж собрались, тебя только дожидаются. А это кто с тобой?
Женьку представили и все вместе направились к сараю. В маленьком сарае было тесно не только из-за его размеров. За старым, покрытым газетой кухонным столом сидело несколько мужчин. Все они встали, что бы поздороваться с профессором и его спутницей. Не теряя времени, приступили к обсуждению. Женька тут же поняла, что речь идет о том, чтобы быстро построить жилище для старушки – впереди осень и зима, сарай не походящее место для жилья. Обсуждались материалы для каркаса, стен, гидро и теплоизоляции, кровли. Желая принять участие в обсуждении и заодно проявить свои познания в области материалов, Женька стала предлагать наилучшие новинки строительного рынка. Присутствующие молча слушали ее, пока профессор не остановил ее, сказав:
- Если бы мы были сейчас на зачете или экзамене, я бы поставил тебе «пять», Евгения. Но в данной ситуации мы не можем применить ни один из предложенных тобой материалов уже по той причине, что за них надо платить деньги. Денег у хозяйки нет. Вообще. Елизавета Егоровна – моя первая учительница. Она всю жизнь прожила одна, потому что всей ее жизнью была школа. Мои друзья – это мои одноклассники. Даже если мы скинемся средствами, их хватит только на транспортные расходы. Нашей задачей является построить небольшой домик из ничего. Точнее – из различных отходов. Вот здесь то и пригодится наше с тобой знание материалов.
Женька была смущена. Она никогда не задумывалась о том, откуда появляются бомжи, как живут люди в бараках и в ветхих, грозящих обвалиться деревянных домах. Ей казалось, что кто-то из государственных чиновников должен решать подобные проблемы. Когда она нерешительным голосом сказала об этом, кто-то засмеялся, кто-то хмыкнул. Профессор похлопал Женьку по плечу:
- давай подумаем, что можем сделать мы, а чиновники, боюсь, думают о другом.
В это время на маленькой печке закипел чайник, на столе появились разномастные чашки, блюдце с дешевой карамелью и заварник, от которого пахло мятой. За чаем обсуждение возобновилось. Желая реабилитироваться, Женька вновь взяла слово:
- В  соседнем от моего доме расположен магазин. Из него часто на мусорник выносят вставки для коробок из пенопласта. Сами коробки забирают бомжи, чтобы сдать в макулатуру. Можно сделать каркас из досок, а пустоты заполнить пенопластом. Снаружи можно обшить рейкой от ящиков с автозавода – я видела, как соседу предлагали целый КАМАЗ за очень низкую цену. Под рейку для гидроизоляции можно использовать упаковочную пленку из тех же коробок с пенопластом. На несколько лет такого дома хватит.
Присутствующие одобрительно зашумели. Тут же было принято решение и распределены обязанности. Вскоре все стали прощаться и разошлись. Вышли на улицу и Женька с профессором. Какое- то время они шли молча. Уже подходя к остановке, первой заговорила Женька.
- Думаете, мы успеем до холодов?
- Я думаю, успеем. Собирать помогут студенты старшего курса – они обещали помочь. Теперь важно решить, из чего делать крышу.
- Может, стоит сходить к бизнесменам? Попросить о помощи?
- Я не люблю к ним ходить. Унижения будет много, а вот помогут мало или вообще забудут помочь.
- Ваша учительница очень вам благодарна, это видно сразу.
- Нет, это я ей благодарен. Она дала мне смысл жизни. Всю жизнь я работаю в сфере строительства. Под моим руководством возводились сложные и дорогие проекты. Потом туда въезжали обеспеченные люди. Но знаешь, при всей моей большой зарплате оставалась какая-то тоска в сердце. Потом я стал преподавать в университете, думал, готовить новых архитекторов это очень важно. Но потом увидел, что для большинства студентов целью является не сам проект или люди, что будут там жить, любить, рожать детей, а все та же большая зарплата. Значит снова не  то. Когда мне сообщили, что у моей первой учительницы сгорел дом и ей негде жить, я собрал одноклассников, приехал к ней. Я хотел забрать ее к себе – она категорически отказалась. Тогда мы быстро привели сарай в жилое состояние. Потом стали собираться, чтобы решить вопрос по строительству. Знаешь, я вдруг осознал себя счастливым человеком. Я понял, что очень нужен. Мы обязательно сделаем в срок необходимый фронт работы. А потом…. Знаешь, потом я буду искать таких, как моя учительница. Таких, которые не смогут мне ничем заплатить, кроме мятного чая и засохшей карамели. Толстосумы не поймут этого счастья, поверь. Теперь я знаю, что я не напрасно живу.
- Петр Васильевич! Я очень хотела бы вам помогать. Можно?
- Конечно. Буду рад.
За время разговора подошел автобус и всю обратную дорогу они проехали молча, погруженный каждый в свои мысли.
Когда Женька пришла домой, она, забыв об обеде, кинулась к своей нехитрой библиотечке книг и учебников по архитектуре. «Кровля, кровля… из чего же сделать крышу, что бы это ничего не стоило?» Но книги предлагали ей совсем не то. В разгар ее поисков в комнату вошел отец.
- Женя, пойдем обедать. Мы и так очень долго тебя ждали. Ты задержалась в университете?
Занятая своими мыслями, Женька не отреагировала на вопрос. Немного помолчав, она задала встречный вопрос.
- Па, если бы надо было покрыть чем-то крышу, и не было денег, что бы ты делал?
- Ну, прежде всего я бы помолился, чтобы Бог дал мне мудрости.
- Я уже молилась.
- Так значит, есть какая-то реальная проблема? Расскажи мне, может, вместе у нас лучше получится.
Женька подробно и красочно описала события этого дня – и о смешном профессоре и о его первой учительнице и об обгоревших яблонях и о том, что скоро зима. Пастор ненадолго задумался, потом ответил, и этот ответ удивил и обрадовал Женьку.
- Удивительно Господь помогает людям. Ведь только вчера я разговаривал с одним бизнесменом. Он торгует профнастилом для крыш. У него на складе накопилось столько некондиции и цветных обрезков, что он готов их просто отдать – лишь бы вывезли. Давай сделаем так – ты позвонишь своему профессору, а я этому бизнесмену. Думаю, он сможет помочь не только этим. Не все люди бизнеса поклоняются мамоне, хотя таких все меньше и меньше.
Когда отец и дочь сделали телефонные звонки, они прошли на кухню, где глава семьи рассказал жене и сыну о сложившейся ситуации и они вместе воздали славу Богу.
После обеда Женька вновь подошла к отцу.
- Ты говорил, что немногие бизнесмены не поклоняются мамоне, то есть богатству. Они такие были всегда или что-то их изменило?
- Большинство из них были очень порядочными людьми. Они имели и сострадание и способности помогать другим. Когда они начинали заниматься бизнесом, у них были вполне хорошие цели – благосостояние семьи, реализация внутреннего потенциала, может даже помощь другим. Для достижения этих целей, естественно, нужны деньги. Они научились их зарабатывать. И вот когда денег стало достаточно много и произошла трагедия. Эти деньги перестали быть средством для достижения хороших целей, они сами стали целью. И вот теперь, ради достижения этой новой цели они жертвуют и благосостоянием семьи и собственным достоинством и не помогают в беде нуждающимся. Это и есть поклонение мамоне. Это жестокий идол. Счастье человека теперь зависит от количества нулей в банковском счете, а не от улыбки ребенка, не от осознания счастья простого бытия, не от радости собственной значимости в судьбах других людей. Именно поэтому, когда кто-то из них разоряется – они пускают себе пулю в лоб, не понимая, что это разорение было шансом для их спасения от этого идола. Твой профессор – мудрый человек. Он во время это понял. Я очень хотел бы с ним познакомиться. Думаю, наша Церковь могла бы присоединиться в его помощи своей учительнице. Ведь будет нужна хоть какая-то мебель, утварь, постель, да много еще чего. Давай завтра вместе сходим в университет. Хорошо?
                ***
Женька погладила рукой шероховатую стену домика. Ее первый дом! Конечно, это не дворец и не коттедж, но сколько радости в сердце! Кажется, она узнает каждый гвоздь, забитый ее рукой. Отец прав, – какое это счастье знать, что ты сыграл важную роль в чьей то судьбе, что ты очень помог кому-то!  Женька снова и снова обходит маленький домик, обшитый вагонкой и покрашенный в белый цвет. Пусть он стоит долго-долго!  Она слышит свое имя. Ее зовут в сад – сегодня новоселье и ее позвали порадоваться вместе со всеми, кто строил дом. Жалко, что Саша не пошел. Женька хмурится. Это была серьезная ссора. Конечно, она потащила его с собой на строительство. Конечно, он помогал. Но молчал. Молчал весь день. Когда они ехали назад в автобусе, его, наконец, прорвало:
- Слушай, а тебе не кажется, что вы все маетесь ерундой? Бабульку надо было определить в дом престарелых и все. И ей спокойно и всем незатратно.
- Ты когда-нибудь был в доме престарелых? Это же как сиротский приют! Человек там осознает собственную ненужность и еще. Я была с группой из Церкви в одном таком доме для престарелых. Я что-то не видела там счастливых лиц. А ты видел лицо Елизаветы Егоровны? Оно же светится! Конечно, трудно одной. Но ей помогают и соседи и мы теперь будем ее навещать. Она не будет одинокой.
- Ну, конечно! Вместо того чтобы встречаться со мной, ты теперь будешь ходить к этой бабе-яге.
- Не смей ее так называть! Я думала, что мы вместе будем к ней ходить!
- Напрасно так думала.
С этими словами Саша вышел на остановке. Намного раньше нужной. Двери закрылись. В автобусе никого не было и Женька не сдерживала слез. Они текли по лицу, подбородку и капали на пол, оставляя на нем темные кружки.
Конечно, потом они помирились, но сегодня Женька приехала одна – Саша сказал, что очень занят. Она успокаивала себя тем, что он еще очень мало в вере и его характер еще не успел измениться. Вздохнув, Женька, наконец, оторвалась от дома и прошла в глубину сада навстречу к шуму, смеху и бренчанию гитары. Вскоре она уже была захвачена веселым настроением окружающих. Время прошло быстро. Уходили уже в сумерках. Каждый уносил полную сумку яблок – подарок хозяйки. Женьке казалось, что нет на свете более ароматных и вкусных яблок, чем те, что сорваны в том месте, где она оставила часть своего сердца.
***
Выйдя с автобуса, Женька заспешила домой – было уже достаточно темно и очень устали руки от тяжелой сумки с яблоками. Она не замечала ничего вокруг – просто радовалась, что день прожит не зря, тому, что сегодня, в день первого заморозка Елизавета Егоровна проведет ночь в теплом, новом доме. Она не слышала шагов сзади. Резко обернулась только когда кто-то положил ей ладонь ниже спины. На нее смотрели, ухмыляясь четверо изрядно пьяных парней. Женька не испугалась, будучи уверенной в своих силах.
- Вы меня с кем – то спутали?
- Что ты, детка, мы искали именно такую лапулю. А она ничего, верно, пацаны?
- Знаете, что? Идите своей дорогой. Вы меня точно с кем-то путаете.
Вместо ответа один из парней ударил ее по лицу. Боль ослепила ее, через мгновение она почувствовала, как что-то течет по лицу, а на губах – соленый вкус.
- Теперь поняла, как нужно разговаривать с нами? Сейчас ты пойдешь с нами и сделаешь все, что мы тебе скажем. Все ясно или еще приголубить?
Через секунду обидчик уже лежал лицом в асфальт. На мгновение опешив, трое других одновременно кинулись на девушку. Но именно это обстоятельство мешало им – каждого из них, по очереди она встречала или ударом или приемом. После первого же удара она почувствовала, как заныла и почти отнялась правая рука. Спасала только привычка не сдаваться и потому, снова и снова получая удары от поднявшихся подонков, она находила силы вставать и продолжать борьбу. Борьба продолжалась достаточно долго,  пока в какое-то мгновение Женька не поняла, что силы ее покидают, и она может потерять сознание. И последним усилием она закричала: «Господи, на помощь!» и, получив очередной удар под вздох, упала. Но в это же самое время, когда ее, обессиленную, потащили за руки, сквозь затуманенное сознание она услышала:
- Так, опустили девушку. Медленно. Теперь быстро на землю, лицом вниз, руки за голову. Все, кто хочет жить. Остальных отправлю на тот свет. И, знаете, сделаю это с огромным удовольствием.
Женьку бросили на землю. Приподнявшись, она увидела, как обидчики накинулись на молодого мужчину, крепкого телосложения. Точные и мощные приемы моментально охладили пыл нападавших.
- Ну, что, девочки, понравилось? На землю, кому сказано!
Пока бандиты, матерясь, укладывались на землю, неожиданный спаситель вызвал по телефону наряд милиции и скорую помощь. Через несколько минут нападавших уже грузили в милицейский газик, а доктор из скорой помощи осматривал Женьку. К счастью, она отделалась ссадинами и синяками, которые тут же обработали.
-Вас, девушка, спасли две вещи – произнес, наконец, доктор – хорошо закачанный пресс (значит, не повреждены внутренности) и этот мужчина.
- Есть еще Один, который спас меня. Это Бог. Я закричала к Нему, и Он пришел на помощь.
- Ну, да, да, конечно. Хотя, если уж говорить о Боге, то Он в принципе мог предотвратить это нападение. Почему же не предотвратил?
- Я сама виновата. Я Его об этом не просила. Я очень надеялась на себя. Бог ведь не слуга. Он – Бог. Сегодня я получила хороший урок. А вам большое спасибо за помощь.
Отказавшись от посещения больницы, поговорив с оперативником и подписав какие-то бумаги, Женька осмотрелась. Сумка, в которой лежали яблоки, была порвана, а сами яблоки раскатились по асфальту, многие были раздавлены колесами приехавших на помощь машин. Тем не менее, девушка начала собирать уцелевшие яблоки и рассовывать по карманам. Ее занятие прервал спасший ее мужчина. Он вынул из кармана пакет и сам стал собирать яблоки, а потом повынимал из Женькиных карманов.
- Ну, что, красавица, пойдем, провожу тебя до дома, пока ты кого - нибудь еще не поколотила.
Женька засмеялась, но тут же застонала от боли – разбитый нос и губы напомнили, на чьей стороне был перевес.
- Вообще-то ты молодец. Ты долго билась. Не каждый мужчина так сможет. Пока ты не закричала, я думал, что это просто пьяная потасовка и не хотел вмешиваться. Ты спортсменка?
- Да, я занимаюсь единоборствами. Только меня это мало спасло.
- Это тебя очень спасло. Главное, что ты не сдавалась. Ну, а единоборства это ведь в основном только для соревнований. Для них идет строгое ограничение в приемах. В тех местах и в те времена, когда эти виды борьбы появились – они были способом вести войну и обороняться. А тебе дают только самые элементарные приемы. Но даже они очень пригодились тебе.
- Я хотела бы знать все приемы и удары.
-Ты у кого тренируешься?
- У Василия Парфеновича в заводском спортзале.
- Что ж, я его хорошо знаю. Попрошу, что бы он позанимался с тобой лично. Или, знаешь, что? Я сам тебя потренирую. Я буду в этом городе еще месяца полтора, думаю, что мы многое успеем. Но на тренировку раньше чем через пару недель не приходи. Залижи свои раны, рысенок.
- Почему «рысенок»?
- Похожа очень. И  в моем подразделении у всех бойцов есть псевдоним. Считай, что я тебя окрестил.
- Так вы…?
- Именно. Но, поменьше расспросов, договорились?
- Так почему же вы не применили оружие, вместо того, чтобы лупить этих мерзавцев?
- Не люблю панты. И правила у нас другие. К тому же с приемами получилось тоже неплохо, ты не находишь?
С этими словами они подошли к дому Женьки. На пороге стояла мать. Было видно, что она уже давно здесь находится в ожидании. Увидев Женьку, она всплеснула руками, кинулась к ней и заплакала.
- Мам, все хорошо, все уже хорошо. Этот человек, мама, спас мня от четверых подонков. Если бы не он….
Мать схватила руки мужчины, сжала и так и стояла, не в силах произнести ни слова, только ее слезы капали ему на руки как наивысшее выражение благодарности. Вышел отец. Женька во всех подробностях описала происшествие. Отец долго благодарил и тряс руку мужчине. Его пригласили в дом, но он отказался, сославшись на дела.
- Скажите, хотя бы, как вас зовут. Мы каждый день будем молиться за вас.
- А вот это совсем не помешает.  Будете молиться – помяните майора Воронцова, который там, где очень жарко. Всего вам доброго.
- Вы служите где-то в южных районах?
- Жарко бывает в разных местах. До свидания. Выздоравливай, рысенок.
Мужчина вышел за калитку, и ночная мгла поглотила его силуэт.
***
Две недели это долго. Это слишком долго. Каждое утро вставать и видеть черное от синяков лицо и красные глаза, ощущать боль в избитом теле – это еще полбеды. Женька не любила ощущать себя слабой. Никогда. А теперь к ней каждый день приходили то следователь, то врач, то ребята с курса и из спортзала. И все ее жалели. Вот это вынести было трудно. А еще трудно было общаться с Сашей, в глазах которого так и читалось: «Ну, я же говорил, что нечего тебе там было делать». Получалось так, что если бы Женька не ездила к Елизавете Егоровне – ничего бы не случилось. Впрочем, когда Саша заговорил об этом, у нее нашлось что ему ответить.
- Ну, согласись, рыжик, что я был прав. Если бы мы провели тот вечер вместе, с тобой ничего бы не приключилось.
- Значит, приключилось бы с другой девушкой. Ведь те подонки искали не меня лично, а любую жертву. И другая девушка не смогла бы дать им отпор.
- Ну, конечно, а ты смогла!
- Но ты же видишь, что Бог не допустил мне испытания сверх моих сил! Вообще - то, Бог не обещал, что в нашей жизни все будет гладенько. Я не понимаю до конца – почему это произошло со мной, но раз Бог это допустил, то из Его руки я принимаю. Может это наказание за что-то, может – испытание, может – вразумление. Надеюсь, Он мне все объяснит со временем.
- Ты фанатичка. Ну да ладно. Просто я за тебя очень волнуюсь.
- Спасибо, милый. Я понимаю и постараюсь быть осторожнее.
За неделю цвет синяков из черного стал синим с желтыми краями. Сидеть дома больше не было сил, так что Женька, одев пониже  на лицо бейсболку и водолазку с длинными рукавами, отправилась в спортзал. На удивление, в зале не было ни души. Женька вспомнила – сегодня соревнования у младшей группы и все ушли болеть в другой спортзал. Вздохнув, Женька собралась было уходить, но ее внимание привлекла полоска света под дверью тренерской. Там кто-то есть! Открыв дверь, девушка с удивлением увидела  своего тренера Василия Парфеновича – он сидел за столом, уставленном черно-белыми фотографиями – возле каждой горела свеча. На всех фотографиях была изображена молодая красивая женщина с длинными светлыми волосами. Услышав звук открывающейся двери, тренер оглянулся на мгновение и снова погрузился в созерцание. Через несколько минут молчания он заговорил глухим, надтреснутым голосом:
- Я служил в спецподразделении и дома бывал редко. Однажды меня отправили в длительную командировку в горячую точку. Дашка моя была на шестом месяце. Она была намного младше меня. Она очень хотела подарить мне сына. Постоянно ходила в храм и ставила свечку, чтобы Бог сохранил плод и дал благополучные роды. Но до родов дело не дошло. Просто какой-то отморозок решил прокатить свою девку с ветерком. Оба были пьяны. Она полезла к нему на колени и он, не видя, куда едет, выехал на автобусную остановку. У Дашки не было шансов. Я все узнал только когда вернулся. Меня привели на могилу. Я долго винил себя, что не был с ней рядом. Лучше бы мы оба умерли. С тех пор я – тренер. Уже пятнадцать лет. Сегодня. Это случилось сегодня, только пятнадцать лет назад. Ты уж извини, но с твоим Богом у меня личные счеты. Если бы я мог встретиться с Ним лицом к лицу! Я бы все с Него спросил!
- Разве Бог убил вашу жену?
- Он допустил это! Смотрел, как убивают мою жену и не вступился!
- Конечно, это ужасно. Я вам очень сочувствую. Извините. Скажите мне - поэтому у вас такой номер на машине?
- Да. Путь видит – какого я о Нем мнения!
- Вы думаете, что Бог жесток или несправедлив?
- Я думаю, что Его нет.
- Тогда кому вы мстите? Если Его нет, то и винить некого. А если Он есть, то может, мы просто не понимаем Его? Вы думаете, Бог не оплакивал с вами вашу жену? Он-то точно знает, что такое боль утраты. У Него на глазах на кресте умирал Его единственный Сын. Умирал за грехи всего человечества, в которых сам был невиновен. И Он не спас Его. И только благодаря этому «неспасению» мы теперь имеем прощение грехов. Это была цена за нас. Бог знает и разделяет вашу боль. Я точно это знаю. Я не знаю планов Бога на мою жизнь – несколько дней назад она могла оборваться. Оглядываясь теперь назад, я благодарна Богу за ту жизнь, которую Он мне подарил. Просто еще не пришло мое время уйти. Разве вы не рады, что ваша жена была у вас?
- Да воспоминания каждого дня с ней являются единственным для меня утешением.
- Значит, все-таки хорошо, что она была в вашей жизни? Года четыре назад мы похоронили соседку по дому. На кладбище я видела много могил, и, знаете, не так много там стариков. Я видела очень много фотографий на памятниках с очень молодыми лицами. Я тогда подумала – значит, не так важно, во сколько лет ты умрешь. Смерть неизбежное зло. Для Бога, живущего вне времени жизнь человека – мгновение. И после этого мгновения наступает вечность, но вечность не в смысле небытия, а как раз наоборот, бытия настоящего, непрекращающегося. Ваша жена верила в это и сейчас она, и ваш сын в вечном блаженстве. Разве вас это не утешает?
- Но я хочу, чтобы они были со мной!
- А они и так с вами. В вашем сердце, в памяти. И наконец, они ждут вас на небесах. Разве этого мало? Сколько людей на свете проживают жизнь одинокими, никому не нужными. А вы знали любовь, и у вас был родной человек. Неужели это мало? Не сердитесь на меня. Я еще очень мало знаю жизнь. То, что я вам сказала, я сама слышала в Церкви на проповеди. Просто я очень хочу, что бы вам стало легче и чтобы вы перестали сердиться на Бога.
- Так почему же так много зла на свете?
- А вот за это не мы будем спрашивать с Бога, а Он с нас – почему так много мы делаем зла. И каждый ответит за себя. Не Он согрешил, а первые люди. Не Он сотворил зло, зло родилось в человеке и через него выразилось. И если бы не жертва Христа, ни у одного из нас не было бы шанса.
- Ты очень умная девушка. Пусть сохранит тебя твой Бог, что бы ты не знала моей боли.
- Спасибо. А мне хотелось бы, чтобы мой Бог стал бы и вашим.
- Но моя жена была другой веры. Она была православной.
- А вы уверены, что у нас разный Бог? У протестантских и православных церквей разные обряды и традиции. Но верим мы в одного Бога. И не важно, где вы его встретите. Важно, чтобы встреча состоялась. А уж что касается поклонения Богу, – Он сам будет решать – какое Ему нравится больше. Главное – любить Его и ближнего. Ведь не существует же отдельного рая для каждой конфессии. На земле мы учимся любить и уважать друг друга – иначе как же будем вместе в вечности?
-Ты добрая девочка. Спасибо тебе. Знаешь, мне действительно стало легче после нашего разговора.  А ты как себя чувствуешь?
- Я себя чувствую – это главное. Просто надоело сидеть дома. Уже не очень болят ушибы. Я пришла узнать – к вам не приходил майор Воронцов?
- Приходил, а как же. Мы с ним давние друзья. Это он принял от меня командование моей группой. Только тогда он был еще капитаном. Он рассказал мне о твоем подвиге. А мне, честно говоря, хочется тебя наказать за самоуверенность. Никогда нельзя недооценивать противника. И, если уж пошел такой разговор, я не в восторге от желания майора тренировать тебя. Настоящий бой не для женщин. Это мужское дело. Но раз он тебе обещал – я мешать не стану. Вот, я приготовил для тебя кое-какую литературу – почитай, пока не выздоровеешь.

***
Женька стояла на перроне и махала вслед уходящему поезду. Прощание было коротким – дружеское рукопожатие, пожелание удачи и майор Воронцов зашел в вагон. Месяц тренировок сделал их добрыми друзьями. Тренировались они отдельно от всей группы. На первой же тренировке девушка поняла, что такое настоящий бой. Нет судьи, который остановит противника и накажет за запрещенный прием. Нет запрещенных приемов. Есть только ты и противник. Выживет один. Любая палка, веревка – твой союзник. Приемы против ножа, сабли, палки, пистолета. Женька знала, что даже при бесконечных тренировках она, как женщина будет уступать многим мужчинам и в силе и в массе. Поэтому главной целью она поставила отработку приемов до идеальной чистоты и автоматизма. Сама не замечая за собой, Женька стала более дисциплинированной, не позволяла себе беспорядок в комнате, речь ее стала более лаконичной и короткой. Меньше эмоций, больше самоконтроля. И только встречаясь с Сашей, она вновь превращалась в озорную, смешливую девчонку. Ей очень нравилась его сила, ей нравилось быть рядом с ним слабой, нравилось его покровительство. После отъезда майора тренер продолжил тренировки с Женькой, хоть и ворчал. Однажды кто-то из команды сказал ей, что видел тренера в храме – он ставил свечки за чей-то упокой. Женька вздохнула с облегчением – значит тренер больше не враг Богу.
 Время шло, приближая день ее свадьбы с Сашей. Учеба давалась ей легко. Во многом ей помогали старшекурсники, с которыми она познакомилась и подружилась на стройке в яблоневом саду. Каждое воскресенье, после служения она и несколько человек из молодежи ездили к старой учительнице, что бы наносить воды, наколоть дров и посидеть потом за столом, накрытым простой клеенкой и пить такой знакомый мятный чай.

***
Шурик вернулся из военкомата. Пройденная медкомиссия признала его годным к службе в армии. Усмехнувшись, он вспомнил, как крепкие и здоровые парни, весело общавшиеся в коридоре, в кабинете врача вдруг напускали на себя страдающе-болезненный вид. Для него же служба в армии была само собой разумеющимся делом и даже способом утвердится в собственных глазах как мужчина. Через полгода он уйдет служить. Но что будет дома без него? У Женьки скоро свадьба, а средств как не было, так и нет. Но как их заработать в такой короткий срок? Шурик задумчиво стоял у окна, перебирая все возможности. Он отдавал себе отчет, что не сможет быть грузчиком – ненадолго хватит здоровья, но ничего другого не шло на ум. В это время во двор въехала машина такси. Какой – то человек вышел из нее, к нему навстречу вышел пастор, и они вместе зашли в дом. Такси же не уехало, а продолжало ждать. Решение пришло быстро. Шурик вышел во двор, подошел к машине. За рулем сидел молодой человек, не на много старше его. По расслабленной позе водителя Шурик понял, что ждать тому придется долго. Подойдя ближе к дверям машины, Шурик первым начал разговор.
- Здравствуйте.
- Привет.
- Скажите, пожалуйста, трудно ли устроится работать таксистом?
- А что? Нужна работа?
- Да, очень. Недавно я получил права, еще в школе, но опыта практически нет.
- В общем-то, мне нужен напарник. Мой старый напарник ушел на пенсию. Теперь приходится работать за двоих. Город знаешь хорошо?
- Как себя.
- Тогда давай так решим. Пару вечеров поездим вместе, освоишься. А там видно будет. По рукам? Меня зовут Семен. Для друзей – Сема.
- Договорились. А я – Шурик. Для всех. Может, в дом зайдешь? Похоже, у твоего пассажира долгий разговор с моим отцом. Я тебя чаем напою.
- Это можно. А то устал я что-то.
На кухне Шурик быстро разогрел чайник, накрыл на стол. Через десять минут, разомлевший от горячего чая Семен уже по дружески общался с Шуриком, мысленно уже строя планы на ближайшие выходные. Вскоре он уехал со своим пассажиром, пообещав заехать вечером. Проводив его, Шурик вернулся в дом, зашел в гостиную, где нашел отца.
- Па, я нашел себе работу до армии. Я буду таксистом.
- Знаешь, сынок, я думал, что ты будешь поступать в институт.
- Институт подождет. Есть более важные задачи.
- Что ты хотел этим сказать?
- Я не могу позволить себе сидеть у вас с матерью на шее. Это первое. Втрое это то, что у Женьки приближается свадьба. Денег нет. А я не хочу, что бы моя сестра и вы залезали в долги. И третье. Я пойду в армию. Это вопрос решенный и обсуждению не подлежит. 
Отец внимательно посмотрел сыну в глаза. Впервые он увидел в его лице не мягкую покорность, но твердую решимость.
- Я рад за тебя. Ты вырос в настоящего мужчину. Ты сильный человек с добрым сердцем. Да будет всегда с тобой мое благословение. Поступай, как решил.
В этот вечер Шурик поздно вернулся домой и от его одежды пахло бензином.

     Солнечный лучик, многократно отразившись в каплях росы, заглянул в спальню Женьки, и пощекотал ее, в нежных конопушках, нос. Сладко потянувшись, девушка повернулась на другой бок, но тут же резко вскочила и схватила будильник. Она проснулась раньше будильника, но не прыгнула обратно под теплое одеяло. Сегодня был особенный день. День исполнения ее заветного желания, мечты под именем Саша. Сегодня она станет его женой. Навсегда. Пока смерть не разлучит. А их любовь так сильна, что смерть просто не посмеет приблизиться к ним. Быстро приняв душ, Женька села около туалетного столика с круглым зеркалом. Восторженное зеркало сообщало ей, что она прекрасна, что ее зеленые глаза искрятся и сияют, длинные медные кудри как шелковый плащ покрывают ее молодое стройное тело. Любой художник замер бы при созерцании этой красоты. Почему так ценна красота юности? Может именно потому, что как снежинки на замороженном окне она недолговечна – ее не удержишь в ладони, не остановишь стремительный бег времени. А может, именно потому она и временна, чтобы однажды понять, что есть другая красота, красота, которая с годами не блекнет, но напротив, расцветает, сверкая драгоценностью доброты, терпения, милосердия и любви. Только чтобы увидеть ее нужно иметь зрячее сердце. А глаза, как уже давно известно, слепы. И бродят слепые люди по земле в поисках любви и вечной красоты и ловят, ловят снежинки.
Но вернемся в маленькую комнату старого купеческого дома. Уже скоро встала вся семья и в доме, после традиционной утренней молитвы, началась праздничная суета. Вскоре пришли подруги и начали помогать в убранстве невесты, охая и восхищаясь как самой невестой, так и ее подвенечными нарядами. Но вот все упругие кудри уже собраны и накрепко заколоты в вечернюю прическу, поверх нее уложены белые цветы. Осталось надеть платье и фату. Но времени до приезда жениха было еще очень много. В Загсе работала сестра из Церкви – она то и помогла в том, чтобы их брак регистрировали последним, и у  молодежи было достаточно времени для сборов. Одна из девушек принесла с собой гитару. Устроившись на подоконнике, она настроила инструмент и тихо запела:
- А я еще не знала, что счастья в мире нет                Падал снег, время замедляло бег                А в сердце печаль была – я ждала                Слова или чуда, что счастливой буду                Но мир только больно бил. Меня он не любил, меня он не любил
В фальшивом мире этом, в грехи одетом                Как скучная проза, как пресная пища                В поступках – дешевая поза                И я была нищей.
А я еще не знала, что есть у счастья Вождь                Падал дождь. Сердце пронизала дрожь                Ведь в сердце любовь пришла, которую я ждала                Великая и святая. В Вечность одна такая                Христос ее доказал – Он за меня страдал, Он за меня страдал.         
И с этих пор и в дождь и в снег мы вместе – Бог и человек.

В комнате постепенно наступила полная тишина и песня, такая тихая, заняла все пространство и внимание слушателей. «Новая?» - спросил кто-то из подружек. Утвердительный кивок и снова, с легкостью, свойственной только молодости, подруги забыв, о песне, начали обсуждать дела совсем земные. Только Женька сидела с задумчивым лицом и, казалось, была далеко, далеко от этого места. Песня вызвала в ней какие-то странные ощущения, даже не связанные с текстом. Вдруг возникло чувство тревоги и надвигающейся беды. Хотелось уединиться и привести чувства в порядок, хотелось молитвы, хотелось папиного совета. Но подруги беззаботно щебетали и смеялись рядом, и она не решилась оставить их. В комнату заглянула мать.
- Ну, как у вас тут дела? Справляетесь? Вижу, что справляетесь. Женечка, доченька, мы съездим до цветочного магазина за букетом для тебя. Оттуда звонили и сказали, что рассыльный сегодня не вышел на работу. Просят забрать букет самим. Мы решили съездить вместе – папе надо еще заскочить на телефонную станцию и позвонить дяде Славе в Лазаревское. Помнишь его?
Конечно, Женька его помнила. Несколько лет назад они ездили отдыхать всей семьей на море и останавливались у старого знакомого папы – они учились вместе в Библейской школе. Женька прекрасно провела время, купаясь в теплом, ласковом море и ловя креветок вместе с сыном дяди Славы Ильей. Они здорово подружились за короткий период и всегда были вместе – и озорничали и получали наказание за это. И хотя все проказы придумывала Женька, Илья ни разу не раскрыл этого перед родителями. Просто был всегда рядом и частенько спасал ее, когда она, зацепившись штанами за ветку, повисла на дереве, потом от старого пса, которого она довела до ярости, да много от чего, всего и не упомнишь. Илья был старше ее на два года, и их дружба носила с его стороны покровительственный характер. Незадолго до отъезда дядя Слава, кивнув в их сторону, сказал Женькиному папе: «Глядишь, может еще и породнимся». Все засмеялись. Все, кроме Ильи.
- Мам, передайте от меня огромный привет Илье! Он, наверно, уже совсем взрослый.
- Обязательно передам. Ну, мы поехали. Оставайтесь с Богом!
Вдруг Женька остановила рукой закрывающуюся за матерью дверь. Мать с удивлением оглянулась. Действуя под впечатлением нахлынувших с новой силой чувств, Женька обняла мать и прошептала: «Мамочка моя, милая, любимая, прости меня, прости за все, сколько я тебе страданий принесла. Прости меня!».
- Все хорошо, все будет хорошо, доченька моя! Это просто нервы. Не переживай, все будет хорошо.
Дверь закрылась. Вскоре Женька услышала звук отъезжающей машины. Подруги, немного напуганные неожиданной сценой, наперебой начали успокаивать девушку, рассказывая о смешных и курьезных случаях на свадьбах. Постепенно Женька успокоилась, потом накрыли стол с чаем и разговоры пошли совсем в другом русле. Кто из взрослых помнит, о чем он говорил с друзьями в юности? Почти никто. У молодости есть одна способность – говорить и смеяться ни о чем, просто от избытка жизненной радости и неответственности за слова. Но именно в этой пестрой, взрывной, бесшабашной игре слов вдруг прорывались слова искренней дружбы, любви и веры. Только мудрый взрослый способен это услышать и понять и радоваться. О чем могут говорить несколько близких подруг, снова и снова ставя на плиту чайник? Если вы не понимаете этого, значит, у вас не было близких подруг. Так прошло немало времени, прежде чем Женька заметила, что ее семьи уже слишком долго нет дома. И почему не звонит Саша?

***
- Мы с тобой как новобрачные – поедем на украшенной машине.
С этими словами  Женькины родители сели на заднее сиденье новенькой Волги. Шашечки с крыши сняты, вместо них – украшение в виде обручальных колец, перевитых цветами. Капот украшен лентами и шарами. «Ну, что, готовы, ничего не забыли?» - с этими словами Шурик сел за руль, завел машину и выехал за ворота. Петляя по улицам, они все - таки попали в пробку, простояв в ней некоторое время, они поняли, что на телефонную станцию они уже не успевают и главное теперь – забрать букет. Подъехав к цветочному магазину, родители вместе вышли из машины. Шурик тоже вышел, начал ветошью протирать лобовое стекло.  Вдруг, повинуясь какому – то внутреннему чувству, он резко повернул голову и увидел стоящую напротив машину. Это была машина Саши. И сам Саша был в машине – Шурик узнал его силуэт, но почему-то на заднем сиденье. А рядом, кто же это рядом? Да это та самая крашеная блондинка! И они целуются! Внезапно Саша поднял лицо и их глаза встретились. После нескольких секунд замешательства Саша вышел из машины (Шурик думал, что тот подойдет к нему и весь напрягся, чтобы не ударить его в лицо.), просто пересел на переднее сиденье за руль, усмехнулся прямо в лицо Шурику и стал заводить машину. Но машина завелась не сразу. За это время, ничего не подозревающие Женькины родители вышли из магазина с букетом и сели в машину, а Шурик успел завести двигатель своей машины. Обе машины рванули одновременно. В этой погоне обе стороны не видели финала – Саша не знал, что он скажет в свое оправдание, а Шурик не знал, что он с ним сделает. Но сейчас была просто бешеная гонка, в которой каждый водитель выжимал все лошадиные силы из своего железного коня. Женькин отец, все еще не понимая ситуации, просил не гнать, что они еще вполне успевают привезти букет, но Шурик впервые его ослушался, он только сжал зубы и прибавил газа.

***
Для Пашки Смирнова это было вопиющей несправедливостью – после отработанной смены к нему подошел начальник колонны и сообщил, что его напарник заболел, и завтра мыть дорогу будет он. Пашка пытался возразить тем, что машина неисправна – тормозные колодки давно надо менять и вообще, знает он, что это за болезнь. Хорошо иметь тещу – врача. Но слушать его не стали. И вот сегодня, в свой законный выходной,  в который Пашка хотел сходить на рыбалку с друзьями, ему снова пришлось идти на работу. Правда, он здорово проспал. Правда, выпил пива лишку  с вечера. Но фельдшер, допускающий до рейса, был в курсе того, что замены нет и, хоть и ворчал, но допустил до машины. Машина была старая, изношенная, но Пашка любил ее и содержал в порядке. Будучи человеком одиноким, он любил разговаривать с ней, как с живым человеком. Вот и сегодня, зайдя в гараж, он ласково похлопал ее по крылу: «Ну, что, Маруся, надо работать. Не подведи меня. Заменю я тебе колодки, не переживай. После выходного получу на складе и заменю». Маруся послушно завела двигатель и начала свой рабочий пробег по улицам, смывая опавшие листья и мусор с дороги. Внезапно Пашка увидел в конце улицы своего напарника. Судя по выпуклостям пакета, который тот нес, шел он из магазина и нес явно не молоко. Обида с новой силой нахлынула на Пашку, и в его голове тут же созрел план мести. Что если на полном газу проехать мимо и окатить холодной водой полным напором? Сразу выздоровеет! Довольный этой мыслью, Пашка набрал полную скорость, на которую Маруся была способна. Подъезжая к перекрестку и уже предвкушая сладость мести, он не видел, что наперерез ему, на бешеной скорости несутся две машины. Когда он это увидел, было поздно. Он, конечно, до пола, обеими ногами вдавил педаль тормоза, но вместо привычного за последнее время визга стершихся колодок он услышал другой, страшный звук треска и понял, что машина его не слушается. Удар, еще удар. Три машины сплелись  в один безумный клубок стали, воды и человеческих тел. Делая гибель неминуемой, в бешеном своем вращении, сцепившись в одно целое, машины врезались в бетонный столб. Тот, изогнувшись, замер на мгновение и обрушился всей своей тяжестью на своих обидчиков.
   Наступила тишина. Внезапно закричала какая-то женщина. Крик подхватили невольные свидетели страшной катастрофы. В руках замелькали сотовые телефоны – кто-то вызывал скорую, кто-то МЧС. Несколько мужчин подбежали к машинам и попытались вынуть из них пострадавших. Но легковые машины были смяты так, что невозможно было открыть ни одну дверь. Удалось вынуть только водителя грузовика. Его осторожно положили тут же, на газоне. Он был  без сознания, весь в крови, но жив. В это время, к месту происшествия, разрывая воздух сиреной, летели кареты скорой помощи. Тут же подъехали машины МЧС и ГАИ. Пользуясь резаками по металлу, спасатели, наконец, открыли двери машин и вынули оттуда тела пострадавших, погрузили в скорую помощь и под звуки сирены, оповещавшей весь мир, что случилась еще одна беда в мире смертных, их увезли в больницы города.
***
    Женька посмотрела на часы. Через полчаса Саша должен приехать, а она еще не одета! То, что он не звонит, она оправдала быстро – или кончились деньги, или села батарея, или он делает сюрприз. Со смехом и шутками подруги вернулись в спальню и, сняв с вешалки прекрасное белоснежное платье, разложили его на кровати. Но только Женька собралась снимать с себя домашнее платье, чтобы переодеться, как в дом ворвался напарник Шурика – Семка. Он запыхался и не мог говорить. Все расценили его появление как знак того, что жених приехал. Кто-то взвизгнул, девчата загалдели все разом, ринулись на улицу, чтобы не дать жениху пройти без выкупа. Потащили за собой и Сему. В это время быстро одели Женьку и застегнули корсет. Семка брыкался, вырвался из рук подружек, вернулся в комнату, и наконец, справившись с дыханием, прохрипел: «Женька, беда! Шурик на машине попал в аварию! Я там был, все произошло на моих глазах!»
***
«Сегодня утром, на перекрестке улиц Центральная и Ленина произошла крупная автомобильная катастрофа. Столкнулись три машины, две из которых легковые, а третья – грузовик. В итоге четыре человека погибли, а двое получили ранения различной степени тяжести. Выжили водитель грузовика – он сейчас в реанимации с черепно-мозговой травмой и девушка из иномарки. Она спаслась благодаря тому, что была пристегнута ремнями безопасности, на ней несколько незначительных ран. Молодой человек, бывший за рулем этой иномарки, а так же водитель и пассажиры Волги погибли на месте. Как утверждают свидетели все машины ехали на большой скорости. Водитель грузовика, по заключению медкомиссии был в состоянии похмелья, в настоящее время ведется расследование …».
Женька стояла около телевизора и, оцепенев, невидящим взором смотрела на экран. Это не про них. Это кто-то другой. Этого просто не может быть. Девушка не видела, что новости давно закончены, а она все так же стояла около экрана в свадебном платье и перед глазами, как застывшая картина стоял кадр хроники – куча искореженного железа, лужи крови и свадебный букет в них. Она бы узнала этот букет из тысячи. Она сама выбирала именно такую композицию из цветов, зелени и органзы. Постепенно до сознания стали доходить чьи-то рыдания. Она оглянулась. Сбившись в кучку, плакали ее подруги. Почему то их рыдания вызвали в Женьке бурю протеста и гнева. Душа не хотела принимать и примиряться с мыслью о гибели близких и казалось, если сейчас смолкнут эти всхлипы, все встанет на свои места и выяснится, что просто произошла ошибка.
- Уйдите, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
- Мы тебя не оставим.
- Вы что, плохо слышите?! Оставьте меня одну!
Испуганные, подружки выскочили из дома. А Женька начала ходить из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями и успокоить мучительную боль от сознания того, что все кончено, что ошибки нет, и она осталась одна на этом свете.
В дверь постучали. Надежда заставила сильно биться сердце. Это они! Они вернулись! Путаясь в длинном подоле свадебного платья, она кинулась к дверям, долго возилась с тугим замком дрожащими и непослушными пальцами, распахнула дверь…. На пороге стоял милиционер. Последние силы оставили ее и она тихо сползла по косяку на пол.
Пожилой милиционер не растерялся – он быстро перенес девушку в комнату, уложил на диван и брызнул ей в лицо холодной водой. Вызвал бригаду «скорой». Сознание постепенно вернулось. Еле шевеля белыми, как бумага губами, Женька прошептала:
- А где мама с папой? Они с вами пришли?
- Успокойся и пока ничего не говори. Сейчас приедет доктор, и тогда мы с тобой обо всем поговорим.
Вскоре подъехала скорая помощь. Вошел врач с медсестрой. Милиционер отвел его в сторону и что-то тихо и быстро начал ему объяснять. Доктор кивнул и, подойдя к Женьке, присел на край дивана.
- Сейчас сестра сделает тебе маленький укольчик, ты успокоишься и поспишь. Все будет хорошо. Кроме тебя кто-то есть в доме?
- Я, я есть. Я буду здесь сколько нужно.
Все оглянулись. Эти слова принадлежали Аркадию Семеновичу.
- Я их сосед. Больше в доме никого нет.
- Вам придется пробыть рядом всю ночь. Измеряйте температуру. Если будет расти – вызывайте скорую помощь снова – я предупрежу на станции.
- Я все сделаю как надо, не беспокойтесь.
Это были последние слова, которые услышала девушка. После укола мысли стали вязкими, тягучими. Казалось, что говорят где то далеко и не о ней. Она уже не помнила, что с ней случилось, сон, вызванный медикаментами как теплым, мягким одеялом накрывал сознание, успокаивал боль, давал отдых измученному сердцу. Она ничего не слышала сквозь сон, не чувствовала, как всю ночь кто-то клал на ее лоб руку, не слышала, как кто-то плакал рядом, вздыхал и молился: «Боже, Боже! Если ты есть, помоги этой девочке! Дай ей силы все вынести! Боже, прости Ты меня, грешного, сколько я зла всем им сделал!».
В назначенный час над миром поднялось солнце. Пробежав первыми лучами по крышам и окнам домов, словно убеждаясь, что вверенный ему мир еще не исчез, солнце по- летнему заулыбалось всем, оставшимся в живых. Так как окна в гостиной выходили на запад, в ней царил полумрак. Женька открыла глаза, не понимая, где она, почему лежит одетая, почему в свадебном платье. Постепенно память вернула сознанию вчерашние события, и девушка тяжело зарыдала, закрыв лицо ладонями. Подошел Аркадий Семенович. Сел рядом, гладя старческой рукой спутанные кудри: «Поплачь, поплачь, девочка, станет легче. Вот увидишь, все образуется. Ты молодая, все у тебя еще сложится. Ты все сумеешь пережить. Ты сильная». В дверь постучали – «Это вчерашний милиционер» - сказал старик, выглянув в окно – «Ты в силах поговорить с ним или попросить, чтобы он потом пришел?». Но Женька замотала головой, села, с силой провела ладонями по лицу, вытирая потоки слез. Шаркающей походкой сосед подошел к двери и впустил вчерашнего посетителя. Женька слышала, как в прихожей милиционер справился о ее состоянии, несколько секунд постоял перед дверями гостиной, потом решительно открыл двери и вошел.
- Здравствуйте. Как вы себя чувствуете?
- Здравствуйте. Чувствую себя живой. Спасибо.
- Выражаю вам свое соболезнование в связи с этой трагедией. Я понимаю, что вам сейчас трудно об этом говорить, но мне нужно задать вам несколько вопросов.
После слез Женькой овладела апатия и какое-то безразличие к происходящему, поэтому она сказала, что готова ответить на все вопросы.
- Кем вам приходятся пострадавшие в машине «Волга»?
- Это мои родители и мой младший брат.
- Вы сможете опознать их? Я имею в виду, у вас хватит сил пройти со мной в морг и посмотреть на тела, что бы узнать их?
- Да, если это очень нужно. Я узнаю и водителя иномарки.
- Вы были знакомы?
- Более чем. Это мой жених. Вчера мы должны были расписаться.
Милиционер растерялся.
- Как же так? Но ведь сзади сидела…. Мы думали, что сзади сидела его гражданская жена. Извините меня за бестактность. Вы знакомы с Анастасией Тараскиной? Это высокая, красивая девушка, она осветляет волосы.
- Я слышала о ней. Это не жена. Это двоюродная сестра. Во всяком случае, так говорил мой жених.
- Даже не знаю, стоит ли говорить. У вас такое горе….
- Нет уж, начали, так говорите – упрямая и прямолинейная натура Женьки дала о себе знать, а подозрения и ревность высушили слезы и сделали взгляд колючим.
- Вы знаете, что такое семенная жидкость?
Женька покраснела, но кивнула.
- Ее обнаружили на потерпевшей при осмотре в больнице, куда она попала. Эксперты уже установили, что принадлежит она вашему жениху. То есть, у них был половой акт незадолго до трагедии. И еще. Эта девушка беременна. Это и дало нам повод думать о близости их отношений. Но теперь, конечно, все ясно. Сейчас я запишу наш разговор в протокол, и вам нужно будет расписаться. Потом я отвезу вас в морг на опознание. Только вам нужно переодеться.
Женька была в ступоре. Полученная информация билась о ее сознание, но отказывалась умещаться. На выручку пришло спортивное самообладание. «Держаться! Держаться!» - приказывала она себе. Встала на нетвердые ноги. Осмотрела себя. Да, она все еще в свадебном платье. Сейчас прекрасный белый шелк вызвал мысль, что ее платье похоже на саван. Для нее.
- Во дворе стоят какие-то девушки. Похоже, они боятся зайти -
услышала Женька голос милиционера.
-Да, это мои подруги из Церкви. Позовите их, пожалуйста. Они помогут мне переодеться.
Через минуту несколько девушек с заплаканными глазами зашли в дом, прошли с Женькой в ее спальню и помогли снять тугой корсет. Сняли с волос белые цветы, осторожно расчесали и заплели в косы длинные медные локоны. «Готовят меня к погребению» - думала Женька. И эта мысль не вызвала, как прежде в ней ужаса. Напротив, хотелось уйти, раствориться, исчезнуть, чтобы не испытывать этой мучительной ноющей боли. Но та часть сознания, что еще контролировала ситуацию, говорила ей, что она должна отдать последний долг своим любимым. Поэтому она послушно, не глядя, одела то, что выбрали из ее гардероба сестры.
Процедура опознания прошла быстро, и для Женьки все казалось дурным сном. Белые, восковые лица ее близких казались чужими. Спустя годы Женька не могла восстановить их в памяти. Для нее, в ее воспоминаниях навсегда они остались живыми. Подошел патологоанатом.
- Звонили из вашей Церкви. Сказали, что они готовы забрать тела сами и полностью организовать и оплатить похороны. Вы согласны? – Женька кивнула – тогда распишитесь вот здесь. Через два - три часа их доставят в помещение храма. Вас отвезут туда.
***
Очнулась Женька в больнице. На кладбище, уже после погребения кто-то запел такую знакомую ей песню, и она потеряла сознание, упав прямо на свежий холмик могилы матери. Очень болела голова и рука. Ощупав себя, она обнаружила повязку на руке – значит, повредила при падении. В палате было тихо и темно. Очень хотелось пить. Девушка села на кровати. Осмотрелась. Она была в палате одна – кровать напротив была пуста. Ночную темноту разряжал слабый свет от крошечной закрашенной лампочки над входом. Около окна стоял стол, на нем графин с водой и простые граненые стаканы. Женька встала с кровати – панцирная сетка обиженно скрипнула. Тут же открылась дверь и зашла медсестра.
- Что случилось? Вам не нужно вставать. Вернитесь в кровать.
- Я хочу пить.
- Сейчас я вам подам, не вставайте, а то упадете и еще сильнее повредитесь.
Сестра дала девушке воды. В палату заглянут дежурный врач.
- Маша, что тут? Все в порядке?
- Да. Больная очнулась и встала за водой, я ее уложила.
Женька слабо возмутилась:
- Я не больная!
Врач зашел в палату, присел на край кровати.
- Маша, ты можешь идти на пост. Мы поговорим немного.
Когда медсестра вышла, доктор продолжил:
- Это хорошо, что вы не считаете себя больной. Но таков уж порядок – всех пациентов называют больными, даже если только поцарапался.
- Это вы про мою руку?
- Да, рана там неглубокая, заживет быстро.
- Значит, утром я уйду из больницы?
- Нет, не нужно вам пока уходить.
- Почему? Руку я могу и дома залечить.
- Дело не в руке. В течение короткого времени вы перенесли тяжелое  потрясение и несколько раз теряли сознание. Вот это уже может плохо кончится.
- А я хочу, чтобы все плохо кончилось. Я не хочу жить!
Тон речи врача изменился.
- Ну что ты, девочка. Смерть это еще совсем не плохо, особенно для верующего человека. Ведь ты верующий человек? Плохо это когда человек прикован к постели в помутненном рассудке или в параличе и не нужен себе и в обузу другим. Ты этого хочешь?
Женька отрицательно замотала головой.
- Вот и хорошо. Долго мы тебя не продержим. Подлечим, понаблюдаем. А насчет смерти – не торопи ее. Она сама придет, когда нужно. И не нам это решать.
Врач легонько похлопал Женьку по плечу и вышел. Через несколько минут вошла медсестра и поставила укол снотворного. Женька быстро заснула и проснулась поздно утром, во время врачебного обхода. Дежурный врач уже ушел домой и обход проводил другой доктор. Записав что-то в карте, он долго прослушивал сердце, задал несколько вопросов, проверил реакцию, постукивая резиновым молоточком по коленным суставам. Наконец, пожелал выздоровления, встал и взял пачку карт со стола. Одна из них выпала. Женька успела прочесть « Тараскина Анастасия».
- Тараскина Анастасия лежит в этой больнице?
- Да. Вы знакомы? А впрочем, о чем это я? Вы не могли не знать о ней. Вы связаны одними печальными событиями.
- В какой она палате?
- В семнадцатой. Только вам обеим стоит говорить только на хорошие темы. Не забывайте, что она беременна и потеряла мужа, пусть и гражданского. Договорились?
Женька автоматически кивнула. Врач вышел, а девушка откинулась на подушку. Целый вихрь чувств обрушился на нее. Ее соперница здесь! Это все из-за нее! Это она виновата! Как она смеет называть ее Сашу своим мужем! Он принадлежит только ей и никому больше! Постепенно чувства улеглись, и на смену пришло рассуждение. Так ли уж принадлежал ей Саша? Эта девушка беременна. Возможно, он ей что-то обещал, раз она ему доверилась. Значит, он просто предатель. Значит он дважды предатель. Он обеим клялся в любви и обеих предал. Та девушка ведь тоже страдала, когда узнала, что ее возлюбленный женится на другой. Совсем другие чувства завладели сердцем, заставив уткнуться в подушку и тихо рыдать из жалости к себе и к незнакомке. Наконец, поток иссяк, Женька успокоилась. Ее лицо прижималось к мокрой от слез подушке, но глаза уже высохли. Новая мысль о том, что она давно не молилась, заставила сползти с кровати на колени.
- Отец Небесный… - произнесла Женька и больше не смогла выдавить из себя ни слова. Но глубоко внутри она знала, чувствовала, что Тот, кого она позвала, уже здесь, все слышит, понимает и без слов. И сопереживает ей. Так, в безмолвной молитве она простояла какое-то время. Из бурного, кипящего потока ее мысли постепенно превратились в плавно текущую реку. Вдруг вспомнились самые лучшие мгновения их семьи. Как она была счастлива в своей семье! Как хорошо, что это хотя бы было в ее жизни. Вдруг вспомнился эпизод, когда она с отцом ходила в сиротский приют. Вспомнились глаза приютских детей. Одна маленькая девочка подошла к ней и сказала: « Я умею красиво рисовать. Возьмите меня домой. Я буду рисовать для тебя, хочешь?». Женька тогда с силой вцепилась в отцовскую руку, чтобы не заплакать. Отец тогда внимательно посмотрел на нее, а когда они вышли на улицу, сказал: « У тебя хорошее сердце. Когда вырастешь, постарайся хотя бы кому то из них сделать что-то особенное. Иначе потом не сможешь себя простить».
Около дверей зазвучали голоса. Женька быстро поднялась с колен. В палату постучали. После приглашения зашли несколько человек. Женька их всех хорошо знала с детства – это были члены их Церкви. Палата тут же превратилась в цветочно-фруктовый  павильон, наполнив ее ароматами роз и цитрусовых. Друзья старались отвлечь ее от тяжелых дум, рассказывая о том, что случилось за это время в приходе, стараясь всему придать шутливый характер. Кто-то даже рассказал старый анекдот. Они хотели ей добра, и Женька этого не забыла. Гости пробыли до обеда. Когда санитарка позвала на обед, они засобирались и, пожелав выздоровления, ушли.
В столовой Женька нехотя поковырялась в застывшей лепешкой манной каше и печального вида котлете, поняла, что не хочет есть, выпила компот и вернулась в палату. Подошла к букету цветов. Вспомнился другой букет, лежащий на скамейке в ее дворе, когда она сидела с мамой в день ее победы на соревнованиях. «Зачем люди дарят мертвые цветы? И называют их живыми. Живые растут на клумбе или в горшке. Их любят и за ними ухаживают. А мертвые постоят несколько дней и их надо выбрасывать. Не понимаю. Хотя, кому как. А вот апельсины очень красивые и действительно полезные. Полезные… беременным». Как обычно, действуя под влиянием эмоций, Женька быстро выдернула букет из вазы, взяла сумку с фруктами и вышла в коридор. Она не знала, зачем она идет в семнадцатую палату, не знала, что скажет и надо ли что-то говорить. Знала лишь, что она делает правильно. Вот и нужная палата. Все еще на обеде или на прогулке перед тихим часом. Около окна сидит девушка. Оглянулась на звук открывающейся двери. Побледнела. Встала. Больничный халат не скрывал округляющийся живот. Несколько секунд девушки смотрели друг на друга. Наконец, беременная вздохнула, снова села и отвернулась к окну.
- Зачем ты пришла? Что ты молчишь? – вновь обернулась – Ну, давай, врежь мне! Ты же теперь у нас мученица, а я – подлая разлучница! А я любила его, он уже давно был мой, слышишь? Это ты отбила его у меня. Я только пыталась его вернуть. Он обещал, мне, да, обещал, что никогда со мной не расстанется, даже после вашей свадьбы.
- Тогда зачем все это было нужно – голос Женьки был печален, но спокоен – зачем он добивался моей любви? Если бы я знала, что у него есть ты, я бы близко его к себе не подпустила.
Под действием спокойного голоса Настя тоже успокоилась. Пересела от окна на кровать. Теперь девушки разговаривали лицом к лицу.
- Ты была для него высокой планкой, и он хотел тебя добиться, как добиваются спортивных рекордов. Если бы он с тобой переспал, он бы потерял к тебе интерес. Именно твоя неприступность и заводила его.
- Но ведь я человек! Живой человек!
- Объясни это ему. Я ведь тоже живая. И теперь еще и с его ребенком. Тебе – то что! Переживешь. Встретишь другого. А меня кто теперь возьмет с таким довеском? И где мне теперь жить и на что жить? У тебя все есть, а у меня нет ничего и никого. Саша снимал для меня квартиру. Через два месяца оплаченный срок аренды кончится, и меня просто выкинут на улицу! - несколько секунд длилось молчание - Ладно! Поговорили и хватит. Мне волноваться нельзя. Уходи.
Женька положила на стол букет и сумку и направилась к выходу. У самой двери ее окликнули. Обернувшись, она услышала:
- Прости меня. Ради горя моего прости меня.
Горькая слеза скатилась по щеке на шепчущие губы: « И ты меня прости».
***
Женьку выписали через несколько дней. За это время она ни разу больше не заходила в семнадцатую палату. Да и зачем? Она понимала, что все уже сказано, и незачем бередить раны друг друга.
Вечером, перед днем выписки Женьке не спалось. Уже почти летнее солнце за день нагрело палату, и в ней было очень душно, несмотря на открытую форточку. Взяв одну из принесенных ей книг, она отправилась в коридор. Хорошо освещенное кресло стояло около ординаторской. Какое - то время Женька читала, но постепенно до ее слуха стали доноситься громкие слова из кабинета. Разговаривали два человека, в одном голосе Женька узнала врача, который был с ней в ночь на поступление в больницу.
- Ты понимаешь, что требуешь от меня невозможного? У меня нет ни таких денег, ни таких связей, чтобы освободить тебя от армии!
- Так давай займем! Почему ты не хочешь мне помочь, отец?
- Почему ты так боишься армии? Ведь это всего один год!
- Да, чтобы я вернулся с отбитыми мозгами и печенью или в цинковом гробу? Спасибо, па, за доброту. Я не забуду.
- Я знаю многих молодых людей, вернувшихся из армии. Ни один из них не похож ни на отбитого, ни на мертвого. В конце концов, это долг каждого мужчины – защищать свой дом, свою страну!
Видно, последние слова вывели молодого собеседника из равновесия и он, пулей вылетев из кабинета, хлопнул дверью и скрылся, шепотом ругаясь.
Женька задумалась. Почему все мужчины так по-разному относятся к армии? Шурик туда рвался, а Саша, наоборот сделал все, чтобы туда не попасть. Ну, с Сашей все ясно – он просто предатель до мозга костей. Неужели так много предателей? И почему они хотят предать? Чего боятся? И ответ пришел сам – они боятся за свою жизнь, они боятся умереть. Мысль о смерти дала новый ход размышлениям. А она бы хотела умереть. Уйти из этого гнилого мира с его предательствами и завядшими цветами. Снова обнять мать, слышать теплый и сильный голос отца, слушать Шурика и обязательно сказать ему – как он был прав – она не стала ни добрее, ни счастливее, хоть и добилась, чего хотела.
И вот теперь Женька шла по улице по направлению к своему дому. Идти не хотелось – мысль о пустых, гулких комнатах вселяла в нее ужас и отчаяние. Мысль о смерти не казалась отталкивающей, напротив, чем больше она о ней думала, тем сильнее хотела ее приблизить, чтобы вновь оказаться с теми, кого любит. Решение пришло быстро. Женька ускорила шаг и почти бегом преодолела оставшееся до двери расстояние. Быстро пройдя прихожую, она вошла на кухню, потом к буфету. Там, на верхней полке стояла большая коробка с лекарствами. Взять ее и высыпать содержимое на стол – дело нескольких секунд. Все таблетки – обезболивающие, снотворное, от давления и многое другое заняло суповую миску. Налит полный стакан воды. Вот и все. Осталось немного. Она не боится.
Неожиданно она услышала шаги в доме. Вспомнила – она не закрыла дверь. С досадой, что ей мешают, она поднялась со стула и обернулась – в дверях кухни стоял Аркадий Семенович. Он посмотрел на стол и все понял. Трясясь всем своим старческим телом, он опустился на колени:
- Женечка, детка! Что ты задумала! Не делай этого, умоляю тебя! Не правильное это решение, не принесет это счастья никому! И тебе в первую очередь! И я это не перенесу, так и помру рядом с тобой!
- Не мешайте мне, Аркадий Семенович! Пожалуйста! Я все равно не буду жить! Сил нет! Я к маме с папой хочу!
- Так ты ж к ним не попадешь! Ты же знаешь – куда попадают самоубийцы! Доживи свой век, сохрани свою веру, а близкие твои будут ждать тебя. Если ты действительно хочешь быть с ними – дождись своего часа. Послушай меня, старика. Мне тоже тяжело, одиночество мое гложет меня, и нет у меня надежды, ведь я – старый. Но Дазечка моя у Бога и раз я хочу быть с ней, то должен быть с Богом, нет другого выбора.
Слова соседа отрезвили ее. Женька села, положила голову на стол, закрыла ее ладонями. Старик подошел к столу, взял тарелку с таблетками, вышел. Слышно было, как в туалете слилась вода в унитазе. Аркадий Семенович вышел из квартиры, но через минуту вернулся, неся с собой продукты. Вскоре на плите уже скворчала и брызгала маслом яичница с колбасой. Запах горячей пищи вернул девушку из оцепенения.
- Скажите, а вы служили в армии?
- Да, конечно. Я служил в танковых частях. А почему ты вдруг спросила?
- А правда, что там отбивают мозги и печень?
- Ты о дедовщине? В мое время ее не было. Мы были как братья. Я слышал, что в армии сейчас не все гладко. Но ведь существует же трибунал – его-то никто не отменял.
- Да кто ж будет жаловаться! Рука руку моет. Начальство все равно не тронут – найдут стрелочника.
- Знаешь, именно поэтому мне иногда снова хотелось в армию – ну хоть что-то исправить.
- вы – романтик.
- Может быть. Только армия это ведь люди. И многое зависит от лидера. Если лидер – порядочный человек, то и в части – порядок.
- Скажите, а если человек погибает в бою, убивая других людей, но он - верующий, он будет у Бога?
- Что ты, Женечка, это ты должна объяснять мне это. Ты знаешь о Боге намного больше моего. Ну, ладно, засиделся я. Тебе нужно отдыхать. Обещаешь не делать глупостей?
- Обещаю.
- Вот и хорошо. Давай, отдыхай.
***
Утром, побродив бесцельно по дому, Женька решила разобрать почту и, по возможности, ответить на письма для отца. Среди газет и писем лежала небольшая бумажка, развернув ее, девушка обнаружила, что это повестка в военкомат для ее брата. Впервые она пожалела, что этот документ не пришел на месяц раньше. Все было бы тогда по-другому. Вздохнув, Женька села на диван. Вспомнился вчерашний разговор с соседом об армии. Среди богословских книг и альманахов она нашла симфонию. По ней она отыскала тот случай, когда Иоанн Креститель говорил с воинами. Внимательно прочитав, она сказала себе: «Бог делает разницу между воином, убивающим врага ради безопасности своей страны и банальным убийцей. Важно только, будучи воином, не мародерствовать, не воровать у товарищей и не обижать мирных жителей. Шурик  не стал солдатом. А что мешает мне им стать вместо брата? Значит, если я умру, будучи в армии, Бог возьмет меня к себе!». Эта мысль заставила вскочить. Женька начала мерить комнату стремительными шагами. Ей нечего терять на этой земле, так пусть же хотя бы остаток ее жизни и ее смерть будут на пользу. Метнувшись к шкафу, она достала папку с документами, выбрала все, касающиеся ее брата и ее лично, сложила в файл вместе с повесткой и, быстро закрыв дверь, направилась по адресу, указанному в повестке.
В районном военкомате было много народа, как всегда в призыв. Встав в очередь к одному из кабинетов, Женька ловила на себе удивленные и заинтересованные взгляды. Когда подошла ее очередь, она зашла в кабинет. За старым, потертым столом сидел грузный мужчина. Из-за чрезмерного веса его дыхание больше походило на сопение носорога, но густые сросшиеся брови тут же охлаждали желание посмеяться над ним даже про себя.
- Ну, что у вас? Разве не видели на двери – я работаю с призывниками.
- Я именно по этому поводу. Моему брату пришла повестка ….
- И что, почему сам не пришел – оборвал девушку военный – что он за юбкой прячется.
Женька разозлилась.
- Мой брат никогда ни от кого не прятался, попрошу вас это запомнить. – Мужчина удивленно смотрел на нее – он не пришел не потому, что не хотел, а потому, что не мог. Он умер. Вот справка о смерти.
Офицер встал из-за стола, вышел к Женьке.
- Простите меня. Совсем замотался. Я все понял. Сейчас сниму копию со справки и все. Еще раз простите меня.
Пока военный ходил в другой кабинет делать копию, Женька успокоилась и приготовилась к дальнейшему разговору. Мужчина вернулся скоро, вернул документ.
- Все, спасибо, что занесли справку и предупредили. До свидания.
- Пока еще нет. Я сама хочу служить в армии.
- Прекрасно! У вас есть медицинское образование?
- Нет, я будущий архитектор.
- Тогда вам подойдет служба связисткой. Я напишу вам перечень необходимых документов.
- Я не хочу быть связисткой. Я хочу воевать.
Офицер опешил:
- То есть, как воевать? Вы шутить изволите?
- Никаких шуток. Посмотрите мои документы.
Мужчина взял Женькины документы, среди которых были спортивные грамоты. Постепенно усмешка слетела с лица офицера, и он заговорил уже серьезнее.
- Судя по вашим документам, вы – мастер спорта по восточным единоборствам. Это, конечно, говорит в вашу пользу. Но поймите, одно дело уложить противника на ковер, а другое – убить. Убить теплого, живого человека. Не всякий сильный мужчина переносит это без вреда для психики. Не уверен, что вам это нужно. Подумайте все-таки о службе связисткой.
- Я не буду связисткой. А вы, отказывая мне, нарушаете мои конституционные права.
- Даже вот так все серьезно? Ну, хорошо. Сейчас я позвоню одному моему знакомому – он держит скотобойню. Поработайте там на забое крупного скота недельку. Если выдержите и вернетесь, я приму ваши документы.
Женька кивнула. Был сделан звонок, состоялась договоренность и девушка отправилась на остановку пригородного автобуса. Автобус скоро подошел, и через полчаса Женька уже стояла около непрезентабельного вида просторного помещения, собранного из бетонных плит. Вахтер был предупрежден и, без лишних расспросов, отправил девушку к директору.
Когда Женька вошла в кабинет директора, она сразу поняла, почему офицер из военкомата так быстро договорился о ее работе – за столом сидел человек как две капли воды похожий на него, только не такой грузный. Когда девушка представилась и сказала, для чего она приехала, мужчина сразу вышел из-за стола, подошел к ней и крепко пожал руку. Пожатие было настолько сильным, что Женька чуть не вскрикнула, но тут же собралась с силами и ответила на рукопожатие.
- Да ты сильная. И не плаксивая. У меня иногда и мужики верещат от пожатия.
- Меня давно отучили верещать, визжать и сдаваться. Еще до третьего юношеского разряда.
- Спортсменка, значит? И в армию хочешь? Желание хорошее, только не у каждого человека достаточно твердый внутри стержень. Ломаются люди иногда от одного вида крови. Или предателями становятся. Давай-ка проверим твой стержень. Готова?
Женька кивнула. Вместе они вышли из кабинета и прошли в бытовку бригадира. Тот выделил Женьке ящик в раздевалке, выдал спецодежду и, когда та переоделась, провел в забойный цех.
***
Неделя испытаний подходила к концу. Вечером, возвращаясь домой, сил хватало только на молитву, после чего девушка падала в постель и тут же засыпала. Во сне она снова видела одну и ту же картину – подводят корову, та с мольбой смотрит на нее огромными влажными глазами, один из забойщиков задирает ей голову вверх за ноздри и она должна быстро перерезать ей горло. Последний отчаянный крик животного и фонтаны горячей крови со свистом вылетают из раны. Тушу тут же подтягивают вверх за связанные ноги, и красные потоки плывут по полу.
Женька выдержала. Самым страшным было первый раз ощутить под острым лезвием ножа мягкое, податливое горло животного. Разговаривая с другими забойщиками, она узнала, что никто не задерживается больше года – кто-то начинает пить, у кого-то наступает нарушение психики, кто-то просто сбегает. Среди достаточно молодых забойщиков, привлеченных хорошим заработком, был один достаточно старый. Он работал здесь уже много лет. К нему то и обратилась Женька в первый же день работы.
- Дядя Вася, скажите, что вы думаете во время забоя? Вам не жалко корову?
- Ну что ты! Жалко, конечно. Только ведь люди не могут без мяса. Я просто стараюсь забить животное быстро, что бы оно не мучилось. Если уж Бог после потопа определил людям есть мясо, то не мне с Ним спорить. Я ведь не святее Бога. Много лет назад мне это объяснил один священник. Главное не мучить, если уж убиваешь. И убивать не для развлечения, а только для пищи. Поэтому я никогда не понимал охотников. Ну, а животное, что ж…. Ведь не плачем же мы, когда рубим деревья и скашиваем траву, а ведь уже доказано учеными, что они тоже страдают, умирая. И все для людей. Такие уж мы существа – вся природа работает на нас и мучится от нас, а мы не ценим. И еще. Я знаю, что часть мяса от забоя идет в столовую детского дома. И я себе каждый день говорю, что кто-то из сироток сегодня будет сыт, значит, вырастет, может, будет хорошим человеком. Меня это утешает.
- Спасибо, дядя Вася. Хороший вы дали совет.
Неделя испытания закончилась и, убедившись, что директор сообщил об этом своему брату в военкомат, снова пришла в знакомый кабинет с облупившимся столом и его солидным хозяином.
- Ну, что? Я выполнила ваше условие. Теперь очередь за вами.
- Честно говоря, я потрясен. Не ожидал. Я думал, ты развернешься еще у входа в скотобойню. Интересно, почему ты так стремишься в армию? Судя по твоей внешности, у тебя и на гражданке много женихов.
- Я не ищу женихов. Я хочу служить, а причину, вы уж извините, я вам не скажу.
- Ну, что же, воля твоя. Вот твое направление на медкомиссию. Надеюсь, тебя забракует психиатр.
- Даже не надейтесь. До скорой встречи!
Медкомиссию Женька прошла быстро – здоровье у нее действительно было отменным. Дольше всех (видимо, не без чьей-то помощи) ее обследовал психиатр. После кучи тестов и опросов он, наконец, сдался и поставил свою подпись под штампом «годен». Отдавая карту мед. обследования, он все-таки не удержался от вопроса.
- Вы психически сильный человек. Но под толстым панцирем вашей воли я вижу ранимого человека. Вы можете усилием воли послать себя и на танки и на амбразуры – в этом я не сомневаюсь. Но в армии служат в основном простые люди и не всегда они понимают возвышенные чувства. Само ваше присутствие в части будет провоцировать некоторых из них на пошлость и наглость по отношению к вам. Вы рискуете или опошлиться самой или стать «бой-бабой».  Сможете ли вы остаться самой собой? Нужно ли вам что-то кому-то доказывать?
- Мой сосед старый человек. Он служил в танковых частях. Он сказал, что хотел бы пойти в армию снова, чтобы попробовать что-то исправить. Ну, а насчет пошляков, то они есть везде. А с женщиной всегда и везде обращаются так, как она позволит с собой обращаться. Когда то давно мой отец прочел мне такое четверостишие, я помню его до сих пор:
Не в ту среду попал кристалл,
но растворяться в ней не стал.      
Кристаллу не пристало
терять черты кристалла.
- И что, твой отец не против того, что ты идешь в армию?
- Он умер. У меня никого не осталось из родных.
- Простите. Теперь я вас понимаю. Вам нужна новая семья. Что ж, армия это действительно семья для таких, как вы. Желаю удачи.
***
Через неделю в почтовом ящике Женька обнаружила повестку, в которой говорилось, что завтра она должна явиться в военкомат для прохождения воинской службы по контракту. Женька ходила по дому, вглядываясь в каждую мелочь, в каждую трещинку, в каждую деталь мебели, стараясь все запомнить. Почти все вещи были розданы за эту неделю и комнаты, полупустые, наполнились гулким эхом. Женька собрала все немногие фотографии своих близких, расставила их и зажгла множество свечей вокруг каждой. Так она и просидела с ними до утра, вспоминая все дни совместной жизни. Утром она собрала фотографии и положила их вместе с Библией в спортивную сумку, вышла из ставшего ей внезапно чужим дома, закрыла дверь, постояла, задумавшись – что же делать с ключами. Из соседней двери вышел Аркадий Семенович.
- Все - таки уезжаешь, Женечка?
- Да, Аркадий Семенович. Оставайтесь с Богом. Может, еще увидимся.
- Да вряд ли, деточка. Чувствую я, что скоро уже увижусь я со своей Дазечкой.
-Значит, увидимся на небе. Не переживайте обо мне. За все вам спасибо. Хотелось бы что нибудь оставить вам на память обо мне, но ничего особенного нет у меня.
- У батюшки твоего был коврик один. Вы его, кажется, называли «покаянным». Он цел еще?
- Да, он стоит свернутый в прихожей.
-Женечка, детка, дай его мне. Я сохраню. Вдруг еще свидимся на земле.
Женька вернулась в дом и вынесла коврик. Передавая его старику, она заметила, как тот волнуется.
- И много на нем покаялось людей?
- Очень много. И не вспомню – сколько. Аркадий Семенович, я здесь написала заявление в ЖЭК, что в мое отсутствие здесь будет жить женщина. Ее зовут Анастасия Тараскина. Прошу вас передайте его, пожалуйста.
- Не беспокойся, я все сделаю как надо. А эта девушка твоя подруга?
- Нет. Но она очень одинока и у нее будет ребенок. Помогите ей.
На этом они расстались. Женька подошла к старой липе, погладила ее по шершавому стволу, бросила последний взгляд на старую деревянную скамейку и вышла за калитку. Пройдя несколько улиц, она подошла к больнице. Уже поднимаясь по ступенькам, у самых дверей она столкнулась лицом к лицу с Настей. Та выходила из больницы с пакетом. По лицу было видно, что она недавно плакала.
-Здравствуй, Настя.
- И тебе здоровья. Ты к кому пришла?
- К тебе.
- Опоздала. Меня выписали. А что ты хотела?
- Я уезжаю навсегда. Я знаю, что тебе негде жить. Вот ключи от моей квартиры. Ты ведь знаешь адрес? Живи хоть всю жизнь.
Молодая женщина опешила, но Женька не дала ей опомниться – вложила ключи в руку и, быстро сбежав по ступенькам, пошла в сторону военкомата.
***
Во дворе и за забором призывного пункта было много народа. Молодые парни в спортивных курточках и потертых джинсах стояли кучками. Кто-то нервно курил, кто-то пел под гитару, скрывая внутреннее напряжение. Кто-то с потерянным взглядом стоял у забора, стискивая руки девушки стоявшей по другую его сторону. Шум, песни, выкрики, взаимные обещания. Только Женька оставалась в стороне, присев на край ободранной скамьи и ждала команды. Вдруг она услышала сквозь плотную стену нескончаемого гвалта свое имя. Кто-то кричал за забором. Подойдя к забору, она увидела двух пожилых мужчин – тренера и профессора. За их спинами стояло несколько человек из команды. Женька подошла к забору, протянула сквозь него руки. Быстрые пожатия были прерваны командой строиться. Последние пожелания удачи, последний взгляд назад и Женька вместе с остальными призывниками вошла в помещение, где ей были выданы обмундирование и сухой паек в дорогу. Возникла небольшая проблема только с обувью. Долго покопавшись на складе, кладовщица все же нашла ботинки 36 размера. Когда девушка отошла от окошка, пожилая женщина вздохнула:
- Куда катится мир? Что уж, совсем мужиков не осталось, раз девчонок воевать отправляют?
Махнув рукой неизвестно кому, она продолжила раздачу обмундирования.

***
В вагоне было тепло и темно. В окне иногда мелькали огоньки станций или населенных пунктов. Мерное постукивание колес и покачивание вагона быстро сморило Женькиных спутников, но самой Женьке не спалось. Прильнув лицом к холодному окну, она смотрела в непроглядную темноту ночи, но видела она не густой сумрак, разряженный случайными огоньками. Она видела отца, говорящего проповедь с кафедры, видела мать, то хлопочущую по хозяйству, то коленопреклоненную в молитве. Видела Шурика с синяками и ссадинами на лице, прижимающего к себе старую кошку и уговаривающего родителей оставить ее дома. Как она их любила! Почему же так редко она говорила им об этом? Почему так мало делала добра, сколько причинила хлопот и огорчений! Женька с силой сжала зубы, из зажмуренных глаз брызнули слезы.
- Тебе не кажется, что поздновато уже плакать?
От неожиданности Женька вздрогнула, резко обернулась. В проходе стоял сопровождающий офицер.
- Я не об этом. Просто вспомнила кое-что.
- Значит так. На первый раз прощается, но с этой минуты, обращаясь к старшему по званию, надо встать и на вопросы отвечать «так точно» или «никак нет» и назвать звание. Ясно?
Женька встала, вытянувшись и ответила: «Так точно, товарищ старшина!»
- Вот это другое дело. А теперь – отбой.
- Но я не хочу!
- Ну что же, слушай еще одно правило. Если не выучишь сразу сама – мыть тебе туалеты до конца службы. Если командир отдал приказ – его исполняют, ясно? И без вопросов. И так – отбой.
Женька прыгнула под одеяло. Вся ее своевольная натура бунтовала, но разум напомнил, что это был ее выбор и у нее есть вполне определенная цель. Подавив в себе эмоции, Женька понемногу успокоилась, а вскоре и заснула.
***
«Подъем!». Женька вскочила не столько от команды, сколько от неожиданности. Около ее купе стоял старшина. С верхних полок соскочили еще двое ребят. От взгляда на них Женька не удержалась и фыркнула как кошка, сдерживая смех. Оба парня высокие, худые, немного сутулые, с помятыми от сна лицами являли собой действительно комическое зрелище. Несколько минут заняло одевание. Старшина стоял в проеме дверей и, не отрываясь, смотрел на часы. Женька оделась раньше всех – сказалась спортивная дисциплина. Мальчишки долго возились с ботинками, один долго прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину. Наконец, все были одеты.
- Да уж. Три минуты это, конечно, не  рекорд по медлительности, но все равно впечатляет, – голос старшины просто источал сарказм.
- Ну, что детки. Это был последний раз, когда вы одевались как дома. Сегодня вечером прибываем в часть. Там вас быстро научат и одеваться и строиться. Уверен, – вам понравится. Ну, а теперь, умываться и завтракать. Надеюсь, вы не все съели вчера.
Молодые люди переглянулись. По их лицам Женька поняла, что весь сухой паек уже давно съеден, а вместе с ним и все то, что положили в дорогу любящие родители. После умывания в тесном туалете, призывники собрались в купе. Парни сидели напротив Женьки, и та поняла по их унылым лицам, что придется брать инициативу в свои руки.
- Давайте знакомиться. Меня зовут Евгения. Для друзей – Женя.
- Костя.
- Миша.
- Ну, я так полагаю, что пора подкрепиться?
- Издеваешься? Мы все съели вчера.
- Ну да. Точнее вы обожрались на нервной почве. В соревнованиях по обжорству вам не было бы равных. Если не считать того, что вам пришлось пить потом таблетки от несварения.
- Не сыпь соль на рану. И без тебя тошно. А у тебя что-нибудь осталось?
От Женькиного сухого пайка тоже уже ничего не осталось. Только пару пакетиков чая. Но тут она вспомнила о сумке, что ей через забор призывного пункта передали друзья. Вчера, в суматохе она про нее и забыла. И теперь, под ликующие возгласы новых товарищей она доставала из нее и колбасу, и консервы и конфеты и выпечку. У проводницы раздобыли кипяток и пир начался. К тому моменту, когда старшина вновь заглянул к ним в купе, на столе лежали только объедки и фантики, а лица были умиротворенными и сонными. Старшина усмехнулся, вздохнул, махнул рукой и ушел в свое купе. Под мерное постукивание колес поезд мчал все дальше и дальше, увозя Женьку от родного дома, от детства. Впереди была неизвестность, и только ноющая боль в сердце напоминала о том, что от себя не убежишь и никуда не спрятаться от памяти.
***
- Рысь, как слышишь меня? Я иду в обход. Будь готова – гости могут выйти на тебя.
- Всегда готова. У меня все готово для гостеприимства. Будь только убедительней с гостями.
Женька поудобнее легла за валуном и сняла с предохранителя автомат. Она знала, что бой начнется не раньше чем через полчаса и усилием воли заставила расслабиться напряженные мышцы. Привычно прислушиваясь к лесному многоголосью, она была готова в любой момент дать отпор. Но пока делать было нечего, и она просто рассматривала резные листья рябины и крупные, белоснежные соцветия. Вспомнилась рябина около гауптвахты. Женька усмехнулась. Служба ее началась почти три года назад и именно с наказания. Когда их построили около казармы, к ним с речью обратился полковник. Он шел вдоль строя и, говоря о воинском долге и солдатской чести внимательно смотрел каждому солдату в глаза. Когда очередь дошла до Женьки, полковник оторопел, вгляделся в девушку, потом, развернувшись к сопровождающим офицерам, тихо прошипел:
- Это что такое? Что это за кавалерист-девица у нас в полку, я вас спрашиваю? Как она здесь оказалась?
Офицер что-то быстро и тихо объяснял, показывал какие-то документы.
- Что вы мне тычете в свои бумажки?! Куда я ее размещу? В казарму к солдатам? Или может, уступите свою квартиру?
- Разрешите доложить – в казарме есть отдельная комната. Сейчас ее используют старослужащие под комнату отдыха. Можно поселить туда.
- Хорошо. Но дисциплину в роте я буду проверять особенно тщательно.
Полковник взял список новобранцев, провел по нему пальцем и, отыскав нужную фамилию, скомандовал:
- рядовая Славянская, шаг вперед!
Женька вышла вперед. Сердце билось бешеными толчками. Полковник подошел, внимательно посмотрел Женьке в глаза. Было видно, что он мучительно принимает решение.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться!
- Обращайтесь.
-Я уверена, товарищ полковник, что каждый человек должен быть на своем месте. Я на своем месте. Я вас не подведу.
- Ну что же, посмотрим. Встать в строй.
В тот же вечер к Женьке подошла группа старослужащих. На лицах у них было все, что угодно кроме расположенности.
- Сморите, какую королеву нам завезли, братва!
- Ну, она же воспитанная девочка и подвинется, когда старшие ее попросят, ведь так детка?
- Ты ведь не ябеда у нас? А то мы быстро таких воспитываем.
Женька спокойно выслушала вошедших, присев на подоконник и скрестив руки на груди. Когда поток пошлости иссяк, она встала и, подойдя к молодым людям спокойно, почти тихо сказала:
- Я прощаю вам ваши слова. Вы обижены, что я заняла вашу комнату. Простите. Тут я вам ничем не смогу помочь. Так же хочу вас разочаровать. Всякого, кто решится на неуставные отношения, я отправлю в медсанбат. Я ясно выразилась или остались вопросы?
Видимо вопросы все же остались, так как самый крепкий парень, ругаясь отборным матом,  кинулся на нее. Поворот, подсечка и парень всем своим телом грохнулся на пол. Вскочил. Несколько человек вышли за дверь – караулить, а остальные остались наблюдать за боем. По правде, они не ожидали подобного отпора от девчонки и не знали, как, не уронив достоинства, ретироваться. Между тем драка продолжалась. Женькин противник превосходил ее весом и силой, но именно это обстоятельство она использовала против него. Когда в очередной раз, отскочив друг от друга чтобы вдохнуть глубже воздух, дерущиеся были готовы снова вцепиться, вбежали караулящие.
- Атас, старлей идет!
Тут же драка была прекращена. Женька схватила книгу и, закрыв ею лицо с ободранным подбородком, села на стул. Противник ее отошел к окну, все остальные выскочили из каморки.
- Рота, стройся!
Голос дневального немедленно вывел всех участников в коридор. Женька, как ни старалась, не смогла оттереть пятна крови на воротнике. Когда рота была построена, по внешнему виду двух бойцов все было ясно без объяснений. Но объяснения старшему лейтенанту видимо потребовались.
- Славянская, шаг вперед. Объясните, почему на вашей форме кровь, а так же на форме рядового Ганеева?
Женька чувствовала на спине взгляды. Она понимала, что достаточно только пожаловаться и парень загремит в дисбат. Но стоит ли так начинать службу?
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться!
- Разрешаю.
- Мы с рядовым Ганеевым выяснили, что оба занимались спортом и именно борьбой. Он попросил показать один прием. У меня плохо получилось, поэтому я сама ушиблась и нанесла ушибы Ганееву.
- Ясно. Ганеев, шаг вперед. Все было так, как рассказывает Славянская?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- Ну что же, голубки! За нарушение дисциплины – сутки гауптвахты. Шагом марш! Рота, вольно!
Уже у дверей гауптвахты старший лейтенант, сопровождая наказанных, тихо сказал в спину Женьке:
- Ты, конечно, молодец. Не сдаешь. Только Ганеев никогда не занимался борьбой. Он штангист. В следующий раз ври натуральнее.
После этого события отношение к Женьке изменилось. Ее стали воспринимать как младшую сестру, часто подтрунивая над ней. Но руки распускать уже никому не приходило в голову.
Когда закончилась служба в учебке, она, по личному заявлению стала проситься в спецподразделение. Многие из офицерского состава убеждали ее, что попасть туда не проще, чем на луну. Но каково же было общее удивление, когда ее запрос был решен положительно. Она даже не смотрела на подпись внизу. Она знала – майор Воронцов.
Сегодня еще один бой. Через три месяца срок контракта истекает, а она до сих пор не приняла решения – продлить контракт или уволиться в запас.
Вдали послышались выстрелы. Еще и еще. Где-то явно шел бой. Что-то не так. Что-то пошло не по сценарию. Женька тихо, прижимаясь к земле, стала пробираться на звук. Когда бой был уже совсем близко, недалеко разорвалась граната. Оглушенная, засыпанная землей, Женька не сразу пришла в себя. Поползла дальше. Вот и место боя. Мертвые тела и отдельные члены тела, воронки от взрывов. Подползая к каждому телу, Женька щупала пульс, потом определяла – свой или чужой. Все были мертвы. В основном это была ее команда. Создавалось впечатление, что они попали на засаду. Но как могли узнать враги об их планах? Ведь решение было принято только сутки назад и о нем не знал никто, кроме своих. Совпадение или предательство? Тихий стон прозвучал для девушки как набат. Кинулась на звук. Полузасыпанный землей, залитый кровью лежал ее командир. По телу пробежала судорога, еще одна. Женька понимала, что он умирает. Молча начала молиться, взывая к Богу. Постепенно, сама не замечая того, она начала молиться в голос:
- Боже, не дай ему умереть! Спаси его, Господи! Дай еще минуту, Боже дай еще минуту жизни ему, умоляю! Дай ему покаяние, не дай душе его погибнуть!
Внезапно Женька почувствовала, что рука майора Воронцова шевельнулась. Он открыл глаза. Женька склонилась над ним, пытаясь услышать, что он шепчет:
- Похоже, я умираю, рысенок?
- Да, командир. Пришло время принять решение. Бог дал вам минуту на это. Готовы ли вы признать себя грешником и принять Христа, как Спасителя вашей души? Вы много о Нем знаете. Через минуту вы Его увидите. Умоляю, покайтесь.
- Мы были добрыми друзьями, правда? Вот тебе мое завещание. Не продлевай контракт. Выйди замуж. Роди много детей. Первого мальчика назови моим именем, хорошо?
- Я обещаю. Но время идет, командир! Примите Божье прощение! Покайтесь!
- Каюсь…
Как только слово это слетело с губ, майор затих. Женька упала ему на грудь и зарыдала. Она не услышала тихих шагов сзади. Удар по голове. Последнее, что зафиксировало сознание, что ее куда-то тащат, потом все погрузилось во мрак.

***
Первое ощущение, которое испытала Женька, придя в себя – острая головная боль. Потом, спустя некоторое время она стала различать звуки – кто-то шепотом молился рядом. Потом – запах. Запах крови и грязной одежды. Постепенно приходя в себя, девушка поняла, что находится в старом сарае. Вокруг лежали остатки сена, мусор разного сорта, у стен – верстаки для плотницких работ. Женька застонала. Тихая молитва смолкла. Человек подошел к Женьке. На нем была форма железнодорожника. Это был достаточно грузный и уже не молодой мужчина. Присев возле Женьки он первым делом приложил палец к губам, давая понять, что громко говорить нельзя. Осторожно осмотрел рану на голове, знаком показал, что все хорошо.
Окончательно придя в себя, девушка осторожно встала и обошла помещение сарая по периметру, изучая стены и кровлю над ними.
- Не трать силы. Я уже все осмотрел. Отсюда не уйдешь.
- Кто вы?
- Я – начальник железнодорожной станции города N. Меня сюда притащили три дня назад. Как – не помню.
- Значит, вас будут искать.
- Не будут. Именно три дня назад я вышел в отпуск. Родных у меня нет. Все думают, что я уехал или на рыбалку или на охоту – я всегда так отдыхаю.
- Кто вас украл и что им от вас надо?
- Это террористы. Я понял, что они что-то готовят. Требовали от меня, чтобы я перед видеокамерой поклялся сотрудничать с ними. Я отказался. Меня били. По моему, они мне что-то порвали внутри, разогнуться не могу. Завтра расстреляют, если не соглашусь. Значит сегодня у меня последний день. А ты кто? С каких пор девчонки носят такую форму?
-Я ношу форму по уставу. Большего я вам сказать не могу.
Их разговор был прерван лязганьем замка на дверях. Дверь открылась, впуская потоки света. В проеме темнел силуэт. Человек зашел в сарай. Вслед за ним зашло еще несколько человек. Нельзя было сказать – к какой нации мира принадлежат эти люди. Да и стоит ли? У терроризма нет национального лица. Женька быстро перебегала взглядом с одного лица на другое силясь запомнить каждое во всех подробностях. При виде человека, вошедшего последним, она с криком вскочила и, если бы не дуло автомата, уткнувшееся в грудь, кинулась бы на него. Это был один боец из ее подразделения. Они всегда были друзьями, хотя у того, похоже, были и более далеко идущие планы.
- Подонок, предатель! А мы – то верили тебе! Ты знаешь, что все ребята погибли? И все из-за тебя, сволочь!
- Спокойно, рысь, не горячись. Давай поговорим спокойно. Не надо строить из себя патриотку. Родина та, что хорошо платит своим детям. Что тебе дала Родина? Ну, повесили тебе железку «за отвагу» и все. А сколько раз ты лежала в госпитале? Забыла? Разве для этого ты живешь? У моих друзей есть к тебе предложение – давай сделаем, что они просят, потом уедем в США или еще куда нибудь. У нас будет много денег. Мы будем счастливы, понимаешь?
- Сделать, что просят? И потом быть счастливым? Я буду очень счастлива, если доберусь до тебя и прикончу. Ты – Иуда и место для Иуды – быть повешенным.
- Ты просто дура. Если бы не я – тебя бы изнасиловали. Это не произошло по моей воле, а не по воле твоего воображаемого Бога.  Ну, давай, кричи к нему! Посмотрим, что Он сделает для тебя!
То, что сделала Женька, не ожидал никто. Она действительно закричала:
- Отче! Зову Тебя! Приди как судья и суди этого предателя! А мне дай силы выстоять до конца и да будет смерть моя в Твою славу!
Террористы переглянулись. Столпились, начали что-то обсуждать. Наконец, старший из них обратился к Женьке и в его речи прослеживался сильный акцент.
- У тебя времени до утра. У нас нет времени на пытки, хотя после них ты бы согласилась на все. Если не согласишься – вас обоих завтра расстреляют.
Сарай опустел. Женька бессильно опустилась на колени. С новой силой заболело место удара на голове. Вот и все. Осталось только дождаться утра.
Услышав шорох, Женька обернулась. Ее сосед по плену что-то откапывал в углу. Достал ладанку, обдул от земли, протянул Женьке.
-Возьми, дочка, помолись. Знаешь, я рад, что перед смертью встретил верующего человека.
- Да, я верующая. Мой отец был протестантским священником. Он уже на небе и ждет меня. Завтра я с ним увижусь.
- А я православный. Значит, нам нельзя молиться вместе? Я так слышал.
- Почему? Мы же верим в одного Бога и любим одного Бога. Завтра мы оба умрем и предстанем перед одним Богом. Давайте будем верными Ему до конца. Ведь вначале не было не протестантов, ни православных. Была единая Церковь. Давайте сейчас забудем все разногласия. На небе ведь все равно будем вместе.
Это была удивительная молитва. Два коленопреклоненных человека молились одному Богу совершенно по разному, но об одном. И оба понимали и ощущали, что оба угодны Богу и оба услышаны на небесах. Так, на коленях их и застал рассвет. Внезапно оба услышали шум за стенами сарая. Люди кричали, строились, были слышны быстрые приказы. «На запад, через болото. Там есть гать. Пройдете и рассредоточьтесь по лесу. Нападем через сутки с тыла. Они будут к этому не готовы». Едва пленники услышали эти слова за стеной, как был открыт замок и, подгоняемые прикладами, они были выведены наружу. Ослепнув от яркого света, они не видели, куда их ведут. Когда глаза привыкли, они обнаружили себя на краю высокого обрыва над рекой.
После долгих дождей и пасмурных дней это был первый солнечный день. Солнечные лучи отражались в мокрой траве, и казалось, что вся земля усыпана бриллиантами. Птичий хор ликовал на разные голоса. Железнодорожник посмотрел на окружающий его мир, вдохнул свежий воздух. Посмотрел на Женьку, тихо произнес: «Смотри, как мир с нами прощается. Лучших проводов и не придумать». Женька кивнула. Взглянула вниз с обрыва. То же сделал и мужчина. Оба поняли сразу – не спрыгнешь, убьешься насмерть. И тут же увидели оба – что-то блеснуло далеко, в соседней роще. Мужчина вопросительно взглянул на Женьку. Та одними губами ответила: «Оптика». Значит, где-то близко наши, к тому же кто-то из новых, раз допустил такой прокол с оптикой. Но для них готовится засада – они оба слышали это. Чувство отчаяния охватило девушку. Неужели кто-то еще сегодня погибнет? Боже, не допусти этого! На лице мужчины вдруг появилось новое выражение. Было видно, что он принял какое-то решение.
Все это продолжалось считанные минуты. Вот к пленным подошел вчерашний террорист.
- Вы приняли решение?
- Да.
- Ну, и…
- Мы останемся верны Богу и Отечеству.
- Громкие слова. Если бы не время, я узнал бы, какого цвета ваше сердце. Медленная смерть быстро остужает горячие головы. Не вы первые, кто сначала строил из себя героев. Собственно, вы мне уже и не нужны. Ваши подчиненные, господин начальник станции, не такие капризные как вы. Нашелся другой человек. На восьмом пути заложена мина. Как раз сегодня проходит по ней поезд с иностранными туристами и вашими соотечественниками. Считайте, что их уже нет. Обвинят вас. Ведь вас нигде нет. Ну, а тебя, девка, мы будем отсылать по частям в каждую воинскую часть. Вы сами решили свою судьбу. Расстрелять их.
Отдав приказ, бандит отошел. Два человека с автоматами подтолкнули обреченных к краю обрыва и отошли на несколько метров, чтобы не быть забрызганными кровью. В это же мгновение пожилой железнодорожник, обхватив Женьку всем огромным своим телом,  шепнул: «Живи, дочка» - и спрыгнул с ней с обрыва. В памяти девушки осталось только ощущение быстрого падения, потом удар, смягченный грузным телом мужчины, после чего руки его разжались, и Женька рухнула в быстрый поток реки. От холодной  воды на мгновение перехватило дыхание, но тут же, набрав в легкие как можно больше воздуха, она нырнула под воду. Даже под толщей воды она слышала автоматные очереди и чувствовала, как мимо нее рассекают воду пули. Когда уже не было сил оставаться под водой, она, наконец, вынырнула. Река отнесла ее за поворот, где Женька  была уже в безопасности. С трудом выбравшись на берег она обнаружила то, чего не чувствовала в холодной воде – вся правая сторона ноги была ободрана при падении с обрыва. Кое-как затянув штанину и обмотав ее обрывками майки, Женька заспешила к тому месту, где видела блеск стекла военной оптики. Каждый шаг давался мучительно. Вскоре она уже не могла идти, а ползла на четвереньках, оставляя за собой кровавый след. Внезапно она услышала голоса. Закричала. Вскоре на ее крик выбежало несколько солдат. Чувствуя, как внутреннее напряжение исчезает и то, что она может потерять сознание, девушка вцепилась в одного солдата и быстро, хриплым голосом приказала: «Немедленно командиру передай – террористы идут на запад через болото в лес. Через сутки нападут с тыла. Будьте готовы. На станции города N заминирован восьмой путь. И еще – лейтенант Сломов – предатель». Тут силы ее покинули и она уже не чувствовала, как ее бережно несут несколько человек, как везут куда-то и обрабатывают раны.
***
В госпитальной палате было шумно и весело. Женька уже могла ходить и к ней почти каждый день приходили гости. И вот сегодня снова собралась шумная компания. Уже несколько раз заходила медсестра и просила тишины, но тишина не получалась. Впрочем, никто из соседних палат не возмущался – все были в курсе последних событий. Женька была рада своим друзьям, но все равно тень печали часто ложилась на ее лицо. Внезапно она встала и вынула из-за кровати гитару.
- Хочу спеть вам одну песню. На днях сочинила. Посвящается всем героям – войны прошлой и настоящей.
Все притихли. Медленно перебирая аккорды, Женька запела:

На могилу солдата кладу я букет…
Званье, имя и дата – сколько было вам лет.
Сколько было тогда, столько есть и сейчас,
И земные года не касаются вас.

Заплатили сполна вы за мирные дни
За прозрачное небо и за детские сны
И в жестоком бою, не жалея себя
Хоть не зная того, вы спасли и меня.

В проеме дверей стали появляться лица медсестер и больных. Они заполняли пространство у порога тихо, точно боясь спугнуть песню.
Батальоны солдат уходили в бессмертье
Закрывая собой рубежи, города.
Конопатые мальчики спорили с смертью
Чтобы не поглотила Россию беда…

Я склоняю главу перед подвигом вашим,
Старики и мальчишки, не ставшие старше
Кто в смертельном бою не подвластен был страху,
Им в слезах прошепчу – мир вашему праху…

Песня допета, но никто не спешил нарушить молчание. Женька сидела с закрытыми глазами и с силой сжатыми зубами. По щекам текли слезы. Все понимали ее – в последнем бою она потеряла всех сослуживцев. А может не всех? Наконец успокоившись, Женька заметила, что сегодня друзья как-то особенно таинственно переглядываются. Наконец, не в силах держать секрет, один из них, как бы невзначай, спросил у нее: «Жека, ты веришь в чудеса? Ну, в воскресение и тому подобное?».
- Верю, конечно. Хотя ни разу не видела.
- У тебя есть возможность увидеть. Знаешь, кто лежит в этом госпитале? Ты его очень хорошо знаешь.
- Да не томи! Говори скорее!
- Фамилия Воронцов ничего тебе не говорит?
- Как?! Я же видела своими глазами, что он умер! Ты что, шутить вздумал?!
- Какие шутки на такую тему? Его вчера перевели из реанимации из другого госпиталя. Да можешь сама проверить – он в пятой палате.
Через несколько секунд Женька уже стояла возле пятой палаты, пытаясь унять волнение и собраться с мыслями. Ничего из этого ей не удалось и она, наконец, тихонько открыла дверь. В маленькой палате была только одна кровать и стол. Возле стола сидела молодая женщина и читала. Услышав звук открывающейся двери, она подняла голову.  Быстро встала, подошла к дверям.
- Вы кто? К нему нельзя, он спит. Придите попозже.
Тут же с кровати раздался такой знакомый голос:
- Светик, кто там? Пусть заходят, я не сплю.
Женька просочилась в палату под пристальным взглядом «Светика». Кинулась к кровати. Все еще не веря своим глазам, пристально вглядывалась в такие знакомые черты. Потом села рядом с кроватью прямо на пол. Что бы не заплакать с силой прикусила губу и все таки предательская слеза медленно проползла по щеке.
- Ну что ты, рысенок, все хорошо. Жив ведь я. Знаешь, нам надо поговорить. Светик, сходи, пожалуйста, в киоск, купи свежие газеты.
Женщина, обиженно поведя плечом, вышла из палаты.
- Это моя жена. Она у меня очень хорошая, только ревнует ко всем, так что будь готова. Ну, так вот. Я давно заметил, что многие наши операции были или малоуспешными или вообще проваливались. Естественно, я понял, что в команде появилась крыса. Я мысленно перебирал всех. Извини, и тебя тоже. Но ничего не приходило в голову. И вот когда мы нарвались на засаду, рядом не было тебя и Сломова. На моих глазах один за другим погибли все ребята. Нас просто отстреливали и взрывали, как учебные мишени. Меня контузило. Когда я пришел в себя – надо мной сидела ты и молилась. Я сразу понял, что предатель это не ты.  Но надо было сыграть до конца. Важно, что бы бандиты считали меня мертвым. Когда я увидел за твоей спиной террористов, у меня было два выбора – встать на твою защиту из последних сил и погибнуть вместе с тобой  или, пожертвовав тобой сообщить командованию о предателе, чтобы изменить план ближайшей операции. Извини. Я выбрал второе. Ради спасения целой роты. Думаю, что ты поступила бы так же. В общем, я полз всю ночь, утром меня подобрали.
- А что Сломов?
- Этот мерзавец ночью вернулся в часть и доложил, что группа в окружении и нуждается в подкреплении. Он отправил бы всех прямиком на засаду. Когда он понял, что его предательство раскрыто, он заперся в туалете. Видно, хотел пустить себе пулю в лоб – ребята слышали звук осечки. Когда дверь удалось взломать – его нашли повешенным на собственном ремне. Вот так. Собаке, как известно….
- Значит, ваше покаяние было только представлением?
- Нет, малыш. Все было по - честному. Я давно этого хотел. Близость смерти хорошо открывает глаза. Кстати, ты помнишь, что ты мне обещала? Смотри, обещания надо выполнять! Ты же рысь! Ты сильная!
- Нет, командир. Я не рысь, уже не рысь. Не называй меня больше так. Я-Осень.
-Что значит «Осень»?
-Чемпионка России по борьбе. У нее сломана спина и она инвалид. Так и я. У меня такое ощущение, что внутри у меня сломалось что-то. Как хребет сломали. Я сама себя не узнаю. 
-Ты просто устала. Да и ранение. Все будет хорошо. Ну, все. Шагай. Я устал. Да и Светик будет переживать, а я этого не хочу.
Пожав командиру руку, Женька вышла из палаты.
***
Женька шла по летней улице. Жаркое солнце, отражаясь в стеклах окон, слепило глаза. Начало сентября совсем не походило на осень. Спортивный костюм вместо формы казался слишком свободным. И нет привычного ощущения ремня на поясе. Женька сдержала обещание. Она не продлила контракт. И вот теперь она шла по улице маленького провинциального городка и понимала – она не знает, куда идти дальше. Как жить дальше. Для чего жить дальше. Вернуться в родной город, где все напоминает о главной трагедии ее жизни? Нет, это выше ее сил. И потому она все шла и шла по улице, только каждый шаг становился все медленнее.  Когда улица повернула, Женькиному взгляду предстала река, сверкающая на солнце, как расплавленное серебро. Вдоль реки стоял небольшой поселок, состоящий из одноэтажных бревенчатых домов. Улица закончилась. Дальше, к реке и поселку вела грунтовка, которая, разделяясь на множество отходящих дорожек, вскоре превратилась в тропинку, заросшую по краям высокими стеблями полыни и чертополоха. Проходя по единственной улице поселка, Женька заметила, что многие дома пусты и заколочены. Возле одного из домов девушка увидела ветхую старушку. Та стояла с авоськой советских времен в руках, в авоське – четвертина черного хлеба и пакет молока. Старушка достала крошечный кошелек и долго в нем рылась. Осмотрев мелочь своего кошелька, она вздохнула, положила его во внутренний карман перешитого из мужского пиджака и начала открывать ключом калитку. Что-то в ее облике напомнило Женьке Елизавету Егоровну, и глубокая жалость подкатила к сердцу. Пока старушка возилась с заржавевшим замком, Женька подошла к ней поближе и поздоровалась.
- Извините. Вы не знаете, кто-то в этом поселке сдает комнату?
В тот же миг взгляд старой женщины из настороженного стал заинтересованным.
- А что, нужна комната? Надолго?
- На пару месяцев.
- Отдыхать, значит, приехали?
- Да, нужно отдохнуть.
- Ну, так у меня есть свободная комната. Если по цене, конечно, договоримся.
Цена была смехотворной, но, видимо, очень существенной для Женькиной собеседницы. Увидев удивление на лице девушки, старушка заспешила уверить, что может и скинуть цену.
- Нет, что вы, меня все устраивает.
- Вот и хорошо. А вперед на неделю можете дать?
- Конечно, без проблем.
- Вот и ладно. Проходи, доченька. А как тебя величать?
- Зовут меня Женя. Фамилия – Славянская.
-Ну, пойдем, пойдем, я покажу тебе комнату. У меня хорошие комнаты.
Старушка шаркающей походкой заспешила к дому. Женька прошла за ней. Комната действительно была хорошей. Небольшая, но светлая, с окном, выходящим на реку, с кустом сирени под окном. В комнате стояла простая кровать, стол, комод. На стенах висели старые фотографии в рамках и без рамок. Женька положила сумку на стул и вышла в большую комнату, где, заплатив за неделю проживания, получила от хозяйки комплект льняного постельного белья.  Приближалось время обеда, и было видно, что хозяйка в растерянности. Продуктов на двоих у нее явно не было. В Женькиной сумке лежал положенный ей в дорогу сухой паек. Вынув его полностью и отдав в распоряжение старушки, она успокоила ее. Вскоре они уже обедали и общались. К концу обеда девушка уже знала, что у женщины есть сын. Но где он и что с ним – неизвестно. Она явно чего-то недоговаривала, но было неловко вмешиваться в чужие дела, и Женька промолчала. Вечером она наносила в дом воды из колодца, после чего пошла прогуляться по берегу. Волна плавно накатывалась и откатывалась от берега. Берег был покрыт круглой галькой, и девушка медленно шла, иногда поднимая гальку, что бы, кинув вдаль, смотреть на расходящиеся круги. Все вокруг дышало покоем. В небе, с криком, похожим на плач, носились чайки. Вскоре Женька увидела мостки и на них рыбака с длиннющей удочкой.  Чтобы не мешать, она не стала подходить слишком близко и задавать банальные вопросы. Просто стояла и смотрела, как поплавок пляшет на мелких волнах. И вместе с этим монотонным движением воды новые мысли появлялись в сердце, принося с собой если не покой, то надежду на него. Почему бы не остаться здесь навсегда? Почему бы, наблюдая за плавным течением реки, переживая с ней весны и зимы, ухаживая за старенькой хозяйкой, почему бы не скоротать остаток жизни вдали от воспоминаний, от боли? И решение уже почти пришло, но ход мыслей оборвал старик-рыбак. Он обернулся, пригляделся к Женьке и спросил:
- Нездешняя? Местных я всех знаю.
- Да. Отдохну пару месяцев, а там видно будет. Может, останусь.
- Обычно молодые в большие города уезжают, а ты вот, наоборот, в такую глушь забралась. Может, прячешься от кого-то?
- Скорее уж от самой себя.
- Что ты! От себя нигде не спрячешься. Ты у Никитичны остановилась?
- У нее.
- Да, с тех пор, как сын от нее уехал, она здорово сдала.
- А из-за чего он уехал?
- Ну, привел он в дом молодую жену, а она из простых, деревенская то есть. Вот Никитична на нее и взъелась. Она-то женой начальника пристани была, пока не овдовела. Образованная. Вот и думала, что сын царевишну-королевишну выберет. А оно вот как все вышло. Ну, сын, терпел, терпел, да однажды собрался с женой и уехали. И куда – неизвестно. Вот так вот. Никитична разве что волосы на себе не рвала. В разные инстанции обращалась, искала, покаяться хотела. Да так и не нашла. Так и живет одна.
Во время рассказа старик не спеша смотал леску на удочке, уложил в кошелку пойманную рыбу и, откланявшись, ушел.
Женька задумалась. Такая мирная тишина только что обещавшая ей покой и мир, вдруг предстала ей совершенно другой – бесконечное одиночество в старом доме, угасающая надежда увидеть сына и боль раскаяния без возможности попросить прощение. Тут мысли побежали быстрее – раз сын хозяйки – мужчина, его можно найти через военкомат. Женька сорвалась с места и быстро догнала старого рыбака.
- Простите, а как звали сына Глафиры Никитичны?
- Васькой. Василием Николаевичем Агафоновым. А что?
- Да, в общем-то, ничего. Спасибо.
Начало следующего дня девушка провела в местном военкомате. После многих уговоров и кучи шоколадок для секретарш, через интернет она узнала номер телефона. Потом – телефонная станция. Заказав на удивление телефонистки полчаса разговорного времени, она готовилась к долгому и трудному разговору. Но разговор получился короткий. Женщина, жена Василия, сразу же сообщила, что муж на работе, что она с ним поговорит и в конце октября они приедут. Раньше не получится – не отпустят с работы. По голосу Женька поняла, что женщина очень волнуется и поэтому сказала:
- Глафира Никитична очень переживает о том, что обижала вас. Простите ее, пожалуйста, она столько лет уже носит в себе эту боль.
- Я давно ее простила. Я понимаю – каждая мать желает лучшего для своих детей. Мы приедем, муж очень скучает по матери. Спасибо, что позвонили.
***
  На осенней набережной было безлюдно, уныло и промозгло. В конце октября вряд ли кого-то можно соблазнить на романтическую прогулку вдоль реки под моросящим дождем, льющимся с ледяного неба. Женька шла, не замечая дождя по набережной маленького провинциального городка. Только что она была свидетелем встречи матери и сына. Видела как старушка, протянув руки, почти бежала к нему навстречу, как упала ему на грудь, причитая и умоляя о прощении. Видела, как подошли невестка и двое внуков – подростков. Понимая, что она здесь лишняя, Женька тихонько собрала сумку и так же тихо проскользнула за ворота. И вот теперь она шла просто потому, что надо было куда-то идти. Остановилась у старого бронзового памятника времен Сталина. Посмотрела в низкие свинцовые небеса. «Боже, как мне нужен твой совет. Я не знаю, что мне делать, как жить и зачем жить. Помоги мне. Ответь мне». Тучи были так низко, что казалось – можно достать рукой. Действуя под влиянием чувств, Женька забралась на постамент. Ветер сорвал с головы капюшон, ледяной дождь хлестал по лицу, но она ждала, напряженно всматриваясь в небо, ожидая ответа.  Наконец, с посиневших, замерзших губ сорвались слова: «Господи, не моя, а Твоя воля да будет. Я сделаю так, как Ты хочешь». Несколько минут в ожидании. « Я должна уезжать. Я поеду на первом же поезде и да будет Твоя воля, Господи, над моей судьбой». Спрыгнув с постамента, Женька заспешила на вокзал. Уже входя в здание железнодорожного вокзала, она услышала объявление: «Объявляется посадка на поезд 451 до станции К-й. Пассажирам, не успевшим приобрести билет, обращаться в кассу номер один без очереди».  Поезд в родной город. Зачем? Неважно зачем. Значит так нужно. Да будет воля Господа. Как много она уже натворила в своей жизни, руководствуясь своей волей и своими желаниями! Через несколько минут, быстро купив билет, Женька уже сидела в купе поезда, наблюдая, как медленно, но все быстрее и быстрее начитает плыть платформа с провожающими людьми.  Всю дорогу Женька ни с кем не общалась и большую часть времени проводила в тамбуре, наблюдая за сменой картин за окном – лесов и полей, маленьких станций и больших городов. Все носило на себе печать поздней осени – поля пусты, уборочная давно закончена, леса печально прозрачны и сам взгляд на них вызывал ощущение холода и сырости. На станциях городов большие лужи и нахохлившиеся воробьи. Это завершение осени казалось Женьке и завершением ее судьбы. Что еще может с ней случиться? Осталось только исполнить то, для чего Бог позвал ее в родной город, а там…. Уже все равно. Пусть Бог решает. А она устала. Смертельно устала. Пребывая в печальных своих мыслях Женька, наконец, вышла платформу своего города. С неба срывался мелкий снег, похожий на манную крупу. Мама часто варила манную кашу…. Нет, все, хватит. Не надо вспоминать. Несколько остановок на городском транспорте, пару кварталов пешком и вот она уже видит крышу своего дома. Собрав остатки воли, девушка заставила себя войти во двор. К ее удивлению она увидела много строительной техники во дворе. Особенно ее поразил огромный механизм, на стреле которого  крепился большой  стальной шар, весь во вмятинах и ржавчине. Около него стояло несколько человек. К ним и подошла Женька.
- Здравствуйте, что здесь происходит?
- А вы, собственно, кто?
- Я прописана во второй квартире. Служила в армии. Сейчас демобилизована. Вот, вернулась.
- Так вы Славянская? Ну, слава Богу! Мы вас везде разыскивали. В мэрии города вышло постановление на снос этого дома, как непригодного для проживания. Вам уже выделена квартира в новом доме, конечно, не такая большая как эта, но очень хорошая. Если не хотите, можете взять деньгами.
- А где же Тараскина Анастасия? Она проживала здесь по моему заявлению?
- Это молодая женщина с ребенком? Она полгода назад вышла замуж и уехала в другой город. Ну, с вами все ясно. Теперь надо решить с дедом. Может, вызвать сиделку из социальной службы. Дед уже на пороге смерти. Не встает. Ни в больницу, ни в дом престарелых ехать отказывается. Говорит, что хочет помереть в этом доме. И все ждет кого-то. Вот и мы тоже – стоим, ждем. Нехорошо, конечно, желать человеку смерти, но у нас же сроки!
- Он ждал меня, и я иду к нему. А смерти ему, конечно, не желайте. Ведь придет и ваше время умирать. Возможно, кто-то тоже будет ждать.
Женька попрощалась со строителями и быстро пересекла двор, постучалась в дверь соседа. Никто не вышел. Женька заметила, что дверь не закрыта и, открыв ее – дверь при этом отчаянно заскрипела старыми петлями - вошла в квартиру. Вокруг было запустение – пыль толстым слоем лежала на мебели, пол давно не мыт, дорожки сбуровлены. И запах. Запах, присущий только тем местам, где живут ветхие старики. Запах скорой смерти. В спальне, на несвежей постели, под старым одеялом и накинутым сверху пальто лежал Аркадий Семенович. Было видно, что он на пороге смерти. Женька подошла к кровати, наклонилась, позвала. Старик открыл глаза. Через минуту он понял, кто стоит рядом с ним. С трудом вынув руку из-под одеяла, он протянул ее Женьке. Она взяла руку и встала перед кроватью на колени. Теперь она увидела, как по лицу старика текут слезы. Еще она увидела знакомый коврик, названный с детства «покаянным». Он лежал рядом с умирающим. Видно было, что старик собирает последние силы. Наконец, он произнес шепотом:
- Я знал. Я верил, что ты придешь. Я у Бога просил, что бы Он тебя нашел, сказал, что я ухожу. Вот, Женечка и все. Жизнь прошла – как птица крылом взмахнула. Зачем жил? Столько лет напрасно. Оно утешение – дал мне Бог узнать, что Он есть.  Покаяться хочу. Помолись- ка, детка за меня. Может, простит меня Господь.
- Конечно. Он простит. Он уже простил. Христос и за вас умирал, не сомневайтесь.
- И просьба есть. Когда умру – положи в гроб и этот коврик. Там слезы святых. И меня, грешного.
- Я все сделаю, как вы хотите. Скажите, а у Насти кто родился?
- Девочка. Назвала ее Женей. В твою честь. Умираю я, Женя, помолись пока я живой.
Женька не знала, как молятся за умирающего, но вложила в молитву всю свою душу.  Когда она открыла глаза и посмотрела на старика, она увидела глаза, смотрящие в потолок. Позвала. В ответ – тишина. Закрыв старику глаза, Женька несколько минут посидела, что бы собраться с мыслями. Через непродолжительное время она вышла из квартиры и снова подошла к строителям.
- Аркадий Семенович только что умер. Завтра я его похороню. После этого можете начать снос. Если хотите, что бы все прошло быстро – помогите с похоронами. И еще. Мне не нужна квартира. Отдадите деньгами.
Бригадир тут же согласился и быстро начал набирать номер на телефоне. После пары звонков он сообщил, что скоро привезут гроб и договорятся с местом на кладбище.

***
Женька стояла у ворот дома. Дальше нельзя. Уже завел двигатель рабочий для сноса здания. Прощай, милый дом. Прощай, детство. Внезапно Женьке показалось, что в окне ее спальни промелькнуло лицо с рыжими прядями. Вздрогнула, присмотрелась. Нет, показалось…. И новая мысль – это дом и мое детство навсегда прощаются со мной. Она не видела, как разрушался дом. Не смогла. Она убежала и бежала, пока не перехватило дыхание и не зашлось сердце.  Остановилась она в старом городском парке. Парк был пуст, только вдали виднелась пара прогуливающихся людей. Села на скамейке, усыпанной опавшей листвой. Ветер гонял обрывки бумажек, листья. Успокоившись, Женька обратила внимание на столб около скамейки. Он весь был обклеен объявлениями. Но все они уже размокли и порвались. Только на одном сохранилась надпись – «Путевки в санатории в Лазаревском».
Лазаревское! Ну, конечно, Лазаревское! Дядя Слава, тетя Тома, Илья! Как она про них забыла! Это действительно близкие ей люди! Быстро купив билет, Женька вскоре устраивалась в плацкартном купе. Впервые за много дней у нее появилась надежда. И именно потому, что она понимала, что не она отныне управляет своей судьбой, но сильная  и любящая рука Бога.
***
Сойдя на платформу с поезда, Женька остановилась. Ей казалось, что она вернулась в детство. Знакомый вокзал, все те же кипарисы и запах такой знакомый – запах детства. Медленно идя по улицам, девушка предалась воспоминаниям. Вот здесь они с Ильей свалились с велосипеда, и Илья тащил ее и велосипед на себе до дома, хотя поранился не меньше. А вот и персиковое дерево – ей захотелось тогда именно тот плод, что висел выше всех и Илья достал его. А здесь они подрались с мальчишками. А здесь Илья ей сказал тогда, что она ему очень нравится. Как давно это было! Илья уже, наверное, женат, у него дети. Хотелось бы его повидать – каким он стал. Погруженная в воспоминания, Женька, наконец, подошла к знакомой калитке. Чувствуя, что очень волнуется, нажала на кнопку звонка. Еще и еще. В ответ тишина. Девушка стояла у калитки растерянная. Их нет. Что же делать? В эту минуту из соседней калитки вышел мужчина. Увидев Женьку, он подошел. « Напрасно ждете. Сегодня же воскресенье. Они все на служении и вернутся не скоро». Поблагодарив, Женька направилась в сторону Дома Молитвы. Уже подходя к храму, она услышала песнопение хора. Внезапно появилось ощущение, что она вернулась домой после долгой разлуки. Тихо пройдя в двери, она встала в боковом проходе, там, где она всегда стояла с Ильей. Пение окончилось. За кафедру поднялся молодой мужчина и начал говорить проповедь. Женька не различала слова, видела только лицо. Это же…, ну, да, ошибки быть не может…, это он – Илья. Только уже не нескладный упитанный подросток, а статный мужчина с волевым лицом. Внезапно их глаза встретились. Наступила тишина. Все прихожане оглянулись, что бы увидеть, на кого смотрит проповедник. «Дорогие мои, вы помните, как много молитв мы вознесли к Богу, когда узнали о гибели всей семьи пастора в далеком городе. Мы знали, что осталась в живых только дочь. Но мы не знали, что с ней и где она. Сегодня Господь ответил на наши молитвы. Она с нами. Женя, иди сюда». Женька шла по центральному проходу, а вокруг нее рукоплескали люди. Кто-то плакал. Она знала – и эти аплодисменты и эти слезы не ей – а Богу. Навстречу к ней с первого ряда поднялись такие знакомые ей с детства люди.
***
Последние теплые ночи. Воздух наполнен пиликаньем цикад и ароматом цветов. В саду сидят двое. Подойдем ненадолго.
- Я думала, что ты давно женат и у тебя дети.
- В моем сердце было место только для тебя. Ты помнишь?
- Помню. Мне казалось, что все это было временным увлечением.
- Я так не думал. Все эти годы я ждал, что ты приедешь. Я обещал Богу, что не забуду тебя никогда. Ты – моя и я не отдам тебя никому.
- Ты меня почти не знаешь. Я очень изменилась с тех пор.
- Я буду заново тебя узнавать. Мы все меняемся. Любовь не зависит от этих перемен. Что бы ты ни решила, для меня по-другому не будет.
- Мне придется заново учится доверять.
- Я буду рядом. Всегда. И вот еще что… Мне предложили поехать миссионером в Африку. Ты поедешь со мной?
- Да будет воля Божья.
- Во всем?
- Да.


                Вместо эпилога.
- Давай представим, что мы с тобой идем по большому магазину с вывеской «ЖИЗНЬ». На полках всевозможный товар – карьера, наслаждение, богатство, уважение людей и многое другое. Мы можем взять любой товар, только вот возле каждого висит предупреждение – сколько это будет стоить человеку и чем может обернуться пользование этим товаром. Мы с тобой читаем и делаем выбор. Многие люди не читают, просто хватают и бегут к кассе. Когда же приходиться им расплачиваться, оказывается, что они не готовы платить, но уже поздно – платить приходится. А мы с тобой выбираем товар «святость», «чистота», «верность Богу» и знаешь, на них тоже есть ценник. Нас предупреждают, что за этот товар мы можем заплатить и жизнью. Конечно, пока мы не дошли до кассы, мы можем от него отказаться. Но мы видим огромные плакаты – «все, кто приобрел святые товары и полностью за них расплатился – получат награду и жизнь вечную». А теперь нам только остается сделать выбор.